ень, проведенный на охоте, за кружкой пива в "Кошке со скрипкой"? Год назад, два, три? Он не мог припомнить.
     А когда он последний раз танцевал на балу в Дарби или Честерфилде с Констанцией и Джудит? Как похорошели его сестры! Когда они успели превратиться из симпатичных подростков в элегантных юных леди? И как они могли в этом преуспеть без материнской заботы?
     "Господи, да ведь мне придется скоро выдавать их замуж!" - вдруг сообразил он с тревогой. Ему пришло в голову, что этим следовало бы заняться Гонории, когда она станет его женой. Но почему-то мысль о Гонории, опекающей неукротимую Джудит и взбалмошную Констанцию в вихре лондонского света, вызвала у него серьезные сомнения. Ей такое занятие придется не по вкусу, да и справится ли она?
     Взгляд его невольно обратился к Мэри. Будь она замужем, она бы с удовольствием взялась за такие обязанности...
     Как будто почувствовав на себе его взгляд, Мэри подняла на него глаза и улыбнулась. Хью ощутил новый спазм в горле. Боже, до чего она хороша, с этими затуманившимися от удовольствия зелеными глазами!
     Хью вдруг подумал, что никогда не видел, чтобы Гонория взяла Беатрису на руки или даже прикоснулась к ней. Но как удивительно ласково, чисто женским материнским движением обхватила девочку Мэри! Она по-прежнему не отводила взгляда, и в ее глазах Хью увидел своих собственных детей. Им была бы так же хорошо у нее на руках, как Беатрисе, их бы так же согревала ее доброта, ее ласка, тепло ее сердца...
     И внезапно ему самому страстно захотелось оказаться в объятиях Мэри, прижать ее к себе, познать ее любовь. Он желал ее - желал ее всем своим существом.
     Мари наклонилась к Беатрисе и шепнула ей что-то на ухо. Подняв голову, девочка взглянула на него, соскочила с колен Мэри и подбежала к нему. Хьюго подхватил ее на руки и обнял.
     - Чудесно, правда, Хью? - прошептала она. - Мы здесь так потрудились! Я помогала связывать ветки.
     Хью поцеловал ее в щеку.
     - Моя милая умница, - прошептал он.
     Поскольку квартет еще не допел, Хью так и остался стоять у двери. Беатриса обняла его за шею и прислонилась головкой к его плечу, Хью с особенной остротой почувствовал, что, как бы прилежно он ни исполнял свои обязанности по отношению к семье, пытаясь восстановить их состояние, этого было недостаточно. Он забыл, насколько это замечательно - просто быть с ними вместе. Особенно под Рождество.
     Прозвучали последние слова рождественского гимна, и все семейство вслед за Китом разразилось бурными аплодисментами. Беатриса соскочила с рук Хью и тоже изо всех сил хлопала в ладоши. Когда певцы раскланялись, Хью подошел к ним и поблагодарил за прекрасное исполнение. После чего кухарка пообещала, что очень скоро будет подан рождественский пунш и печенье, которое прислала экономка мистера Белпера.
     Когда певцы удалились и семья осталась в своем кругу, Констанция не удержалась, чтобы не спросить:
     - Ну скажи же нам, Хьюго, тебе понравилось? Что ты думаешь о нашем полене и об украшениях Мэри?
     Улыбнувшись, Хью подошел к камину, где она стояла, и обнял ее за талию, другой рукой привлекая к себе Джудит.
     - Все замечательно! Так, как и должно быть на Рождество. Простите меня за то, что последние годи я забывал об этом празднике. Но я исправлюсь. Начнем с того, что вы с Джудит закажете себе новые платья для рождественского бала. Надеюсь, их успеют сшить?
     Хью сам не знал, когда он принял решение позволить сестрам это развлечение, которого они так жаждали и в котором он им отказывал. Но ему казалось, что это случилось, когда Мэри, держа на руках Беатрису, подняла голову и улыбнулась ему.
     - О, Хьюго! - воскликнули близнецы и чуть не задушили его в объятиях. - Спасибо тебе, спасибо большое!
     Никогда в жизни ему не случалось испытывать такого приятного нападения.
     Беатриса начала кружиться по гостиной; Кит, ухватив ее маленькие пальчики, занял место кавалера, напевая мелодию Генделя.
     Когда принесли пунш, Хью предложил Сиддонсу пригласить в гостиную всех, кто хотел бы посидеть полчасика у камина, распевая рождественские гимны. Мэри тут же уселась за фортепьяно, и, когда слуги начали заполнять гостиную, раздались первые такты старинной уэльской песенки "Украсим дом наш остролистом".

***

     После того как все разошлись по своим комнатам, Мэри осталась в гостиной одна. Стоя спиной к камину, она любовалась прекрасной картиной, созданной ею вместе с сестрами Хью. Свечи догорали, было уже очень поздно, но она никак не могла заставить себя уйти.
     Еще немного. Еще несколько минут... В этот вечер Мэри была счастлива, именно о чем-то подобном она мечтала, уезжая из Брайтона. Разумеется, она мечтала еще о Хью... Но он был обручен, и с этим она ничего не могла поделать - во всяком случае, пока. Однако в лоне семьи Лейтон она обрела былую радость - ту самую, которую испытывала здесь четыре года назад.
     Мэри была единственным ребенком в семье, а мать ее умерла, когда ей не исполнилось и пяти лет. Отец больше не женился, и всему, что Мэри знала о жизни, она научилась у любимой, но странноватой тетки. Ее отец был довольно легкомысленным человеком и, хотя очень любил дочь, редко показывался дома. Мэри была незнакома атмосфера совместных проказ и шалостей, царившая в большой семье Лейтон. И все-таки - возможно, потому, что ее отец отличался той же природной живостью, что и отец Хью, - она выросла такой же бойкой и шустрой, как Джудит и Констанция. Встретившись в пансионе с близнецами, она сразу нашла в них родственные души. Когда они пригласили ее летом погостить, радость ее была безгранична.
     Сейчас Мэри тоже была счастлива, но по-другому. Она помогла осиротевшей семье обрести вновь рождественское настроение, и это доставляло ей огромное удовольствие. Поэтому ей и не хотелось уходить из этой комнаты, расставаться с тем ощущением, которое возникло в ней, когда Кит разжег рождественское полено.
     Она глубоко вздохнула, и этот звук в пустой гостиной показался ей настолько глупым, что она засмеялась.
     В этот момент дверь открылась, и на пороге возник удивленный Хьюго.
     - Значит, ты не ушла вместе с сестрами? Я услышал смех и вдруг обнаруживаю здесь тебя! Тебе известно, что уже второй час? Ты еще не устала после всех сегодняшних приключений и развлечении?
     - Нет, - улыбнулась Мэри и снова подумала, как он хорош собой. - А тебе здесь стоять не полагается.
     - Почему бы это? - приподнял брови Хью.
     - Ты стоишь под омелой и если не остережешься, я могу воспользоваться этой ситуацией.
     До чего же она вдруг осмелела!
     Хью, казалось, хотел сказать что-то, но передумал. Войдя в комнату, он закрыл дверь.
     - Ты шутишь, надеюсь, поэтому я не стану осуждать тебя за такие неподобающие речи.
     Сама не понимая, почему она это делает - быть может, потому, что он вошел и закрыл дверь, - Мэри опустилась на софу у камина и, сбросив туфли, поджала под себя ноги. Это было, конечно, не слишком прилично, но Хью и бровью не повел. Он тоже сел на софу - правда, не рядом с ней, а на почтительном расстоянии, - устремив взгляд на догорающее пламя.
     Несколько минут в комнате царила мирная тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине.
     - Я здесь так счастлива, Хью, - сказала наконец Мэри. - Ты представить себе не можешь, как мне у вас хорошо! Мне, конечно, очень не хватает твоих родителей, но Беатриса так ко мне привязалась, а Джудит и Констанция придумать не могут, чем бы им меня еще развлечь. Даже Кит обращается со мной как с сестрой. Мне так жаль, что у меня никогда не было своих собственных братьев и сестер!
     - Я понимаю тебя, - сочувственно отозвался Хью. - Я помню, как ты рассказывала мне о своем детстве. Я рад, Мари, что ты приехала к нам. Я надеюсь, ты простишь, что поначалу я вел себя не слишком гостеприимно.
     - Если ты простишь мне мое вторжение без приглашения.
     - Если наступит такой день, когда лучшая подруга моих сестер будет вынуждена соблюдать церемонии, - значит, мы, Лейтоны, перестали быть Лейтонами!
     Бросив на него быстрый взгляд, Мэри отвернулась. Сегодня, когда ее сердце так полно, ей нельзя смотреть на Хьюго! Еще немного - и она забудет о приличиях и признается ему в любви. Поэтому Мэри сосредоточилась на синих, белых и красных язычках пламени, лизавших обуглившееся полено.
     Потом Хью заговорил - просто так, обо всем и ни о чем. Об испытаниях, постигших его после смерти родителей, о том, как опустел и помрачнел их дом после того, как родителей погребли в фамильном склепе, о своих надеждах возродить благополучие семьи и устроить замужество сестер. Он говорил о том, как приятно, что Кит такой разумный и сознательный для своего возраста, что Беатриса - такое любящее, отзывчивое, ласковое дитя, хотя она и росла без матери.
     Больше всего его волновала Амабел. Она так и не поправилась, хотя врачи их обнадеживали. Амабел по-прежнему оставалась в своей коляске и страдала головными болями так часто, что ему все труднее было простить себя за тот несчастный случай.
     Мэри знала все об этом происшествии - ей писали о нем Джудит и Констанция. Амабел тогда две недели была без сознания, близнецы умоляли Мэри приехать, но она в то время ухаживала за больным отцом, которого через месяц и похоронила. Сама в горе, она не могла оказать тогда поддержку Лейтонам, потому что сама в то время нуждалась в поддержке. Сейчас Мэри рассказала об этом Хью. Из всех тяжких периодов в жизни, что ей пришлось пережить, самым мучительным для нее был тот, когда их одновременно поразили удары судьбы и лишили ее возможности помочь своим друзьям.
     Мэри уже не смотрела больше в огонь, она не отрывала глаз от лица Хьюго, когда вдруг раздался мелодичный звон часов на каминной полке.
     - Боже мой, Хью, ты знаешь, что сейчас уже три часа? - воскликнула она. - Прошло целых два часа, а мне кажется, что ты только минут десять как вошел!
     Он засмеялся.
     - Я и не слышал, как пробило два.

***

     Мэри встала и заметив, что машинально расправляет складки своего синего шелкового платья, рассмеялась.
     - Ну не дурочка ли я? Какое сейчас имеет значение, мятые у меня юбки или нет?
     Хьюго, улыбнувшись, подошел к ней.
     - При всей твоей склонности к приключениям ты всегда ухитрялась иметь такой вид, словно только что сошла с модной картинки. Я никогда не мог понять, как тебе это удается.
     Мэри смотрела на него, любуясь тем, как огонь камина играет на его русых волосах. Лицо его было в тени, но профиль четко вырисовывался на фоне пламени. У нее возникло почти непреодолимое желание коснуться рукой его волос, разгладить пальцами эту золотистую гриву. Ее рука непроизвольно потянулась к нему, но она только сказала с лукавой улыбкой:
     - Спокойной ночи, лорд Рейнворт.
     - Я буду счастлив сопровождать вас до дверей вашей комнаты, - отвечал он таким же тоном. - Ведь уже поздно, в этот час, как известно, призраки предков имеют обыкновение бродить по дому.
     - Буду вам очень признательна.
     Хью предложил ей руку, и они вместе подошли к двери. Однако на пороге он остановился и повернулся к ней.
     - А как насчет дружеского поцелуя под омелой в память доброго старого времени?
     Сердце у Мэри дрогнуло. "Дружеский поцелуй"? Это невозможно. Уж если она его поцелует... Но, боже, как же ей хочется поцеловать его!
     Хьюго положил руки ей на плечи, и Мэри закрыла глаза. "Будь что будет", - решила она про себя. Она почувствовала у себя на губах его дыхание, и губы ее приоткрылись. Руки Хью соскользнули ей на спину, ее собственные, как бы в ответ, обвились вокруг его шеи, и она оказалась в его объятиях. Наконец Хью поцеловал ее, и у нее вырвался слабый стон.
     Как же дорог, близок, как драгоценен он был для нее! Как яркий луч солнца после долгих недель непогоды, как желтые нарциссы, возрождающиеся из-под стаявшего снега, как спелая рожь после многих лет засухи. От его объятий, от прикосновения его губ по всему ее телу разлилось тепло, которого не могла охладить даже прохлада зимней ночи. Мэри еще теснее прижалась к нему и услышала слабый стон, словно вырвавшийся из самой глубины его души.
     Хьюго покрывал поцелуями ее губы, глаза, щеки, и Мэри упивалась его близостью, твердостью его рук, теплом его дыхания. Она чувствовала блаженное единение с ним - любимым, единственным - и не представляла себе жизни без него.
     Движения Хьюго становились все более порывистыми. Он прижимал ее к себе так, словно решил не отпускать никогда. Она погрузила пальцы в золотистые пряди его волос, страстно желая, чтобы это мгновение длилось бесконечно.
     Но как только эта мысль промелькнула у нее в голове, часы на камине пробили четверть, напоминая, что час уже поздний и что сама она приехала в Дербишир, увы, слишком поздно.
     Мэри медленно опустила руки и попыталась высвободиться из его объятий.
     - Нет, - пробормотал Хью протестующе. - Мэри, подожди, я должен объяснить...
     Но она приложила пальцы к его губам и покачала головой.
     - Не надо ничего говорить. Мне жаль, что я не пришла к тебе раньше, Хью.
     Только теперь он поднял на нее печальные глаза.
     - Я начинаю понимать, какого я свалял дурака, - сказал он, наконец распахивая дверь.
     Когда Мэри вышла в холл, порыв холодного воздуха вызвал у нее легкую дрожь. Неужели она и вправду опоздала?..

16.

     - Как вульгарно! - воскликнула Гонория. - Как... как пошло!
     Она стояла в дверях рядом с Хьюго, стянув на груди шаль, словно защищаясь от зрелища гостиной во всем ее рождественском великолепии.
     У Мэри вспыхнули щеки от неловкости - но не за себя, а за нее. Эти вырвавшиеся у Гонории слова характеризовали ее нрав лучше, чем это могла бы сделать заранее подготовленная речь.
     Констанция рассказывала ей, что после помолвки Гонория каждое воскресенье возвращалась из церкви прямо в Хэверседж, где оставалась до ужина. По словам Констанции, Гонория всегда говорила, что, встречаясь со своей будущей семьей в отсутствие дяди и тетки, она имеет больше возможности ближе с ними познакомиться. Мэри подумала, что после такого неудачного начала ей, пожалуй, представится случай познакомиться с ними даже слишком хорошо...
     - Я тебя не люблю, - заявила Беатриса, устремив на будущую невестку гневный взгляд. Она как раз только что кончила помогать Киту подкладывать дрова в камин, когда услышала эти слова.
     - Беатриса! - возмутилась Гонория. - Что бы ты там ни думала, так говорить невежливо!
     Мэри готова была вмешаться, но тут Констанция, которая редко с кем ссорилась, выступила вперед и обняла сестренку за плечи.
     - Вам бы следовало почаще прислушиваться к вашим собственным словам, мисс Юлгрив! - сказала она. - Вы не потрудились скрыть от нас ваше мнение об убранстве гостиной. А Беатриса часами трудилась над этими украшениями. Очень невежливо с вашей стороны называть плоды наших трудов вульгарными!
     Стоявший у камина Кит счет нужным добавить:
     - Мы не считаем атласные ленты, свечи и тиссовые ветки вульгарными или пошлыми! - Поджав побелевшие губы, он устремил на Гонорию враждебный взгляд.
     Мэри не удивилась, что щеки у Гонории покрылись пунцовыми пятнами. Ее первым побуждением было вмешаться, каким-то образом сгладить неловкость, предотвратить назревающую ссору, но она подавила это побуждение. Будущей супруге Хью не повредит узнать, что она не сможет обижать кого-нибудь из Лейтонов безнаказанно.
     Но почему молчит сам Хью? Ведь ему же понравилось, как они украсили гостиную! Неужели он солидарен с Гонорией и осуждает поведение брата и сестер?
     Взглянув на него, Мэри поняла, что ошиблась. Хьюго не сводил с Гонории недоумевающего взгляда и, судя по всему, был настолько ошеломлен, что просто не мог сказать ни слова.
     Мэри сразу приободрилась и, когда вперед выступила Джудит с выражением бурного негодования на лице, сочла за благо все-таки вмешаться.
     - Комната выглядит гораздо красивее вечером, - миролюбиво сказала она, - когда свечи зажжены и тени тиссовых веток пляшут по стенам. Надеюсь, вы останетесь до вечера?
     Гонория бросила на нее благодарный взгляд, и Мэри вдруг искренне пожалела эту девушку, явно потерявшуюся перед выводком неукротимых Лейтонов.
     - Боюсь, что не смогу. У тети ангина, и я должна быть при ней. Благодарю вас за ваше внимание ко мне. Я уверена, что вы правы: комната действительно должна выглядеть привлекательнее вечером. Мне всегда казалось, что свет свечей смягчает... все.
     Краем глаза Мэри увидела, что Джудит шепчет что-то на ухо Беатрисе, после чего девочка выскочила из комнаты.
     - Как странно, - пробормотала Гонория. - Она даже не попросила разрешения уйти... Ведь это же невежливо!
     На этот раз ее неодобрение было вполне обоснованным. Даже Хью сердито нахмурился, недовольный таким поведением сестры в присутствии гостьи.
     Гонория все еще стояла у порога, и на какое-то мгновение внимание Мэри привлекла ветка омелы над дверью. Воспоминания о сегодняшней ночи нахлынули на нее, и она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на Хью. Однако ему было не до нее - подойдя к Гонории, он уговаривал ее сесть на софу у камина, где весело горело рождественское полено. Гонория возражала, опасаясь, что искры могут попасть на шаль. Она предпочла выбрать место подальше от огня, и они с Хьюго вместе уселись на диван.
     Мэри не могла не заметить, что Хью взял Гонорию за руку, и настроение ее сразу омрачилось. Ей хотелось, чтобы Хью держал за руку ее, а не Гонорию! Ведь он никогда не будет счастлив с этой унылой особой, которая сейчас так цепляется за него.
     Мэри подавила вздох и вместо того, чтобы сесть на софу, оказавшись тем самым по соседству с Гонорией, отошла к маленькому письменному столику у выходившего на юг окна.
     Между тем семейный вечер шел своим чередом. Гонория с Хьюго о чем-то негромко разговаривали, Констанция и Джудит, разместившись в креслах по обе стороны камина, погрузились в изучение журналов - преимущественно модных картинок. Обе они были больше всего озабочены, что им надеть на рождественский бал. Это событие было назначено на девятнадцатое, через две недели, и если они желали, чтобы их туалеты были готовы в срок, нужно было заказать их как можно скорее. Кит уселся напротив близнецов, вытянув длинные ноги к огню.
     Достав листок бумаги, Мэри начала составлять список покупок, которые необходимо было сделать для бала, но ее постоянно что-нибудь отвлекало. То Джудит начинала бурно выражать свое неодобрение по поводу фасона, выбранного сестрой, то с дивана доносился негромкий смех Гонории... Внезапно Кит отбросил книгу, которую держал в руках, и вскочил.
     - Я хочу сегодня прокатиться на Юноне! Поедешь со мной, Хью?
     Его заявление всех удивило. Проявившееся в этом приглашении неуважение к Гонории было настолько явным, что даже Констанция тихо ахнула. Все глаза устремились на Кита.
     Хью рассердился.
     - Я не знаю, куда подевались со вчерашнего дня твои манеры, Кит! - рассерженно воскликнул Хью. - Но я попрошу тебя найти их немедленно и извиниться перед мисс Юлгрив.
     Кит небрежно провел рукой по волосам.
     - Я не хотел никого обидеть - просто пригласил брата поехать со мной покататься. Я подумал, что мисс Юлгрив не будет скучно в кругу своей будущей семьи. Но я приношу свои извинения.
     Он поклонился Гонории, и она грациозно наклонила голову в знак того, что его извинение принято.
     Вскоре Кит попросил разрешения удалиться. Четверть часа спустя Мэри увидела его в окно - он проехал по двору, за воротами пустил лошадь галопом и помчался в сторону леса. Она была заинтригована: Кит ни разу не выезжал верхом со времени ее приезда. Кроме того, утром в церкви она обратила внимание, что во время длинной проповеди мистера Белпера о покорности Кит вертелся на жесткой скамье, как на иголках.
     С пером в руке Мэри засмотрелась в окно на покрытое тучами небо. Снег еще лежал на земле, но тиссы лабиринта уже стряхнули снежную пыль со своих ветвей. Мэри задумалась о том, насколько вчерашнее приключение повлияло на Ки