еня!" - сказала Клеопатра Николаевна,
глядя на записку и  целуя ее;  потом опустилась на диван и снова задумалась.
Нравственный инстинкт женщины говорил в ней как бы помимо ее воли.
     Граф  тоже  возвратился домой  в  каком-то  странном расположении духа.
"Однако мне здесь не так скучно,  как я ожидал",  - сказал он, усаживаясь на
диван. Но потом сделал презрительную гримасу и задумался.
     Дня  через два  после того становой привез Мановскому указ из  опеки об
устранении его от опекунства над имением малолетней Мауровой.
     - Я еще не принимал имения, - сказал Мановский, подавая описи, крепости
и другие документы становому,  - а получил только бумаги. Вот они, передайте
их, кому будет следовать.
     - А знаете, кто назначен на ваше место?..
     - Нет, не знаю.
     - Иван Александрыч Гуликов.  Нечего сказать,  славный опекун.  Я сейчас
везу к нему указ.
     Мановский ничего не отвечал.


                                     V

     Время шло. Анна Павловна очень грустила об отце, считая себя виновницею
его  смерти;  но  старалась это  скрыть,  и,  когда слезы одолевали ее,  она
поспешно уходила и  плакала иногда по  целым часам не переставая.  Положение
Эльчанинова,  в свою очередь,  тоже делалось день ото дня несноснее;  он, не
скрываясь,  хандрил. Анна Павловна начинала окончательно терять в его глазах
всякую прелесть, она стала казаться ему и собой нехороша, и малообразованна,
и без всякого характера.  Он не находил, что с нею говорить; ему было скучно
с  нею сидеть и  даже глядеть на  нее.  Уединенная и  однообразная жизнь,  к
которой он  вовсе  не  привык  и  на  которую обречен был  обстоятельствами,
сделалась ему невыносима.  "Хоть бы выехать куда-нибудь к соседям,  -  думал
он,   -   стыдно...  да,  пожалуй,  встретишься  еще  с  Мановским".  Уехать
куда-нибудь с  Анной Павловной,  где бы  он  мог по крайней мере выезжать из
дому, но на это не было никакой возможности, потому что у него ни копейки не
было денег.  Однажды,  это было поутру,  Анна Павловна сидела в  гостиной на
креслах.  Савелий стоял и  смотрел в  окно.  Эльчанинов лежал вниз  лицом на
диване.
     - Что ты, Валер, все лежишь? - проговорила Анна Павловна.
     - Так, - отвечал Эльчанинов и позевнул. - Кажется, и не дождешься этого
счастливого дня,  -  продолжал он,  - когда выберешься отсюда. Мне, наконец,
никакого терпения недостает здесь жить.
     - Тебе скучно? - проговорила Анна Павловна. Голос ее дрожал.
     - Нет,  мне не  скучно,  с  тобой я  никогда не  могу скучать;  но  это
ожидание, эта неопределенность положения - это ужасно!
     - Чего же вы ожидаете? - спросил Савелий.
     - Места,  которое могло бы обеспечить мою и  Анны Павловны будущность и
которое обещал мне дать граф.
     - Отчего же он не дает? - заметил Савелий.
     - Ах,  господи боже мой,  да разве это можно заочно сделать? Это не то,
что определить куда-нибудь писцом или становым приставом.
     - Но какое же вам хочет дать место граф?
     - Какое?  Я не знаю, собственно, какое, - отвечал с досадою Эльчанинов,
которому  начинали  уже  надоедать  допросы  приятеля,  тем  более,  что  он
действительно не  знал,  потому  что  граф,  обещаясь,  никогда и  ничего не
говорил определительно; а сам он беспрестанно менял в голове своей места: то
воображал себя  правителем канцелярии графа,  которой у  того,  впрочем,  не
было, то начальником какого-нибудь отделения, то чиновником особых поручений
при министре и даже секретарем посольства.
     - Я знаю только то,  -  присовокупил он,  - что граф может дать место и
выгодное и видное.
     Савелий,  кажется, хотел что-то возразить ему, но, взглянув в это время
в окно, вдруг остановился и проговорил каким-то странным голосом:
     - Михайло Егорыч, кажется, сюда едет!
     Эльчанинов вскочил и  побледнел как  мертвец.  Анна  Павловна задрожала
всем телом.
     - Эй, люди! Не пускать там, кто приедет! - вскрикнул было Эльчанинов.
     - Нельзя не пускать.  Ступайте туда и  задержите его в зале;  говорите,
что Анны Павловны у вас нет,  - перебил Савелий и, почти вытолкнув приятеля,
захлопнул за ним дверь,  а  сам взял проворно Анну Павловну за руку и увел в
задние  комнаты.  К  крыльцу  подъехал  Мановский,  с  которым  рядом  сидел
исправник,  а  на  передней скамейке помещался у  них  стряпчий,  корявейшая
физиономия,  когда-либо существовавшая в мире.  Все втроем они вошли в залу.
Эльчанинов,  бледный,  но  насколько возможно владея  собой,  встретил их  и
спросил, что им угодно.
     Исправник начал сконфуженным голосом, показывая на Мановского:
     - Мы  приехали по  поданному прошению Михайло Егорыча,  что  супруга их
проживает в здешней усадьбе.
     - Что ж вам, собственно, угодно от меня? - болтнул Эльчанинов, и сам не
зная хорошенько, что говорит.
     - Приступайте  к  следствию;   что  тут  разговаривать?   -  проговорил
Мановский и сел.
     - Конечно,   лучше  к  следствию,   -  подтвердил  стряпчий  и  нюхнул,
отвернувшись в сторону,  табаку, причем одну ноздрю зажал, а в другую втянул
всю щепотку, а потом, вынув из бокового кармана бумагу, подал ее исправнику,
проговоря: "Вопросные пункты". Исправник некоторое время переминался.
     - Не угодно ли вам,  - начал он, подавая Эльчанинову бумагу, - ответить
на эти вопросы?
     Эльчанинов взял.  Кровь бросилась у  него в голову,  он готов был в эти
минуты убить всех троих, если бы достало у него на это силы.
     - Может быть,  вам угодно,  чтобы я здесь при вас отвечал? - проговорил
он с некоторою гордостью.
     - По  закону  следует  здесь,  в  присутствии  господ  следователей,  -
произнес стряпчий и опять нюхнул.
     Эльчанинов взял чернильницу, поставил ее на ближайший стол, сел и начал
писать.  На вопрос: как его зовут, какой он веры и прочее, он ответил сейчас
же; но далее его спрашивали: действительно ли Анна Павловна бежала к нему от
мужа,  живет у  него  около года и  находится с  ним  в  любовном отношении?
Эльчанинов остановился.  Что было отвечать на это? Припомнив, впрочем, слова
Савелья,  он  поставил одну  общую  скобку  и  написал:  "Ничего  не  знаю".
Исправник взял у него потом ответы дрожащими руками и начал читать. Стряпчий
заглянул ему через плечо.
     - Стало быть,  госпожа Мановская и теперь проживает не в вашем доме?  -
спросил он, обращаясь к Эльчанинову.
     - Я уже на это ответил и с вами разговаривать больше не желаю, - сказал
тот, с презрением взглянувши на стряпчего.
     Мановский встал; молча взял ответы у исправника, прочитал их и произнес
ровным голосом:
     - Я прошу вас, господа, сделать обыск в усадьбе и в доме.
     Исправник пожал плечами и  обратился к стряпчему,  проговоря:  "Следует
ли?"
     - Без сомнения,  следует;  желание истца на  то есть,  -  отвечал тот и
как-то  значительно откашлянулся и  плюнул в  сторону,  как  бы  желая этими
движениями намекнуть Мановскому: "Помни же мои услуги".
     Следователи  и  Мановский  пошли  по  дому.  Эльчанинов  потерялся:  он
прислонился к косяку окошка и не мог ни говорить, ни двинуться с места.
     - Это шаль моей жены!  -  говорил Мановский, проходя по гостиной и видя
лежавший на  диване  платок  Анны  Павловны.  -  Запишите,  -  отнесся он  к
стряпчему.
     - Помню и так, без записки, - подхватил тот.
     Пройдя наугольную и чайную, они пошли в спальню.
     - Это женин салон, - сказал Мановский стряпчему.
     - Вижу, вижу, - отвечал тот.
     - Женино платье, - заключил Михайло Егорыч, отворив шкаф и вынув оттуда
два или три платья Анны Павловны.
     Из  спальни  следователи  перешли  в  другие  комнаты.  Михайло  Егорыч
осматривал каждый угол, заставляя отпирать кладовые, чуланы, лазил в подвал,
и все-таки Анны Павловны не нашли.
     Осмотрев дом,  Мановский пошел по избам,  лазил на полати, заглядывал в
печи - и все ничего.
     - Где  моя  жена?  -  спросил  он,  проходя  по  двору,  попавшуюся ему
навстречу бабу.
     - В горнице,  поди,  чай,  батюшка,  - отвечала та, простодушно и низко
кланяясь.
     - Записать это надо? - сказал Мановский, обращаясь опять к стряпчему.
     - Непременно, непременно, - отвечал тот.
     - Куда  уехала Анна  Павловна?  -  озадачил Мановский проходившего мимо
эльчаниновского кучера.
     - Ничего я не знаю-с, - отвечал тот бойко.
     - Скотина, - произнес Мановский и пошел далее.
     Потом они возвратились в зало,  где Эльчанинов стоял все еще на прежнем
месте.
     - Составьте постановление нашему осмотру, - проговорил Михайло Егорыч.
     - Сейчас,   сию   секунду,   -   отвечал   стряпчий,   понюхал  табаку,
откашлянулся, сел и написал минут в пять лист кругом.
     - Прочитайте вслух, - сказал Мановский.
     Стряпчий прочитал.
     - Подпишите, - проговорил Михайло Егорыч.
     Следователи подписались.
     - Ну,  теперь и  вы  удостоверьте,  что  все это справедливо,  иначе мы
повторим осмотр, - отнесся Задор к Эльчанинову.
     - Извольте,  -  отвечал  тот,  совершенно уже  потерянный,  и  подписал
постановление.
     - Ну, пока будет, - сказал Мановский и пошел.
     Исправник и стряпчий пошли за ним. Через минуту они все уехали.
     - Вы куда теперь? - спросил Михайло Егорыч исправника.
     - На минуточку к вам, а тут к графу на бал.
     - Черт бы драл их с их балами!.. Смотрите, не болтайте там о деле.
     - Чтой-то, господи, не молодой мальчик, - отвечал исправник.
     - После поблагодарю,  - продолжал Мановский, - а теперь надо другой еще
раз, хоть на той неделе, наехать, чтобы обоих захватить.
     - Для видимости в  деле непременно надо обоих захватить,  -  подтвердил
стряпчий.
     Исправник только  вздохнул.  Эльчанинов между  тем  вошел  в  гостиную,
бросился на диван и  зарыдал.  Это было выше сил его!  В настоящую минуту он
решительно не  думал об  Анне Павловне;  он думал только,  как бы ему спасти
самого  себя,  и  мысленно проклинал ту  минуту,  когда  он  сошелся с  этой
женщиной, которая принесла ему крупицу радостей и горы страданий.
     Через четверть часа вошел к нему Савелий, который спас Анну Павловну от
свидания с мужем тем, что выскочил с нею в окно в сад, провел по захолустной
аллее в ржаное поле,  где оба они,  наклонившись, чтобы не было видно голов,
дошли до лугов;  Савелий посадил Анну Павловну в стог сена,  обложил ее так,
что  ей  только что  можно было дышать,  а  сам опять подполз ржаным полем к
усадьбе и  стал наблюдать,  что  там  делается.  Видя,  что  Мановский уехал
совсем, он сбегал за Анной Павловной и привел ее в усадьбу.
     - Что они тут делали?  -  спросил он Эльчанинова.  Тот едва в состоянии
был рассказать. Савелий несколько времени думал.
     - Поезжайте сейчас же к графу,  Валерьян Александрыч,  и просите, чтобы
он или взял к себе Анну Павловну, либо помог бы вам как-нибудь, как знает, а
то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.
     Эльчанинов всплеснул руками и схватил себя за голову.
     - Боже мой,  боже мой,  что я за несчастный человек!  - воскликнул он и
зарыдал.
     - Да  полно  вам  реветь!  Точно  женщина какая:  хуже  Анны  Павловны,
ей-богу, та смелее вас. Одевайтесь! - проговорил с досадою Савелий.
     Эльчанинов как  бы  механически повиновался ему.  Он  начал одеваться и
велел закладывать лошадей.  Савелий прошел к Анне Павловне, которая сидела в
гостиной.
     - Что Валер? - спросила она.
     - Ничего,  одевается,  хочет сейчас ехать к графу и пожаловаться ему на
исправника.
     - А я одна останусь?  Я боюсь,  Савелий Никандрыч,  - произнесла бедная
женщина.
     - Ничего-с; я у вас останусь, - отвечал Савелий.
     - Добрый друг, - произнесла Анна Павловна, протягивая ему руку, которую
Савелий в  первый еще  раз  взял и  поцеловал,  покраснев при этом как маков
цвет.
     Эльчанинов вошел совсем одетый, во фраке и раздушенный, как обыкновенно
он ездил к графу.
     - Что, Валер? - спросила Анна Павловна, протягивая к нему руку.
     - Ничего,  вздор, - отвечал он, как-то судорожно поеживаясь и торопливо
целуя ее руку, и тотчас же уехал.


                                     VI

     В тот самый день, как Эльчанинов ехал к графу, у того назначен был бал,
на  котором хозяйкою должна  была  быть  Клеопатра Николаевна.  Пробило семь
часов. Эльчанинов первый подъехал к графскому крыльцу.
     - Дома его сиятельство?  - спросил он, войдя в официантскую, где стояла
целая стая лакеев, одетых в парадные ливрейные фраки и штиблеты.
     - У  себя-с,  в  гостиной,  -  отвечал вежливо один из них.  Эльчанинов
пошел.
     - Ах,  monsieur Эльчанинов,  -  произнес ласково граф,  сидевший уже во
фраке и  завитой на диване,  ожидая гостей.  -  Очень рад вас видеть на моем
вечере,  хоть  и  не  звал вас  по  нежеланию вашему встречаться с  здешними
господами.
     - Знаю,   ваше  сиятельство,   -   отвечал  Эльчанинов,  -  и  приехал,
собственно, не на бал, а с просьбой.
     - С просьбой?  - повторил граф. - Все, что только могу, поверьте, будет
исполнено, - прибавил он.
     Эльчанинов  хотел  было  начать  рассказ,  но  раздавшийся сзади  голос
остановил его.
     - Я  исполнила,  граф,  ваше  желание и  нарочно приехала раньше затем,
чтобы занять свою должность.
     - Je vous remercie,  madame, je vous remercie*, - сказал граф, вставая.
Эльчанинов обернулся.  Это  была  Клеопатра Николаевна в  дорогом  кружевном
платье,  присланном к ней по последней почте из Петербурга,  и,  наконец,  в
цветах и  в  брильянтах.  В  этом  наряде она  была  очень представительна и
произвела на  героя моего самое выгодное впечатление.  С  некоторого времени
все почти женщины стали казаться ему лучше и прекраснее его Анны Павловны.
     ______________
     * Благодарю вас, сударыня, благодарю (франц.).

     - Валерьян Александрыч!  Вас  ли  я  вижу?  -  полувскрикнула Клеопатра
Николаевна.
     - А вы знакомы? - спросил граф.
     - Мы были друзья,  - отвечала Клеопатра Николаевна, - по крайней мере я
могу это сказать про себя, но monsieur Эльчанинов за что-то разлюбил меня.
     - Напротив, но... - начал было Эльчанинов.
     - Забудемте прошлое,  мы еще с  вами объяснимся,  -  перебила Клеопатра
Николаевна, подавая ему руку.
     - О, да между вами что-то интересное, - заметил с улыбкою граф.
     - Что делать?  Валерьян Александрыч сам очень интересен для женщин; это
не одна я так думаю, - произнесла вдова с кокетливою улыбкою.
     Видимо, что она заискивала в Эльчанинове.
     "Или эта  женщина дьявол,  или она невинна",  -  подумал тот про себя и
обратился к графу:
     - Могу ли я с вами переговорить, ваше сиятельство? Мне очень нужно.
     - Если очень нужно... - проговорил граф.
     - Нужно, ваше сиятельство, - повторил Эльчанинов.
     - Извольте,  - отвечал Сапега, - pardon, madame*, - прибавил он, кивнув
головой Клеопатре Николаевне, и вышел с Эльчаниновым в кабинет.
     ______________
     * извините, сударыня (франц.).

     Герой мой пересказал ему все, с некоторыми даже прибавлениями, и описал
в таких ярких красках, что граф, слушая, пожимал только плечами.
     - Для  счастья,  для  спасения этой женщины я  должен уехать отсюда!  -
заключил Эльчанинов.
     Граф прошелся несколько раз по кабинету.
     - Да,  вам надобно уехать, и не мешкая, - произнес он. Эльчанинов замер
от восторга.
     - Меня одно только беспокоит, ваше сиятельство, - начал он, - как она?
     - Да, но это уж ваше дело, - проговорил Сапега.
     - Она  не  согласится,   она  будет  проситься  со  мною.   Да  и   как
действительно ее оставить?
     - Оставить вам  ее  нет  никакой опасности.  Мановский ничего не  может
сделать, когда вас не будет, да к тому же и я здесь. Но вам с собою ее брать
не вижу ни малейшей возможности.  Этим вы и себя свяжете и ей повредите. Вам
надобно по  крайней мере  на  некоторое время разлучиться совершенно,  чтобы
дать позатихнуть всей этой истории.
     - Решительно надобно расстаться, - подхватил Эльчанинов, - но я наперед
знаю, - она не будет отпускать.
     - Урезоньте.
     - Я думаю ее обмануть, ваше сиятельство.
     - Ложь позволительна,  если служит ко спасению, разрешаю вам. Но чем же
вы ее обманете?
     - Я  скажу,  что поеду закладывать имение,  чтобы иметь деньги,  с  чем
подняться.
     - Хорошо!.. А в самом деле, есть ли у вас деньги? - спросил граф.
     Эльчанинов покраснел и не отвечал.
     - Нет?..  Что  тут  за  скрытность,  fi,  mon cher*.  Позвольте мне вам
услужить этой мелочью.
     ______________
     * Фи, мой дорогой! (франц.).

     - Граф...
     - Без церемонии, друг... Когда же вы думаете выехать?
     - Послезавтра.
     - Что  ж,  можно  и  послезавтра.  Заезжайте ко  мне,  и  я  снабжу вас
рекомендательными письмами и деньгами.
     - Граф, чем мне отблагодарить вас? - сказал Эльчанинов.
     - Любите меня и  слушайтесь,  -  отвечал старик и  хотел было идти,  но
Эльчанинов переминался и, видно, хотел еще что-то сказать.
     - Я даже и теперь, ваше сиятельство, - начал он с принужденною улыбкою,
- боюсь  ехать  домой,   потому  что  сегодня-завтра  ожидаю,  что  господин
Мановский посетит меня.
     Граф опять прошелся по кабинету.
     - Ни  сегодня,  ни  завтра не  будет этого,  потому что все эти здешние
господа власти будут у меня,  и я их остановлю,  а вы подождите,  побудьте у
меня. Я скажу вам, когда можно будет ехать.
     - Слушаю, ваше сиятельство, - отвечал Эльчанинов.
     Граф,   во   всех  своих  действиях  относительно  Анны  Павловны  пока
выжидавший,  очень обрадовался намерению Эльчанинова уехать. Он очень хорошо
видел, что тот не любит уже Мановскую и скучает ею, а приехавши в Петербург,
конечно, сейчас же ее забудет, а потом... потом граф составил по обыкновению
план, исполнение которого мы увидим в дальнейшем ходе рассказа.
     Сопровождаемый Эльчаниновым,  он возвратился в  гостиную.  Там уже были
все почти званые гости,  приехавшие ровно в восемь часов, как было назначено
в  пригласительных билетах,  и  все были разряжены,  насколько только могли:
даже старуха Уситкова была в  корсете,  а  муж ее  напомадился такой пахучей
помадою,  что  даже самому было это неприятно.  М-me  Симановская приехала с
красными и распухшими глазами: она два дня их не осушала, не получив к сроку
из  губернского города бального платья,  которое она  заказала на  последние
деньги.  Старая девица-барышня была в  легком платье и  совершенно обнаживши
костлявую шею.  Молодых девиц было очень мною привезено,  и  и  этом случае,
должно  отдать справедливость,  преобладала порода Марковых,  двух  братьев,
одного вдовца, а другого женатого, у которых было по семи дочерей у каждого.
Из  кавалеров были лучшими два молоденькие брата,  мичманы Жигаловы,  только
что приехавшие к  больной матери в отпуск и бывшие совершенно уверенными,  в
простоте юношеского сердца,  что  бал,  собственно,  и  устроился по  случаю
приезда их.  Граф всех и  каждого оприветствовал и,  открыв потом польским с
Клеопатрою Николаевной бал,  пригласил молодых людей продолжать танцы, а сам
начал ходить то  с  тем,  то  с  другим из  гостей,  которые были постарше и
попочтеннее.  Проходя мимо исправника и  других уездных чиновников,  которые
приехали в мундирах, Сапега произнес.
     - О господа,  это немножко лишнее,  к чему эта церемония в деревне, - а
потом  тут  же,  обратившись к  исправнику,  сказал мимоходом вполголоса:  -
Потрудитесь прийти через четверть часа в  мой  кабинет,  мне надобно с  вами
поговорить.
     Исправник побледнел; предчувствие говорило ему, что на него пожаловался
Эльчанинов. Желая приласкаться к нему и порасспросить его, он подошел было к
моему герою и начал:
     - Меня граф зачем-то зовет в кабинет.
     Но Эльчанинов в ответ на это отвернулся от него.
     Исправник только вздохнул и,  проведя потом  мучительные четверть часа,
отправился,  наконец,  в кабинет, где увидел, что граф стоит, выпрямившись и
опершись одною рукою на спинку кресел,  и в этой позе он опя