одкатила к самому горлу, грозя вырваться из под контроля. Не проходило и года, чтобы мне не приходилось вскрывать о полдюжины чудовищно изуродованных трупов женщин, на чьих мужей или приятелей были наложены административные санкции.
     После долгого молчания я спросила Уэсли:
     - А Рид не предлагал поставить ее телефон на прослушивание?
     - У него не было для этого законных оснований. Такое прослушивание трудно организовать. Телефонной компании нужен длинный список "криминальных" звонков, твердые доказательства, подтверждающие, что беспокоящие действия имеют место.
     - У нее не было таких твердых доказательств?
     Уэсли медленно покачал головой.
     - Потребовалось бы больше звонков, чем было, Кей. Гораздо больше. И, кроме того, необходима статистика их появления, регулярные записи о каждом случае. Без всего этого об установке прослушивания можно забыть.
     - Похоже, - вставил Марино, - Берил звонили только один или два раза в месяц. И она не вела этого чертового дневника, который Рид советовал ей вести. Или же, если все-таки вела, мы его не нашли. Очевидно, она даже не записала на пленку ни одного звонка.
     - О Господи, - пробормотала я. - Твоей жизни угрожают, и требуется решение конгресса, чтобы хоть кто-нибудь отнесся к этому серьезно.
     Уэсли не ответил.
     Марино фыркнул:
     - Это так же, как у вас, док. Ведь не существует превентивных лекарств. Мы всего лишь бригада чистильщиков. Ничего не можем предпринять до того, как все уже произойдет, когда появятся твердые доказательства. Такие, как мертвое тело.
     - Поведение Берил - достаточное доказательство, - ответила я. - Посмотри на эти рапорты. Все, что предлагал офицер Рид, она сделала. Он сказал, чтобы она установила систему сигнализации, и она установила ее. Он сказал, чтобы она ставила свою машину в гараж, и она стала ставить, несмотря на то, что планировала переделать гараж в кабинет. Она спросила его насчет личного оружия, а затем пошла и купила его. И каждый раз, когда она звонила Риду, это было непосредственно после того, как убийца звонил и угрожал ей. Другими словами, она не ждала несколько дней или часов, прежде чем звонить в полицию.
     Уэсли начал раскладывать копии писем Берил из Ки Уэста, схемы преступления, отчет об осмотре места происшествия, а также снятые "Поляроидом" фотографии участка, интерьера дома и, наконец, тела Берил в спальне наверху. С суровым лицом он молча рассматривал каждый предмет, давая понять, что пора двигаться дальше, мы достаточно поспорили и пожаловались. Что полиция сделала или не сделала, было не важно. Главное - найти убийцу.
     - Что меня беспокоит, - начал Уэсли, - так это то, что есть противоречие в психологическом портрете преступника. Анализ угроз указывает на психопатический склад ума. Это кто-то, кто выслеживал и угрожал Берил несколько месяцев, кто-то, кто, похоже, не был знаком с ней лично. Несомненно, удовольствие он получал в основном из фантазии, корни которой надо искать в его прошлом. Он растягивал удовольствие. Возможно, он, в конце концов, нанес удар, потому что она расстроила его, уехав из города. Возможно, он испугался, что Берил собирается уехать насовсем, и убил ее, как только она вернулась.
     - Она его жутко разозлила! - воскликнул Марино.
     Уэсли продолжал рассматривать фотографии.
     - Я вижу много ярости, и именно здесь проявляется противоречие. Его ярость кажется направленной лично на нее. Особенно об этом свидетельствуют повреждения на лице, - он постучал указательным пальцем по фотографии. - Лицо - это личность. В типичном убийстве, совершенном сексуальным садистом, лицо остается нетронутым. Жертва лишена индивидуальности, она всего лишь некий символ, и для убийцы, по сути, лишена лица, потому что для него она - никто. Участки тела, которые он калечит, если вообще этим занимается, это грудь, гениталии. - Он замолчал, в его глазах застыло недоумение. - В убийстве Берил присутствует личностное отношение. Порезы на ее лице, нанесение нескольких смертельных ран - сверх убийства, свидетельствуют о том, что убийца ее знал, и, может быть, даже хорошо. Это кто-то, кто именно к ней питал навязчивую страсть. Но наблюдение за ней с расстояния, выслеживание - все это плохо согласуется с такой версией. Эти действия скорее указывают на то, что убийца не был знаком с ней.
     Марино снова вертел в руках приз Уэсли калибра 0.357. Меланхолично покручивая барабан, он сказал:
     - Хотите знать мое мнение? Я думаю, что у психа "комплекс бога". Знаете, до тех пор, пока играешь по его правилам, он тебя не трогает. Берил нарушила правила, уехав из города и повесив во дворе табличку "Продается". Игра закончилась. Ты нарушаешь правила, тебя штрафуют.
     - Как ты его себе представляешь? - спросила я Уэсли.
     - Белый, от 25 до 35 лет. Весьма сообразительный, из неполной семьи, в которой не доставало личности отца. Возможно также, он в детстве был ущемлен физически, или психически, или и так, и так одновременно. Он замкнутый человек, однако это не значит, что живет один. Он может быть женатым, потому что имеет опыт в поддержании своего имиджа на публике. Ведет двойную жизнь: есть одна сторона, обращенная к миру, и другая, более темная. Он одержим навязчивой идеей, связанной с насилием. Он извращенец.
     - Ну надо же, - сардонически ухмыльнувшись, пробормотал Марино. - То же самое можно сказать про половину негодяев, с которыми мне приходится иметь дело.
     Уэсли пожал плечами.
     - Может быть, я попадаю пальцем в небо, Пит. Я еще как следует не разобрался. Он может быть каким-то неудачником, все еще живущим с матерью, возможно, он уже подвергался аресту, был или не был в тюрьмах, клиниках. Он, черт его подери, может работать в большой солидной фирме в центре города и вовсе не иметь ни криминального, ни психиатрического прошлого... Он звонил Берил, как правило, вечером. Единственный известный нам дневной звонок был в субботу. Большую часть времени она проводила на работе. Он звонил, либо когда это было удобно ему, либо когда с наибольшей вероятностью мог застать ее дома. Я склоняюсь к мысли, что у него постоянная работа с девяти до пяти, а суббота, воскресенье - выходные.
     - Если только он не звонил ей с работы, - сказал Марино.
     - Такая возможность всегда остается, - уступил Уэсли.
     - А как насчет возраста? - спросила я. - Тебе не кажется, что он может оказаться старше, чем ты предположил?
     - Это было бы необычно, - ответил Уэсли, - но все возможно.
     Отхлебнув кофе, который уже успел остыть, я перешла к рассказу о том, что сообщил мне Марк по поводу конфликта Берил из-за контракта и о ее загадочных взаимоотношениях с Кери Харпером. Когда я закончила, Уэсли и Марино с интересом уставились на меня. С одной стороны, этот неожиданный визит чикагского адвоката поздно вечером выглядел несколько странно, с другой - я подбросила им неожиданный нюанс. Ни Марино, ни Уэсли, ни, конечно же, я до вчерашнего вечера не могли предположить, что на самом деле, возможно, существует мотив убийства Берил. Самый распространенный мотив убийств на сексуальной почве - это полное отсутствие мотива. Преступники совершают его, потому что им это нравится и потому что есть такая возможность.
     - Мой приятель, полицейский из Вильямсбурга, - заметил Марино, - рассказывал, что Харпер - настоящий псих, отшельник. Ездит везде на своем старом "роллс-ройсе" и никогда ни с кем не разговаривает. Живет в большом особняке у реки, и к нему никто никогда не приходит, никто. И парень стар, док.
     - Не так уж стар, - возразила я. - Ему пятьдесят с чем-то. Но он действительно затворник. Кажется, он живет со своей сестрой.
     - Рискованное предприятие, - сказал Уэсли. У него был очень напряженный вид. - Но посмотрим, до чего тебе удастся докопаться. Пит. Впрочем, даже если Харпер здесь ни при чем, то, может быть, он по крайней мере сможет сделать какие-нибудь предположения насчет "М", которому писала Берил. Кто-нибудь там должен знать, о ком идет речь. Если мы это выясним, то получим уже кое-что.
     Марино это не понравилось.
     - Харпер не будет со мной разговаривать, - сказал он, - и у меня нет подходящего повода, чтобы заставить его это сделать. Кроме того, я не думаю, что он и есть тот парень, который убил Берил, даже если у него был мотив. Мне кажется, что он бы сделал это сразу. Зачем тянуть девять-десять месяцев? Кроме того, если бы звонил он, она узнала бы его голос.
     - Харпер мог нанять кого-нибудь, - сказал Уэсли.
     - Верно. И мы бы нашли ее неделю спустя с аккуратной чистой огнестрельной раной в затылке, - ответил Марино. - Большинство наемных убийц не выслеживают своих жертв, не звонят им, не используют нож, не насилуют их.
     - Большинство из них - нет, - согласился Уэсли, - но в любом случае мы не можем быть уверены, что изнасилование имело место. Не было обнаружено семенной жидкости. - Он взглянул на меня, и я кивком подтвердила это.
     - Парень, возможно, страдает функциональным расстройством. Опять же, преступление могло быть инсценировано, ее тело положено так, чтобы все выглядело как сексуальное нападение, хотя, на самом деле, его не было. Если дело обстоит именно так, то все зависит от того, кто был нанят и в чем состоял план. Например, если бы Берил была застрелена во время конфликта с Харпером, он оказался бы первым в списке подозреваемых. Но если убийство выглядит как работа сексуального садиста, психопата, Харпер не придет никому на ум.
     Марино разглядывал книжную полку, его мясистое лицо налилось кровью. Медленно переведя на меня беспокойный взгляд, он сказал:
     - Что еще тебе известно об этой книге, которую она писала?
     - Только то, что я уже рассказала: она была автобиографической и, возможно, угрожала репутации Харпера.
     - Это то, над чем она работала в Ки Уэсте?
     - Я так предполагаю. У меня нет твердой уверенности.
     На лице Марино отразились колебания.
     - Видишь ли, мне неприятно говорить тебе это, но мы не нашли ничего похожего в ее доме.
     Даже Уэсли выглядел удивленным.
     - А рукопись в ее спальне?
     - О да. - Марино потянулся за своими сигаретами. - Я просмотрел ее. Очередной роман, напичканный всем этим романтическим дерьмом Гражданской войны. Но уж совершенно точно, ничего похожего на то, про что говорит док.
     - А там есть название или дата? - спросила я.
     - Нет. По правде сказать, рукопись даже не выглядит полной. Примерно такой толщины. - Марино пальцами показал что-то около дюйма. - Там на полях много пометок, и еще примерно десять страниц, написанных от руки.
     - Хорошо бы еще раз просмотреть все ее бумаги, компьютерные диски и убедиться, что там нет ее автобиографической рукописи, - сказал Уэсли. - Еще нам нужно выяснить, кто ее литературный агент или редактор. Возможно, она послала рукопись кому-то по почте перед отъездом с Ки Уэста. В чем нам точно необходимо убедиться, так это в том, что в Ричмонд Берил вернулась без нее. Если же она вернулась с книгой, а теперь ее нет, это весьма существенно, если не сказать больше.
     Взглянув на часы, Уэсли отодвинул свой стул и сказал извиняющимся тоном:
     - Через пять минут у меня назначена встреча.
     Он проводил нас в вестибюль.
     Я не могла отделаться от Марино. Он настоял на том, чтобы проводить меня до машины.
     - Ты должна смотреть в оба. - Он снова взялся за свое, в сотый раз читая мне лекцию о том, как вести себя на улице. - Многие женщины совершенно не думают об этом. Я все время вижу, как они идут по улице, и у них нет ни малейшего представления о том, кто следит, или, может быть, идет за ними. И когда ты подходишь к своей машине, достаешь свои чертовы ключи, - оглянись вокруг, о'кей? Тебя удивит, сколько женщин об этом даже не думают. Если ты едешь по улице и обнаруживаешь, что кто-то следует за тобой, что ты делаешь?
     Я не обращала на него внимания.
     - Ты направляешься в ближайшее пожарное депо, о'кей? Почему? Потому что там всегда кто-нибудь есть, даже в два часа ночи под Рождество. Это первое место, куда ты направляешься.
     Ожидая, когда проедут машины, я начала искать ключи. Посмотрев на другую сторону улицы, заметила угрожающий белый прямоугольник под стеклоочистителем моей служебной машины. Неужели я опустила мало мелочи? Черт побери.
     - Они везде, - продолжал Марино. - Просто начни наблюдать за ними по дороге домой или когда ездишь по магазинам.
     Я наградила его одним из своих не самых любезных взглядов и поспешила через улицу.
     - Эй, - сказал Пит, когда мы подошли к моей машине, - не злись на меня, ладно. Может быть, ты должна чувствовать себя счастливой из-за того, что я болтаюсь поблизости, как ангел-хранитель.
     Оплаченное время парковки истекло пятнадцать минут назад. Выхватив квитанцию из-под стеклоочистителя, я сложила ее и засунула в карман его рубашки.
     - Когда ты будешь болтаться в полицейском управлении, - сказала я, - позаботься об этом, пожалуйста.
     Марино хмуро смотрел мне вслед, пока я отъезжала.

Глава 3

     Через десять кварталов я запарковалась на другой платной стоянке и дальше пошла пешком. На видном месте, на щитке моей служебной машины всегда лежала красная табличка "Медицинский эксперт". Дорожная полиция, казалось, никогда не обращала на нее внимания. Несколько месяцев назад один полицейский имел наглость выписать мне штраф, когда я работала в центре города, на месте совершенного убийства, куда была вызвана в середине дня.
     Торопливо взбежав по бетонным ступеням, я толкнула стеклянную дверь и зашла в центральное отделение публичной библиотеки, где люди двигались бесшумно, а деревянные столы были завалены книгами. Эта атмосфера тишины и умиротворенности с детства вызывала у меня благоговение. Разыскав ряд аппаратов для просмотра микрофиш, располагавшихся поперек зала, я стала просматривать каталог в поисках книг Берил Медисон, написанных ею под различными литературными псевдонимами, и выписывать их названия. Самой последней работой оказался исторический роман, действие которого происходит во времена Гражданской войны. Он был издан полтора года назад под псевдонимом Эдит Монтегю. Возможно, Марк был прав, и все это не имеет ни малейшего отношения к делу, подумала я. За последние десять лет Берил опубликовала шесть романов. Я никогда не слышала ни об одном из них.
     Затем я начала просматривать периодику. Ничего. Берил писала книги. В журналах не было ни ее текстов, ни интервью с нею. Более обнадеживали заметки в газетах. За последние несколько лет в ричмондских "Таймс" появилось несколько рецензий на ее книги. Но они были бесполезны, поскольку в них упоминались только литературные псевдонимы. Убийца Берил знал ее настоящее имя.
     Кадр за кадром нечеткого белого шрифта сменялись перед моими глазами. "Меберли", "Мегон" и наконец "Медисон". В ноябрьских "Таймс" была опубликована малюсенькая заметка о Берил:

     ЛЕКЦИЯ АВТОРА

     Романистка Берил Стреттон Медисон будет читать лекцию Дочерям американской революции в эту среду, в отеле "Джефферсон" на пересечении улиц Мейн и Эдамс. Мисс Медисон, протеже лауреата Пулитцеровской премии Кери Харпера, широко известна своими романами из времен американской революции и Гражданской войны. Тема ее лекции "Живучесть легенды как средство сохранения истины".

     Выписав нужную информацию, я задержалась еще достаточно долго, чтобы найти несколько книг Берил и просмотреть их. Вернувшись к себе в бюро, я занялась разборкой бумаг, но мое внимание все время переключалось на телефон. "Это не мое дело", - одергивала я себя, прекрасно осознавая, где заканчивается моя компетенция и начинается компетенция полиции.
     Лифт в конце коридора открылся, и охранники, громко переговариваясь, направились в комнату охраны, расположенную дальше на этом же этаже. Они всегда появлялись около половины седьмого. Миссис Дж. Р. Мактигю, упомянутая в газете как ответственная за бронирование мест на лекции, все равно не ответит. Номер, который я записала, возможно, принадлежит штаб-квартире Дочерей американской революции, которая, скорее всего, закрылась в пять.
     Трубку сняли на втором гудке. Выдержав паузу, я спросила:
     - Это миссис Дж. Р. Мактигю?
     - Да, я - миссис Дж. Р. Мактигю, а что?
     Отступать было поздно, и ничего не оставалось делать, как сказать все напрямик.
     - Миссис Дж. Р. Мактигю, это доктор Скарпетта...
     - Доктор кто?..
     - Скарпетта, - повторила я. - Я медицинский эксперт, который расследует смерть Берил Медисон...
     - О Боже! Да, я читала об этом. О Боже, Боже! Она была такой милой молодой женщиной. Я просто не могла поверить в это, когда услышала...
     - Я узнала, что она выступала на ноябрьском собрании Дочерей американской революции, - сказала я.
     - Мы были так взволнованы, когда она согласилась прийти. Вы знаете, обычно она не часто принимала подобные приглашения.
     По голосу казалось, что миссис Мактигю - довольно пожилая женщина, и меня уже охватило ощущение, что я совершила ошибку, позвонив ей. Но затем она удивила меня.
     - Вы знаете, Берил сделала это лишь потому, что мой покойный муж, Джо, был другом Кери Харпера, писателя. Я уверена, вы слышали о нем. На самом деле Джо все это устроил. Он знал, как много это для меня значит. Я всегда любила книги Берил.
     - Где вы живете, миссис Мактигю?
     - В "Садах".
     "Уютные сады" были интернатом для престарелых и располагались недалеко от центра города. Это была еще одна унылая веха в моей профессиональной жизни. За последние годы у меня было несколько дел в "Садах", фактически, в каждом втором интернате для престарелых или частной лечебнице города.
     - Нельзя ли мне зайти к вам на несколько минут по дороге домой, - сказала я. - Это возможно?
     - Ну, как вам сказать... Пожалуй, да. Полагаю, что это было бы замечательно. Вы доктор кто?
     Я медленно повторила свою фамилию.
     - Я в комнате три-семь-восемь. Когда войдете в вестибюль, поднимитесь на лифте на третий этаж.
     Я уже многое узнала о миссис Мактигю из того, где она жила. В "Уютных садах" находили свое - часто последнее - пристанище пожилые люди, у которых не было необходимости полагаться на социальное обеспечение. Взносы за квартиры там были весьма значительны, а за ежемесячное содержание они выкладывали больше, чем многие другие люди могут получить по закладной. Но "Сады" так же, как подобные им заведения, были позолоченной клеткой. Какими бы славными они ни были, никто на самом деле не хотел бы там жить.
     На краю западной части центра города возвышался современный кирпичный дом, наводивший на мысль об угнетающей смеси гостиницы и больницы. Запарковав машину на стоянке для посетителей, я направилась в сторону освещенного портика, который обещал оказаться главным входом. Вестибюль сиял вильямсбургскими репродукциями картин, на большинстве которых были изображены композиции из шелковых цветов в тяжелых хрустальных вазах. Поверх обширного красного покрытия были постланы восточные ковры машинной выработки, а над головой обнаруживалась медная люстра. На диване восседал старик с тростью в руке. Из-под полей твидовой шляпы безучастно смотрели блеклые глаза. Дряхлая старуха на костылях пересекала ковер.
     Молодой человек, со скучающим видом сидевший позади цветочного горшка, стоявшего на столе, не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я направилась к лифту.
     Двери лифта наконец открылись и не закрывались целую вечность, как это обычно бывает в местах, где люди передвигаются крайне медленно. Поднимаясь в одиночестве на третий этаж, я рассеянно рассматривала информационные сообщения, прибитые к внутренним панелям, напоминания об экскурсиях в местный музей и на плантации, сообщения о клубах бриджа, кружках искусств и ремесел, указание последнего срока подачи сообщений для включения в повестку дня собрания Центра еврейской общины. Большинство объявлений были просрочены. Интернаты для престарелых со своими кладбищенскими названиями, такими, как "Солнечная земля", "Сосновый приют" или "Уютные сады", всегда вызывали у меня легкое поташнивание