одошли дереву, Харбард пояснил:
   - Когда-то Один  провисел  на  дереве  девять  дней  и  ночей,  чтобы
проникнуть в тайну  рун.  В  наших  преданиях  говорится,  что  страдать
Всеотцу пришлось именно на этом дереве.
   - В других легендах  это  описывается  по-иному,  -  возразила  Песнь
Крови. Взглянув на веревку, она сразу догадалась,  что  ее  ждет.  -  От
легенд немного пользы, и у меня нет девяти дней, - добавила она. -  Если
уж вы решили испытать меня, хотелось бы, чтобы все происходило быстро.
   Харбард не обратил внимания на ее слова. Он взялся  за  нижний  конец
веревки и завязал на нем петлю.
   - Испытание закончится с заходом солнца. Сейчас почти полдень. Мы  не
станем  попусту  тратить  время,   нетерпеливая   просительница.   Чтобы
сдохнуть, времени до вечера вполне достаточно, - пообещал он.
   - Или выжить. Что требуется от меня?
   - Просто выжить, - засмеялась Ульфхильда. - Любым способом.
   Тем временем Харбард закончил завязывать петлю, при этом  он  в  такт
дыханию едва слышно выговаривал заклинания. Когда же затягивал последний
узел, что-то выкрикнул.
   Он подозвал Песнь Крови, надел петлю ей на  шею.  Ульфхильда  подняла
длинные волосы воительницы  и  после  того,  как  вождь  затянул  петлю,
отпустила и даже разгладила на прощание.
   Затем Харбард забросил другой конец веревки вверх на дерево.
   Песнь Крови, казалось, сумела подготовиться ко всему, что могло с ней
случиться. Вот и теперь она успела подпрыгнуть и ухватиться  за  веревку
повыше спирального узла, затянувшего петлю. Так и подвисла  над  землей,
потому что ноги ее внезапно оторвались от земли, и она взлетела вверх.
   Ее  пронзила  убийственная  мысль:  "До  заката?  Все,  что  от  меня
требуется, это провисеть в таком  положении  до  заката?  Значит,  будем
висеть".
   Правой рукой она мертвой хваткой вцепилась в веревку, дав  тем  самым
время отдохнуть левой. "Я справлюсь, - убеждала она  себя.  -  Я  должна
выдержать".
   Неожиданно она почувствовала, как кто-то схватил ее за одежду.  Через
какое-то мгновение те же руки полностью обнажили ее тело.  Между  тем  у
дерева собрались  оборотни.  И  слова  не  произнесли,  все  внимательно
изучали шрамы на ее теле.
   Перед ее глазами обрисовался наконечник копья  Харбарда.  Сталь  была
испещрена множеством рун. Затем послышался голос вождя:
   -  Один  висел  обнаженным.  Его  девять  ран,   нанесенные   копьем,
кровоточили. Он сам изувечил себя, тем самым принеся себя в жертву.  Мне
же придется помочь тебе.
   Острейшая боль пронзила тело, когда наконечник копья  вонзился  в  ее
левое бедро. Хлынула кровь. Безжалостная  сталь  продолжала  терзать  ее
тело. Раны получались  неглубокие,  но  очень  болезненные.  Как  теперь
сохранить силы и дотерпеть до вечера! Ей нанесли девять ран, но она даже
не  вскрикнула.  Харбард,  закончив  истязание,  отошел  и  одобрительно
кивнул. Со знанием дела оглядев ее, он отметил сталь мускулов  на  руке,
удерживающей тело. Все  равно  до  вечера  было  далеко,  кровь  сочится
обильно, подкрадывается усталость. Выдержит ли она?
   Между тем в поле зрения Песни Крови появилась Ульфхильда. Она подняла
руки и сделала несколько ритуальных жестов  -  правой  рукой  прочертила
воздух слева направо, а левой в противоположную сторону.  Затем  описала
круг, в котором оказался знак солнца. Это был крест с загнутыми  в  одну
сторону концами.
   - Теперь тебе, подвергшейся испытанию, пора узнать, -  объявила  жена
вождя,  -  сакральное  название  нашего  острова.  Это  самое   заветное
наследство, которое оставили нам наши предки. Тогда,  быть  может,  Один
подарит тебе победу над врагами. Если  же  ты  откроешь  тому,  кому  не
довелось  побывать  здесь,  великую  тайну,  погибнешь  ты  и  все  твои
родственники. Помни об этом, подвешенная на ритуальном дереве.
   - Давным-давно, - в тон жене продолжил Харбард,  -  в  нашем  племени
родился воин, научивший нас сражаться за свободу. С той поры  мы  никому
не кланяемся, никто не сможет надеть на нас цепи. У  нас  нет  хозяев  и
рабов, ни перед кем мы не вставали на колени. Даже перед богами.
   - Даже  перед  Одином  мы  не  становимся  на  колени,  -  продолжила
Ульфхильда.
   - Даже перед Одином! -  внезапно  подхватили  все  собравшиеся  возле
дерева оборотни.
   Их рев громом прокатился по окрестностям.
   - Наш предок-воин разорвал цепи  рабства,  -  торжественно  продолжил
Харбард. - Мы - свободные люди. Наши тайные знания достались нам из  той
поры, когда Время еще только-только началось в этом мире.
   - Мы - свободные люди, мы - народ Одина, - сменила мужа Ульфхильда. -
Мы никогда не станем рабами, но никогда не  будем  вести  себя,  подобно
дикому зверью.
   - Пробил  час,  -  провозгласил  Харбард,  -  и  после  бесчисленного
множества сражений и  битв,  после  гибели  бесконечного  числа  бойцов,
сражавшихся за свободу, великий воин привел нас на этот остров.
   - Он стал нашим домом, - добавила Ульфхильда.
   - Домом!.. - подхватила толпа.
   - Вольфравен... - прошептала Ульфхильда.
   - Воин! - Рев толпы потряс округу.
   - Вольфравен, - громче сказала Ульфхильда.
   - Наш дом!
   Харбард передал копье с рунами жене. Она поднесла наконечник к  губам
и поцеловала сталь, на которой еще не высохли алые струйки крови.  Затем
подняла копье и приложила наконечник к губам Песни Крови.
   Воительница тоже поцеловала его.
   Ульфхильда еще выше вскинула священное оружие  -  символ  Гунгнира  -
копье Одина.
   - За Вольфравен и Одина! - выкрикнула она.
   Это был боевой клич  оборотней-ульфбьернов,  с  которым  они  шли  на
врагов.
   Клич подхватили все, находившиеся в низине. Они выхватили  оружие  и,
потрясая им, повторили:
   - За Вольфравен и Одина!
   Теперь все взгляды были направлены на Песнь Крови. Наступила  тишина,
и в ней отчетливо и ликующе прозвучал выкрик подвешенной на дереве:
   - За Вольфравен и Одина!
   Воины, собравшиеся вокруг дерева, заулыбались.  Напряжение  спало,  и
жители  острова  начали   обмениваться   впечатлениями.   Повеселела   и
Ульфхильда. Она улыбнулась воительнице:
   -  Добро  пожаловать   на   Вольфравен.   Ты   правильно   поступила,
сестра-меченосица. Воля Одина в том, что  у  тебя  появилась  слабенькая
надежда выдержать испытание.
   - Будет на то воля Одина или нет, - с трудом выговорила Песнь  Крови,
- но я выживу.
   - Теперь необходимо соблюсти еще одно условие, и мы покинем  тебя,  -
заявил Харбард. - И ты останешься один на один с Одином и своей судьбой.
   Песнь Крови глянула вниз и увидала,  что  несколько  мужчин  принесли
тлеющие угли и раздули слабенький огонь. Харбард глянул  в  ее  глаза  и
рассмеялся.
   - Мы не собираемся тебя поджаривать. На угли  мы  положим  травы.  Их
дурманящий дымок поможет тебе поскорее встретиться с Одином.
   Он так  и  поступил.  Едва  заметный  голубоватый  дымок  поплыл  над
тлеющими углями, затем клубы стали гуще,  плотнее.  Начало  есть  глаза,
потекли слезы. Песнь Крови закашлялась,  задергалась  на  веревке.  Руки
пока еще терпели. Кто знает, как долго это продлится?
   Клубы дыма скрыли от нее окружающее. Последнее, что  ей  запомнилось,
это были любопытствующие взгляды, которые  бросали  на  нее  ульфбьерны.
Чуть позже все исчезло, и Песнь Крови осталась одна в дыму.

Глава двадцать пятая
ОДИН

   Сколько прошло времени, воительница сказать не могла, ей  показалось,
что вечность. Уже с трудом  ощущая  собственное  тело,  Песнь  Крови  не
понимала, жива она или уже мертва. Мир вокруг  нее  сузился  до  отрезка
веревки, за который она хваталась то правой, то  левой  рукой.  Что  еще
связывало ее с реальным миром - шипенье  травы  на  углях.  Наглотавшись
дыма, она вскоре почувствовала, как странные  картины  начали  всплывать
перед очами. Изо всех сил цепляясь за остатки сознания,  она  без  конца
твердила, что она должна выдержать.
   "До самого заката, - напоминала она себе. -  У  меня  нет  выбора,  я
должна справиться. Они сказали, любым способом, каким могу. Кто  сказал,
что я должна болтаться здесь?  Что,  если,  пока  силы  окончательно  не
оставили меня, я попытаюсь взобраться по веревке? Можно  ведь  и  ногами
зацепиться или завязать петлю на ноге, тогда станет куда легче".
   Сказано - сделано. Она подтянулась и начала на  руках  взбираться  по
веревке. Выбрав определенную длину, уже принялась прикидывать, как лучше
закрепить веревку, но в следующее мгновение ее неудержимо потянуло вниз.
Она пыталась замедлить скольжение. Удержалась и вновь, перебирая руками,
стала карабкаться вверх. На этот раз более удачно, однако слишком поздно
воительница заметила, что ее руки погрузились в какое-то  серое  марево,
мало напоминающее дым. А там они как бы потеряли опору,  и  Песнь  Крови
вновь заскользила вниз.
   Она забилась, пытаясь остановить падение, пока ее ладони не коснулись
спирального узла, стягивающего петлю на шее.
   Песнь Крови прокляла все на  свете.  Она  раскачивалась  на  веревке,
задыхалась от облака дыма, поднимавшегося от углей на  земле.  С  каждой
минутой дым становился все гуще, все горячее. "Все дело в этих проклятых
травах, - догадалась она. - Пахнет чем-то едким, кислым..."
   Узел, стягивающий петлю, и сама петля увлажнились  сукровицей,  стали
гладкими,  начали  даже  поблескивать.  Кровь  стекала  с  ее  содранных
ладоней. К тому же, кажется, она ухитрилась обжечь  их,  когда  пыталась
подтянуться вверх ногами, а потом замедлить  скольжение.  Одним  словом,
воительница оказалась в прежнем положении: петля на шее, руки над узлом,
только сил оставалось все меньше и меньше. Прежняя боль, знакомая ей  по
тем невыносимо долгим минутам, когда  она  висела  распятая  на  вершине
холма, пронзила мускулы. Повиси она  в  таком  положении  еще  некоторое
время, и начнутся судороги. Тогда будет невозможно контролировать  натяг
петли, и она задохнется.
   Она принялась раскачиваться в разные стороны, пытаясь на каком-нибудь
махе наткнуться на ствол дерева.  Только  бы  ухватиться  за  что-нибудь
твердое, тогда она смогла бы добраться до нижних ветвей,  зацепиться  за
них ногами, а там видно будет. Однако, ударившись  об  древесный  ствол,
она обнаружила, что он был неохватен и гладок настолько, что  удержаться
за него невозможно.
   Время шло, а ее ладони уже соскальзывали с намокшей и ставшей слишком
скользкой веревки. Вот когда ее бросило в ужас,  в  следующее  мгновение
петля туго обхватила  шею.  Последним  усилием  она  смогла  подтянуться
повыше и что было сил закричала:
   - Не-ет!
   Руки ее дрожали, силы стремительно покидали воительницу,  однако  она
заставила себя ухватиться повыше узла и подтянуться, на  сколько  можно.
Затем, сама не зная как, машинально вращаясь, накрутила несколько витков
веревки на левую руку. Это сработало, ладони больше не скользили.  Легче
стало и левой руке, на которой она  повисла  на  какие-то  мгновения,  и
петля на шее ослабла. Этих мгновений хватило, чтобы подтянуться и тем же
способом ухватиться за веревку правой рукой.  Закрутившись,  она  смогла
теперь сменить руку.
   Песнь Крови наконец немного отдышалась и, что важнее всего,  выиграла
драгоценное время, чтобы получить возможность перевести дух, отдохнуть и
сообразить,  что  делать  дальше.  Поочередно   меняя   затекшие   руки,
осмотрелась.  В  просветах  истончившихся  дымных  столбов   обнаружился
светящийся диск солнца. Оно уже низко стояло над  горизонтом.  Удивляло,
что окутывавший ее едкий дым так и не вызвал никаких видений.  В  голове
сохранялась ясность. Никаких намеков на Одина! Реальность  была  сурова,
немилосердна и сводилась к одной неразрешимой задаче - как выжить.
   Действительно, дымить  стало  меньше.  Наверное,  оборотни  перестали
подбрасывать траву. Утихла и боль в содранных ладонях. Может, они просто
онемели? Перестали кровоточить  раны,  нанесенные  копьем.  Скоро  дымок
совсем  исчах.  Глянув  вниз,  Песнь  Крови   обнаружила,   что   уголья
окончательно погасли. Тут  еще  с  моря  налетел  предвечерний  ветерок,
охладив ее разгоряченное, измученное тело. Скоро воительница сообразила,
что перехват рук следует совмещать с  биением  сердца.  Каждое  движение
необходимо  исполнять  в  такт  -  в  этом  случае  можно  было  терпеть
бесконечно долго. За этими хлопотами она и не  заметила,  что  наступили
сумерки. Какую же радость она  испытала,  глянув  на  потемневшее  небо.
Наступил вечер, солнце село, и край неба,  поглотивший  его,  постепенно
поддался подступавшей ночи.
   "Неужели конец? - мелькнуло у нее в голове. - Что они еще  придумали,
чтобы измучить меня?"
   В долине, где стояло ритуальное дерево, было  пусто.  Ветер  принялся
раскачивать Песнь  Крови.  Небо  почти  совсем  угасло,  вскоре  на  нем
выступили звезды, тьма поглотила окрестности, однако никто не пришел, не
помог ей избавиться от веревки.
   Воительница выругалась. Руки  ее  почти  совсем  онемели,  левая  уже
начала отказывать. Стоило ей  чуть  ослабить  хватку,  как  она  тут  же
заскользила вниз, петля затягивалась. Стало трудно дышать.
   "Где же они? - безмолвно выкрикнула она. - Я провисела до  заката.  Я
выполнила условие, чего они медлят? Будьте вы все прокляты!"
   Звезды над головой были мелкие, сияли тускло, как  бы  нехотя.  Стало
заметно холоднее, теперь ее начал бить озноб. Издали донеслись  громовые
раскаты. Спустя некоторое время в  той  стороне  обозначились  всполохи.
Усилился ветер, теперь он задувал с севера, должно быть, нагоняя бурю.
   Вот когда настали по-настоящему трудные минуты. Порывы ветра  швыряли
ее из стороны в сторону,  а  временами  начинали  раскручивать  женщину,
вырывая веревку из рук.
   Песнь Крови зарыдала. Все было против нее в  этом  мире!  И  если  бы
только враги!.. Они пытали ее, заманивали в ловушки, терзали плоть.  Это
было вполне объяснимо, чего еще можно  было  ждать  от  врагов.  Но  так
называемые друзья или будущие союзники! Где же они, эти  воины-оборотни?
Куда все подевались? Было ясно сказано - испытание продлится до  заката,
а теперь уже ночь. Звезды светят. И что? Приближается буря, и ей уже  не
справиться, руки совсем ослабли. Пойдет дождь, намочит веревку, тогда на
ней уже никак не удержишься.
   Словно накаркала.  Хлынул  дождь,  обильный,  пронизывающе  холодный.
Следом ударил град, принялся  молотить  по  ее  обнаженному  израненному
телу, ветер все-таки нагнал бурю.
   Руки отказывались выдерживать вес  тела.  Как  ни  хватайся,  как  ни
закручивай, все равно веревка скользила, петля  затягивалась.  С  каждым
новым порывом ветра смерть подбиралась к воительнице все ближе и ближе.
   Совсем рядом от дерева в землю ударила молния. В воздухе  послышалось
шипенье. Ветер ревел, словно обезумевший зверь, сражавшийся с  облаками.
В этот момент новая напасть навалилась на нее  -  что-то  трепыхающееся,
когтистое коснулось ее лица. Пропало, налетело вновь, когти вцепились  в
щеки пониже глаз.
   В этот момент сверкнула молния. Песнь Крови  на  мгновение  различила
пару чернокрылых существ, рвавших кожу на ее  лице.  Клювы  у  них  были
иссиня-черные, громадные. Проклятые птицы так и метили в глаза.
   "Вороны! - догадалась она. - Два ворона! И буря... - Ей на ум  пришли
старинные предания:
   - Когда Один выезжает на охоту, начинается страшная буря. Два  ворона
- это его посланцы".
   - Прочь, Хугин! - закричала она, перекрывая вой ветра. - Оставь меня,
Мунин!
   Эти имена воронов Одина называл старый скальд,  рассказывая  сагу  об
Отце богов.
   - Сообщите своему одноглазому хозяину, что мои  очи  ему  сегодня  не
достанутся. И завтра тоже! И вообще, пока я жива. Убирайтесь вон!..
   Раздалось громкое карканье, и две страшные птицы исчезли в ночи.
   Между тем буря сменилась  настоящим  ураганом.  С  неба  низвергались
потоки  воды,  крупные  градины  продолжали  стегать  обнаженное   тело.
Подвешенную воительницу швыряло взад и вперед,  петля  затягивалась  все
туже. Воздух с трудом проникал в легкие, сознание начало меркнуть,  руки
отказывались повиноваться. Наконец час пробил -  она  повисла  в  петле.
Опоры не было. Несколько мгновений  она  трепыхалась,  затем  рев  ветра
заполнил сознание, и что-то ярко вспыхнуло, а снаружи или в голове,  она
уже не могла сообразить.
   Вдруг подступила тишина. Померк блеск  молний,  грохот  урагана  стал
подобен тихому шепоту листвы. Она висела и корчилась  от  боли,  хотя  и
муки ее как-то разом  отделились,  словно  теперь  принадлежали  другому
существу, тоже зовущемуся Песнью Крови.
   Разбудила ее новая,  нестерпимо-яркая  вспышка  света,  будто  солнце
осветило ее увядший  разум.  Пламя  трепетало,  колебалось,  вспыхивало,
словно  мысли.  Сияющий  диск  хаотично  двигался,  заглядывая  в  самые
потаенные  уголки  ее  души,  что-то  выискивал,  выспрашивал,  во  всем
сомневался, пытался добиться правды и вдруг начал меркнуть.
   "Один! Властелин воинов! Покровитель повешенных! Будь ты проклят,  но
я буду жить! Ради Гутрун, ради моей дочери! Тебе не справиться со мной",
- из груди Песни Крови вырвался предсмертный крик.
   Сияющий диск угас. Какой-то холодный шепоток проник  в  ее  сознание.
Смысл разобрать было невозможно, звуки напоминали скорее  шипенье  змеи,
нежели человеческую речь.
   Песнь Крови  уже  ничего  не  чувствовала,  даже  давления  петли,  в
смертельной хватке сжимавшей шею. Неожиданно кольцо  боли  вновь  встало
перед ней, сжигая ее, словно пламя,  все  глубже  и  глубже  проникая  в
горло. Затем огонь побежал по  жилам,  охватил  все  тело.  Песнь  Крови
забилась в агонии, теряя последние остатки жизни.
   Последний вопль вырвался из ее груди, долгий,  пронзительный,  чем-то
похожий на вскрик новорожденного. До нее  еще  смутно  доходили  обрывки
мыслей, понимание, что это был ее крик, даже удивление, как  ей  удалось
набрать столько воздуха, чтобы издать его.
   Затем перед мысленным взором поплыли  странные  образы.  Они  сменяли
друг друга, порой накладываясь, безостановочно вращаясь, однако скоро  в
этой хаотической череде прорезался девичий лик...
   Гутрун! Лицо дочери дало ей сил вскрикнуть еще раз.
   Взгляд девушки остановился на Песни Крови. Сначала Гутрун  смутилась,
затем обрадовалась, слезы хлынули из ее глаз. Губы  ее  сложились  таким
образом, будто она произнесла имя матери.
   "Держись, девочка моя! Я  иду  к  тебе  на  помощь!  Будь  сильной  и
стойкой!" - мысленно прошептала воительница.
   Губы Гутрун продолжали двигаться, однако Песнь Крови так и не  смогла
разобрать или догадаться, что именно дочь пыталась поведать ей.
   "Гутрун!" - беззвучно позвала женщина.
   Но лицо дочери начало гаснуть, уплывать вдаль.
   Вдруг воительница начала падать. Она рухнула на погасшие угли,  здесь
и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать  на  помощь.  Некоторое
время жадно  хватала  холодный,  влажный  воздух,  все  никак  не  могла
напиться. Страшно болело горло, его словно обожгли раскаленным обручем и
не только снаружи, но и изнутри.
   Дождь прекратился. Облака рассеялись, и она увидала  звезды.  Кое-где
их мерцанию препятствовало что-то черное, непонятное. Спустя минуту  она
догадалась, это же  ветви  дерева.  Открытие  наполнило  ее  несмываемой
радостью: она видит, она соображает, следовательно, живет!.. Мир  вокруг
вновь обрел прежнюю ясность. Молнии били  в  стороне,  гром  слышался  в
отдалении, видимо, буря уходила.
   Песнь  Крови  попыталась  пошевелить   руками   и   ногами,   тут   и
обнаружилось, как она  замерзла.  Это  открытие  тоже  порадовало  душу.
Мерзнет, значит, живет. Однако с шевелением ничего  не  получилось.  Она
смогла двигать только веками, могла открыть глаза и закрыть их. Это все.
Стало обидно и непонятно, где же эти проклятые оборотни?  Кто  же  тогда
вынул ее из петли? Долго ей  тут  еще  лежать  без  движения?  Успокоило
воспоминание о Гутрун. Дочь была жива, она ждала ее.

***

   Харбард и его товарищи пришли к дереву  ран