рощанье я сказал.
     Увы! то были не мечты!
     И если только, наконец,
     Моя лишь грудь поражена,
     То, верно, прежде знал творец,
     Что ты страдать не рождена.
     Передо мной лежит листок,
     Совсем ничтожный для других,
     Но в нем сковал случайно рок
     Толпу надежд и дум моих.
     Исписан он твоей рукой,
     И я вчера его украл,
     И для добычи дорогой
     Готов страдать -- как уж страдал!


x x x
     Свершилось! Полно ожидать
     Последней встречи и прощанья!
     Разлуки час и час страданья
     Придут -- зачем их отклонять!
     Ах, я не знал, когда глядел
     На чудные глаза прекрасной,
     Что час прощанья, час ужасный,
     Ко мне внезапно подлетел.
     Свершилось! Голосом бесценным
     Мне больше сердца не питать,
     Запрусь в углу уединенном
     И буду плакать... вспоминать!
     Итак, прощай! Впервые этот звук
     Тревожит так жестоко грудь мою.
     Прощай]-шесть букв приносят столько мук!
     Уносят все, что я теперь люблю!
     Я встречу взор ее прекрасных глаз
     И, может быть, как знать... в последний раз!


НОВГОРОД
     Сыны снегов, сыны славян,
     Зачем вы мужеством упали?
     Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
     Как все тираны погибали!..
     До наших дней при имени свободы
     Трепещет ваше сердце и кипит!..
     Есть бедный град, там видели народы
     Все то, к чему теперь ваш дух летит.


ГЛУПОЙ КРАСАВИЦЕ
     Амур спросил меня однажды,
     Хочу ль испить его вина --
     Я не имел в то время жажды,
     Но выпил кубок весь до дна.
     Теперь желал бы я напрасно
     Смочить горящие уста,
     Затем что чаша влаги страстной,
     Как голова твоя -- пуста.


МОГИЛА БОЙЦА
     (Дума)
     Он спит последним сном давно,
     Он спит последним сном,
     Над ним бугор насыпан был,
     Зеленый дерн кругом.
     Седые кудри старика
     Смешалися с землей:
     Они взвевались по плечам
     За чашей пировой.
     Они белы, как пена волн,
     Биющихся у скал;
     Уста, любимицы бесед,
     Впервые хлад сковал.
     IV
     И бледны щеки мертвеца, Как лик его врагов
     Бледнел, когда являлся он Один средь их рядов.
     Сырой землей покрыта грудь,
     Но ей не тяжело,
     И червь, движенья не боясь,
     Ползет через чело.
     VI
     Па то ль он жил и меч носил,

     Чтоб в час вечерней мглы
     Слетались на курган его
     Пустынные орлы?
     VII
     Хотя певец земли родной
     Не раз уж пел об нем,
     Но песнь -- все песнь; а жизнь -- все жизнь!
     Он спит последним сном.


СМЕРТЬ
     Закат горит огнистой полосою,
     Любуюсь им безмолвно под окном,
     Быть может, завтра он заблещет надо мною,
     Безжизненным, холодным мертвецом;
     Одна лишь дума в сердце опустелом,
     То мысль об ней. О, далеко она;
     И над моим недвижным, бледным телом
     Не упадет слеза ее одна.
     Ни друг, ни брат прощальными устами
     Не поцелуют здесь моих ланит;
     И сожаленью чуждыми руками
     В сырую землю буду я зарыт.
     Мой дух утонет в бездне бесконечной!..
     Но ты! О, пожалей о мне, краса моя!
     Никто не мог тебя любить, как я,
     Так пламенно и так чистосердечно.


ЧЕРНЫ ОЧИ
     Много звезд у летней ночи;
     Отчего же только две у вас,
     Очи юга! черны очи!
     Нашей встречи был недобрый час.
     Кто ни спросит, звезды ночи

     Лишь о райском счастье говорят;
     В ваших звездах, черны очи,
     Я нашел для сердца рай и ад.
     Очи юга, черны очи,

     В вас любви прочел я приговор,
     Звезды дня и звезды ночи
     Для меня вы стали с этих пор!
     Когда твой друг с пророческой тоскою
     Тебе вверял толпу своих забот,
     Но знала ты невинною душою,
     Что смерть его позорная зовет,
     Что голова, любимая тобою,
     С твоей груди на плаху перейдет;
     Он был рожден для мирных вдохновений,
     Для славы, для надежд; но меж людей
     Он не годился -- и враждебный гений
     Его душе не наложил цепей;
     И не слыхал творец его молений,

     И он погиб во цвете лучших дней;
     И близок час... и жизнь его потонет
     В забвенье, без следа, как звук пустой;
     Никто слезы прощальной не уронит,
     Чтоб смыть упрек, оправданный толпой,
     И лишь волна полночная простонет
     Над сердцем, где хранился образ твой!
     1831


     Сидеть с свечой... и тайно грудь
     Вздохнет -- и вдруг заплачут очи;
     И молвишь ты: когда-то он,
     Здесь, в это самое мгновенье,
     Сидел тоскою удручен
     И ждал судьбы своей решенье!


     1881-го ЯНВАРЯ
     Редеют бледные туманы
     Над бездной смерти роковой,
     И вновь стоят передо мной
     Веков протекших великаны.
     Они зовут, они манят,

     Поют, и я пою за ними
     И, полный чувствами живыми,
     Страшуся поглядеть назад, --
     Чтоб бытия земного звуки
     Не замешались в песнь мою,
     Чтоб лучшей жизни на краю
     Не вспомнил я людей и муки,
     Чтоб я не вспомнил этот свет,
     Где носит все печать проклятья,
     Где полны ядом все объятья,
     Где счастья без обмана нет.
     Послушай! вспомни обо мне,
     Когда, законом осужденный,
     В чужой я буду стороне --
     Изгнанник мрачный и презренный.
     И будешь ты когда-нибудь
     Один, в бессонный час полночи,


     1831-го ИЮНЯ 11 ДНЯ
     Моя душа, я помню, с детских лет
     Чудесного искала. Я любил
     Все оболыценья света, но не свет,
     В котором я минутами лишь жил;
     И те мгновенья были мук полны,
     И населял таинственные сны
     Я этими мгновеньями. Но сон,
     Как мир, не мог быть ими омрачен.
     Как часто силой мысли в краткий час
     Я жил века и жизнию иной И о земле позабывал.
     Не раз, Встревоженный печальною мечтой,
     Я плакал; но все образы мои,
     Предметы мнимой злобы иль любви,
     Не походили на существ земных.
     О нет! все было ад иль небо в них.
     Холодной буквой трудно объяснить
     Боренье дум. Нет звуков у людей
     Довольно сильных, чтоб изобразить
     Желание блаженства. Пыл страстей
     Возвышенных я чувствую, но слов
     Не нахожу и в этот миг готов
     Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь
     Хоть тень их перелить в другую грудь
     Известность, слава, что они? -- а есть
     У них над мною власть; и мне они
     Велят себе на жертву все принесть,
     И я влачу мучительные дни
     Без цели, оклеветан, одинок;
     Но верю им! -- неведомый пророк
     Мне обещал бессмертье, и, живой,
     Я смерти отдал все, что дар земной.
     Но для небесного могилы нет.
     Когда я буду прах, мои мечты,
     Хоть не поймет их, удивленный свет
     Благословит; и ты, мой ангел, ты
     Со мною не умрешь: моя любовь
     Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
     С моим названьем станут повторять
     Твое: на что им мертвых разлучать?
     К погибшим люди справедливы; сын
     Боготворит, что проклинал отец.
     Чтоб в этом убедиться, до седин
     Дожить не нужно. Есть всему конец;
     Немного долголетней человек
     Цветка; в сравненье с вечностью их век
     Равно ничтожен. Пережить одна
     Душа лишь колыбель свою должна.
     Так и ее созданья. Иногда,
     На берегу реки, один, забыт,
     Я наблюдал, как быстрая вода,
     Синея, гнется в волны, как шипит
     Над ними пена белой полосой;
     И я глядел, и мыслию иной
     Я не был занят, и пустынный шум
     Рассеивал толпу глубоких дум.
     Тут был я счастлив... О, когда б я мог
     Забыть, что незабвенно! женский взор!
     Причину стольких слез, безумств, тревог!
     Другой владеет ею с давных пор,
     И я другую с нежностью люблю,
     Хочу любить, -- и небеса молю
     О новых муках; но в груди моей
     Все жив печальный призрак прежних дней.
     Никто не дорожит мной на земле,
     И сам себе я в тягость, как другим;
     Тоска блуждает на моем челе.
     Я холоден и горд; и даже злым
     Толпе кажуся; но ужель она
     Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
     Зачем ей знать, что в нем заключено?
     Огонь иль сумрак там -- ей все равно.
     Темна проходит туча в небесах,
     И в ней таится пламень роковой;
     Он, вырываясь, обращает в прах
     Все, что ни встретит. С дивной быстротой
     Блеснет, и снова в облаке укрыт;
     И кто его источник объяснит,
     И кто заглянет в недра облаков?
     Зачем? они исчезнут без следов.
     Грядущее тревожит грудь мою.
     Как жизнь я кончу, где душа моя
     Блуждать осуждена, в каком краю
     Любезные предметы встречу я?
     Но кто меня любил, кто голос мой
     Услышит и узнает? И с тоской
     Я вижу, что любить, как я, -- порок,
     И вижу, я слабей любить не мог.
     Не верят в мире многие любви
     И тем счастливы; для иных она
     Желанье, порожденное в крови,
     Расстройство мозга иль виденье сна.
     Я не могу любовь определить,
     Но это страсть сильнейшая! -- любить
     Необходимость мне; и я любил
     Всем напряжением душевных сил.
     И отучить не мог меня обман;
     Пустое сердце ныло без страстей,
     И в глубине моих сердечных ран
     Жила любовь, богиня юных дней;
     Так в трещине развалин иногда
     Береза вырастает молода
     И зелена, и взоры веселит,

     И украшает сумрачный гранит.
     И о судьбе ее чужой пришлец
     Жалеет. Беззащитно предана
     Порыву бурь и зною, наконец
     Увянет преждевременно она;
     Но с корнем не исторгнет никогда
     Мою березу вихрь: она тверда;
     Так лишь в разбитом сердце может страсть
     Иметь неограниченную власть.
     Под ношей бытия не устает
     И не хладеет гордая душа;
     Судьба ее так скоро не убьет,
     А лишь взбунтует; мщением дыша
     Против непобедимой, много зла
     Она свершить готова, хоть могла
     Составить счастье тысячи людей:
     С такой душой ты бог или злодей...
     Как нравились всегда пустыни мне.
     Люблю я ветер меж нагих холмов,
     И коршуна в небесной вышине,
     И на равнине тени облаков.
     Ярма не знает резвый здесь табун,
     И кровожадный тешится летун
     Под синевой, и облако степей
     Свободней как-то мчится и светлей.
     И мысль о вечности, как великан,
     Ум человека поражает вдруг,
     Когда степей безбрежный океан
     Синеет пред глазами; каждый звук
     Гармонии вселенной, каждый час
     Страданья или радости для нас
     Становится понятен, и себе
     Отчет мы можем дать в своей судьбе.
     Кто посещал вершины диких гор
     В тот свежий час, когда садится день,
     На западе светило видит взор
     И на востоке близкой ночи тень,

     Внизу туман, уступы и кусты,
     Кругом все горы чудной высоты,

     Как после бури облака, стоят,
     И странные верхи в лучах горят.
     И сердце полно, полно прежних лет,
     И сильно бьется; пылкая мечта
     Приводит в жизнь минувшего скелет,
     И в нем почти все та же красота.
     Так любим мы глядеть на свой портрет,
     Хоть с нами в нем уж сходства больше нет,

     Хоть на холсте хранится блеск очей,
     Погаснувших от время и страстей.
     Что на земле прекрасней пирамид
     Природы, этих гордых снежных гор?
     Не переменит их надменный вид
     Ничто: ни слава царств, ни их позор;
     О ребра их дробятся темных туч
     Толпы, и молний обвивает луч
     Вершины скал; ничто не вредно им.
     Кто близ небес, тот не сражен земным.
     Печален степи вид, где без препон,
     Волнуя лишь серебряный ковыль,
     Скитается летучий аквилон
     И пред собой свободно гонит пыль;
     И где кругом, как зорко ни смотри,
     Встречает взгляд березы две иль три,
     Которые под синеватой мглой
     Чернеют вечером в дали пустой.
     Так жизнь скучна, когда боренья нет.
     В минувшее проникнув, различить
     В ней мало дел мы можем, в цвете лет
     Она души не будет веселить.
     Мне нужно действовать, я каждый день
     Бессмертным сделать бы желал, как тень
     Великого героя, и понять
     Я не могу, что значит отдыхать.
     Всегда кипит и зреет что-нибудь
     В моем уме. Желанье и тоска
     Тревожат беспрестанно эту грудь.
     Но что ж? Мне жизнь все как-то коротка
     И все боюсь, что не успею я
     Свершить чего-то! жажда бытия
     Во мне сильней страданий роковых,

     Хотя я презираю жизнь других.
     Есть время -- леденеет быстрый ум;
     Есть сумерки души, когда предмет
     Желаний мрачен: усыпленье дум;
     Меж радостью и горем полусвет;
     Душа сама собою стеснена,
     Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
     Находишь корень мук в себе самом,
     И небо обвинить нельзя ни в чем.
     Я к состоянью этому привык,
     Но ясно выразить его б не мог
     Ни ангельский, ни демонский язык:
     Они таких не ведают тревог,
     В одном вес чисто, а в другом все зло.
     Лишь в человеке встретиться могло
     Священное с порочным. Все его
     Мученья происходят оттого.
     Никто не получал, чего хотел
     И что любил, и если даже тот,
     Кому счастливый небом дан удел,
     В уме своем минувшее пройдет,
     Увидит он, что мог счастливей быть,
     Когда бы не умела отравить
     Судьба его надежды. Но волна
     Ко брегу возвратиться не сильна.
     Когда гонима бурей роковой
     Шипит и мчится с пеною своей,
     Она все помнит тот залив родной,
     Где пенилась в приютах камышей,
     И, может быть, она опять придет
     В другой залив, но там уж не найдет
     Себе покоя: кто в морях блуждал,
     Тот не заснет в тени прибрежных скал.
     Я предузнал мой жребий, мой конец,
     И грусти ранняя на мне печать;
     И как я мучусь, знает лишь творец;
     Но равнодушный мир не должен знать.

     И не забыт умру я. Смерть моя
     Ужасна будет; чуждые края
     Ей удивятся, а в родной стране
     Все проклянут и память обо мне.
     Все. Нет, не все: созданье есть одно,
     Способное любить -- хоть не меня;
     До этих пор не верит мне оно,
     Однако сердце, полное огня,
     Не увлечется мненьем, и мое
     Пророчество припомнит ум ее,
     И взор, теперь веселый и живой,
     Напрасной отуманится слезой.
     Кровавая меня могила ждет,
     Могила без молитв и без креста,
     На диком берегу ревущих вод
     И под туманным небом; пустота
     Кругом. Лишь чужестранец молодой,
     Невольным сожаленьем, и молвой,
     И любопытством приведен сюда,
     Сидеть на камне станет иногда
     И скажет: отчего не понял свет
     Великого, и как он не нашел
     Себе друзей, и как любви привет
     К нему надежду снова не привел?
     Он был ее достоин. И печаль
     Его встревожит, он посмотрит вдаль,
     Увидит облака с лазурью волн,
     И белый парус, и бегучий челн.
     И мой курган!--любимые мечты
     Мои подобны этим. Сладость есть
     Во всем, что не сбылось, -- есть красоты
     В таких картинах; только перенесть
     Их на бумагу трудно: мысль сильна,
     Когда размером слов не стеснена,
     Когда свободна, как игра детей,
     Как арфы звук в молчании ночей!


РОМАНС К И...
     Когда я унесу в чужбину
     Под небо южной стороны
     Мою жестокую кручину,
     Мои обманчивые сны
     И люди с злобой ядовитой
     Осудят жизнь мою порой, --
     Ты будешь ли моей защитой
     Перед бесчувственной толпой?
     О, будь!., о! вспомни нашу младость,
     Злословья жертву пощади,
     Клянися в том! чтоб вовсе радость
     Не умерла в моей груди,
     Чтоб я сказал в земле изгнанья:
     Есть сердце, лучших дней залог,
     Где почтены мои страданья,
     Где мир их очернить не мог.


ЗАВЕЩАНИЕ
     (Из Гете)
     Есть место: близ тропы глухой,
     В лесу пустынном, средь поляны
     Где вьются вечером туманы,

     Осеребренные луной...
     Мой друг! ты знаешь ту поляну;
     Там труп мой хладный ты зарой,
     Когда дышать я перестану!
     Могиле той не откажи
     Ни в чем, последуя закону;
     Поставь над нею крест из клену
     И дикий камень положи;
     Когда гроза тот лес встревожит,
     Мой крест прошельца привлечет;
     И добрый человек, быть может,
     На диком камне отдохнет.
     Сижу я в комнате старинной
     Один с товарищем моим,
     Фонарь горит, и тенью длинной
     Пол омрачен. Как легкий дым,
     Туман окрестность одевает,
     И хладный ветер по листам
     Высоких лип перебегает.
     Я у окна. Опасно нам
     Заснуть. А как узнать? быть может.
     Приход нежданный пас встревожит!
     Готов мой верный пистолет,
     В стволе свинец, на полке порох.
     У двери слушаю... чу! -- шорох
     В развалинах... и крик! -- но нет!
     То мышь летучая промчалась,
     То птица ночи испугалась!
     На темной синеве небес
     Луна меж тучками ныряет.
     Спокоен я. Душа пылает
     Отвагой: ни мертвец, ни бес,
     Ничто меня не испугает.
     Ничто... волшебный талисман
     Я на груди ношу с тоскою;
     Хоть не твоей любовью лап,
     Он освящен твоей рукою!


x x x
     Всевышний произнес свой приговор,
     Его ничто не переменит;
     Меж нами руку мести он простер
     И беспристрастно все оценит.
     Он знает, и ему лишь можно знать,
     Как нежно, пламенно любил я,
     Как безответно все, что мог отдать.
     Тебе на жертву приносил я.
     Во зло употребила ты права,
     Приобретенные над мною,
     И мне польстив любовию сперва,
     Ты изменила -- бог с тобою!
     О нет! я б не решился проклянуть!
     Все для меня в тебе святое:
     Волшебные глаза и эта грудь,
     Где бьется сердце молодое.
     Я помню, сорвал я обманом раз
     Цветок, хранивший яд страданья, --
     С невинных уст твоих в прощальный час
     Непринужденное лобзанье;
     Я знал: то не любовь -- и перенес;
     Но отгадать не мог я тоже,
     Что всех моих надежд, и мук, и слез
     Веселый миг тебе дороже!
     Будь счастлива несчастием моим
     И, услыхав, что я страдаю,
     Ты не томись раскаяньем пустым.
     Прости! -- вот все, что я желаю...
     Чем заслужил я, чтоб твоих очей
     Затмился свежий блеск слезами?
     Ко смеху приучать себя нужней:
     Ведь жизнь смеется же над нами!


ЖЕЛАНИЕ
     Зачем я не птица, не ворон степной,
     Пролетевший сейчас надо мной?
     Зачем не могу в небесах я парить

     И одну лишь свободу любить?
     На запад, на запад помчался бы я,
     Где цветут моих предков поля,
     Где в замке пустом, на туманных горах,

     Их забвенный покоится прах.
     На древней стене их наследственный щит
     И заржавленный меч их висит.
     Я стал бы летать над мечом и щитом,

     И смахнул бы я пыль с них крылом;
     И арфы шотландской струну бы задел,
     И по сводам бы звук полетел;
     Внимаем одним, и одним пробужден,
     Как раздался, так смолкнул бы он.
     Но тщетны мечты, бесполезны мольбы
     Против строгих законов судьбы.
     Меж мной и холмами отчизны моей
     Расстилаются волны морей.
     Последний потомок отважных бойцов

     Увядает средь чуждых снегов;
     Я здесь был рожден, но нездешний душой.
     О! зачем я не ворон степной?..


К ДЕВЕ НЕБЕСНОЙ
     Когда бы встретил я в раю
     На третьем небе образ твой,
     Он душу бы пленил мою
     Своей небесной красотой;
     И я б в тот миг (не утаю)
     Забыл о радости земной.
     Спокоен твой лазурный взор,
     Как вспоминание об нем;
     Как дальный отзыв дальных гор,
     Твой голос нравится во всем;
     И твой привет и твой укор,
     Все полно, дышит божеством.
     Не для земли ты создана,
     И я могу ль тебя любить?
     Другая женщина должна
     Надежды юноши манить;
     Ты превосходней, чем она,
     Но так мила не можешь быть!


СВ. ЕЛЕНА
     Почтим приветом остров одинокой,
     Где часто, в думу погружен,
     На берегу о Франции далекой
     Воспоминал Наполеон!
     Сын моря, средь морей твоя могила!
     Вот мщение за муки стольких дней!
     Порочная страна не заслужила,