л в своем кабинете, Хаиме вошел к нему без стука. Все знали: когда отец работает, к нему лучше не входить никак - ни со стуком, ни без стука, а уж коли вошел, то имей к тому очень и очень весомое основание.
     Хаиме такое основание имел.
     - Добрый вечер, отец, - сказал он, словно они и не виделись чуть менее часа назад за чаем.
     - Что такое? - с недовольством спросил старший Бофранк, продолжая писать.
     - Я хотел попросить вашего позволения на учебу.
     - Я, кажется, никогда не препятствовал тебе в учебе... Зачем тогда позволение?
     - Это учеба иного, особого рода, - сказал Хаиме и положил перед отцом городскую газету. - Вот здесь, в нижнем углу.
     Тот положил перо на серебряную подставочку в виде арфы и прочел указанное:
     - "Секуративная Его Величества палата объявляет о наборе на обучение граждан не старше 30 лет, но не моложе 15, кто видит в себе способности изыскания врагов государства, злых и дурных людей, а также восстановления справедливости". До чего безграмотно составлено... И что, мальчик, ты пришел испросить моего разрешения пойти учиться в эту... Секуративную Палату?
     - Да, отец, - отвечал Хаиме с легким поклоном. - В академию при оной.
     - Это неожиданно. - Декан отложил газету и внимательно посмотрел на сына. - Что тебе в том?
     - Думаю, это интересное занятие, отец.
     - Интересное? Это значит полностью посвятить жизнь копанию в грязи, в мерзости! И потом - ты слишком юн!
     - Я волен сам выбирать себе дальнейший путь.
     - Так иди и потом не сетуй, ибо я не приму тебя с жалобами!
     Это и было соизволение, которого так добивался Хаиме.

***

     Проснувшись утром в доме старосты, Бофранк сделал несколько простых упражнений, чтобы вернуть членам гибкость и разогнать остатки сна. После того он долго расчесывал свои волосы, но пудру и румяна решил не употреблять - лишнее занятие, в этих местах совсем никчемное.
     Затем он достал и осмотрел найденную монету - при помощи зрительного стекла - не такого, как в очках, а специального, выпуклого, каковое увеличивает предмет многократно против его размеров. Монета оказалась старым двусребреником - их не чеканили уже лет с сотню, - без каких-то примечательных знаков, зарубок и помет. Нет ничего: так бывает всегда, когда надеешься найти след.
     Наскоро позавтракав хлебом и сыром, Бофранк отправился к молодому хире Патсу. После того конестабль собирался сходить на ледник и осмотреть остальные тела, а потом наведаться к монахам и кладбищенскому смотрителю. Он спросил дорогу у заспанного дворового мальчишки, велел не сопровождать его и не подавать коня. Староста, видимо, еще спал, как и все его семейство.
     Вчерашнее приключение Бофранк решил осмыслить потом, а сейчас наслаждался свежим воздухом и пешей прогулкою.
     Первые лучи солнца еще не тронули землю и серые заборы, но это уже было утро, и притихший на ночь поселок оживал. Женщины, опасливо поглядывая на приезжего, вели разномастных коров, а у одного из домов Бофранк заметил препротивного карлика в довольно почтенных летах. Карлик строгал палку, стоя у ворот, а когда завидел Бофранка, скорчил гадкую рожу и закричал, приплясывая:
     - Жаба! Жаба! Младенчика съел!
     Затем карлик пал на колени и прытко пролез в отверстие под воротами, словно бы для собак и кошек, но побольше, из чего Бофранк заключил, что для карлика оно и было назначено. Очевидно, это был местный помешанный, не мешало расспросить о нем подробнее у той же хириэль Офлан - подобные ей матушки обыкновенно знают всю подноготную соседей.
     Молодой Рос Патс колол дрова возле своего дома. Обнаженный по пояс, несмотря на сырую прохладу, он легко взмахивал огромным топором. Стоя спиной к дороге, он не заметил Бофранка, и тот стоял некоторое время молча, наблюдая за работой молодого человека. Когда конестабль уже решился заявить о своем приходе, из-под лезвия топора вылетела довольно длинная и острая щепка и вонзилась в шею Бофранка чуть выше левой ключицы.
     Конестабль вскрикнул от боли и неожиданности. Молодой человек выронил топор и в тревоге обернулся.
     - Хире! - воскликнул он. - Я не знал, что вы... Вы ранены?!
     - Ерунда, - заключил Бофранк, осторожно вытаскивая щепку. - Если бы не столь широкий ворот, она застряла бы в одежде... Царапина.
     - Ее нужно смазать бальзамом. Пойдемте в дом, хире, - настаивал Патс. Бофранк последовал за ним и очутился в просторной прихожей, где на стенах пучками сушились травы, а на гвоздях висела свернутая рыбацкая сеть.
     - Пройдемте вот сюда, к очагу... - Патс отворил еще одну дверь и усадил пострадавшего гостя на крепкий деревянный табурет. В очаге пылал огонь, пахнущий смолой.
     - Позвольте я помогу вам снять куртку... - Патс осторожно положил ее на стол. - Довольно много крови, хире... Сейчас я принесу тряпицу и бальзам.
     С этими словами он исчез на винтовой лестнице, поднимавшейся на второй этаж дома, а Бофранк смог, наконец, оглядеть жилище.
     Огромная комната, помимо очага и обеденного стола с несколькими табуретами вокруг, вмещала массивную полку, уставленную книгами, и ложе, застланное черной мохнатой шкурой. Как объяснил Бофранку мальчик, молодой Патс жил отдельно от отца и семьи вот уже пару лет, как и подобало самостоятельному юноше, имеющему солидные взгляды и устремления.
     - Вы, наверное, хире Бофранк, прима-конестабль из столицы? - осведомился вернувшийся Патс. Он аккуратно помазал рану перышком, предварительно окунув его во флакон темного стекла с широким горлышком, а потом прикрыл ее белой тряпицей.
     - Да, хире Патс.
     - Я знал о вашем приезде, но не думал, что вы решите навестить меня. Хотя догадываюсь, что вас привело...
     Говоря это, Патс придерживал тряпицу, едва касаясь пальцами тела Бофранка, и тот неожиданно почувствовал противоестественное возбуждение. Словно ощутив это, молодой человек убрал руку, сказав:
     - Ну вот, бальзам немного подсох, теперь он будет держать повязку до тех пор, пока рана не затянется... Позвольте, я помогу вам одеться.
     - Я сам, - сказал Бофранк, может быть, излишне сухо. Застегивая пуговицы, он продолжал:
     - Вчера хире Офлан сказал мне о вашей идее насчет дозоров, ополчения...
     - Если и вы считаете, что идея нехороша, я выйду один.
     - Это никому не нужно, хире Патс.
     - Откуда вам знать?
     - Не забывайте, что одновременно везде находиться нельзя. Если ваши дозоры будут в одном месте, то убийца может прийти в другое, к женщинам и детям, оставленным в одиночестве.
     - Я думал... - молодой человек упер локти в стол и обхватил руками голову, - я думал, вы приедете с отрядом, с оружием!
     - Это не война, хире Патс. Хотя бы потому, что воевать нам не с кем. Где враг?
     - Везде, - отвечал Патс, посмотрев прямо в глаза конестаблю. - Вы знаете, что вчера народ поре шил пригласить нюклиета?
     - Колдуна?
     - Назовите его так - что изменится? Никто не верит в то, что страшные смерти - дело рук человеческих. А если и человеческих, то направляемы они черной душой, погрязшей в служении дьяволу.
     Бофранк покачал головой:
     - Рискую найти в вас врага, но я не склонен верить ни в светлые, ни в темные силы, хире Патс. Руки убийцы обычно направляемы алчным сердцем или извращенным разумом. Однако же староста сегодня посылает гонца в Мальдельве, там сейчас пребывает с делами грейсфрате Броньолус. Если он согласится и приедет сюда, то уж и ваш нюклиет придется к месту. Но не думаю, что это соседство порадует обоих... А что за нюклиет?
     - Об этом позвольте сказать вам, когда он приедет.
     - Ваше право, хире Патс. Я вижу, что вы, в отличие от остальных, ищете деятельности. Это похвально, и я желал бы, чтобы вы слушались меня и по возможности ставили в известность относительно ваших планов. Я не стану мешать вам, поскольку не затем прибыл. Но прошу: хотя бы говорите мне. Я должен знать все.
     - Это я вам обещаю, - кивнул Патс.
     В очаге громко треснуло горящее полено.
     - Я вижу, у вас много книг.
     - Мой старший брат стал священником, и я прошу его привозить немного книг каждый раз, когда он навещает семью.
     - Я могу посмотреть?
     - Конечно, хире. Но будут ли они вам интересны?
     Бофранк, не отвечая, подошел к полке и провел пальцем по кожаным переплетам. "Сношения с дьяволом", "О чародеях и предсказателях", "Отрицание Господа и крещение Дьяволом", "Наездницы на сенных вилах", "Беседа о мерзких дьявольских делах ведьм и чародеев"...
     - Вы хотите стать священником, хире Патс?
     - Не простым священником, хире Бофранк. Миссерихордом, как тот же грейсфрате Броньолус.
     И молодой человек процитировал на память:

     - Дары Господни вечные,
     Святых страдальцев подвиги
     Хвалой величим должною
     В победном ликовании.

     Церквей вожди высокие,
     Полков святых начальники,
     Небесной рати воины,
     Благие мира светочи!..

     - "Небесной рати воины", - повторил конестабль. - А я полагал, земледельцем, как ваш отец... Интересно, отчего же вы, собираясь стать священником, обращаетесь к мерзкому язычнику, богопротивному нюклиету? И я боюсь, что грейсфрате Броньолус может задержать вашего нюклиета, дабы судить его и сжечь во славу Господню... Как миссерихорд, он обязан будет это сделать, как только его известят, а желающих известить и получить награду будет более чем достаточно.
     Патс молчал, глядя в огонь. Он так и оставался обнаженным по пояс, и теперь Бофранк внимательно наблюдал, как по его широкой безволосой груди ползет капля пота... ползет, чтобы остановиться, наткнувшись на сосок.
     - И Броньолус, и нюклиет прибудут еще не так скоро, - нарушил тишину Патс. - До этого времени нужно что-то предпринять.
     - Я не связываю вам руки, - сказал Бофранк. - Но еще раз прошу: ставьте меня в известность относительно ваших намерений. И... Позвольте задать не слишком приятные для вас вопросы, хире Патс, из-за которых я и пришел.
     - Догадываюсь какие. - На скулах молодого человека заиграли желваки. - Задавайте.
     - Когда вы в последний раз видели хиреан Микаэлину?
     - Вечером накануне убийства. Мы поговорили не долго... возле лавки хире Таммуса, и сам хире Таммус видел нас, потому что мы стояли возле открытой двери.
     - Что сказала вам девушка?
     - Ничего... Ничего необычного. Я ведь не должен передавать наш разговор в деталях?
     - Нет. Ничего необычного, пусть так. Как вы думаете, хире Патс, что могло завлечь хиреан столь далеко от поселка, в лес?
     - Не знаю. Микаэлина была благоразумной девушкой, она ни за что не пошла бы туда с незнакомцем. Значит...
     - ... значит, она пошла туда с кем-то хорошо знакомым, - закончил за него Бофранк. - Не станем говорить о цветах, грибах и ягодах - девушка была одета не для лесной прогулки, на ногах ее были дорогие норландские туфли. Прошу вас, хире Патс, подумайте, за кем - и зачем - Микаэлина согласилась бы последовать.
     - Не хотите ли вы сказать... - начал было молодой человек, поднимаясь с табурета, но конестабль остановил его движением руки:
     - Я не хотел сказать ничего, что оскорбило бы память вашей покойной невесты, хире. Но предлог должен был быть серьезным, раз она все же пошла. Подумайте, расспросите. Я полагаю, вам будет легче что-то узнать - вас жители поселка знают, а меня, как и следовало ожидать, дичатся. А теперь я уйду. Спасибо за помощь.
     Когда Бофранк покидал дом, Патс выглядел растерянным. Конестабль шел и раздумывал насчет нюклиета. В здешних краях нюклиетом мог именоваться и колдун, обитающий в лесном ските и исповедующий запретные культы, и просто ученый старикашка из соседнего городка... Лучше второе, ибо Бофранк хорошо знал деяния грейсфрате Броньолуса, миссерихорда из Ванмута.
     После Второго церковного бунта в государстве почти не осталось церквей, которые не подчинялись бы Великой Комиссии. Все чуждое искоренялось с похвальной жестокостью, и миссерихорды старательно отслеживали колдунов, ведьм и иных прочих, кто не вписывался в границы изданного сразу после Второго бунта рескрипта.
     Грейсфрате Броньолус был одним из наиболее известных и почитаемых миссерихордов; правда, в последние несколько лет слухи о нем появлялись все реже и реже, ибо исчез сам материал для его судебных разбирательств. Бофранк мог лишь предполагать, что делает Броньолус в Мальдельве, портовом городке корабелов, славном верфями и рыболовными артелями. Может быть, он выехал туда совершить морскую прогулку и подышать целебным воздухом, а может, расследовал донос или жалобу тамошнего бургмайстера.
     Как ни странно, на обратном пути конестаблю снова встретился злокозненный карлик, который и прервал его рассуждения. Несчастный урод метнул в Бофранка палку, пролетевшую над его головою с близким неприятным посвистом, так что конестабль испуганно пригнулся.
     Карлик же, увидев, что промахнулся, дико вскричал и бросился прятаться под ворота в свою дыру, но не преуспел в этом, ибо зацепился рубищем и безнадежно застрял. Так он дергался, вереща, словно пойманное животное, и Бофранк подошел к нему и попытался освободить. Как только это ему удалось, карлик ловко извернулся, укусил конестабля за руку, кинулся под ворота, на сей раз с большим проворством, и исчез внутри.
     Бофранк - весьма запоздало, надо сказать, - нашел сцену с карликом весьма глупой и огляделся, не видел ли кто. Конечно же, очевидец обнаружился, и всего в нескольких шагах. Это был вчерашний священник, брат старосты. Он следовал по улице в сопровождении монаха весьма унылого образа, несшего нетяжелый полотняный мешок. Завидев конестабля, бертольдианец жестом велел монаху продолжать путь, а сам остановился и встретил Бофранка словами:
     - Я вижу, вы познакомились с нашим малышом Хаансом, хире Бофранк.
     Конестабль поискал в глазах священника улыбку, но не нашел и довольно сердито отвечал:
     - Чертов поганец укусил меня за руку.
     На ладони, на мясистой ее части, и в самом деле остался четкий полукруглый след острых зубов карлика.
     - Хаанс не злодей и не одержим бесом, - сказал фрате Корн. - Околдованные едва могут выносить взгляд священника, даже и не прямо на них направленный, и всевозможными способами закатывают глаза. Маленький Хаанс не таков. Он всего лишь уродлив и обделен разумом, но сердце у него доброе. Его мать, старая хириэль Эльфдал, наверное, пошла в лавку или в лес, а бедный дурак развлекался, как мог придумать...
     - Хороши же развлечения. Он запустил в меня палкой, укусил, а до того кричал странные слова...
     - Я же говорю вам, хире, он не со зла.
     - Полноте, фрате, он не стоит разговора. Я вижу, вы идете в сторону складов; могу ли я составить вам компанию?
     - Разумеется. Вы, очевидно, будете осматривать тела, что на леднике?
     Бофранк утвердительно кивнул, и они пошли по улице. Ушедший далеко вперед монах оглянулся через плечо и приготовился было обождать, но священник махнул на него рукою, и тот опять поспешил вперед, таща свою ношу.
     - Брассе Ойвинд. Бедняга нем с рождения, - пояснил священник.
     - Вы послали за грейсфрате Броньолусом? - спросил Бофранк, выбирая дорогу меж коровьих блинов, обильно украсивших тропу.
     - Да, староста уже отправил гонца. Полагаю, грейсфрате будет здесь спустя два или три дня.
     - Вы думаете, он согласится приехать?
     - Я надеюсь на это. - Священник внимательно посмотрел на Бофранка, ожидая, наверное, какого-то вопроса или комментария, но тот смолчал. Конестабль неожиданно почувствовал недомогание, словно в области сердца к телу его прислонили горячее железо или же камень. Кровь, казалось, забилась в жилах и сосудах, перед глазами сделались многоцветные круги...
     - Вам плохо, хире? - встревожено спросил бертольдианец.
     Круги, медленно вращаясь, слились в сложную фигуру и пропали. Бофранк выдохнул распиравший грудь воздух и покачал головой.
     - Нет, фрате. Минутная слабость... Я не могу похвастаться крепким здоровьем.
     - Вам нужно посетить жаркую баню, - поучительно заметил фрате Корн. - Городские жители не знают, как изгонять хворобы из тела. Если хотите, можно попросить хире старосту протопить баню сегодня же.
     - Благодарю вас, фрате... Возможно, так я и поступлю.
     В самом деле, Бофранк много слышал о банном лекарстве, процветавшем в этих краях. Каменный жар вкупе с паром от кипящих отваров и настоев на лечебных травах исцелял многие болезни и укреплял организм. Оставалось надеяться, что это не слишком неприятная процедура, не связанная к тому же с особым унижением. Бофранк не хотел бы предстать обнаженным перед старостой или, не дай господь, кем-то из слуг. Говорят, в здешних местах это обычное дело, но в городе даже в общих банях каждый мог раздеться и омыться в специальных кабинах... Впрочем, в общие бани Бофранк отнюдь не ходил, предпочитая мыться дома в большой лохани при посредстве верного симпле-фамилиара Акселя, подносившего то кипяток, то полотенце, то халат.
     Священник долго и пылко объяснял, как полезен банный обряд, и видно было, что в этом предмете он изрядный дока. С такими разговорами не заметили, как дошли до самых складов, являвших собой ряд крепких длинных сараев, сложенных из больших просмоленных бревен и совсем без окон. В таких складах, насколько знал конестабль, хранились общие запасы поселка на случай бескормицы или снежных заносов, а также герцогский налог, который собирали до нужного количества, а затем отвозили в столицу.
     Конечно же, здесь помещался и ледник. Складской ключарь, по обыкновению толсторожий мужчина в синем потертом кафтане, ждал Бофранка у входа - сидел на врытой в землю скамье и что-то жевал.
     - Я оставлю вас, хире Бофранк, - сказал священник, вверяя конестабля ключарю, которого звали Фульде. - Стараюсь не смотреть на мертвецов, когда в том нет нужды.
     - Я собирался сегодня навестить и ваш монастырь, фрате, - напомнил Бофранк.
     - Я буду там до самого вечера, посему приходите, - наклонил голову бертольдианец.
     Фульде, от которого шибало чесноком и уксусом, провел Бофранка в ближний сарай, отперев огромный замок огромным же ключом, каких у него на поясе висела целая связка. Ключарь был молчалив, глазами вороват, приезжего, пускай и высокородного, не боялся - приезжий, даст бог, с чем приехал, с тем и уедет, а склады останутся. Внутри большого и темного помещения царил мертвенный холод, а воздух пропах мороженой кровью.
     - Позвольте, хире, я фонарь затеплю, - буркнул ключарь и тут же, умело щелкая кресалом, зажег большую масляную лампу. Ее неверный свет выхватил из промозглой тьмы бревенчатые стены, большие блоки пиленого речного льда, переложенные соломой и опилками, и лежащие рядком людские тела, укрытые дерюгой. Поодаль точно так же лежали свиные и телячьи туши.
     - Темно, - недовольно сказал Бофранк, выдыхая клубы белесого пара. - Нет ли еще фонаря?
     - Сейчас принесу, хире.
     С этими словами ключарь пошел прочь, оставив конестабля наедине с мертвыми людьми и скотами. Взяв в одну руку оказавшуюся тяжелой лампу, другой рукой Бофранк сбросил с ближайшего тела дерюгу и осветил лицо покойника.
     - Никакой связи, - сказал вчера чирре Демелант. - Никакой связи. Парнишка-прислужник, гард, монах, почтенная дама, теперь вот дочь мельника...
     Скорее всего, это был гард. Довольно тщедушный голый мужичонка, да и какие гарды здесь, в лесах... Крепкие мужики небось земледельничают, торговлей промышляют, а такие вот, никчемные, на герцогской службе. Отрезанная голова была аккуратно приставлена к телу, глаза широко открыты, в бороденке за леденели сосульки - наверное, набежавшая посмертная слюна. Выражения страха на лице Бофранк не обнаружил, лишь пальцы трупа были скрючены, словно перед смертью своей гард стремился кого-то задушить. Ран на теле видно не было; Бофранк, поднатужившись, перевернул камнеподобное тело на живот, но и там ничего не нашел. Аккуратно вернув на место чуть откатившуюся голову, он укрыл мертвеца дерюгой и обратился ко второму телу.
     Это была почтенная дама. Обнажать ее тело никто не решился, и женщина лежала в бело