дамам.
     А Остап Оглоедов потом комментировал:
     -- С точки зрения психвойны... В общем, есть сырое мясо --
это паршивая примета.
     -- Почему?-- спросил Серафим.
     --  Да  вот был у нас на строительстве один такой чудак на
кухне. Тоже ел сырое  мясо  и  прндурялся,  что  это,  дескать,
бифштекс  по-татарски. А потом случайно зазырнлп, что, когда на
кухне никого нема, так он из-под сырого  мяса  кровь  в  кружку
собирает -- и пьет.
     -- Что он -- дурной?
     --   Нет,   потом   один   профессор   объяснил,   что   в
психопатологии это  называется  вампиризм.  Вот  тебе  и  живой
вампир.
     -- А кем он был?
     --  Да  на  вид  тихоня  такой, типичный интеллигенток. На
скрипочке пиликал. А потом его  узнали.  Так  он  же,  говорят,
раньше  в ЧК работал, людей расстреливал. А теперь, значит, сам
в этот котел попал. Ну, потом его в лесу поймали и  сделали  из
него татарский бифштекс. Убили, как собаку.
     -- А ты-то что там делал?
     -- Я там подметайлом был -- полы подметал.
     -- А где это было?
     -  Эх,  братец,  я такие университеты прошел, такие
академии.-- Остап тяжело вздохнул и почесал лапой  спину.--  Ты
лучше  и не спрашивай. А то приснится -- маму кричать будешь! И
потом не заснешь.
     Под облагораживающим влиянием  Лизы  политсоветник  Чумкин
уже не ругал своих мальчиков публично, а вызывал их для этого в
свой  кабинет.  Адам Абрамович приходил теперь на службу раньше
времени, а после работы искал случая  проводить  свою  приемную
дочь  домой. Но надо сказать, что Нина его не баловала, так как
большую часть времени посвящала своей дружбе и соперничеству  с
Лизой.  Вскоре  Адам  Абрамович  написал  Лизе и Нине служебные
характеристики, где подчеркнул, что они не только  сами  хорошо
работают, но и помогают работать другим.
     -- Вот видите!-- ворчал Остап.Лезут, как уховертки!
     По  радио  "Свобода"  поползли  слухи,  что  полнтсоветник
Чумкин собирается  разводиться  со  своей  женой.  Единственная
трудность заключалась в том, чтобы разыскать эту жену, которая,
как жаловался муж, опять сбежала из дома и находится неизвестно
где.
     Нина  ходила  и  весь день мурлыкала: "Изо всех невозможно
возможных возможностей -- ты всех невозможней -- и всех милей!"
Было ясно, что она в кого-то влюблена.
     Говорят, что  любовь  помогает  расцвету  творческих  сил.
Наверно,  поэтому  и Нину потянуло к творчеству. Для начала она
попросила у Адама Абрамовича разрешение,  чтобы  написать  дома
скрипт  на  пробу.  А  дома  она  обратилась за помощью к папе.
Гоняло Мученик  обложился  газетами  и  журналами  и  перекатал
оттуда   скрипт   о  декадансе  Пастернака  и  социалистическом
реализме.
     Утром Нина перепечатала папину стряпню на машинке и отдала
ее для редактирования своему  приемному  отцу.  Тот  посмотрел:
вроде  ничего, только, как у декадентов, не поймешь, где начало
и где конец.  Отеческой  рукой  Адам  Абрамович  свел  концы  с
концами и похвалил:
     --  Очень  хорошо,  сегодня  же  пустим в воздух. Вслед за
Ниной  в  творческий  процесс  включилась  и  Лиза.   Забыв   о
конкуренции, Нина благородно пришла на помощь своей сопернице и
предложила  ей  работать вдвоем. С тех пор подруги-соперницы по
вечерам сидели дома и писали свои скрипты в  четыре  руки.  Они
так  увлекались,  что работали допоздна, и Лиза даже оставалась
ночевать у Нины.
     Остап Оглоедов комментировал:
     -- Лишней  койки  там  нету.  Значит,  они  спят  в  одной
постели. Хм...
     --  Ну  и  что  же  здесь  такого?- как адвокат, вступался
неохристианин Серафим Аллилуев.- Подруги так всегда делают.
     Зато на работе у Лизы и Нины был явный прогресс. Хотя  они
по-прежнему  отстукивали  свои трели на машинках, но официально
они  числились  теперь   не   машинистками,   а   литературными
сотрудниками.
     --  Это  черт  знает  что!-- возмущался Остап.-- Я столько
университетов отбухал. А теперь эти школьницы тоже  в  писатели
лезут.
     --  Интересно, как эта шайка работает,-- задумчиво заметил
Зарем Шахматист.-- Так они всегда друг дружку тянут.
     Тем  временем  Адам  Абрамович  и   политсоветник   Чумкпн
рассыпались в комплиментах:
     --  Посмотрите,  какие  способные девушки! Знаете, большие
надежды подают.
     Раньше всех эти надежды  лопнули  у  Давида  Чумкина.  Как
только  его  беглая  жена узнала, что он хочет разводиться, она
моментально вернулась из бегов. Но вовсе  не  для  того,  чтобы
дать  Давиду развод. Как умная женщина, она не стала устраивать
скандал мужу, а отправилась поговорить с разлучницей.
     После этого разговора внучка сенатора  несколько  дней  не
выходила  на  работу.  Сидя  перед  зеркалом,  где  рядом стоял
портрет ее жениха-летчика, она старательно замазывала  на  лице
всякие  царапины  и  следы  когтей. Кроме того, она прилаживала
новую прическу, чтобы скрыть прогалины, оставшиеся  от  пучками
вырванных волос. После этого французская Лиза потеряла к Давиду
Чумкину всякий интерес. Остап Оглоедов комментировал:
     -- Эх, русские французов завсегда колошматили!
     --  А  знаете,  откуда  появилась жена Чумкина?-- печально
заметил Зарем Шахматист.-- Из психбольницы имени  Кащенко.  Она
половину  времени  сидит  в  психбольнице, а вторую половину --
дома. Потому они и живут на разных этажах.
     --  Говорят,  что  у  него  сестры  сумасшедшие,--  сказал
Остап.-- А он себе, значит, и жену такую подобрал.
     --  Ворон  к  ворону  летит,-- покачал головой Зарем.-- Не
нравится мне все это. Тут что-то не так...
     -- Это просто твоя мания  преследования,--  решил  Серафим
Аллилуев.
     Все  знали, что хотя Зарем и талантливый шахматист, и даже
имеет  звание  гроссмейстера,  но  у   него   маленькая   мания
преследования.  Иногда  меньше, иногда больше. Но никому, кроме
него самого, это не мешало.
     В этот  момент  подруги-соперницы,  взявшись  за  руки,  с
блестящими  глазами  и  сияющими лицами прискакали из коридора.
Нина обвела литературных негров торжествующим взглядом, а  Лиза
презрительно  скривилась.  Тут Остап не выдержал и потянулся за
своей бутылью с молоком, чтобы успокоить свою желудочную  язву.
Потом он конфиденциально, как заговорщик, подмигнул:
     -- Ну как там?
     -- Что?-- улыбнулась Нина.
     -- А вы гляньте, что у вас на воротнике,-- опять подмигнул
Остап.-- Кажется, губная помада?
     --  Где?--  Дочка  кирасира  бросилась к зеркалу.-- Откуда
это?
     -- Чего это.вы так испужались?-ухмыльнулся Остап.-Вы  что,
там, в уборной, целовались? Как во Франции?
     -- Дурак!-- вскипела дщерь кирасира.
     --   Идио-о-от!--   прошипела   внучка   сенатора.   Когда
подруги-соперницы  с  возмущенным  видом  разошлись  по   своим
комнатам, Зарем Шахматист задумчиво потер себя пальцем по лбу:

     - Ox, тут что-то не так...
     -- Где?- сказал Серафим.- У тебя в голове?
     --  Нет,  на  радио "Свобода". Не нравится мне все это. Уж
лучше я пойду...
     -- Куда ты пойдешь?
     -- От  греха  подальше,--  тихо  сказал  Зарем.  На
следующий  день  он  на работу не пришел, и больше его на радио
"Свобода" не видели.
     -- Опять его накрывает,-- сказал Остап.
     -- Ведь  он  какой-то  катакомбный  христианин,--  заметил
неохристианин   Серафим   Аллилуев.-   Вот  они  ему  голову  и
заморочили.
     -- Это потому, что он шахматист,-- решил Остап.-- Потому у
него ум за разум заходит.
     Большинство считали, что у Зарема очередной припадок мании
преследования.  Но   некоторые   говорили,   что   Зарем,   как
талантливый шахматист, да еще специалист по игре вслепую, может
быть,  видит  на  радио  "Свобода"  что-то такое, чего не видят
другие.
     Родители   Зарема   Волкова   были   такими    убежденными
коммунистами  и  революционерами,  что даже своего сына назвали
Заремом, что в сокращенной форме означает ЗАря РЕВОЛЮЦИИ Мира.
     Это было модно в 20-е годы в сугубо партийных семьях,  где
вместо  крестин  устраивали  октябрины  и при этом давали детям
такие имена,  как  Владилен  (ВЛАДИмир  ЛЕНин),  Нинель  (Ленин
наоборот), Марлен (МАРкс+ +ЛЕНин), Жорес, Рой и так далее. *
     Уже в юношеском возрасте Зарем был талантливым шахматистом
и получил  высокое звание гроссмейстера СССР. Но во время войны
он попал в немецкий плен. После войны он оказался  в  лагере  в
Австрии,  где американцы собрали русских военнопленных, которые
отказывались возвращаться в  СССР.
     Затем согласно Ялтинскому договору союзники  приступили  к
насильственной  репатриации.  На  официальном  языке  это  было
зашифровано как  "Операция  килевание".  Киле-ванием  в  старом
парусном  флоте  называлась  пытка,  при  которой провинившихся
матросов  таскали  на  канате  под  килем  судна,  что   обычно
кончалось смертью.

     * Например, знатные диссиденты Жорес и Рой Медведевы.

     Теперь же американские солдаты при помощи танков, штыков и
дубинок  килевали  бывших  советских  граждан, чтобы загнать их
домой. Но многие из них предпочитали смерть.
     Матери с детьми на руках ложились под гусеницы танков  или
бросались  в  реку и тонули. Увешанные орденами казаки-бородачи
стреляли своих коней, жен и детей, а затем пускали себе пулю  в
лоб.  Те,  у кого не было оружия, перерезали себе горло стеклом
или,  рванув  на  груди  рубаху,  бросались  голой  грудью   на
американские  штыки.  На  груди у них поблескивали православные
крестики.
     Глядя на все это, Зарем Волков,  как  говорили  некоторые,
сошел с ума. Потеряв веру в коммунизм, а теперь и в демократию,
потеряв всякую веру в человека, он решил, что если он останется
жив,  то  спасти его может только Бог. Он перекрестился и ждал,
что будет.
     Американские солдаты связали ему руки и ноги,  бросили  на
грузовик  и отправили на родину. Но на советском фнль-тровочном
пункте вскоре установили,  что  Зарем  сумасшедший.  Не  совсем
сумасшедший,  а  безобидный  душевнобольной,  страдающий манией
преследования.
     Одних расстреливали, другим давали от 10 до 25 лет Сибири.
А Зарема, как сумасшедшего, отставили  в  сторонку.  Но  вскоре
следователи   убедились,   что  его  мания  преследования  была
направлена в основном против американцев, что советской  власти
нисколько не мешало.
     Чтобы не возиться с этим сумасшедшим, его просто отпустили
на волю.  После  такого  чуда Зарем решил, что ему помог Бог, и
повесил себе на шею крестик.
     Как это ни странно, но мания  преследования  нисколько  не
мешала  шахматной  игре  Зарема. Хотя и немножко помешанный, он
по-прежнему  оставался  гроссмейстером  СССР  по  шахматам.   А
особенного мастерства он достигал, в сеансах одновременной игры
вслепую.
     Зарем  садился  спиной к тридцати игрокам. Перед ними были
шахматные доски, а у Зарема -- ничего.  Они  по  очереди
называли  ему  свой ход, а он по памяти отвечал им своим ходом,
сохраняя  в  голове,  как  в  хорошем  компьютере,   меняющиеся
комбинации  на всех тридцати досках. Для этого нужно было иметь
сверхчеловеческую   память   и    невероятные    комбинационные
способности. Так он играл -- и выигрывал.
     Однако других заработков, кроме славы, шахматная игра дает
мало.  Поэтому  некоторые  учреждения,  где  директорами  сидят
шахматные болельщики, подыскивают для  талантливых  шахматистов
какую-нибудь подходящую работу -- синекуру.
     Поскольку   начальник   агитпропа  был  заядлым  шахматным
болельщиком, он считал своим  долгом,  чтобы  Зарем  работал  в
системе  агитпропа,  и  несколько  раз  устраивал его на всякие
хлебные места вроде  должности  литературного  негра  на  радио
"Свобода". Но каждый раз Зарем вскоре куда-то исчезал.
     -- В чем дело?-- спрашивали его.
     -- Да, знаете, за мной следят...
     -- Кто?
     -- Американцы... Но я все знаю...
     -- Что вы знаете?
     --  Все...-- Он молча поворачивался и уходил. В результате
жил Зарем довольно бедно, нередко ночевал на скамейке в парке и
частенько бывал просто голоден. Но вместе с тем  Зарем  был  до
щепетильности   честен,   одевался   скромно,  но  чисто,  хотя
некоторые  и  утверждали,  что  он  стирает  свои   рубашки   в
Москве-реке.
     Иногда  сотрудники  агитпропа приглашали Зарема поужинать.
Он сосредоточенно болтал ложкой в супе, крошил .котлету вилкой,
словно разыскивал там ЧТСУ-ТО, и все время косился по сторонам.
     -- Почему вы не едите?-- удивлялся хозяин. Зарем  смущенно
опускал глаза в тарелку:
     -- Да вы же сами знаете...
     -- Что?
     --  Ах,  лучше уж я пойду...- вздыхал Зарем и уходил из-за
стола голодный.
     Он мог вслепую разобраться в любых шахматных  комбинациях,
но  в окружающей жизни он иногда разобраться не мог. Иногда ему
казалось, что кругом него что-то  не  в  порядке,  что  за  ним
постоянно  шпионят американцы, чтобы опять сделать ему какую-то
пакость.
     Помимо всего прочего Зарем еще вступил  в  какую-то  секту
катакомбных  христиан  и  аккуратно  ходил  на  собрания  своей
общины, где они обсуждали пути  спасения  человеческой  души  и
всего грешного мира.
     Из-за  этого спасения мира Зарем однажды чуть сам не попал
в  беду.  Когда  его  вызвали   в   военкомат   для   очередной
перерегистрации,  он  вдруг  заявил,  что  он  отказывается  от
военной службы.
     -- Почему?-- удивился военком.
     -- По религиозным соображениям,ответил Зарем.
     Такой ответ военком слышал первый раз в  своей  жизни.  Он
долго  перезванивался  по  телефонам.  Потом  Зарема посадили в
машину и повезли. Когда его привезли в Главное управление  КГБ,
он  был уверен, что теперь его поведут в подвал, где тюрьма. Но
его посадили в лифт и повезли на самый верхний этаж.
     Там за столом сидел человек с  такой  большой  маршальской
звездой  на погонах, какие Зарем видел только на картинках, и с
таким  количеством  орденов,  какого  он  не  видел   даже   на
картинках.  Когда  Зарем  посмотрел  в  лицо  этого человека --
бледное, с рыжеватыми волосами и  зеленоватыми  глазами,--  ему
показалось, что перед ним в мундире КГБ сидит сам черт, как его
иногда описывали на их катакомбных собраниях.
     Зарем широко перекрестился и простился с жизнью.
     -- Вы гражданин Советского Союза?-- спросил черт.
     -- Нет! Я Божий человек!-- твердо ответил Зарем.
     -- Вы военнообязанный?
     -- Я христианин!
     От этого слова черт перекривился:
     -- Почему вы не подчиняетесь советским законам?
     -- Я подчиняюсь законам Божеским!
     --  Но  ведь  в  Священном  писании  сказано,- черт слегка
усмехнулся,-- что всякая власть от Бога. Так ведь?
     -- Да, так.
     -- Выходит, что и советская власть от Бога?- сказал черт и
довольно развалился в кресле.
     -- Божье попущение,- ответил Зарем.Нам, грешным, это знать
не дано.
     Черт постучал по столу карандашом:

     -- Так почему все-таки вы не хотите служить в армии?
     -- Потому что всякая война -- это работа  дьявола,--  тихо
объяснил Зарем.-- Я это сам видел.
     В  этот момент он вдруг заметил второго человека, в черной
рясе и  с  золотым  крестом  архиепископа  на  груди,  который,
поглаживая  бороду,  молча  сидел  в стороне. Черт повернулся к
архиепископу и с усмешкой спросил:
     -- Ну, как вам нравится этот раб Божий?
     -- Видите, Максим Алексаныч,- басом  сказал  архиепископ,-
не перевелись еще настоящие христиане на русской земле.
     --  Что  же  мы,  грешники,- черт пожал плечами,-- будем с
этим рабом Божьим делать?
     В  ожидании  конца  Зарем  трижды  осенил  себя   крестным
знамением.  И  тут  вдруг  произошло чудо. Черт, которого звали
Максимом Александровичем,  вдруг  встал,  похлопал  За-рема  по
плечу,  так  что он даже почувствовал легкий запах одеколона, и
сказал:
     -- Так вот что, раб Божий. Фактически вы совершенно правы,
но юридически... В общем, мы это  дело  уладим.  Идите  себе  с
Богом!
     После   этого   на   катакомбных   собраниях   долго   еще
рассказывали необыкновенную историю о чудесном  спасении  брата
Зарема,  о  всевеликой  премудрости  и  милости Божьей, которая
помогла ему переубедить самого черта. Да  не  просто  черта,  а
самого большого черта из КГБ.
     Но  Зарема  в  покое не оставили. Через несколько дней его
пригласили в какое-то другое учреждение, где его  встретил  тот
же  бородатый  архиепископ. Но теперь этот архиепископ был не в
рясе, а в мундире генерал-полковника госбезопасности.  Это  был
здоровяк  огромного  роста  и  с таким же огромным пистолетом в
руках. На его погонах поблескивали  значки  технической  службы
КГБ  --  скрещенные топорики, напоминающие не то пожарников, не
то средневековую инквизицию.
     Генерал-архиепископ  сказал,   что   его   зовут   Питирим
Федорович  Добронравов и что его отец был сельским священником.
Потом он спросил:
     -- Вы христианин какого толка?
     -- Я просто христианин,- сказал  Зарем.-  Я  христианин  в
душе.
     --   Очень   хорошо,--   кивнул  генерал-архиепископ.--  В
принципе я  тоже  против  всякого  деления  христиан,  даже  на
православных,  католиков  и  протестантов.  А теперь перейдем к
делу.  Нас  заинтересовало  то,  что   вы   очень   талантливый
шахматист, и тем более по игре вслепую. Поэтому я и хочу с вами
побеседовать.
     Он  вынул  И3¦ папки книжку на английском языке, на
обложке которой был изображен пистолет и какая-то красавица.
     -- Это известный шпионский роман Яна Флеминга  "Из  России
-с   любовью".  В  свое  время  Флеминг  работал  в  английской
разведке,  и  свое  дело  он  знает.  Кроме  того,  эта  книжка
понравилась даже американскому президенту. В
     этом  романе  описывается работа некоего самого секретного
отдела  советской  тайной  полиции,  который   автор   называет
"Смершем"  и  даже  дает правильный адрес: Москва, Сретенка, No
13.
     Зарем почувствовал, что на душе у него становится немножко
тошно. Учреждение, куда его пригласили,  не  имело  надписи  на
дверях, но Зарем хорошо помнил адрес -- Сретенка, No 13.
     --   В   этом  романе  много  всякой  чепухи,--  продолжал
генерал-архиепископ.- Но есть и  некоторые  интересные  детали.
Например,  начальником планового отдела "Смерша" Флеминг делает
некоего полковника Кронштейна,  который  одновременно  является
чемпионом  Москвы  по  шахматам  и  кандидатом в гроссмейстеры.
Понимаете?
     -- Нет,- покачал головой гроссмейстер. Зарем.
     --  А  начальником  2-го  отдела  "Смерша",  по  пыткам  и
убийствам,  Флеминг  делает  полковницу  Розу  Хлеб, садистку и
лесбиянку. Детали довольно реалистичные. Но  Кронштейн  и  Роза
Хлеб   --   это   фамилии  явно  еврейские,  и  это  попахивает
антисемитизмом. Удивляюсь, как это еврейская цензура пропускает
такие вещи. Кроме того, после войны в  КГБ  евреев  практически
нет.  Они просто перестреляли друг дружку. А новых мы не берем.
У нас и своих психов хватит.
     Генерал-архиепископ  посмотрел  на   Зарема   и   дружески
улыбнулся.  Говорил  он с такой подкупающей откровенностью, что
Зарему стало немножко легче на душе.
     --  Теперь  ближе  к  делу.   Вы,   конечно,   знаете   об
американском   шахматном   вундеркинде  и  гроссмейстере  Бобби
Фишере. Так  вот,  у  нас  есть  информация,  что  американская
разведка  Си-ай-эй  делает  с ним какие-то гешефты и платит ему
деньги. А такой меценат, как Си-ай-эй, деньги даром не дает.  В
принципе  шахматы  --  это  военная игра. В Вашингтоне Си-ай-эй
называют "Департаментом грязных трюков". А теперь,  начитавшись
Флеминга,   они   занимаются   какими-то   грязными  трюками  с
гроссмейстером Фишером.-- Генерал-архиепископ поиграл  пальцами
по  столу.-- Но, поскольку вы тоже гроссмейстер, да еще по игре
вслепую... Вот мы и подумали, что в этой игре вы могли  бы  нам
немножко помочь.
     -- Да, но, знаете, ведь я немножко сумасшедший,-- печально
сказал Зарем.
     --  В  данном  случае это совершенно нормально,- улыбнулся
генерал-архиеписком.-- Статистика показывает,  что  большинств