словно выполнял некий обязательный обряд. Калинов ел с жадностью, сожалея,
что коробка с пайком так невелика.  Когда  все  было  съедено,  Джос  взял
пустые коробки и запихал их обратно в карман. Карман не оттопырился.
     - Теперь самое время утолить жажду, - сказал  Джос,  вытирая  носовым
платком губы.
     И тут же из-за  кустов  донеслось  журчание  ручейка.  Когда  попили,
Калинов спросил:
     - Скажите, Джос. Моя жена здесь?
     - Здесь. - Впервые Джос не улыбался. - Где же ей еще быть?
     - Как мне найти ее?
     - Ищущий да обрящет, - сказал Джос. И исчез.
     Калинов пожал плечами, продрался сквозь кусты и пустился вдогонку  за
"Вифлеемской звездой".


     Лес кончился, когда уже начало смеркаться. Калинов шагал целый  день,
целый день его окружали деревья, и ему казалось, что всю оставшуюся  жизнь
теперь так и придется провести в лесном походе. Но лес кончился, кончился,
как жизнь - неожиданно и мгновенно. И даже за спиной его не оказалось.
     Калинов стоял на высоком холме. Дорога перед ним  устремлялась  вниз,
перескакивала по мостику через неширокую речку  и  поднималась  на  другой
холм, на вершине которого стояло странное двухэтажное здание. Слева  пылал
в полнеба фиолетовый закат.
     Между холмами, где текла река, было уже темно. Там в полумраке кто-то
стоял.
     Калинов побежал вниз. Страха  не  было,  было  любопытство.  А  узнав
стоящих на мосту, он рассмеялся. Люди держали коней и не обращали на  него
внимания: они были бронзовые, а мост был Аничков. Вот только текла под ним
не Фонтанка.
     Поэтому Калинов не стал тут задерживаться и  быстренько  поднялся  на
противоположный холм. На двухэтажном здании висела  древняя,  позеленевшая
от времени вывеска  "Гостиница".  Двери  гостиницы  были  заперты,  кнопка
электрического  звонка   отсутствовала.   Зато   присутствовал   старинный
бронзовый  молоток.  Калинов   постучал.   Тишина.   Постучал   еще   раз,
настойчивее. Вскоре за дверью послышались явные признаки жизни, и раздался
голос:
     - Кто крещеный?
     - Я! - лаконично отозвался Калинов.
     После небольшой возни дверь  отворили.  Калинов  увидел  перед  собой
унылую личность с повязкой на левом глазу. Ему почему-то вдруг вспомнилась
сказка о Лихе Одноглазом, и он улыбнулся про себя: четверть века  назад  у
обитателей Дримленда тоже была буйная фантазия.
     - Чего тебе? - проскрипело  Лихо,  сделав  малозаметное  ударение  на
последнем слове.
     Калинов решил принять правила игры:
     - Ночевать не пустите, хозяин?
     Лихо  проскрипело   что-то   неразборчивое,   а   потом   обрадованно
поинтересовалось:
     - Платить есть чем?
     Калинов  безнадежно  сунул  руку  в  карман.  И  обнаружил  кредитную
карточку.
     - Вот!
     - Заходи. - Лихо неохотно посторонилось.
     Гостиница была под  стать  своему  хозяину.  Во  всяком  случае,  его
засаленный  передник  вполне  гармонировал  с   закопченными   стенами   и
загроможденным всяким хламом вестибюлем. Хорошо, хоть в углах не навалено,
подумал Калинов.
     Лихо отправилось за стойку, протянувшуюся вдоль стены слева.  Калинов
подошел. Лихо писало гусиным пером в огромном запыленном талмуде, а  ближе
к стойке на столе сверкал никелем модерновый  кассовый  аппарат.  Завершив
писанину, Лихо сунуло в приемную щель  Калиновскую  кредитку,  и  касса  с
аппетитом и благодушным урчанием сжевала ее.
     - Ужин?
     Есть почему-то не хотелось, и Калинов помотал головой.
     - Пошли! - Лихо встало из-за стола.
     Они поднялись по неширокой лестнице на второй этаж. Ступеньки нещадно
скрипели,  будто  жаловались  на  жадность  хозяина.   На   втором   этаже
обнаружился самый обычный гостиничный коридор с рядами дверей  по  зеленым
стенам. Двери были из коричневого пластика, а коридор казался раз  в  пять
более длинным, чем само здание. Но этим Калинова было не удивить:  он  уже
почувствовал некое удовольствие от здешних чудес. Как четверть века назад.
     - Еще постояльцы есть?
     - Есть, - проскрипело Лихо.
     - Кто?
     - А тебе что за дело?
     - Скучно одному спать! - весело сказал Калинов.
     Лихо одобрительно хмыкнуло:
     - Ничего, тут не  соскучишься!  -  И  вдруг  подмигнуло  единственным
глазом. Подвело Калинова к одной из дверей. - Вот твой номер.
     Калинов вошел и ошалело замер:  это  была  гостиная  его  холостяцкой
квартиры. Его письменный стол, его книжные шкафы, в  углу  его  диван,  на
котором он когда-то достаточно близко познакомился с обеими своими женами.
     Черт, вспомнил он. А ведь Маринка будет волноваться.
     - Располагайся, -  проскрипело  за  спиной  Лихо.  -  Апартаменты  по
заказу!
     Калинов стремительно обернулся:
     - По чьему заказу?
     - Тебе виднее. - Лихо снова  одобрительно  хмыкнуло  и  выкатилось  в
коридор.
     Маринка будет волноваться, подумал Калинов,  но  в  данный  момент  я
ничем не могу ей помочь.
     Первым делом он поплелся под  душ.  Когда  вернулся,  диван  был  уже
застелен, но следов присутствия горничной в номере не наблюдалось.
     Калинов погасил  свет  и  с  удовольствием  растянулся  на  хрустящей
простыне. Умиротворенный, он повернулся лицом к стене  и  сунул  руки  под
голову.
     Интересно, кто же сейчас заправляет в Дримленде? Что-то он не слыхал,
чтобы вымышленный тинэйджерами мир,  когда-то  с  его,  Калинова,  помощью
уничтоженный, вдруг возродился. Однако он явно возродился. И что-то в  нем
делает Вита. И Джос... И еще неизвестно кто. И сам Калинов, но он-то  пока
не знает, что  тут  делает.  Обстановка  навевала  воспоминания,  яркие  и
соблазнительные. Жаль, горничная не дождалась его...
     А потом, когда сон уже почти одолел Калинова, он  услышал  за  стеной
голоса. Женский и мужской. Слышно было очень хорошо, и  он  улыбнулся:  за
стеной любились. Потом вдруг понял, что голоса эти ему знакомы,  и  затаил
дыхание. Точно, там явно были Вита и Зяблик.  Ну  и  Бог  с  вами,  лениво
подумал Калинов, от любви в Дримленде дети не рождаются.
     Он снова попытался заснуть, но голоса за стеной стали громче, а потом
появились и другие звуки, откровенные и  знакомые.  Тогда  Калинов  встал,
натянул трусы и вышел в коридор. Подошел к  соседней  двери,  прислушался.
Да, он не ошибся, здесь явно Вита и Зяблик. Он осторожно  постучал.  Звуки
тут же прекратились, Вита испуганно вскрикнула. Потом  зашлепали  по  полу
босые ноги, и дверь открылась. На пороге, не щурясь, стоял курчавый  Джос.
Ниже  пояса  он  был  завернут  в  некое  подобие  простыни.  Или  широкой
набедренной повязки. Джос пристально смотрел на Калинова. Его карие глаза,
казалось, стремились проникнуть беспокойному соседу в душу.
     - У вас моя жена... Я слышал ее голос.
     Джос совсем не удивился. Сделал приглашающий жест.  Калинов  вошел  в
номер. Здесь была совсем другая обстановка.  Деревянная  скамья  у  стены,
накрытая каким-то тряпьем, деревянный же,  слегка  обструганный  стол,  на
столе свеча. От свечи  по  углам  мечутся  неверные  тени.  Калинов  пожал
плечами и повернулся к Джосу. Тот  опять  пристально  смотрел  на  ночного
гостя. Потом сказал:
     - У меня  нет  женщин.  Тебе  послышалось,  человече.  -  И  печально
улыбнулся.
     Калинов извинился и отправился восвояси. Лег, прислушался. За  стеной
снова раздавался Витин голос, но  теперь  там  не  любились.  Теперь  Вита
читала стихи:

                    Ты от меня не можешь ускользнуть.
                    Со мной ты будешь до последних дней.
                    С любовью связан жизненный мой путь,
                    И кончиться он должен вместе с ней.
                       [В.Шекспир. "Сонет 92" (перевод С.Маршака)]

     Сон пришел неожиданно. Как любовь.


     Утром касса еще раз с аппетитом сжевала кредитку,  и  Лихо  накормило
его завтраком. Ничего особенного: омлет, бутерброды, чашка кофе. Само Лихо
сидело за этим же столом.
     Отдав должное омлету, Калинов спросил:
     - А кто ночевал в соседнем со мной номере?.. Я знаю,  что  его  зовут
Джос.
     Лихо непонимающе уставилось на него:
     - Как это кто? Джос он и есть Джос.
     - А давно он здесь?
     - Давно. Всегда.
     Яснее не скажешь. Калинов подумал и спросил:
     - А не останавливалась ли у вас женщина? Лет сорока, рыженькая, глаза
зеленые, стройная такая...
     - Останавливалась, - равнодушно сообщило Лихо.
     - Одна?
     - С мужчиной.
     - С мужчиной, - пробормотал Калинов. -  И  каков  он  из  себя,  этот
мужчина?
     - А точь-в-точь как ты. Но не ты.
     - Но не я, - пробормотал Калинов. - И давно они покинули ваши пенаты?
     - Вчера утром.
     - Странно. А я слышал ее голос сегодня ночью. Из-за стены,  где  этот
ваш Джос...
     - Ты не голос слышал. Ты слышал ее желания.
     Калинов едва не подавился: такого он не  ожидал  даже  от  Дримленда.
Таковы, значит, ее желания, подумал он. Как будто ей спать было не с кем.
     Снаружи вдруг процокали копыта.
     - Они на лошадях были? - спросил Калинов.
     - Пешие.
     - А у вас есть лошади?
     Лихо кивнуло.
     - Могу я купить одну?
     - Купить можешь. Голову сломать тоже можешь.
     - Ничего, - легкомысленно сказал Калинов. - Авось, не сломаю.  А  без
лошади я их неделю догонять буду... Кстати, а оружие у вас нельзя купить?
     - Нельзя. У меня не оружейная лавка.
     Через полчаса Калинов взгромоздился  на  оседланного  жеребца  каурой
масти и принялся вспоминать уроки выездки, полученные  когда-то  в  первой
жизни.  Жеребец  прядал  ушами  и  радостно   фыркал,   пританцовывая   от
нетерпения. Лихо равнодушно разглядывало лихого наездника.
     -  Прощайте!  -  сказал  Калинов.  -  С  вами  было   очень   приятно
побеседовать.  Вы  очень  разговорчивый  человек.  Полагаю,   во   времена
социальных потрясений из вас получился бы превосходнейший оратор.
     Лихо взмахнуло рукой и растаяло. Растаяла и гостиница.  Вокруг  снова
размахнулся  лес,  населенный  незнакомыми  деревьями,  а  перед   глазами
болталась "Вифлеемская звезда".
     Игрища тинэйджеров продолжались.


     Бессмысленная  скачка  длилась  до  самого  обеда.  Проносились  мимо
деревья, палило солнце, клубилась столбом пыль, убегала вперед  путеводная
звезда. И здорово ныла задница...
     Поэтому, когда на обочине возник Джос, Калинов  даже  обрадовался.  В
продолжение скачки он через каждые полчаса представлял себе  джамп-кабину,
такую прохладную, такую знакомую, такую родную... И всякий раз  убеждался,
что Дримленд не собирается выполнять его желания.
     Карман Джоса сегодня  вновь  играл  роль  скатерти-самобранки.  Когда
голод был утолен, Калинов спросил:
     - Послушайте, Джос! Как долго еще это будет продолжаться? Вчера я шел
пешком, сегодня скачу на лошади. Куда?
     Джос улыбнулся:
     - Вчера ты шел, сегодня скачешь, а завтра, может  быть,  полетишь  на
крыльях.
     - Но КУДА?
     Джос пожал плечами:
     - Этого я не знаю. Тебе виднее.
     Калинов стал закипать. В конце концов,  он  -  солидный  человек,  не
мальчишка какой-нибудь, чтобы его водили за нос.
     - Послушайте, Джос! - сказал он. - Если вы не перестанете водить меня
за нос, я вам по шее накостыляю.
     - Боюсь,  это  будет  несколько  сложновато.  -  Джос  не  переставал
улыбаться. - Боюсь, руки у тебя коротковаты...
     - Ничего, дотянусь. - Калинов понимал, что его подначивают, но уже не
способен был сдерживаться. - Работа такая, кое-чему меня научила.
     - Здесь не твой кабинет, командир!
     Это было уже издевательство. Калинов изобразил  все  профессионально.
Сделал шаг вперед, вложил в удар  тяжесть  тела.  Запоздало  подумал:  "Не
сломать бы челюсть парню!.."
     И промахнулся: Джоса перед ним уже не было. Не  было  его  и  позади.
Лишь медленно таял в воздухе  добродушный  смех,  да  откуда-то  донеслись
слова:
     - Вот это мне уже нравится. Indifferens nihil est [Равнодушие - ничто
(лат.)].
     Ну и черт с вами, подумал Калинов.  Все  равно  я  больше  никуда  не
двинусь. Пойди туда не знаю куда, найди то не знаю что. Не пойду и  искать
не буду. С места не сдвинусь, пока не объясните, куда вы меня заманиваете!
     Он  перебрался  через  придорожную  канаву,  туда,  где   неторопливо
похрупывал свежей травой привязанный  к  дереву  конь.  Отыскал  небольшой
пригорок и улегся. Закрыл глаза.
     Стало хорошо. Шуршала листва на деревьях, хрупал конь, ветерок овевал
лицо.
     Вот так и  буду  лежать,  пока  не  выпустите  меня  отсюда.  У  меня
беременная жена дома осталась, с ума там сойдет...
     И тут под ним вздыбилась земля. И  пришлось  сделать  шаг,  чтобы  не
покатиться кубарем, а потом другой, третий... Заржал призывно конь. Он уже
стоял на дороге и нетерпеливо бил копытом. А  на  севере  плясала  в  небе
"Вифлеемская звезда".
     - Ну и черт с вами! - сказал Калинов вслух.
     Вторая половина дня была похожа на стекающий с ложки в стакан  сироп.
Тягучая, бесконечная, унылая. Унылые деревья, уныло прыгающая перед  носом
синяя тень, унылые мысли... "Куда скачу? Зачем?.." Молчание... "Что им  от
меня нужно?.." Молчание... "Скоро ли кончится дорога?.." Молчание... И  те
же самые мысли по-новой...
     А потом  вдруг  наступил  вечер,  и  лес,  как  и  вчера,  неожиданно
кончился. Но не было ни холмов, ни реки между ними, ни Аничкова  моста.  А
вот гостиница была. Двухэтажная, та же, что  и  сутки  назад.  Кажется,  я
целый день  бежал  по  кругу,  подумал  Калинов.  Хотя  солнце  все  время
оказывалось позади.
     Бег по кругу продолжался. Снова пришлось колотить в  двери  молотком.
Появившееся Лихо сделало вид, что не узнало старого знакомца. А может, и в
самом деле не узнало. А может, и Лихо было не  вчерашнее.  Тем  не  менее,
снова  касса   жевала   кредитку   Калинова,   пытаясь   уличить   его   в
неплатежеспособности, снова вели гостя по коридору и снова привели  в  его
собственную холостяцкую квартиру. Единственное отличие - сегодня  пришлось
платить еще и за постой коня. За постой и за кормежку... Да  и  себе  ужин
заказал. Для разнообразия...
     Тягомотина эта уже перестала  его  раздражать.  Ему  вдруг  пришло  в
голову, что он сам гонит себя по кругу. А  все  остальные  лишь  исполняют
расписанные им, Калиновым, роли. И чтобы привлечь к  надоевшему  спектаклю
внимание  пресыщенных  зрителей,  надо  бы  режиссеру  чуть-чуть  закатать
рукава... Не ограничивать изменения заказом ужина.
     И потому, когда за стеной Вита и  Зяблик  вновь  начали  любить  друг
друга, он не стал делать вид, что это его не касается. Он тихо встал, тихо
вышел в коридор и вышиб дверь в соседнем номере.
     Он успел  заметить  разметавшиеся  на  подушке  рыжие  волосы,  успел
увидеть  обнаженное  тело,  застывшее  в  знакомой  позе  на   белоснежных
простынях, успел услышать испуганный возглас. А  потом  ударом  сзади  ему
развалили надвое череп...


     Очнулся он в своем номере. За стеной было тихо, а вот где-то на улице
вовсю заливался горластый петух. Надо полагать, разгонял по углам нечистую
силу. Или будил своих кур...
     Калинов сел, свесив ноги с дивана.  Голова  раскалывалась  на  части.
Осторожно ощупал ее. Повязки не было. Более того, на затылке  не  было  ни
малейшего следа вчерашнего зверского удара. Он встал, прошел  в  ванную  и
посмотрел в зеркало.
     На него смотрело лицо хорошо выспавшегося человека. Не наблюдалось ни
ран, ни фонарей. Наблюдались слегка  расширенные  зрачки.  Калинов  тяжело
вздохнул. Наверняка  и  голой  Виты  в  соседнем  номере  не  наблюдалось.
Проклятое Лихо подмешало ему в ужин какого-то галлюциногена.
     Калинов привел себя в порядок, напялил комбинезон. И  вдруг  заметил,
что под мышками обычная мягкая ткань, нет этой противной жесткости солевых
отложений. Все-таки роптать  на  жизнь  не  было  оснований:  кто-то  явно
заботился о нем в теперешнем Дримленде. Словно давал  понять  -  ты  делай
свое дело, а все остальное -  наша  забота.  Хорошо  придумали,  мерзавцы!
Загнали его в беличье колесо, а сами обтяпывают свои мерзкие делишки.
     Он вдруг вспомнил,  как  четверть  века  назад  здесь,  в  Дримленде,
скрывались от неуютного мира НЕСЧАСТНЫЕ тинэйджеры,  и  слегка  опешил.  А
кто,  собственно  говоря,  дал  гарантию,  что  Дримленд  не  открыт   для
несчастных всегда? И фиктивный индекс - лишь один из  ключей,  открывающих
сюда дорогу? И несчастные попадали сюда и после того, как они  с  Паркером
закрыли этот индекс? И не только подростки... Индекс-то мы закрыли, а  что
узнали о природе Дримленда?
     Вот и Вита опять сумела попасть сюда, когда вновь  стала  несчастной.
Да и сам он был далек от счастья в последние дни...
     Он помотал головой. Чушь! С чего Вите быть несчастной? Ведь он ничего
не успел сказать ей о своем решении, а вниманием со  стороны  мужа  она  и
никогда не была обделена. Уж что-что, а супружеские обязанности он, с  его
сексуальным коэффициентом, выполнял будь здоров! Влюбленность же,  при  их
семейном стаже, - блажь... Нет, приму просто  похитили,  и  его  задача  -
догнать похитителя. А все остальное - блажь! Блажь для тинэйджеров.
     Он вспомнил ночную галлюцинацию и вдруг  ощутил  укол  ревности:  где
гарантия, что все это не происходило в это самое время где-нибудь в другом
месте? Но самое интересное было в том,  что  укол  ревности  оказался  как
нельзя кстати, он был словно капля нектара, омывшая душу.
     Калинов улыбнулся и вышел в коридор. И застыл,  пораженный:  соседний
номер зиял разверстой пастью входного  проема.  Вышибленная  дверь  стояла
снаружи, прислоненная  к  стене.  Калинов  заглянул  в  проем.  Кровати  с
белоснежными простынями не было. Все  выглядело,  как  сутки  назад.  Джос
угрюмо сидел за деревянным столом, сцепив пальцы рук, смотрел прямо  перед
собой. Заметив гостя, улыбнулся.
     - Э-э-э, - сказал Калинов. И добавил: - Мда-а...
     - Кажется, вы проснулись, сударь. - Джос расцепил пальцы  и  довольно
потер руки. - Я весьма рад.
     - А может, я все еще сплю? - сказал Калинов, сглотнув слюну. -  Но  в
любом случае, сны мне здесь снятся странные.
     - Счастливчик! - сказал Джос. - Мне вот вообще не снятся. Да и никому
тут не снятся, насколько мне известно.
     - А что у вас с дверью?
     - Не знаю, - сказал Джос. - Вчера засыпал, была на месте.  А  сегодня
проснулся - и вот. Наверное,  ночью  кто-то  что-то  у  меня  искал...  Не
понимаю! Что здесь можно  искать,  кроме  деревянной  лавки  и  такого  же
деревянного стола?
     Калинов сочувствующе покивал головой.  Говорить  было  нечего:  слова
были пусты, как опрокинутый под стол стакан. Во всяком случае, слова Джоса
точно ничего не стоили. И потому Калинов коротко попрощался  и  отправился
вниз.
     Завтрак  выглядел  стопроцентной  копией  вчерашнего.  Допив  кофе  и
расплатившись, Калинов спросил:
     - Что это вы мне вчера подмешали в ужин?
     Лихо удивилось, его единственный глаз сверкнул.
     - Не понимаю...
     - Ну да, конечно, - спохватился Калинов. - До вечера!
     Каурый  встретил  его  как  лучшего  друга,   приветственно   заржал,
нетерпеливо переступил копытами.
     Пора тебе, друг, и на новый круг, сказал  себе  Калинов.  И,  оседлав
каурого и махнув рукой Лиху, поскакал за "Вифлеемской звездой".


     То, что к седлу приторочена сумка, он обнаружил лишь часа через  два,
когда топот копыт  вновь  стал  привычной  уху  музыкой,  а  несущиеся  по
сторонам деревья - не бросающимися в глаза статистами.  Калинов  остановил
каурого,  соскочил  на  дорогу  и  расстегнул  замысловатую,  похожую   на
двенадцатиногого жука пряжку. Сумка была практически пуста, лишь на  самом
дне он нащупал небольшую коробочку.
     Вот и награда за сегодняшнее поведение,  сказал  он  себе.  Знать  бы
только - за что!.. Неужели за вышибленную дверь?
     Коробочка оказалась футляром прибора, который во Внеземелье  обзывали
"индикатором смерти". В малонаселенных  мирах  -  ти