от инфаркта, глядя на картину. Но  Быкадоров  и  Леха  Титов
были без одежды, а Гольтман так и не обнажил чресла.  И  Быкадоров,  и  Леха
пытались чем-то задвинуть дверь, Гольтман  же  обошелся  ключом.  Интересно,
почему? Я выстроила из орехов знак вопроса и тут же  нашла  ответ.  Гольтман
закрыл дверь на ключ только потому, что ключ у него был. А две другие  двери
просто не запирались на ключ, и парни решили воспользоваться тем, что было у
них под рукой.
   Поехали дальше. Все трое были владельцами картины  (исключение  составлял
лишь Быкадоров, но мало ли какая мысль могла прийти  ему  в  голову).  Может
быть, он действительно решил оставить картину себе, и картина  почувствовала
это? Зло всегда эротично, сказал мне Херри-бой. В  намерениях  Быкадорова  и
Лехи я не сомневалась ни секунды, именно влечение  заставило  их  раздеться.
Похоть, если быть точной... Но ведь  Гольтмана  тоже  снедала  похоть,  если
верить его племяннику. И все же он не разделся. Почему? Я  забросила  в  рот
пару орешков и отнесла это к самой обычной стариковской стыдливости. А  если
учесть,  что  Гольтман  был  евреем...  Евреи  не  только  страстны,  но   и
целомудренны, если верить Библии. А Библии я верила.
   Я только не верила в мистику.  Лавруха  прав.  Картина  просто  не  может
убить. Убить - это значит выстрелить в голову или в сердце,  пырнуть  ножом,
стукнуть монтировкой по голове, подсыпать таллий в утренний кофе или  цианид
в коктейль. Да, человека можно довести до инфаркта, если капать ему на мозги
и целенаправленно изводить подлостями, но для этого нужно время. И  довольно
длительное. И нужен человек, который займется  этим  профессионально.  Рыжая
Дева Мария совсем не похожа на такую профессионалку. И  почему  Быкадоров  и
Леха так хотели ее, что у них не выдержало сердце?.. И почему ее  не  хотели
Лавруха или Ванька  Бергман?  А  если  ее  хотел  Херри-бой,  то  почему  он
жив-здоров и даже от пива отказывается? Запутавшись в  физиологии,  я  взяла
еще одну "Улыбку Джоконды". И аккуратно выложила из  орешков  английскую  Н.
Херри-бой.
   Крупнейший специалист  по  Лукасу  ван  Остреа,  который  хочет  получить
"Всадников" любой  ценой.  Живет  в  полумифической  Голландии,  в  каком-то
Мертвом городе Остреа, которого даже  на  карте  нет.  Собирает  сведения  о
художнике и фанатично сторожит одну-единственную картину. Центральную  часть
триптиха. А "Всадники Апокалипсиса" - его левая  створка,  если,  опять  же,
верить Херри-бою. До сегодняшнего дня дошло только  три  работы,  "Всадники"
оказались четвертой, тут на пупе извертишься, чтобы до них добраться. Я  так
до конца и не смогла понять этих страстей по Лукасу  Устрице.  Не  может  же
живопись, даже очень хорошая, даже великая, заменить  жизнь.  Я  знала  это,
потому что была искусствоведом.
   Хреновый ты искусствовед. Ворюга, сказала я себе  и  чокнулась  остатками
"Улыбки  Джоконды"  со  стеклянным  аквариумом  на  окне.  В   аквариуме   в
художественном беспорядке были набросаны ракушки и искусственные  водоросли,
а венчала всю композицию резиновая ящерица с кровожадной улыбкой на морде. У
Херри-боя была совсем другая улыбка. И я застала его в кабинете,  перед  тем
как в нем умер Леха Титов. И Пупик.
   Я ничего не знала о врагах Титова - но они наверняка имелись  в  наличии,
если учесть два покушения на него. Сегодня враги могут  торжествовать:  Леха
сам сошел с дистанции, не дожидаясь начала  Олимпийских  игр.  Но  Леха  был
спринтером, спринтером во всем: в жизни, в манере поведения, в отношениях, в
постели. Он слишком торопился жить, как  будто  знал,  что  произойдет.  Вот
сердце и не выдержало. Быкадоров был стайером, но его  сердце  не  выдержало
тоже...
   Из всех, кого я знала, смерть Лехи была выгодна только Херри-бою.  Теперь
у него появится шанс договориться  со  старухой-правозащитницей.  И  вырвать
доску на божеских условиях. А что, если он действительно причастен к  смерти
Лехи?.. Я вынула  ореховую  серединку  из  английской  буквы,  и  логическая
цепочка бесповоротно распалась.  Две  остальные  смерти  не  имели  никакого
отношения к Херри-бою. Он приехал в Питер  сразу  же,  как  только  узнал  о
картине. А  до  этого  он  и  понятия  не  имел  о  ее  существовании.  И  о
существовании фартового  коллекционера  и  фартового  вора.  А  Быкадоров  с
Гольтманом умерли так же, как и Леха... Нет, стройной картины не получается.
Если вытягиваешь нос, то хвост обязательно увязает. Я сжала виски пальцами и
попыталась дать себе слово:  ты  больше  никогда  не  вспомнишь  о  картине.
Достаточно того, что ты пережила. И денежная  компенсация  за  это  выглядит
вполне законно. Пускай всадники Апокалипсиса дудят в свои  трубы  где-нибудь
на стороне, а Дева Мария соблазняет своими формами кого угодно. А  я  выхожу
из игры.
   Приняв это решение, я окончательно успокоилась. И  улыбнулась  сама  себе
улыбкой Джоконды, оставшейся на самом дне бокала. И услышала легкий  стук  в
стекло.
   На улице возле невысокого окна "Пирата"  стоял  уже  почти  забытый  мной
капитан Кирилл Алексеевич Марич. Обладатель того же  отчества,  что  и  Леха
Титов. Марич приветливо оскалился, я тоже оскалилась в  ответ:  только  тебя
здесь не хватало. И помахала капитану рукой: заходите, не стесняйтесь. Марич
не заставил себя долго ждать. Он вошел в "Пират",  задев  плечом  маленькую,
надраенную до блеска рынду.
   - Добрый вечер, Катерина Мстиславовна,  -  галантно  поздоровался  он.  -
Неожиданная встреча. Вам взять что-нибудь?
   - Вина, - сказала я.
   Через минуту Марич вернулся к столику с очередным бокалом и чашкой кофе.
   - А вы что же? - хмуро спросила я. - Не пьете при исполнении?
   - Я сейчас не при исполнении,  -  он  устроился  напротив.  -  Заходил  к
приятелю, он здесь недалеко живет, на Смоленке.
   - Да ладно вам заливать. Лучше скажите правду - пасете  меня?  Установили
наружное наблюдение?
   - Сдаюсь, - он опустил глаза и поболтал ложкой в кофе. -  Но  это  личная
инициатива.
   - У меня умер кот, - непонятно почему сказала я.
   - Сочувствую. Он болел?
   - Да нет. Просто умер, и все. Его звали Пупик. Пупий Саллюстий Муциан...
   - Красивое имя.
   - А как ваши расследования?
   - Движутся потихоньку. Говорят, вы продали очень редкую картину? -  Марич
проявил удивительную осведомленность, и это лишний раз убедило меня  в  том,
что он появился в "Пирате" совсем не случайно.
   - Говорят, - осторожно ответила я.
   - И получили большие комиссионные?
   - Пока не получила. А вообще - это не ваше дело.
   - Как знать... Как знать, - он нанес первый, очень осторожный удар.  -  И
что это за картина?
   - "Всадники Апокалипсиса". Пятнадцатый век. Лукас ван Остреа. Вряд ли вам
что-нибудь скажет это имя. Оно известно узкому  кругу  специалистов,  -  еще
каких специалистов, если внести в их реестр Херри-боя.
   - И за сколько же вы ее продали?
   - Это коммерческая тайна. А что еще говорят?
   Марич запустил руку в аквариум на  подоконнике  и  приподнял  ящерицу  за
хвост. На меня он даже не смотрел.
   - Редкостная гадость, - ящерица и вправду выглядела не очень аппетитно. -
И морда какая-то фальшивая.
   - Приходите в другой раз. Будут гуппи  и  испанские  дублоны.  Они  здесь
часто меняют экспозицию. Большие затейники.
   - Да. Больших затейников у нас полно, - Марич снова провел маневр: теперь
это было обманное движение. - Еще говорят, что  это  не  просто  картина,  а
створка триптиха.
   -  Верно,  -  я  забарабанила  пальцами  по   бокалу.   -   Двухстороннее
изображение.
   Марич достал  из  кармана  маленькую  записную  книжку  профессионального
филера.
   - "Tota pulchra es, amica mea, et macula non  est  in  te",  -  почти  по
складам,  не  отрываясь  от  книжки,  прочел  он.  -  "Вся   ты   прекрасна,
возлюбленная моя, и пятна нет на тебе". Красиво звучит, правда?
   - Не могу с вами не согласиться, - в душе моей звякнул страх, но я решила
держаться до конца. Пусть Марич открывает карты первым.
   - "Вся ты  прекрасна,  возлюбленная  моя,  и  пятна  нет  на  тебе"...  -
задумчиво повторил Марич и посмотрел мне прямо в глаза. Вот ты  и  попалась,
воришка,  читала  я  в  его  бесстрастных   зрачках.   Будешь   знать,   как
мародерствовать и вести следствие по ложному пути.
   - Это вы обо мне? - нагло спросила  я  и  закинула  ногу  за  ногу.  -  Я
польщена.
   - Я тоже польщен. Девушка с картины похожа на вас.
   - Завтра же перекрашусь под ореховое дерево...
   - Не стоит. Вам идет рыжий  цвет.  А  вот  красть  вам  совсем  не  идет.
Началось!..
   - Красть? Что вы имеете в виду? - ни один мускул не дрогнул на моем лице.
   - Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.  То  досадное  недоразумение  с
бывшим мужем вашей подруги.
   - А что? Вскрылись какие-то новые обстоятельства дела?
   Судя по всему, запаса прочности Маричу не хватило, он заиграл скулами и в
упор посмотрел на меня.
   - Это старые обстоятельства дела. Я говорил вам о похищенном. В  каталоге
у Гольтмана была указана одна картина. Она называлась "Рыжая в мантии". А  в
последней описи коллекции эта картина отсутствует.
   - Что вы говорите!.. Ее тоже украли?
   - Не валяйте дурака! Вы прекрасно знаете, что "Рыжая в мантии" и картина,
проданная вами на аукционе, - одно и то же.
   Больше всего мне хотелось забиться под стол и захныкать,  и  я  с  трудом
поборола в себе это сладкое детское желание. Нужно идти до конца.
   - Ошибаетесь, капитан. Я не  продавала  картину.  Я  продала  створку  от
триптиха. Вам подтвердит это любой эксперт.
   - Плевать я хотел на  экспертов,  -  он  нетерпеливо  ударил  ладонью  по
колену. - Это одна и та же картина. И мы с вами знаем это.
   - Я ничего не знаю.  Эта  ваша...  как  ее...  "Рыжая  в  мантии"...  Она
заявлена в розыск?
   Сейчас или никогда. Если  Иосиф  Семенович  Гольтман,  этот  недорезанный
любитель сюжетов  и  символов,  подвел  меня,  если  дал  показания,  что  я
запугивала его... Мне труба.
   Но Иосиф Семенович оказался пугливой  душкой,  он  не  подвел,  -  именно
поэтому Марич сейчас молчал.
   - Так она заявлена в розыск? -  повторила  я  свой  невинный  вопрос.  Он
прозвучал издевательски.
   - Нет, - сдался Марич. - В розыск она не заявлена. К сожалению.
   - Почему же - к сожалению?
   Марич перегнулся через стол и прошептал:
   - Потому что я не могу ухватить тебя, хотя уверен, что ты не такая  овца,
какой кажешься!
   - А я кажусь вам овцой? - продолжала издеваться я. - Очень жаль. Хотелось
бы казаться Марией Египетской .
   - Ты кажешься мне отпетой сукой, к тому же неразборчивой в  средствах.  И
ты плохо кончишь, обещаю тебе.
   -  Я  буду  жаловаться  на  вас  вышестоящему  начальству,   капитан.   В
подразделение внутренних расследований.  Оскорбляете,  угрожаете,  пытаетесь
навесить на  меня  какое-то  дело...  Вам  что,  больше  всех  надо,  Кирилл
Алексеевич?
   - Мне не нравится история с картиной, - он уже  и  сам  сожалел  о  своем
внезапном порыве. Нужно помочь капитану укрепиться в этом своем сожалении  и
постараться быть с ним помягче. - И я подозреваю, что вы как-то причастны  к
краже у Гольтмана.
   - Не причастна. Честное слово, -  совершенно  искренне  сказала  я.  -  Я
просто имела  неосторожность  знать  покойного  Быкадорова.  И  оказалась  в
ненужное время в ненужном месте.
   - Как у вас появилась эта чертова створка?
   - О, это целая детективная история... -  я  со  значением  посмотрела  на
Марича.  -  Пардон,  капитан!  Мой  приятель...  Вы  его  знаете.  Лаврентий
Снегирь...
   - Покойный, - губы капитана расползлись в иронической улыбке. Он ничего и
никогда не забывал.
   - Каюсь. Иногда приходится прибегать  к  таким  невинным  шуткам...  Сами
понимаете, время сейчас тяжелое, так что выживаем, как можем.
   - Ну-ну...
   - Так вот. Лаврентий купил ее где-то в провинции. Совершенно случайно.  А
оказалось, что она представляет большую ценность.
   - Насколько большую?
   - Не считайте меня за дуру, Кирилл Алексеевич. Вы  же  сидите  сейчас  со
мной не просто так. Вы прекрасно знаете, сколько  она  стоит.  Но  налоги  в
казну мы выплатим полностью, можете в этом не сомневаться.
   - Налоги - это не моя компетенция.
   - Извините. Но раз вы такой борец за справедливость... Тогда закажите мне
еще вина.
   Марич молча поднялся со стула и отправился к  стойке.  Слава  богу,  хоть
минуту я могу передохнуть. От этого неформального допроса с  пристрастием  у
меня взмокла спина и подмышки. И теперь я ощущала тонкий запах пота, который
не могла забить даже туалетная вода "True woman  in  blue",  подаренная  мне
Лаврухой на последнее Восьмое марта. Жека получила аналогичную  коробочку  -
"True woman in red". Я исподтишка наблюдала за Маричем. Если бы  он  не  был
поганым ментом, я бы даже могла попытаться закадрить его.  И  назначать  ему
встречи в "Пирате" по четвергам. У него хорошие руки - руки, которые  готовы
сомкнуться на моей шее. И хорошо очерченный  рот.  И  ровные  крупные  зубы,
которыми он готов рвать меня на части. Хорошенький  бы  получился  альянс  -
мент и воровка, слуга закона и прожженная авантюристка.
   Впрочем, не такая уж прожженная, хотя и легко обучаемая.
   Марич вернулся  с  очередной  порцией  вина:  теперь  он  взял  дорогущий
коллекционный "Аликант Буше", который я не могла  позволить  себе  последние
полгода. Широкий жест, ничего не скажешь.
   - Решили разговеться, капитан?
   - Решил.
   Марич поднял свой бокал, и мы чокнулись.
   - Вы не сказали мне, что нынешний владелец картины умер сегодня ночью,  -
ласково произнес он, и я едва не поперхнулась "Аликантом".
   Экзекуция продолжается. Сейчас меня вздернут на дыбе.
   - Вы меня об этом не спрашивали.
   - Но про кота-то вы мне сказали...
   - Кота я любила больше. А вы и в это дело сунули свой нос? Вы, я  смотрю,
многостаночник.
   - Питер город маленький, Катерина Мстиславовна. Не часто  в  нем  умирают
люди такого калибра, как  Алексей  Титов.  Вы  ведь  были  там  этой  ночью,
правда?
   - Это допрос?
   - Нет. Просто беседа за бокалом хорошего вина.
   - Да. Я была там прошлой ночью. И даже успела переспать с ним позапрошлой
ночью, - "Аликант Буше" ударил мне в голову, и я пошла вразнос.  -  Ну  как,
соответствую я званию отпетой суки?
   - Вполне, - спокойно сказал капитан. - И что  вы  можете  сказать  о  его
смерти?
   - Ничего. Знаю только, что он умер от инфаркта. Я здесь ни при чем.
   - Вы здесь  ни  при  чем...  -  Марич  прищурился.  -  Вы  только  всегда
оказываетесь рядом с трупами. Вот что меня смущает.
   - Случайность. Мы все оказываемся рядом с трупами. Рано или поздно.
   - Может, вам переквалифицироваться в патологоанатомы? Такая философия как
раз в их духе.
   - Меня вполне устраивает моя профессия.
   - Торговать крадеными картинами, - не удержался капитан.
   - Бросьте, - разговор стал утомлять меня. - Это недоказуемо.
   - Пока недоказуемо. Будьте осторожны, Катерина Мстиславовна...
   Он совсем не угрожал мне, он мягко увещевал меня: будь осторожна, Кэт, ты
под  колпаком.  Впрочем,  мне  было  решительно  наплевать  на  его  ко  мне
отношение. Рано или поздно он устанет пасти меня. А я уж постараюсь не  дать
ему никакого повода для решительных действий. Денег,  которые  принесли  мне
"Всадники Апокалипсиса", с лихвой хватит, чтобы  коренным  образом  изменить
жизнь и навсегда позабыть этого комиссара Каттани для бедных.
   - Будьте осторожны, - снова повторил Марич.
   - Вы угрожаете мне?
   - Предупреждаю. Вы мне нравитесь, и поэтому я только предупреждаю...
   Я снова чокнулась с Маричем.
   - Я учту. И буду предельно осторожна.
   Мне   нравилось   дразнить   его.   Мне   нравилось    ощущение    полной
безнаказанности. Эта милицейская ищейка хоть и рвется с поводка,  но  крепко
пристегнута, она чтит закон. Я тоже чту закон. Я - законопослушная девушка.
   - Вы не проводите меня, капитан? - улыбаясь, спросила я.
   - Извините. У меня еще дела.
   - Тогда разрешите откланяться.
   Вместе мы вышли из "Пирата". Я направилась по Малому  к  своей  линии,  а
капитан широким размашистым шагом двинулся к метро. Или только  сделал  вид,
что направляется к метро?..
   ...У дома меня ждал еще один сюрприз: джип Жаика, припаркованный недалеко
от подъезда. Увидев его, я порядком струхнула и даже  решила  обойти  дом  с
тыльной стороны, юркнуть в проходной двор и зайти с черного хода.  Но  потом
отбросила эту мысль: главная черта людей подобного типа - уметь ждать.  Жаик
пропишется у моей парадной, и рано или поздно я все равно столкнусь  с  ним.
Лучше уже сейчас расставить все точки над "и".
   Жаик тоже увидел меня и несколько раз мигнул фарами. Я подошла к джипу.
   - Нужно поговорить, - коротко бросил он.
   - Подниметесь?
   - Нет. Садитесь.
   Пришлось повиноваться. Я обошла джип,  открыла  дверцу  и  устроилась  на
сиденье. Несколько минут мы молчали. Весело начинается разговор,  ничего  не
скажешь.
   - Как Агнесса? - спросила я.
   - Плохо.
   - Да. Я понимаю. Я слушаю вас.
   - Хозяин умер от инфаркта.
   - Я знаю. Юхно звонил мне, он все рассказал. Очень любезно с его стороны.
   Жаик забарабанил пальцами по рулю.
   - Хозяин умер от инфаркта, но я в это не верю.
   - В то, что он умер от сердечного приступа?
   - В то, что это была случайная смерть. Очень многие хотели убрать его.
   - Я не хотела... Честное слово.
   - Как вы познакомились?
   Я посмотрела на Жаика, как на идиота.
   - Вы же сами присутствовали при этом.  Я  впервые  увидела  его  в  своей
галерее. А до этого и понятия не имела о его существовании.
   - Вы случайно появляетесь в его жизни, и через  трое  суток  он  умирает.
Уходит в дом, к вам, и больше из него не возвращается.
   - Вы что, проводите параллельное расследование?
   - Нет. Просто хочу понять, что произошло.
   -  Я  ничем  не  могу  вам  помочь,  Жаик.  Это  ведь  не  я   была   его
телохранителем, а вы, - это был удар ниже  пояса.  Ниже  его  черного  пояса
карате. Он не уследил за хозяином, он плохо выполнил свою работу.
   Лицо Жаика потемнело.
   - Что это за картина?
   О господи, еще один искусствовед, эксперт-любитель!
   - Зачем это вам, Жаик?
   - Затем, что его смерть как-то связана с ней. А получил он  ее  из  ваших
рук, если можно так выразиться.
   - Это очень редкая картина. Но до этого она вела себя  спокойно.  Никаких
нареканий со стороны предыдущего хозяина.
   - Тот боров, который был на вечеринке? -  походя  узкотелый  Жаик  лягнул
грузного флегматика Лавруху.
   - Ну... В общем, да.
   - Он ваш приятель?
   - Можно сказать, что приятель, - "соучастник", так будет вернее, подумала
я.
   - Я хотел бы поговорить с ним.
   - Вряд ли он захочет с вами разговаривать. Вы ведь частное  лицо,  как  я
понимаю.
   Верному казаху ничего не стоит наступить  Лаврухе  на  мозоль:  несколько
приемов какого-нибудь из восточных единоборств, колено в кадык -  и  Лавруха
свалится.
   - Он не специалист,  -  торопливо  сказала  я  -  Картина  досталась  ему
случайно. Он не знал об истинной ее стоимости. Все экспертизы были проведены
уже потом. Невероятное везение, вот и все.
   - Невероятное везение...
   Жаик перегнулся через сиденье, взял лежащий сзади сверток и протянул  его
мне.
   - Возьмите.
   - Что это? - испугалась я.
   - Ваша картина. Агнесса Львовна отказывается держать ее в доме.
   В голове у меня зашумело.
   - Я не могу...  "Всадники"  проданы  Титову.  Это  очень  большая  сумма.
Фантастическая. Агнесса должна знать об этом.
   - Она знает.
   - И что?
   - Я сказал. Она не хочет этой картины. И это ее право,  как  единственной
прямой наследницы капиталов сына. Хозяин не оставил завещания.
   - Нет. Я не могу...
   Не говоря ни слова, Жаик вышел из машины и направился к  ближайшей  урне.
Как зачарованная я следила за ним. Жаик бросил картину в урну у ларька и так
же неторопливо вернулся к машине. Двое бомжей самого  отвратительного