ец с неудовольствием признал я, - ты права.
     - Вам лучше подвинуть первого наездника к убару, на клетку один, - посоветовала она.
     И снова правда была на её стороне.
     - Но тогда, - продолжала она, - я поставлю своего писца убары к посвященному убара, на клетку три.
     Я повертел в руках своего обреченного убара и положил его на нашу импровизированную доску, признавая свое поражение.
     Она захлопала от радости в ладоши.
     - Может, тебе лучше поиграть на калике? - с тайной надеждой спросил я.
     - Ну, Куурус! - воскликнула она.
     - Ладно, - ответил я, в очередной раз расставляя фигуры и размышляя над тем, как хорошо было бы переменить род наших занятий и, возможно, заинтересовать её чем-нибудь ещё более подходящим для женщины и не столь сокрушительным для моего чувства мужского достоинства.
     - Ты говорила, - напомнил я, - что Хо-Ту часто сюда заходит.
     - Да, он очень добрый человек.
     - Старший надсмотрщик дома Кернуса - добрый человек? - усомнился я.
     - Да, в самом деле, и очень терпеливый.
     Мне вспомнился плечистый, часто угрюмый Хо-Ту с неизменным кривым ножом на поясе и шокером.
     - Но ведь он добился освобождения благодаря поединкам на ножах, - напомнил я.
     - Да, но это было ещё во времена отца Кернуса. А тогда поединки проводились тупыми ножами.
     - Но и те поединки, которые я видел, тоже проводились тупыми ножами.
     - Это только с тех пор, как в доме появился зверь, - нахмурившись, объяснила она. - Сейчас дерутся тупыми ножами для того, чтобы бросить зверю побежденного живьем.
     - А что это за зверь?
     - Я не знаю, - ответила она.
     Как-то мне довелось услышать его крик, и я был убежден, что это не слин и не ларл. Я так и не смог распознать, кому принадлежит этот чудовищный рев.
     - Мне приходилось видеть остатки его пиршества, при этом воспоминании у нее, очевидно, мороз пробежал по коже. - От человека мало что остается. Даже кости, и те перемолоты и из них высосан костный мозг.
     - Ему скармливают только побежденных в поединках на ножах? - спросил я.
     - Нет, - ответила она. - Зверю может быть брошен любой, вызвавший неудовольствие Кернуса. Случается, так поступают даже с охранниками, но чаще всего это, конечно, рабы. Причем, как правило, рабы-мужчины, из тех, что содержатся в железных клетках. Но иногда ему скармливают и женщин, предварительно пустив им кровь.
     Мне вспомнилось, что рабу, проигравшему в поединке на кривых ножах, также перед тем, как бросить его зверю, было нанесено легкое ранение.
     - А для чего им пускают кровь? - спросил я.
     - Я не знаю, - ответила она, снова опуская глаза на наше шелковое игровое поле. - Может быть, давайте лучше забудем об этом звере, - она посмотрела на расставленные в боевом порядке бутылочки, пузырьки, пробки и брошки и улыбнулась. - Игра такая красивая.
     - А Хо-Ту, насколько я заметил, редко покидает дом, - продолжал я расспросы, делая очередной ход.
     - За последний год, - ответила Сура, - он только один раз оставлял дом на довольно продолжительное время.
     - Когда это было?
     - В прошлом году, в ен'варе, когда он ушел из города по делам дома.
     - А что у него были за дела?
     - Приобретение рабов.
     - И в какой город он направился?
     - В Ко-Ро-Ба, - сказала она.
     Все во мне словно одеревенело.
     - Что случилось, Куурус? - удивленно спросила она, и вдруг её глаза, смотревшие поверх меня, наполнились ужасом. Она судорожно закрыла лицо руками.
     - Нет, Хо-Ту! Нет! - закричала она.

Глава 18

ОКОНЧАНИЕ КЕЙДЖЕРАЛИИ

     Сметая бутылочки и броши, я резко упал на расчерченный шелк, подминая под себя Суру и стараясь защитить её своим телом. В ту же секунду воздух над моей спиной рассек длинный кривой нож, с глухим стуком вонзившийся в боковую спинку стоящего рядом кованого сундука.
     Я мгновенно перекатился на спину и, понимая, что не успею вскочить на ноги, попытался дотянуться до меча, пока тенью скользнувший мимо меня Хо-Ту высвобождал из деревянной поверхности сундука глубоко ушедший в неё нож. Ему это удалось быстрее, и через мгновение нож сверкнул у меня перед самым лицом.
     Защищаясь, я машинально выбросил вперед левую руку и тут же почувствовал, как острое лезвие распарывает мне предплечье. Сознание захлестнуло острой болью, у меня потемнело в глазах, но уже через мгновение, придя в себя, я обнаружил, что руки мои сомкнуты на запястье Хо-Ту и удерживают на весу его тело, которое всей своей тяжестью давило на нож, пытаясь пригвоздить меня им к полу.
     - Прекратите! - закричала Сура. - Хо-Ту, остановись!
     Хо-Ту удвоил усилия, опираясь на нож уже обеими руками и буквально повисая на нем. Тогда я резким броском отвел нож в сторону и выкатился из-под распластавшегося на полу тела Хо-Ту.
     Теперь я уже стоял над ним, обнажив свой меч и тяжело переводя дыхание. Он вскочил на ноги и, заметив висящий на обычном месте шокер, бросился к нему и схватил его со стены. Я не кинулся ему вдогонку, не имея никакого желания его убивать. Он обернулся, и я заметил, как его палец одним движением перевел указатель мощности до смертельного уровня. Хо-Ту, пригнувшись, словно приготовившись к прыжку, стал медленно приближаться ко мне.
     Сура бросилась между нами.
     - Не трогай его! - воскликнула она.
     - Отойди! - рявкнул Хо-Ту.
     - Нет! - закричала она.
     Хо-Ту отвел регулятор мощности со смертельной точки и направил наконечник шокера к Суре. Послышался звук электрического разряда, из наконечника вырвался сноп ярко-желтых искр, и женщина, завопив от боли, отшатнулась в сторону и повалилась на каменный пол.
     По лицу Хо-Ту пробежала мучительная судорога, но уже через мгновение он снова приближался ко мне. Я заметил, что стрелка показателя мощности опять стоит на смертельной отметке. Я отошел к сундуку, вложил меч в ножны и поднял с пола нож. Это был нож убийцы, короткий, хорошо сбалансированный, специально предназначенный для броска. Я уложил обоюдоострое лезвие на ладони.
     С бешеным криком Хо-Ту швырнул в меня шокер. Я отклонился в сторону, и оружие пролетело у меня над самой головой. Ударившись о стену, его наконечник изверг целый фонтан искр.
     - Ну, бросай! - приказал Хо-Ту.
     Я ещё раз внимательно взглянул на нож, потом на Хо-Ту.
     - Наверное, именно таким ножом в ен'варе прошлого года в Ко-Ро-Ба, на мосту вблизи Цилиндра воинов и был убит тот молодой воин из Тентиса, - сказал я.
     Хо-Ту выглядел удивленным.
     - Ты нанес удар ему в спину, - продолжал я, - трусливый, подлый удар.
     - Я никого не убивал, - ответил Хо-Ту. - Ты сошел с ума.
     Я почувствовал, как во мне поднимается холодная ярость.
     - Повернись ко мне спиной, - приказал я Хо-Ту.
     Тот, оцепенев от изумления, послушно повиновался.
     С минуту я дал ему так постоять. Сура, постанывая от боли, приподнялась с пола.
     - Не убивайте его! - прошептала она.
     - Куда мне нанести удар, Хо-Ту? - спросил я.
     Он не ответил.
     - Ну? Куда ты хочешь его получить? - допытывался я.
     - Пожалуйста, не убивайте его! - нашла в себе силы воскликнуть Сура.
     - Бросай! - закричал Хо-Ту.
     Женщина с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, встала между нами, спиной к Хо-Ту.
     - Пусть Сура умрет первой, - тихо сказала она.
     - Отойди! - закричал Хо-Ту, не оборачиваясь ко мне. - Отойди отсюда, рабыня!
     - Нет! - воскликнула Сура. - Ни за что!
     - Не бойся, - сказал я ей. - Я не стану убивать тебя.
     Хо-Ту повернулся ко мне лицом и оттолкнул от себя Суру.
     - Вытаскивай свой кривой нож, - бросил я ему, заметив, что у него на поясе другой нож.
     Хо-Ту, не сводя с меня глаз, выдернул длинный кривой нож из чехла.
     - Перестаньте! - закричала Сура. - Не надо!
     Сжимая в руке метательный нож, я пригнулся и приготовился к схватке. Следя за каждым движением противника, мы с Хо-Ту начали медленно сходиться.
     - Остановитесь! - закричала Сура и подбежала к шокеру. Он все ещё был включен на полную мощность, и его наконечник раскалился так, что на него больно было смотреть.
     - Стимулятор стоит на смертельной отметке, - сказала она. - Опустите оружие.
     Ее душили рыдания, глаза были закрыты. Она стиснула стимулятор обеими руками и поднесла его наконечник к горлу.
     - Стой! - закричал я.
     Хо-Ту, отшвырнув кривой нож, бросился к Суре и вырвал у неё шокер. Он нажал кнопку выключателя и бросил опасный прибор подальше. Когда он сжал Суру в объятиях, плечи его содрогались от рыданий.
     - Убей меня, - сказал он, поворачивая ко мне свое лицо со сверкающими на глазах слезами.
     Я не хотел поднимать руку на безоружного.
     - Но только помни, я никого не убивал ни в Ко-Ро-Ба, ни где-либо еще, - добавил он.
     - Убей нас обоих, - сказала Сура, прижимая к себе безобразного Хо-Ту, - хотя он невиновен.
     - Это он убил, - сказал я.
     - Нет, - покачал головой Хо-Ту, - я не тот, кого ты ищешь.
     - Это был именно ты, - настаивал я.
     - Нет, - повторил Хо-Ту.
     - А кто только что так же пытался убить и меня?
     - Да, это так, - признал Хо-Ту. - Ты увел мою женщину.
     - Ты глупец, - целуя его мокрыми от слез губами, бормотала Сура. - Неужели бы ты убил из-за простой рабыни?
     - Я люблю тебя! - воскликнул Хо-Ту. - Люблю!
     - И я тоже, Хо-Ту, - ответила она. - Я тоже люблю тебя!
     Он застыл, пораженный этим признанием. Этот грубый, всегда невозмутимый человек, казалось, был потрясен. Даже мне было заметно, как дрожали его лежащие на плечах Суры узловатые руки.
     - Ты любишь? - спросил он. - Любишь Хо-Ту, который так уродлив, что недостоин называться человеком?
     - Да, люблю уже много лет.
     - Я даже не человек, - запинаясь, бормотал он.
     - В тебе, Хо-Ту, уживается и храброе сердце ларла, и нежность цветка. Я нашла в тебе и доброту, и уважение, и силу - все, что может дать человеку любовь, - она честно смотрела ему в глаза. - Никто на Горе не достоин называться человеком больше, чем ты.
     - Я никого не убивал, - сказал он ей.
     - Я знаю, - ответила она, - Ты не мог этого сделать.
     - Но когда я подумал о нем... О том, что он сделает с тобой... - мне захотелось убить его! Убить!
     - Он даже не притронулся ко мне, - ответила Сура. - Ты что, не понимаешь? Он хотел меня защитить и именно поэтому накрыл своим телом.
     - Это правда? - спросил Хо-Ту.
     Я не ответил.
     - Он носит черную тунику, - сказала Сура, - но я не знаю, кто он на самом деле. Он не принадлежит к черной касте.
     - Давайте не будем об этом говорить, - жестко сказал я.
     Хо-Ту посмотрел мне в глаза.
     - Кто бы вы ни были, - сказал он, - знайте: я никого не убивал.
     - Думаю, мне лучше уйти к себе, - сказал я, желая как можно скорее остаться одному.
     - Я ранил вас, - сказал Хо-Ту, смущенно поглядывая на мою руку.
     - Если бы ты знал, как ты ранил меня, - проворчала Сура.
     В её голосе все ещё чувствовалась обида, вызванная воспоминаниями о мучительных минутах, которые ей пришлось пережить.
     - Прости, - вздохнул Хо-Ту, - прости меня!
     Она рассмеялась.
     - Старший надсмотрщик просит прощения у рабыни за то, что ткнул её шокером для рабов!
     Хо-Ту оглянулся и заметил расчерченный на клеточки лоскут шелка и разбросанные по полу бутылочки, пузырьки и пробки.
     - А что вы здесь делали? - удивленно спросил он.
     - Этими штуками, - кивнула она на наши фигуры, - он учил меня игре.
     Хо-Ту криво усмехнулся.
     - Ну и что, тебе понравилось? - поинтересовался он.
     - Нет, Хо-Ту, - рассмеялась Сура, целуя его. - Для меня все это слишком сложно.
     - Если хочешь, я тоже могу с тобой поиграть, - предложил он.
     - Нет, Хо-Ту, - ответила она. - Эта игра мне не понравилась.
     Она высвободилась из его объятий и взяла стоявший в углу калик. Затем она устроилась на полу, скрестив ноги, как чаще всего играют на этом инструменте, и начала тихо перебирать тонкие струны. Вскоре из разрозненных звуков начала вырисовываться грустная мелодия, а из сопровождавших её слов женщины родилась песня, песня о караванах, бредущих с Тора, и о вечной любви.
     Они не заметили, как я вышел из комнаты.
     Я отыскал Фламиниуса, медика, в его комнате, и он, хотя и был несколько навеселе, тщательно обработал мне нанесенную ножом Хо-Ту рану. Она, по его словам, оказалась неопасной.
     - Эти развлечения в Кейджералию могут быть довольно опасными, - заметил Фламиниус, перевязывая мне руку куском чистой белой материи.
     - Верно, - не мог не признать я.
     Даже сюда, в кабинеты медиков, доносились из разных концов дома Кернуса смех и шумная возня в загонах подвыпивших рабов и беготня не на шутку расходившихся, неистощимых на выдумки охранников, развлекавшихся кто во что горазд.
     - Это уже шестая ножевая рана, с которой ко мне обращаются за сегодняшний день.
     - Вот как? - удивился я.
     - Да, - кивнул Фламиниус - А ваш противник, я полагаю, уже мертв? - поинтересовался он.
     - Нет, - ответил я.
     - Ну да! - не мог поверить Фламиниус.
     - Я получил это ранение в комнате Суры, - пояснил я.
     - Ну и девчонка! - расхохотался он и поглядел на меня, криво усмехнувшись. - Но думаю, госпожа Сура кое-чему научилась за сегодняшний вечер?
     Я вспомнил свой прочитанный ей краткий курс по игре и уверенно кивнул.
     - Да, в этот вечер Сура узнала много нового.
     Фламиниус удовлетворенно рассмеялся.
     - Это такая дерзкая рабыня! Я бы, признаться, и сам занялся ею, но, боюсь, Хо-Ту это вряд ли бы понравилось. Он относится к ней с болезненной ревностью, представляете - к ней, рабыне! Кстати, Хо-Ту вечером искал вас.
     - Я знаю.
     - Остерегайтесь его, - предупредил Фламиниус.
     - Не думаю, чтобы Хо-Ту осмелился как-нибудь обеспокоить Кууруса из касты убийц, - ответил я, поднимаясь на ноги.
     Фламиниус посмотрел на меня с усиленным винными парами благоговейным ужасом. Затем с подчеркнуто уверенными движениями встал, подошел к сундуку, извлек из него большую бутыль паги, откупорил её и, к моему удивлению, наполнил два кубка. Затем с задумчивым и каким-то отрешенным видом он отхлебнул из одного кубка и, подержав жгучую жидкость во рту, не меняя выражения лица, позволил ей продолжить свой путь в желудок. После этого лицо его тут же просветлело.
     - Судя по тому, что я видел и слышал о вас, - заметил я, - вы кажетесь мне мастером своего дела.
     Он протянул второй кубок мне - мне, носящему черную тунику!
     - К четвертому году правления Марленуса я уже считался лучшим представителем своей касты во всем Аре.
     Я отхлебнул глоток из предложенного мне кубка.
     - А затем вы открыли для себя пагу? - невинно предположил я.
     - Нет.
     - Несчастная любовь?
     - Нет, - улыбнулся Фламиниус, - тоже нет, - он вторично приложился к кубку. - Я начал заниматься поисками средств борьбы против дар-косиса.
     - Но ведь дар-косис неизлечим.
     - Одно время, сотни лет назад, люди моей касты действительно прямо заявили об этом. Но некоторые им не поверили и продолжали свою работу. Результатом их исследований стала стабилизирующая сыворотка.
     Будучи болезнью заразной, распространяемой, очевидно, каким-то вирусом, дар-косис, называемый в простонародье священной или, в зависимости от отношения к ней, проклятой болезнью, представлял собой настоящую трагедию для Гора. Пораженные ею - или попросту "проклятые" - считались отверженными, и им категорически запрещался доступ в общество нормальных здоровых людей. Они, как правило, бродили где-нибудь по проселочным дорогам, завернутые в напоминающие саван покрывала, и, поминутно стуча специальными деревянными колотушками, предупреждали их звуком возможных встречных о своем несущем беду приближении. Некоторые из них изъявляли желание быть помещенными в особые резервации для пораженных дар-косисом - три из которых, кстати, располагались неподалеку от Ара, - где их обеспечивали едой и питьем и где они были совершенно отрезаны от всего мира. Болезнь эта в высшей степени заразна, и каждый заболевший ею тут же признается действующим законодательством умершим.
     - Но ведь считается, что дар-косис насылается самими Царствующими Жрецами на тех, кто вызвал их неудовольствие, - сказал я.
     - Все это выдумки посвященных, - отмахнулся Фламиниус. - Нет в этой болезни ничего священного, есть лишь боль, страдания и смерть.
     - Но почему вы так уверены, что посвященные лгут?
     - Мне их мнение безразлично. Я медик и меня прежде всего интересует сама болезнь и её причины, а не домыслы на этот счет невежественных людей.
     - Расскажите все, что вы знаете, - попросил я.
     - В течение многих лет, и в частности незадолго до 10110 года, появления в Аре Па-Кура и его приспешников, я и некоторые другие в Цилиндре медиков занимались секретными исследованиями. Каждый день мы посвящали работе и бесконечным экспериментам. К несчастью, весть о наших исследованиях дошла до высоких посвященных, о них рассказал по злобе или из-за денег один из младших медиков, дисквалифицированных за свою некомпетентность. Цилиндр посвященных потребовал от совета касты медиков не только прекратить наши работы в этом направлении без права их последующего возобновления, но и уничтожить все результаты, которые нам удалось получить. Хочу с удовольствием заметить, что медицинские чиновники были на нашей стороне. Вообще большой любви в отношениях между медиками и клерикалами не наблюдалось, как, впрочем, и между посвященными и писцами. Тогда Цилиндр высоких посвященных обратился в Верховный Городской Совет с просьбой прекратить нашу работу, но члены Совета по настоянию Марленуса, занимавшего тогда трон убара, позволили нам продолжать исследования. - Фламиниус рассмеялся. - Я помню его разговор с верховным служителем высоких посвященных. Марленус тогда заявил, что только сами Царствующие Жрецы способны решать, позволить ли нам продолжать свою работу или прекратить её. А уж они, будучи хозяевами этой планеты, при их неодобрительном отношении к научным исследованиям, безусловно, давно бы уже нашли способ положить им конец.
     Я рассмеялся.
     Это озадачило Фламиниуса.
     - Редко можно увидеть кого-нибудь из черной касты смеющимся.
     Я пропустил его замечание мимо ушей.
     - И что было потом?
     Фламиниус отхлебнул вина, и в его взгляде появилась печаль.
     - Еще до наступления новой Переходной стрелки, - продолжал он, - Цилиндр медиков подвергся вооруженному нападению. Все, что горело, было сожжено, результаты исследований, записи, подопытные животные уничтожены; сам цилиндр также серьезно пострадал, а все, кто в нем вместе со мной работал, либо погибли, либо просто исчезли. - Он задрал на груди тунику. Я увидел, что все его тело покрыто огромными шрамами от ожогов. - Это я заработал, когда пытался спасти хоть какие-то наши записи. Но меня избили, а все свитки уничтожили.
     - Как это ужасно, - покачал я головой.
     Фламиниус был пьян. Может быть, именно поэтому ему хотелось поговорить сейчас со мной, единственным собеседником, хотя и из черной касты В его глазах стояли слезы.
     - Незадолго до этого у меня в лаборатории уже был целый выводок уртов, организм которых успешно противостоял вирусу дар-косиса. Мне даже удалось сделать сыворотку на основе их крови, которая, будучи введена в организм других животных, делала их невосприимчивыми к заболеванию. Это, конечно, были только первые шаги, самое начало настоящих исследований, но я возлагал на них большие надежды.
     - А эти люди, которые напали на Цилиндр медиков, - кто они?
     - Какие-то приспешники посвященных, конечно, - пожал плечами Фламиниус. - Самим посвященным по положению, занимаемому их кастой, и по роду их деятельности запрещалось, естественно, носить оружие и совершать убийство. Поэтому для этой цели они часто нанимали себе людей со стороны.
     - Нападавшие не были задержаны?
     - Большинство из них скрылись. Двоих поймали и, следуя законодательству, доставили для первого допроса на суд высо