Исчезнет при слове рассудка;
     И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, --
     Такая пустая и глупая шутка...


КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
     Спи, младенец мой прекрасный,
     Баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный
     В колыбель твою. Стану сказывать я сказки,
     Песенку спою; Ты ж дремли, закрывши глазки,
     Баюшки-баю.
     По камням струится Терек,
     Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег,
     Точит свой кинжал; Но отец твой старый воин,
     Закален в бою: Спи, малютка, будь спокоен,
     Баюшки-баю.
     Сам узнаешь, будет время,
     Бранное житье; Смело вденешь ногу в стремя
     И возьмешь ружье. Я седельце боевое
     Шелком разошью... Спи, дитя мое родное,
     Баюшки-баю.
     Богатырь ты будешь с виду
     И казак душой. Провожать тебя я выйду --
     Ты махнешь рукой... Сколько горьких слез украдкой
     Я в ту ночь пролью!.. Спи, мой ангел, тихо, сладко,
     Баюшки-баю.
     Стану я тоской томиться,
     Безутешно ждать; Стану целый день молиться,
     По ночам гадать; Стану думать, что скучаешь
     Ты в чужом краю... Спи ж, пока забот не знаешь,
     Баюшки-баю.
     Дам тебе я на дорогу
     Образок святой: Ты его, моляся богу,
     Ставь перед собой; Да готовясь в бой опасный,
     Помни мать свою... Спи, младенец мой прекрасный,
     Баюшки-баю.


     {М. А. ЩЕРБАТОВОЙ)
     На светские цепи,
     На блеск утомительный бала
     Цветущие степи
     Украины она променяла,
     Но юга родного
     На ней сохранилась примета
     Среди ледяного,
     Среди беспощадного света.
     Как ночи Украины,

     В мерцании звезд незакатных,
     Исполнены тайны
     Слова ее уст ароматных,
     Прозрачны и сини,
     Как небо тех стран, ее глазки,
     Как ветер пустыни,
     И нежат и жгут ее ласки.
     И зреющей сливы
     Румянец на щечках пушистых
     И солнца отливы

     Играют в кудрях золотистых.
     И следуя строго
     Печальной отчизны примеру,
     В надежду на бога
     Хранит она детскую веру;
     Как племя родное,
     У чуждых опоры не просит
     И в гордом покое
     Насмешку и зло переносит.
     От дерзкого взора
     В ней страсти не вспыхнут пожаром,
     Полюбит не скоро,
     Зато не разлюбит уж даром.
     Есть речи -- значенье
     Темно иль ничтожно,
     Но им без волненья
     Внимать невозможно.
     Как полны их звуки
     Безумством желанья!
     В них слезы разлуки,
     В них трепет свиданья.
     Не встретит ответа
     Средь шума мирского
     Из пламя и света
     Рожденное слово;
     Но в храме, средь боя
     И где я ни буду,
     Услышав, его я
     Узнаю повсюду.
     Не кончив молитвы,
     На звук тот отвечу,
     И брошусь из битвы
     Ему я навстречу.


СОСЕДКА
     Не дождаться мне, видно, свободы,
     А тюремные дни будто годы;
     И окно высоко над землей,
     И у двери стоит часовой!
     Умереть бы уж мне в этой клетке,
     Кабы не было милой соседки!..
     Мы проснулись сегодня с зарей,
     Я кивнул ей слегка головой.
     Разлучив, нас сдружила неволя,
     Познакомила общая доля,
     Породнило желанье одно
     Да с двойною решеткой окно;
     У окна лишь поутру я сяду,
     Волю дам ненасытному взгляду...
     Вот напротив окошечко: стук!
     Занавеска подымется вдруг.
     На меня посмотрела плутовка!
     Опустилась на ручку головка,
     А с плеча, будто сдул ветерок,
     Полосатый скатился платок,
     Но бледна ее грудь молодая,
     И сидит она долго вздыхая,
     Видно, буйную думу тая,
     Все тоскует по воле, как я.
     Не грусти, дорогая соседка...
     Захоти лишь -- отворится клетка,
     И, как божий птички, вдвоем
     Мы в широкое поле порхнем.
     У отца ты ключи мне украдешь,
     Сторожей за пирушку усадишь,
     А уж с тем, что поставлен к дверям,
     Постараюсь я справиться сам.
     Избери только ночь потемнее,
     Да отцу дай вина похмельнее,
     Да повесь, чтобы ведать я мог,
     На окно полосатый платок.


ПЛЕННЫЙ РЫЦАРЬ
     Молча сижу под окошком темницы;
     Синее небо отсюда мне видно:
     В небе играют все вольные птицы;
     Глядя на них, мне и больно и стыдно.
     Нет на устах моих грешной молитвы,
     Нету ни песни во славу любезной:
     Помню я только старинные битвы,
     Меч мой тяжелый да панцирь железный.
     В каменный панцирь я ныне закован,
     Каменный шлем мою голову давит,
     Щит мой от стрел и меча заколдован,
     Конь мой бежит, и никто им не правит.
     Быстрое время -- мой конь неизменный,
     Шлема забрало -- решетка бойницы,
     Каменный панцирь -- высокие стены,
     Щит мой -- чугунные двери темницы.
     Мчись же быстрее, летучее время!
     Душно под новой бронею мне стало!
     Смерть, как приедем, подержит мне стремя;
     Слезу и сдерну с лица я забрало.


ЖУРНАЛИСТ, ЧИТАТЕЛЬ И ПИСАТЕЛЬ
     Les poetes ressemblent aux ours, qui se  nourrissent  en  suc.ant  leur
patte.
     Inidlt'.*
     Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших
     креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной
     к камину. Журналист входит.
     Журналист
     Я очень рад, что вы больны:
     В заботах жизни, в шуме света
     Теряет скоро ум поэта
     Свои божественные сны.
     Среди различных впечатлений
     На мелочь душу разменяв,
     Он гибнет жертвой общих мнений.
     Когда ему в пылу забав
     Обдумать зрелое творенье?..
     Зато какая благодать,
     Коль небо вздумает послать
     Ему изгнанье, заточенье
     Иль даже долгую болезнь:
     Тотчас в его уединенье
     Раздастся сладостная песнь!
     Порой влюбляется он страстно

     В свою нарядную печаль...
     Ну, что вы пишете? нельзя ль
     Узнать?


     Писатель
     Да ничего...


     Журналист
     Напрасно!
     1 Поэты похожи на медведей, которые кормятся тем, что сосут свою лапу.
     * Неизданное (франц.).


     Писатель
     О чем писать? Восток и юг
     Давно описаны, воспеты;
     Толпу ругали все поэты,
     Хвалили все семейный круг;
     Все в небеса неслись душою,
     Взывали, с тайною мольбою,
     К N. N., неведомой красе, --
     И страшно надоели все.


     Читатель
     И я скажу -- нужна отвага,
     Чтобы открыть... хоть ваш журнал
     (Он мне уж руки обломал):
     Во-первых, серая бумага,
     Она, быть может, и чиста,
     Да как-то страшно без перчаток...
     Читаешь -- сотни опечаток!
     Стихи -- такая пустота;
     Слова без смысла, чувства нету,
     Натянут каждый оборот;
     Притом -- сказать ли по секрету?
     И в рифмах часто недочет.
     Возьмешь ли прозу? -- перевод.
     А если вам и попадутся
     Рассказы на родимый лад --
     То, верно, над Москвой смеются
     Или чиновников бранят.
     С кого они портреты пишут?
     Где разговоры эти слышут?
     А если и случалось им,
     Так мы их слышать не хотим...
     Когда же на Руси бесплодной,
     Расставшись с ложной мишурой,
     Мысль обретет язык простой
     И страсти голос благородный?


     Журналист
     Я точно то же говорю.
     Как вы, открыто негодуя,
     На музу русскую смотрю я.
     Прочтите критику мою.


     Читатель
     Читал я. Мелкие нападки
     На шрифт, виньетки, опечатки,
     Намеки тонкие на то,
     Чего не ведает никто.
     Хотя б забавно было свету!..
     В чернилах ваших, господа,
     И желчи едкой даже нету --
     А просто грязная вода.


     Журналист
     И с этим надо согласиться.
     Но верьте мне, душевно рад
     Я был бы вовсе не браниться --
     Да как же быть?., меня бранят!
     Войдите в наше положенье!
     Читает нас и низший круг:
     Нагая резкость выраженья
     Не всякий оскорбляет слух;
     Приличье, вкус -- все так условно;
     А деньги все ведь платят ровно!
     Поверьте мне: судьбою несть
     Даны нам тяжкие вериги.
     Скажите, каково прочесть
     Весь этот вздор, все эти книги, --
     И все зачем? -- чтоб вам сказать,
     Что их не надобно читать!..


     Читатель
     Зато какое наслажденье,
     Как отдыхает ум и грудь,
     Коль попадется как-нибудь
     Живое, свежее творенье!
     Вот, например, приятель мой:
     Владеет он изрядным слогом,
     И чувств и мыслей полнотой
     Он одарен всевышним богом.


     Журналист
     Все это так, да вот беда:
     Не пишут эти господа.


     Писатель
     О чем писать?.. Бывает время,
     Когда забот спадает бремя,
     Дни вдохновенного труда,
     Когда и ум и сердце полны,
     И рифмы дружные, как волны,
     Журча, одна во след другой
     Несутся вольной чередой.
     Восходит чудное светило
     В душе проснувшейся едва;
     На мысли, дышащие силой,
     Как жемчуг нижутся слова...
     Тогда с отвагою свободной
     Поэт на будущность глядит,
     И мир мечтою благородной
     Пред ним очищен и обмыт.
     Но эти странные творенья
     Читает дома он один,
     И ими после без зазренья
     Он затопляет свой камин.
     Ужель ребяческие чувства,
     Воздушный, безотчетный бред
     Достойны строгого искусства?

     Их осмеет, забудет свет...
     Бывают тягостные ночи:
     Без сна, горят и плачут очи,
     На сердце -- жадная тоска;
     Дрожа, холодная рука
     Подушку жаркую объемлет;
     Невольный страх власы подъемлет;
     Болезненный, безумный крик
     Из груди рвется -- и язык
     Лепечет громко без сознанья
     Давно забытые названья;
     Давно забытые черты
     В сиянье прежней красоты
     Рисует память своевольно:
     В очах любовь, в устах обман
     И веришь снова им невольно,
     И как-то весело и больно
     Тревожить язвы старых ран...
     Тогда пишу. Диктует совесть,
     Пером сердитый водит ум:
     То соблазнительная повесть
     Сокрытых дел и тайных дум;
     Картины хладные разврата,
     Преданья глупых юных дней,
     Давно без пользы и возврата
     Погибших в омуте страстей,
     Средь битв незримых, но упорных,
     Среди обманщиц и невежд,
     Среди сомнений ложно-черных

     И ложно-радужных надежд.
     Судья безвестный и случайный,
     Не дорожа чужою тайной,
     Приличьем скрашенный порок
     Я смело предаю позору;
     Неумолим я и жесток...
     Но, право, этих горьких строк
     Неприготовленному взору
     Я не решуся показать...
     Скажите ж мне, о чем писать?..
     К чему толпы неблагодарной
     Мне злость и ненависть навлечь,
     Чтоб бранью назвали коварной
     Мою пророческую речь?
     Чтоб тайный яд страницы знойной
     Смутил ребенка сон покойный
     И сердце слабое увлек
     В свой необузданный поток?
     О нет! преступною мечтою
     Не ослепляя мысль мою,
     Такой тяжелою ценою
     Я вашей славы не куплю.


     <М. П. С О Л О М И Р С К О И)
     Над бездной адскою блуждая,
     Душа преступная порой
     Читает на воротах рая
     Узоры надписи святой.
     И часто тайную отраду
     Находит муке неземной,
     За непреклонную ограду
     Стремясь завистливой мечтой.
     Так, разбирая в заточенье
     Досель мне чуждые черты,
     Я был свободен на мгновенье
     Могучей волею мечты.
     Залогом вольности желанной,
     Лучом надежды в море бед
     Мне стал тогда ваш безымянный,
     Но вечно памятный привет.


ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ
     (Из Цедлица)
     По синим волнам океана,
     Лишь звезды блеснут в небесах,
     Корабль одинокий несется,
     Несется на всех парусах.
     Не гнутся высокие мачты,
     На них флюгера не шумят,
     И молча в открытые люки
     Чугунные пушки глядят.
     Не слышно на нем капитана,
     Не видно матросов на нем;
     Но скалы, и тайные мели,
     И бури ему нипочем.
     Есть остров на том океане --
     Пустынный и мрачный гранит;
     На острове том есть могила,
     А в ней император зарыт.
     Зарыт он без почестей бранных
     Врагами в сыпучий песок,
     Лежит на нем камень тяжелый,
     Чтоб встать он из гроба не мог.
     И в час его грустной кончины,
     В полночь, как свершается год,
     К высокому берегу тихо
     Воздушный корабль пристает.
     Из гроба тогда император,
     Очнувшись, является вдруг;
     На нем треугольная шляпа
     И серый походный сюртук.
     Скрестивши могучие руки,
     Главу опустивши на грудь,
     Идет и к рулю он садится
     И быстро пускается в путь.
     Несется он к Франции милой,
     Где славу оставил и трон,
     Оставил наследника-сына
     И старую гвардию он.
     И только что землю родную
     Завидит во мраке ночном,
     Опять его сердце трепещет
     И очи пылают огнем.
     На берег большими шагами
     Он смело и прямо идет,
     Соратников громко он кличет

     И маршалов грозно зовет.
     Но спят усачи-гренадеры --
     В равнине, где Эльба шумит,
     Под снегом холодной России,
     Под знойным песком пирамид.
     И маршалы зова не слышат:
     Иные погибли в бою,
     Другие ему изменили
     И продали шпагу свою.
     И, топнув о землю ногою,
     Сердито он взад и вперед
     По тихому берегу ходит,
     И снова он громко зовет:
     Зовет он любезного сына,
     Опору в превратной судьбе;
     Ему обещает полмира,

     А Францию только себе.
     Но в цвете надежды и силы
     Угас его царственный сын,
     И долго, его поджидая,
     Стоит император один --
     Стоит он и тяжко вздыхает,
     Пока озарится восток,
     И капают горькие слезы
     Из глаз на холодный песок,
     Потом на корабль свой волшебный,
     Главу опустивши на грудь,
     Идет и, махнувши рукою,
     В обратный пускается путь.


ОТЧЕГО
     Мне грустно, потому что я тебя люблю,
     И знаю: молодость цветущую твою
     Не пощадит молвы коварное гоненье.
     За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
     Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
     Мне грустно... потому что весело тебе.


БЛАГОДАРНОСТЬ
     За все, за все тебя благодарю я:
     За тайные мучения страстей,
     За горечь слез, отраву поцелуя,

     За месть врагов и клевету друзей;
     За жар души, растраченный в пустыне,
     За все, чем я обманут в жизни был...
     Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
     Недолго я еще благодарил.


ИЗ ГЕТЕ
     Горные вершины
     Спят во тьме ночной;
     Тихие долины
     Полны свежей мглой;
     Не пылит дорога,
     Не дрожат листы...
     Подожди немного,
     Отдохнешь и ты.


РЕБЕНКУ
     О грезах юности томим воспоминаньем,
     С отрадой тайною и тайным содроганьем,
     Прекрасное дитя, я на тебя смотрю...
     О, если б знало ты, как я тебя люблю!
     Как милы мне твои улыбки молодые,
     И быстрые глаза, и кудри золотые,
     И звонкий голосок! -- Не правда ль, говорят,
     Ты на нее похож? -- Увы! года летят;
     Страдания ее до срока изменили,
     Но верные мечты тот образ сохранили
     В груди моей; тот взор, исполненный огня,
     Всегда со мной. А ты, ты любишь ли меня?
     Не скучны ли тебе непрошенные ласки?
     Не слишком часто ль я твои целую глазки?
     Слеза моя ланит твоих не обожгла ль?
     Смотри ж, не говори ни про мою печаль,
     Ни вовсе обо мне... К чему? Ее, быть может,
     Ребяческий рассказ рассердит иль встревожит.,
     Но мне ты все поверь. Когда в вечерний час,
     Пред образом с тобой заботливо склонясь,
     Молитву детскую она тебе шептала,
     И в знаменье креста персты твои сжимала,
     И все знакомые родные имена
     Ты повторял за ней, -- скажи, тебя она
     Ни за кого еще молиться не учила?
     Бледнея, может быть, она произносила
     Название, теперь забытое тобой...
     Не вспоминай его... Что имя? -- звук пустой!
     Дай бог, чтоб для тебя оно осталось тайной.
     Но если как-нибудь, когда-нибудь, случайно
     Узнаешь ты его -- ребяческие дни
     Ты вспомни, и его, дитя, не прокляни!


А. О. СМИРНОВОЙ
     Без вас хочу сказать вам много,
     При вас я слушать вас хочу;
     Но молча вы глядите строго,
     И я в смущении молчу. Что ж делать?..
     Речью неискусной
     Занять ваш ум мне не дано...
     Все это было бы смешно,
     Когда бы не было так грустно...


К ПОРТРЕТУ
     Как мальчик кудрявый, резва,
     Нарядна, как бабочка летом;
     Значенья пустого слова
     В устах ее полны приветом.
     Ей нравиться долго нельзя:
     Как цепь ей несносна привычка,
     Она ускользнет, как змея,
     Порхнет и умчится, как птичка.
     Таит молодое чело
     По воле -- и радость и горе.
     В глазах -- как на небе светло,
     В душе ее темно, как в море!
     То истиной дышит в ней все,
     То все в ней притворно и ложно!
     Понять невозможно ее,
     Зато не любить невозможно.


ТУЧИ
     Тучки небесные, вечные странники!
     Степью лазурною, цепью жемчужною
     Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,
     С милого севера в сторону южную.
     Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
     Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
     Или на вас тяготит преступление?
     Или друзей клевета ядовитая?
     Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
     Чужды вам страсти и чужды страдания;
     Вечно холодные, вечно свободные,
     Нет у вас родины, нет вам изгнания.


     (ВАЛЕРИК)
     Я к вам пишу случайно; право,
     Не знаю как и для чего.
     Я потерял уж это право.
     И что скажу вам? -- ничего!
     Что помню вас? -- но, боже правый,
     Вы это знаете давно;
     И вам, конечно, все равно.
     И знать вам также нету нужды,
     Где я? что я? в какой глуши?
     Душою мы друг другу чужды,
     Да вряд ли есть родство души.
     Страницы прошлого читая,
     Их по порядку разбирая
     Теперь остынувшим умом,
     Разуверяюсь я во всем.
     Смешно же сердцем лицемерить
     Перед собою столько лет;
     Добро б еще морочить свет!
     Да и притом, что пользы верить
     Тому, чего уж больше нет?..
     Безумно ждать любви заочной?
     В наш век все чувства лишь на срок;
     Но я вас помню -- да и точно,
     Я вас никак забыть не мог!
     Во-первых, потому, что много
     И долго, долго вас любил,

     Потом страданьем и тревогой
     За дни блаженства заплатил;
     Потом в раскаянье бесплодном
     Влачил я цепь тяжелых лет
     И размышлением холодным
     Убил последний жизни цвет.
     С людьми сближаясь осторожно,
     Забыл я шум младых проказ,
     Любовь, поэзию, -- но вас
     Забыть мне было невозможно.
     И к мысли этой я привык,
     Мой крест несу я без роптанья:
     То иль другое наказанье?
     Не все ль одно. Я жизнь постиг;
     Судьбе как турок иль татарин
     За все я ровно благодарен;
     У бога счастья не прошу
     И молча зло переношу.
     Быть может, небеса Востока
     Меня с ученьем их пророка
     Невольно сблизили. Притом
     И жизнь всечасно кочевая,
     Труды, заботы ночь и днем,
     Все, размышлению мешая,
     Приводит в первобытный вид
     Больную душу: сердце спит,
     Простора нет воображенью...
     И нет работы голове...
     Зато лежишь в густой траве
     И дремлешь под широкой тенью
     Чинар иль виноградных лоз,
     Кругом белеются палатки;
     Казачьи тощие лошадки
     Стоят рядком, повеся нос;
     У медных пушек спит прислуга.
     Едва дымятся фитили;
     Попарно цепь стоит вдали;
     Штыки горят под солнцем юга.
     Вот разговор о старине
     В палатке ближней слышен мне;
     Как при Ермолове ходили
     В Чечню, в Аварию, к горам;
     Как там дрались, как мы их били,
     Как доставалося и нам;
     И вижу я неподалеку
     У речки, следуя пророку,
     Мирной татарин свой намаз
     Творит, не подымая глаз;
     А вот кружком сидят другие.
     Люблю я цвет их желтых лиц,
     Подобный цвету ноговиц,
     Их шапки, рукава худые,
     Их темный и лукавый взор
     И их гортанный разговор.
     Чу -- дальний выстрел! Прожужжала
     Шальная пуля... славный з