Кладут свои подарки перед троном.
     1-й демон (говорит)
     Вот сердце женщины: она искала
     От неба даже скрыть свои дела
     И многим это сердце обещала
     И никому его не отдала.
     Она себе беды лишь не желала,
     Лишь злобе до конца верна была.
     Не откажись от скромного даянья,
     Хоть эта вещь не стоила названья.
     "C'est trop commun! ' -- воскликнул бес
     державный
     С презрительной улыбкою своей. --
     Подарок твой подарок был бы славный,
     Но новизна царица наших дней;
     И мало ли случалося недавно,
     И как не быть приятных мне вестей;
     Я думаю, слыхали даже стены
     Про эти бесконечные измены".
     2-й демон
     На стол твой я принес вино свободы;
     Никто не мог им жажды утолить,
     Его земные опились народы
     И начали в куски короны бить;
     Но как помочь? кто против общей моды?
     И нам ли разрушенье усыпить?
     Прими ж напиток сей, земли властитель,
     Единственный мой царь и повелитель.
     Тут все цари невольно взбеленились,
     С тарелками вскочили с мест своих,
     Бояся, чтобы черти не напились,
     Чтоб и отсюда не прогнали их.
     Придворные в молчании косились,


     1 Это слишком банально! (франц.)


     Смекнув, что лучше прочь в подобный миг;
     Но главный бес с геройскою ухваткой
     На землю выплеснул напиток сладкой.
     3-й демон
     В Москву болезнь холеру притащили,
     Врачи вступились за нее тотчас,
     Они морили, и они лечили
     И больше уморили во сто раз.
     Один из них, которому служили
     Мы некогда, вовремя вспомнил нас,
     И он кого-то хлору пить заставил
     И к прадедам здорового отправил.
     Сказал и подает стакан фатальный
     Властителю поспешною рукой.
     "Так вот сосуд любезный и печальный,
     Драгой залог науки докторской.
     Благодарю. Хотя с полночи дальней,
     Но мне милее всех подарок твой".
     Так молвил Асмодей и все смеялся,
     Покуда пир вечерний продолжался.


СОН
     Я видел сон: прохладный гаснул день,
     От дома длинная ложилась тень,
     Луна, взойдя на небе голубом,
     Играла в стеклах радужным огнем;
     Все было тихо, как луна и ночь,
     И ветр не мог дремоты превозмочь.
     И на большом крыльце, меж двух колонн,
     Я видел деву; как последний сон
     Души, на небо призванной, она
     Сидела тут пленительна, грустна;
     Хоть, может быть, притворная печаль
     Блестела в этом взоре, но едва ль.
     Ее рука так трепетна была,
     И грудь ее младая так тепла;
     У ног ее (ребенок, может быть)
     Сидел... ах! рано начал он любить,
     Во цвете лет, с привязчивой душой,
     Зачем ты здесь, страдалец молодой?
     И он сидел и с страхом руку жал,
     И глаз ее движенья провожал.
     И не прочел он в них судьбы завет,
     Мучение, заботы многих лет,
     Болезнь души, потоки горьких слез,
     Все, что оставил, все, что перенес;
     И дорожил он взглядом тех очей,
     Причиною погибели своей...


НА КАРТИНУ РЕМБРАНДТА
     Ты понимал, о мрачный гений,
     Тот грустный безотчетный сон,
     Порыв страстей и вдохновений,
     Все то, чем удивил Байрон.
     Я вижу лик полуоткрытый
     Означен резкою чертой;
     То не беглец ли знаменитый
     В одежде инока святой?
     Быть может, тайным преступленьем
     Высокий ум его убит;
     Все темно вкруг: тоской, сомненьем
     Надменный взгляд его горит.
     Быть может, ты писал с природы,
     И этот лик не идеал!
     Или в страдальческие годы
     Ты сам себя изображал?
     Но никогда великой тайны
     Холодный не проникнет взор,
     И этот труд необычайный
     Бездушным будет злой укор.
     О, полно извинять разврат!
     Ужель злодеям щит порфира?
     Пусть их глупцы боготворят,
     Пусть им звучит другая лира;
     Но ты остановись, певец,
     Златой венец не твой венец.
     Изгнаньем из страны родной
     Хвались повсюду как свободой;
     Высокой мыслью и душой
     Ты рано одарен природой;
     Ты видел зло и перед злом
     Ты гордым не поник челом.
     Ты пел о вольности, когда
     Тиран гремел, грозили казни:
     Боясь лишь вечного суда
     И чуждый на земле боязни,
     Ты пел, и в этом есть краю
     Один, кто понял песнь твою.


ПРОЩАНЬЕ
     Прости, прости!
     О сколько мук
     Произвести
     Сей может звук.
     В далекий край
     Уносишь ты
     Мой ад, мой рай,
     Мои мечты.
     Твоя рука
     От уст моих
     Так далека,
     О, лишь на миг,
     Прошу, приди
     И оживи
     В моей груди
     Огонь любви.
     Я здесь больной,
     Один, один,
     С моей тоской,
     Как властелин,
     Разлуку я
     Переживу ль
     И ждать тебя
     Назад могу ль?
     Пусть я прижму
     Уста к тебе И так умру
     Назло судьбе.
     Что за нужда?
     Прощанья час
     Пускай тогда
     Застанет нас!


К ПРИЯТЕЛЮ
     Мой друг, не плачь перед разлукой
     И преждевременною мукой
     Младое сердце не тревожь,
     Ты сам же после осмеешь
     Тоску любови легковерной,
     Которая закралась в грудь.
     Что раз потеряно, то, верно,
     Вернется к нам когда-нибудь.
     Но невиновен рок бывает,
     Что чувство в нас неглубоко,
     Что наше сердце изменяет
     Надеждам прежним так легко,
     Что, получив опять предметы,
     Недавно взятые судьбой,

     Не узнаем мы их приметы,
     Не прельщены их красотой;
     И даже прежнему пристрастью
     Не верим слабою душой,
     И даже то относим к счастью,
     Что нам казалося бедой.


СМЕРТЬ
     Оборвана цепь жизни молодой,
     Окончен путь, бил час, пора домой,
     Пора туда, где будущего нет,
     Ни прошлого, ни вечности, ни лет;
     Где нет ни ожиданий, ни страстей,
     Ни горьких слез, ни славы, ни честей;
     Где вспоминанье спит глубоким сном
     И сердце в тесном доме гробовом
     Не чувствует, что червь его грызет.
     Пора. Устал я от земных забот.
     Ужель бездушных удовольствий шум,
     Ужели пытки бесполезных дум,
     Ужель самолюбивая толпа,
     Которая от мудрости глупа,
     Ужели дев коварная любовь
     Прельстят меня перед кончиной вновь?
     Ужели захочу я жить опять,
     Чтобы душой по-прежнему страдать
     И столько же любить? Всесильный бог,
     Ты знал: я долее терпеть не мог;
     Пускай меня обхватит целый ад,
     Пусть буду мучиться, я рад, я рад,
     Хотя бы вдвое против прошлых дней,
     Но только дальше, дальше от людей.


ВОЛНЫ И ЛЮДИ
     Волны катятся одна за другою
     С плеском и шумом глухим;
     Люди проходят ничтожной толпою
     Также один за другим.
     Волнам их воля и холод дороже
     Знойных полудня лучей;
     Люди хотят иметь души... и что же?
     Души в них води холодней!


ЗВУКИ
     Что за звуки! неподвижен, внемлю
     Сладким звукам я;
     Забываю вечность, небо, землю,
     Самого себя.
     Всемогущий! что за звуки! жадно
     Сердце ловит их,
     Как в пустыне путник безотрадной
     Каплю вод живых!
     И в душе опять они рождают
     Сны веселых лет
     И в одежду жизни одевают
     Все, чего уж нет.
     Принимают образ эти звуки,
     Образ милый мне;
     Мнится, слышу тихий плач разлуки,
     И душа в огне.
     И опять безумно упиваюсь
     Ядом прежних дней,
     И опять я в мыслях полагаюсь
     На слова людей.


11 ИЮЛЯ
     Между лиловых облаков
     Однажды вечера светило
     За снежной цепию холмов,
     Краснея, ярко заходило,
     И возле девы молодой,
     Последним блеском озаренной,
     Стоял я бледный, чуть живой,
     И с головы ее бесценной
     Моих очей я не сводил.
     Как долго это я мгновенье
     В туманной памяти хранил.
     Ужель все было сновиденье:
     И ложе девы, и окно,
     И трепет милых уст, и взгляды,
     В которых мне запрещено
     Судьбой искать себе отрады0
     Нет, только счастье ослепить
     Умеет мысли и желанья,
     И сном никак не может быть
     Все, в чем хоть искра есть страданья!
     Я, голову подняв с лафета,
     Товарищу сказал:
     "Брат, слушай песню непогоды:
     Она дика как песнь свободы".
     Но, вспоминая прежни годы,
     Товарищ не слыхал.


ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
     В ребячестве моем тоску любови знойной
     Уж стал я понимать душою беспокойной;
     На мягком ложе сна не раз во тьме ночной,
     При свете трепетном лампады образной,
     Воображением, предчувствием томимый,
     Я предавал свой ум мечте непобедимой.
     Я видел женский лик, он хладен был как лед,
     И очи -- этот взор в груди моей живет;
     Как совесть душу он хранит от преступлений;
     Он след единственный младенческих видений.
     И деву чудную любил я, как любить
     Не мог еще с тех пор, не стану, может быть.
     Когда же улетал мой призрак драгоценный,
     Я в одиночестве кидал свой взгляд смущенный
     На стены желтые, и мнилось, тени с них
     Сходили медленно до самых ног моих.
     И мрачно, как они, воспоминанье было
     О том, что лишь мечта и между тем так мило.


ПОЛЕ БОРОДИНА
     1
     Всю ночь у пушек пролежали Мы без палаток, без огней, Штыки вострили да
шептали Молитву родины своей. Шумела буря до рассвета;
     Пробили зорю барабаны,
     Восток туманный побелел,

     И от врагов удар нежданный
     На батарею прилетел.
     И вождь сказал перед полками:
     "Ребята, не Москва ль за нами?
     Умремте ж под Москвой,
     Как наши братья умирали".
     И мы погибнуть обещали,
     И клятву верности сдержали
     Мы в бородинский бой.
     Что Чесма, Рымник и Полтава?
     Я, вспомня, леденею весь,
     Там души волновала слава,
     Отчаяние было здесь.
     Безмолвно мы ряды сомкнули,
     Гром грянул, завизжали пули,
     Перекрестился я.
     Мой пал товарищ, кровь лилася,
     Душа от мщения тряслася,
     И пуля смерти понеслася
     Из моего ружья.
     Марш, марш! пошли вперед, и боле
     Уж я не помню ничего.
     Шесть раз мы уступали поле
     Врагу и брали у него.
     Носились знамена, как тени,
     Я спорил о могильной сени,
     В дыму огонь блестел,
     На пушки конница летала,
     Рука бойцов колоть устала,
     И ядрам пролетать мешала
     Гора кровавых тел.
     Живые с мертвыми сравнялись,
     И ночь холодная пришла,
     И тех, которые остались,
     Густою тьмою развела.
     И батареи замолчали,
     И барабаны застучали,
     Противник отступил;
     Но день достался нам дороже!
     В душе сказав: помилуй боже!
     На труп застывший, как на ложе,
     Я голову склонил.
     И крепко, крепко наши спали
     Отчизны в роковую ночь.
     Мои товарищи, вы пали!
     Но этим не могли помочь.
     Однако же в преданьях славы
     Все громче Рымника, Полтавы
     Гремит Бородино.
     Скорей обманет глас пророчий,
     Скорей небес погаснут очи,
     Чем в памяти сынов полночи
     Изгладится оно.


МОЙ ДОМ
     Мой дом везде, где есть небесный свод,
     Где только слышны звуки песен,
     Все, в чем есть искра жизни, в нем живет,
     Но для поэта он не тесен.
     До самых звезд он кровлей досягает,
     И от одной стены к другой --
     Далекий путь, который измеряет
     Жилец не взором, но душой.
     Есть чувство правды в сердце человека,
     Святое вечности зерно:
     Пространство без границ, теченье века
     Объемлет в краткий миг оно.
     И всемогущим мой прекрасный дом
     Для чувства этого построен,
     И осужден страдать я долго в нем,
     И в нем лишь буду я спокоен.


СМЕРТЬ
     Ласкаемый цветущими мечтами,
     Я тихо спал, и вдруг я пробудился,
     Но пробужденье тоже было сон;
     И думая, что цепь обманчивых
     Видений мной разрушена, я вдвое
     Обманут был воображеньем, если
     Одно воображение творит
     Тот новый мир, который заставляет
     Нас презирать бесчувственную землю.
     Казалось мне, что смерть дыханьем хладным
     Уж начинала кровь мою студить;
     Не часто сердце билося, но крепко,
     С болезненным каким-то содроганьем,
     И тело, видя свой конец, старалось
     Вновь удержать души нетерпеливой
     Порывы, но товарищу былому
     С досадою душа внимала, и укоры
     Их расставанье сделали печальным.
     Между двух жизней в страшном промежутке
     Надежд и сожалений, ни об той,
     Ни об другой не мыслил я, одно
     Сомненье волновало грудь мою,
     Последнее сомненье! Я не мог
     Понять, как можно чувствовать блаженство
     Иль горькие страдания далеко
     От той земли, где в первый раз я понял,
     Что я живу, что жизнь моя безбрежна,
     Где жадно я искал самопознанья,
     Где столько я любил и потерял,
     Любил согласно с этим бренным телом,
     Без коего любви не понимал я.
     Так думал я и вдруг душой забылся,
     И чрез мгновенье снова жил я,
     Но не видал вокруг себя предметов
     Земных и более не помнил я
     Ни боли, ни тяжелых беспокойств
     О будущей судьбе моей и смерти:
     Все было мне так ясно и понятно,
     И ни о чем себя не вопрошал я,
     Как будто бы вернулся я туда,
     Где долго жил, где все известно мне,
     И лишь едва чувствительная тягость
     В моем полете мне напоминала
     Мое земное, краткое изгнанье.
     Вдруг предо мной в пространстве бесконечном
     С великим шумом развернулась книга
     Под неизвестною рукой. И много
     Написано в ней было. Но лишь мой
     Ужасный жребий ясно для меня
     Начертан был кровавыми словами:
     Бесплотный дух, иди и возвратись
     На землю. Вдруг пред мной исчезла книга,
     И опустело небо голубое;
     Ни ангел, ни печальный демон ада
     Не рассекал крылом полей воздушных,
     Лишь тусклые планеты, пробегая,
     Едва кидали искру на пути.
     Я вздрогнул, прочитав свой жребий.
     Как? Мне лететь опять на эту землю,
     Чтоб увидать ряды тех зол, которым
     Причиной были детские ошибки?
     Увижу я страдания людей,
     И тайных мук ничтожные причины,
     И к счастию людей увижу средства,
     И невозможно будет научить их.
     Но так и быть, лечу на землю. Первый
     Предмет могила с пышным мавзолеем,
     Под коим труп мой люди схоронили.
     И захотелося мне в гроб проникнуть,
     И я сошел в темницу, длинный гроб,
     Где гнил мой труп, и там остался я.
     Здесь кость была уже видна, здесь мясо
     Кусками синее висело, жилы там
     Я примечал с засохшею в них кровью.
     С отчаяньем сидел я и взирал,
     Как быстро насекомые роились
     И жадно поедали пищу смерти.
     Червяк то выползал из впадин глаз,
     То вновь скрывался в безобразный череп.
     И что же? каждое его движенье
     Меня терзало судорожной болью.
     Я должен был смотреть на гибель друга,
     Так долго жившего с моей душою,
     Последнего, единственного друга,
     Делившего ее печаль и радость,
     И я помочь желал, но тщетно, тщетно.
     Уничтоженья быстрые следы
     Текли по нем, и черви умножались,
     И спорили за пищу остальную,
     И смрадную, сырую кожу грызли.
     Остались кости, и они исчезли,
     И прах один лежал наместо тела.
     Одной исполнен мрачною надеждой,
     Я припадал на бренные остатки,
     Стараясь их дыханием согреть
     Иль оживить моей бессмертной жизнью;
     О, сколько б отдал я тогда земных
     Блаженств, чтоб хоть одну, одну минуту
     Почувствовать в них теплоту.
     Напрасно, Закону лишь послушные, они
     Остались хладны, хладны как презренье.
     Тогда изрек я дикие проклятья
     На моего отца и мать, на всех людей.
     С отчаяньем бессмертья долго, долго,
     Жестокого свидетель разрушенья,
     Я на творца роптал, страшась молиться,
     И я хотел изречь хулы на небо,
     Хотел сказать... Но замер голос мой, и я проснулся.


СТАНСЫ
     Мне любить до могилы творцом суждено!
     Но по воле того же творца
     Все, что любит меня, то погибнуть должно
     Иль, как я же, страдать до конца.
     Моя воля надеждам противна моим,
     Я люблю и страшусь быть взаимно любим.
     На пустынной скале незабудка весной
     Одна без подруг расцвела,
     И ударила буря и дождь проливной,
     И как прежде недвижна скала;
     Но красивый цветок уж на ней не блестит,
     Он ветром надломлен и градом убит,
     Так точно и я под ударом судьбы,
     Как утес, неподвижен стою,
     Но не мысли никто перенесть сей борьбы,
     Если руку пожмет он мою;
     Я не чувств, но поступков своих властелин,
     Я несчастлив пусть буду -- несчастлив один.


СОЛНЦЕ ОСЕНИ
     Люблю я солнце осени, когда,
     Меж тучек и туманов пробираясь,
     Оно кидает бледный, мертвый луч
     На дерево, колеблемое ветром,
     И на сырую степь. Люблю я солнце,
     Есть что-то схожее в прощальном взгляде
     Великого светила с тайной грустью
     Обманутой любви; не холодней
     Оно само собою, но природа
     И все, что может чувствовать и видеть,
     Не могут быть согреты им; так точно
     И сердце: в нем все жив огонь, но люди
     Его понять однажды не умели,
     И он в глазах блеснуть не должен вновь,

     И до ланит он вечно не коснется.
     Зачем вторично сердцу подвергать
     Себя насмешкам и словам сомненья?


ПОТОК
     Источник страсти есть во мне
     Великий и чудесный;
     Песок серебряный на дне,
     Поверхность лик небесный;
     Но беспрестанно быстрый ток
     Воротит и крутит песок,
     И небо над водами
     Одето облаками.
     Родится с жизнью этот ключ
     И с жизнью исчезает;
     В ином он слаб, в другом могуч,
     Но всех он увлекает;
     И первый счастлив, но такой
     Я праздный отдал бы покой
     За несколько мгновений
     Блаженства иль мучений.



     К**
     Не ты, но судьба виновата была,
     Что скоро ты мне изменила,
     Она тебе прелести женщин дала,
     Но женское сердце вложила.
     Как в море широком следы челнока,
     Мгновенье его впечатленья, Любовь для него, как веселье, легка,
     А горе не стоит мгновенья.
     Но в час свой урочный узнает оно
     Цепей неизбежное бремя.
     Прости, нам расстаться теперь суждено,
     Расстаться до этого время.
     Тогда я опять появлюсь пред тобой,
     И речь моя ум твой встревожит,
     И пусть я услышу ответ роковой,
     Тогда ничего не поможет.
     Нет, нет! милый голос и пламенный взор
     Тогда своей власти лишатся;
     Вослед за тобой побежит мой укор,
     И в душу он будет впиваться.
     И мщенье, напомнив, что я перенес,
     Уста мои к смеху принудит,
     Хоть эта улыбка всех, всех твоих слез
     Гораздо мучительней будет ночь
     В чугун печальный сторож бьет,
     Один я внемлю.
     Глухо лают
     Вдали собаки.
     Мрачен свод
     Небес, и тучи пробегают
     Одна безмолвно за другой,
     Сливаясь под ночною мглой.
     Колеблет ветер влажный, душный
     Верхи дерев, и с воем он
     Стучит в оконницы.
     Мне скучно,
     Мне тяжко бденье, страшен сон;
     Я не хочу, чтоб сновиденье
     Являло мне ее черты;
     Нет, я не раб моей мечты,
     Я в силах перенесть мученье
     Глубоких дум, сердечных ран,
     Все, -- только не ее обман.
     Я не скажу "прости" надежде,
     Молве не верю; если прежде
     Она могла меня любить,
     То ей ли можно изменить?
     Но отчего же? Разве нету
     Примеров, первый ли урок

     Во мне теперь дается свету?

     Как я забыт, как одинок.
     <^Шуми^>, шуми же, ветер ночи,
     Играй свободно в небесах
     И освежи мне грудь и очи.
     В груди огонь, слеза в очах,
     Давно без пищи этот пламень,
     И слезы падают на камень.


К СЕБЕ
     Как я хотел себя уверить,
     Что не люблю ее, хотел
     Неизмеримое измерить,
     Любви безбрежной дать предел.
     Мгновенное пренебрежешь
     Ее могущества опять
     Мне доказало, что влеченье
     Души нельзя нам побеждать;
     Что цепь моя несокрушима,
     Что мой теперешний покой