массовую  сцену  резни  в  хорошо
известном   отеле   "Мансарда";   полиция   штата   и    ФБР    интересуются
местонахождением мисс Фуллер, много лет проживавшей  в  Чарлстоне.  Один  из
убитых являлся ее слугой. Фотографий этой  леди  нет.  Весь  рассказ  длился
меньше сорока пяти секунд.
   Я  выключила  телевизор,  погасила  свет  и  лежала,  дрожа  в   темноте.
"успокойся, - приказала я себе, через сорок восемь часов ты будешь на  своей
вилле на юге Франции, в тепле  и  безопасности".  Закрыв  глаза,  попыталась
представить себе маленькие белые цветы, растущие там между плитами  дорожки,
ведущей к колодцу. На секунду мне показалось, что я улавливаю соленый  запах
моря, который всегда усиливался после  каждого  налетевшего  с  юга  шторма.
Представила черепичные  крыши  близлежащей  деревни,  красные  и  оранжевые,
возвышающиеся над  зелеными  прямоугольниками  плодовых  садов,  разбитых  в
долине. Но на эти приятные образы  вдруг  наложилось  воспоминание  о  Нине:
голубые глаза, широко распахнутые в изумлении, приоткрытый рот,  дырочка  во
лбу - ничего ужасного, просто пятно, которое она  вот-вот  сотрет  движением
своих длинных пальцев с прекрасным маникюром.  Потом,  когда  я  уже  совсем
засыпала, я увидела кровь - она хлестала не только из раны,  но  и  изо  рта
Нины, из ее носа и из широко раскрытых, укоряющих глаз.
   Я подтянула одеяло к самому подбородку и постаралась ни о чем не думать.
   Мне обязательно нужна была сумочка. Если я поеду в банк на такси, у  меня
не останется денег на сумочку. Но и в банк приехать без сумки я не могла.
   Снова пересчитала наличность в бумажнике - даже вместе  с  мелочью  денег
было явно недостаточно. В нерешительности стояла я там, в номере  мотеля,  а
на стоянке уже нетерпеливо гудело вызванное мною такси.
   Проблему мне пришлось решить  так:  я  велела  таксисту  остановиться  по
дороге у магазина уцененных товаров и купила  за  семь  долларов  совершенно
ужасную соломенную корзинку. Поездка на такси, включая остановку для покупки
этого сокровища, обошлась мне в тринадцать долларов. Я дала доллар  водителю
на чай и оставила себе последний доллар - вроде как на счастье.
   Вероятно, вид у меня был ужасный, когда я вот так  стояла  и  ждала  часа
открытия банка. Прическе моей уже ничто не могло помочь.  На  лице  не  было
никакой косметики. Наглухо застегнула я свой светло-коричневый плащ, все еще
припахивающий порохом. Правая рука крепко сжимала  новую  соломенную  сумку.
Оставалось лишь натянуть кроссовки, и я превратилась бы в  вылитую  "даму  с
кошелкой" - так их, кажется, теперь называют. Тут я вспомнила,  что  на  мне
все еще прогулочные туфли на низком  каблуке,  а  они  и  впрямь  похожи  на
кроссовки.
   Это было невероятно,  но  помощник  управляющего  банком  узнал  меня  и,
казалось, пришел в восторг, увидев меня снова.
   - А-а, миссис Строн, - приветствовал он, когда я робко приблизилась к его
столу. - Рад снова вас видеть.
   Я была изумлена. Прошло почти два года после моего  последнего  посещения
этого банка. Денег у меня на счету было не столь много, чтобы  со  мной  так
любезно беседовал сам помощник управляющего. На несколько секунд я ударилась
в панику, будучи уверенной, что полиция меня вычислила и устроила мне  здесь
ловушку. Я поглядела на редких посетителей и служащих,  пытаясь  определить,
кто из них полицейские в штатском, но этот помощник был  спокоен,  со  своей
любезной улыбкой, и я облегченно  вздохнула.  Просто  мне  попался  человек,
гордящийся своей способностью запоминать имена клиентов, ничего больше.
   - Давно вас не было видно, - приветливо сказал он, бросив быстрый  взгляд
на мой костюм, если его можно было так назвать.
   - Два года, - уточнила я.
   - Как ваш муж? Здоров?
   Мой муж? Я отчаянно пыталась вспомнить, что  я  им  тут  рассказывала  во
время предыдущих посещений. Но я ведь никогда ничего  не  говорила!..  Вдруг
поняла, что он имеет в виду того высокого лысого джентльмена, который всегда
молча сопровождал меня во время этих визитов.
   - А-а, - потянула я, - вы, наверное, говорите про  мистера  Торна,  моего
секретаря. Боюсь, он у меня уже не служит. А мистер Строн, тот  умер  еще  в
пятьдесят шестом году. От рака.
   - Весьма сожалею. -  Цветущее  лицо  помощника  управляющего  еще  больше
раскраснелось.
   Я кивнула, и  мы  несколько  секунд  помолчали  -  наверно,  в  память  о
мифическом мистере Строне.
   - Так что я смогу сегодня для вас  сделать,  миссис  Строн?  Надеюсь,  вы
хотите увеличить сумму вклада.
   - Боюсь, нет. Мне нужны деньги, - сказала я. - Но сначала мне  необходимо
взглянуть на свою ячейку в сейфе.
   Я подала ему нужную карточку, стараясь не перепутать ее с  карточками  из
полудюжины других банков,  которые  я  так  долго  носила  в  бумажнике.  Мы
торжественно проделали церемонию с двумя ключами. Затем я  осталась  одна  в
небольшой комнате, похожей на исповедальню, и подняла  крышку,  под  которой
хранилась моя новая жизнь.
   Паспорт, выписанный четыре года назад, был все еще действителен. Это  был
паспорт  особого  выпуска,  по  поводу  двухсотлетия  Дня  Независимости,  с
красно-голубым фоном; джентльмен на почте в Атланте тогда  еще  сказал  мне,
как сейчас помню, что когда-нибудь они будут много стоить. Наличные  деньги,
двенадцать тысяч долларов купюрами разного достоинства, тоже имели право  на
существование. Пачки были тяжелые. Я затолкала  их  в  раздувшуюся  кошелку,
моля Бога, чтобы дешевая солома выдержала. Облигации и сертификаты акций  на
имя миссис Строи мне не требовались, но они хорошо прикрывали тяжелые  пачки
денег. Я не стала брать ключи от  своего  "форда".  Мне  вовсе  не  хотелось
заниматься этими скучными делами - забирать автомобиль  из  гаража,  где  он
находился, и прочее; к тому же могут возникнуть проблемы, если его найдут на
стоянке аэропорта. Последнее, что  там  хранилось,  -  крошечная  "беретта",
пистолет для мистера Торна, если бы обстоятельства потребовали, чтобы он  им
пользовался, но там, куда я отправлялась, он мне вряд ли понадобится.
   Я вернула ящик в ячейку с той же похоронной  торжественностью,  что  и  в
предыдущем ритуале, затем стала в очередь к кассиру.
   - Вы хотите забрать все десять тысяч? - спросила девушка за перегородкой,
жуя резинку.
   - Да. Я ведь там написала.
   - Значит, вы закрываете свой счет?
   - Именно это и значит. -  Можно  было  только  диву  даваться,  как  годы
обучения уходят на то, чтобы  в  конце  концов  выдать  вот  такой  образчик
компетентности.  Девушка  глянула  в  ту   сторону,   где   стоял   помощник
управляющего. Сложил руки на животе, словно платный плакальщик на похоронах.
Тот коротко кивнул, и девушка быстрее задвигала челюстями, гоняя жевательную
резинку.
   - Хорошо, мэм. Как вы хотите их получить? У  меня  был  соблазн  сказать:
"Перуанскими копейками" - Дорожными чеками, пожалуйста, -  улыбнулась  я.  -
Тысячу долларов чеками по пятьдесят долларов. Тысячу,  -  по  сто  долларов.
Остальные по пятьсот.
   -  За  это  надо  платить.  -  Девица  слегка  нахмурилась,  словно   эта
перспектива могла заставить меня передумать.
   - Прекрасно, милочка, - согласилась я. Утро раннее,  я  тоже  чувствовала
себя ранней пташкой, совсем юной.  На  юге  Франции  будет  прохладно,  зато
воздух густой, как топленое  масло.  -  Можешь  не  торопиться,  детка.  Мне
торопиться некуда.
   Отель "Атланта Шератон" размещался в двух кварталах от банка. Я сняла там
номер, воспользовавшись вместо кредитной карточки пятисотдолларовым дорожным
чеком, а сдачу положила в бумажник. Номер был не такой плебейский, как в том
мотеле с цифрой в названии, но такой же стерильный. Из номера я позвонила  в
туристическое агентство в  центре  города.  Молодая  особа  несколько  минут
лазила по компьютеру, потом  сообщила,  что  у  меня  есть  выбор:  вылететь
сегодня в шесть из Атланты рейсом ТВА, сорок  минут  подождать  в  Хитроу  и
дальше лететь в Париж либо лететь прямо в  Париж  десятичасовым  рейсом  Пан
Америкэн. В обоих случаях я успевала на вечерний рейс из Парижа  в  Марсель.
Она посоветовала  лететь  более  поздним  рейсом,  ибо  так  дешевле.  Но  я
предпочла более ранний рейс - и первым классом.
   Недалеко  от  отеля  располагались  три   респектабельных   универсальных
магазина. Я позвонила во  все  три  и  выбрала  тот,  где  их  меньше  всего
шокировала мысль доставить покупки в отель клиента. Затем  вызвала  такси  и
поехала в магазин.
   Там я купила восемь платьев от Альберта Нипона; четыре юбки - одна из них
оказалась восхитительной шерстяной юбкой от Кардена; полный набор  чемоданов
и сумок от Гуччи; два костюма от Эван-Пикон, один из которых всего несколько
дней назад показался бы мне неподходящим  для  моего  возраста;  достаточное
количество нижнего белья, две сумочки, три  ночные  рубашки,  удобный  синий
халат, пять пар обуви, включая пару черных туфель-лодочек на высоком каблуке
от Балли, полдюжины шерстяных свитеров, две шляпы - одна из них  соломенная,
с широкими полями, довольно хорошо подошла к  моей  семидолларовой  корзине;
дюжину блузок, принадлежности туалета, флакон  духов  от  Жана  Патона  -  с
претензией на то, чтобы быть "самыми дорогими духами  в  мире",  что  вполне
могло  оказаться  правдой;  цифровой  будильник  и  калькулятор   всего   за
девятнадцать долларов; косметику, капроновые чулки (не эти ужасно  неудобные
колготки, а настоящие капроновые чулки),  полдюжины  бестселлеров  в  мягких
обложках в книжном отделе, путеводитель по Франции, вместительный  бумажник,
несколько разных шоколадок, английских бисквитов и  небольшой  металлический
сундучок. Потом, пока продавец побежал искать кого-нибудь,  чтобы  доставить
покупки в отель, я зашла в соседний салон красоты - надо было привести  себя
в полный порядок.
   Позже, посвежевшая, даже немного расслабленная, одетая в удобную  юбку  и
белую блузку, чувствуя, как кожу, особенно на голове,  все  еще  покалывает,
словно иголочками, я вернулась в "Шератон". Заказала в номер кофе, сэндвич с
холодным ростбифом и с дижонской  горчицей,  картофельный  салат,  ванильное
мороженое и дала юноше-коридорному, который принес все это, пять долларов на
чай. В полдень по телевизору передавали программу новостей, но больше ничего
о событиях в Чарлстоне сказано не было. Я пошла в ванную и долго нежилась  в
горячей воде.
   Лететь я решила в темно-синем костюме. Потом, все  еще  в  комбинации,  я
принялась упаковывать вещи. В небольшую сумку, которую можно брать с собой в
самолет, я уложила смену одежды,  ночную  рубашку,  принадлежности  туалета,
кое-что из еды, две книжки и большую  часть  наличных  денег.  Мне  пришлось
послать коридорного за ножницами, чтобы срезать ярлыки и перерезать  шпагат.
К  двум  часам  все  было  за  кончено,  хотя  небольшой  сундучок  оказался
заполненным лишь наполовину. Пришлось затолкать туда одеяло, которое я нашла
в шкафу, чтобы в сундучке ничего не болталось. Я прилегла на кровать  -  еще
оставалось время поспать. В четыре пятнадцать  лимузин  должен  был  отвезти
меня в аэропорт. Мне нравилось смотреть на бегущие  черные  цифры  на  серой
поверхности экрана моего нового дорожного  будильника.  Я  представления  не
имела, как работает эта штуковина. Мне вообще многое было непонятно  в  этой
последней четверти двадцатого века, но это не имело значения.  Заснула  я  с
улыбкой на устах.

***

   Аэропорт Атланты походил на все крупные аэропорты, в которых я бывала,  -
а бывала я почти во всех. Мне очень не хватало великолепных  железнодорожных
вокзалов прошлых лет: мраморного благородства Большого  Центрального  в  его
лучшие годы; открытого небу великолепия довоенного вокзала в Берлине и  даже
безвкусно-пышной архитектуры и крестьянского хаоса Виктории-стейшн в Бомбее.
Аэропорт в Атланте был воплощением  современных  средств  передвижения,  где
понятие класса отсутствует: бесконечные  вымощенные  променады,  сиденья  из
пластика,  ряды  видеомониторов,  немо  отмечающие  прибытие  и  отправление
рейсов. По  коридорам  бегали  бизнесмены  и  семейные  толпы  в  пастельных
тряпках, потные, громко кричащие. Все это не имело значения. Через  двадцать
минут я буду свободна.
   Я сдала все вещи в багаж, кроме ридикюля и  сумки  с  самым  необходимым.
Служащий авиалинии провез меня через  весь  зал  на  небольшом  электрокаре.
Сказать по правде, артрит  действительно  беспокоил  меня,  а  ноги  страшно
болели после перенесенной нагрузки. Меня  снова  зарегистрировали  у  стойки
отправления,  предупредив,  что  в  моем  отделении  первого  класса  курить
запрещается. Я села, пережидая эти последние минуты до посадки.
   - Мисс Фуллер. Мисс Мелани Фуллер! Пожалуйста, возьмите  ближайший  белый
телефон.
   Я   вздрогнула   всем   телом   и   застыла,   напряженно    вслушиваясь.
Громкоговоритель все это время беспрерывно болтал, прося  кого-то  позвонить
по телефону, угрожая, что такие-то автомобили, оставленные в  зоне  посадки,
будут оштрафованы и  отбуксированы,  отказывался  нести  ответственность  за
религиозных  фанатиков,  бродящих  по   аэровокзалу,   как   стая   шакалов,
вооруженных брошюрами. Конечно, это ошибка! Если бы  мое  имя  действительно
называли, я бы услышала его раньше. Выпрямившись, еле дыша, я  слушала,  как
бесполый голос читает, словно молитву, имена людей, которых  просят  куда-то
позвонить. Я немного успокоилась, когда услышала, что  вызывают  некую  мисс
Рене Фаулер. Естественная ошибка. Мои нервы  были  напряжены  уже  несколько
дней и даже недель. С ранней осени я все думала о нашей Встрече.
   - Мисс Фуллер. Мисс Мелани Фуллер! Пожалуйста, возьмите  ближайший  белый
телефон, - повторил голос.
   Сердце мое на секунду остановилось. Я чувствовала, как болезненно сжались
мышцы в груди. "Это ошибка. Такое распространенное имя. Конечно, я что-то не
так поняла..."
   - Мисс Строи. Мисс Беатриса Строн! Пожалуйста, возьмите  ближайший  белый
телефон... Мистер Бергстром. Харольд Бергстром...
   Я почувствовала, с тошнотворной уверенностью,  что  вот  сейчас  упаду  в
обморок, прямо здесь, в зале ожидания пассажиров, отлетающих за океан рейсом
TWA. Перед глазами заплясали мириады крошечных точек, поплыли красно-голубые
стены зала. Шатаясь, я поднялась с сиденья и пошла, крепко прижимая  к  себе
ридикюль,  соломенную  кошелку  и  сумку.  Мимо  пронесся  мужчина  в  синем
блейзере, с пластиковой биркой с именем. Я схватила его за руку.
   - Где это?
   Он тупо уставился на меня.
   - Белый телефон, - прошипела я. - Где он?  Он  ткнул  пальцем  в  сторону
ближайшей стены. Я подошла к аппарату и с минуту - или целую вечность  -  не
могла заставить себя поднять руку и взять трубку, словно  это  была  гадюка.
Затем все же подняла ее и хрипло прошептала свое новое имя. Незнакомый голос
в трубке сказал:
   - Мисс Строн? Одну минуту. Тут вас спрашивают. Я не  шевелилась,  пока  в
трубке раздавались  какие-то  щелчки:  соединяли  с  нужным  номером.  Когда
наконец я услышала голос, он  звучал,  как  глухое  эхо  в  пустоте,  словно
говорили из тоннеля или из голой комнаты. Или  из  могилы.  Я  очень  хорошо
знала этот голос.
   - Мелани? Мелани, дорогая,  это  Нина...  Мелани?  Мелани,  дорогая,  это
Нина...
   Я уронила трубку и шагнула назад. Шум и  суета  вокруг  меня  отдалились,
остался только какой-то еле слышный, ничего не  значащий  гул.  Казалось,  я
смотрела сквозь длинный тоннель на крохотные фигурки, мелькающие  туда-сюда.
Охваченная внезапной паникой, я повернулась и побежала по залу,  забыв  свою
сумку, забыв про деньги в сумке, про рейс и  вообще  про  все,  кроме  этого
голоса из преисподней, который все еще звучал у меня в ушах, словно  крик  в
ночи.
   Я уже приближалась  к  выходу  из  аэровокзала,  когда  ко  мне  бросился
служащий в красном головном уборе. Не думая ни о чем, я просто взглянула  на
торопящегося ко мне негра, и он рухнул на пол. Вряд ли я  когда-либо  раньше
использовала кого-то так быстро  и  так  свирепо.  Негр  забился  в  тяжелом
припадке, голова его снова и снова билась о плитки пола.  Люди  бросились  к
нему, а я выскользнула через автоматически открывающиеся двери.
   Стоя у края тротуара, я тщетно пыталась  унять  охватившую  меня  панику.
Казалось,  каждое  из  проходивших  мимо  лиц  вот-вот  обернется   бледной,
улыбающейся маской смерти  -  я  ждала  этого  ежесекундно.  Оглядываясь  по
сторонам, я прижимала к груди ридикюль и соломенную кошелку, - жалкая старая
женщина на грани истерики. "Мелани? Дорогая, это Нина..."
   - Такси, мадам?
   Я повернулась и увидела, что рядом со мной остановилось зеленое  с  белым
такси, а я даже не заметила. За ним стояли  еще  несколько,  на  специальной
полосе для такси. Водитель был  белый,  лет  тридцати  с  небольшим,  гладко
выбритый, но с прозрачной кожей, - того типа, сквозь  которую  видна  щетина
завтрашнего дня.
   - Такси?
   Я кивнула и схватилась за ручку дверцы. Водитель потянулся и  открыл  ее.
Внутри пахло табачным дымом, потом и винилом.  Мы  двинулись  вниз  по  дуге
выезда, а я повернулась и выглянула в заднее окно.  Сказать,  преследует  ли
нас кто-нибудь, было невозможно из-за слишком плотного потока машин.
   - Я говорю, куда едем? - крикнул водитель.  Я  моргнула.  В  голове  было
пусто.
   - В центр? - спросил он. - К отелю?
   - Да. - Было такое впечатление, что я не говорю на этом языке.
   - К какому отелю?
   За левым глазом у меня вдруг вспыхнула слепящая  боль.  Я  почувствовала,
как она перетекает из мозга к шее, а потом заполняет все тело, словно жидкое
пламя. С секунду я  не  могла  дышать.  Просто  сидела,  сжимая  ридикюль  и
соломенную корзинку, и ждала, пока боль утихнет.
   - ..или как? - спросил водитель.
   - Извините? - Голос мой звучал, словно шелест мертвых стеблей кукурузы на
сухом ветру.
   - Мне как, выбираться на скоростное шоссе?
   - "Шератон". - Слово прозвучало для меня полной бессмыслицей. Боль начала
уходить, но к горлу подступила тошнота.
   - В центре или в аэропорту?
   - В центре. - Я совершенно не понимала, о чем идет речь.
   - Понял.
   Я  откинулась  на  холодный  винил.  Полосы  света  пересекали  зловонную
внутренность такси через равные промежутки времени,  создавая  гипнотический
эффект. Я сосредоточилась  на  том,  чтобы  выровнять  дыхание.  Шорох  шин,
катящихся по мокрому  асфальту,  медленно  пробивался  сквозь  гул  в  ушах.
"Мелани, дорогая..."
   - Как тебя зовут? - прошептала я.
   - А?
   - Как тебя зовут? - резко повторила я.
   - Стив Лентон. Вот тут написано. А что?
   - Где ты живешь?
   - А зачем?
   Мне это надоело. Я нажала.  Несмотря  на  головную  боль  и  подступающую
тошноту, нажала крепко - от толчка  он  на  несколько  секунд  скорчился  за
рулем, затем я велела ему выпрямиться и снова смотреть на дорогу.
   - Где ты живешь?
   Картинки, образы, женщина со светлыми  редкими  волосами  перед  гаражом.
Говори.
   - Бьюла-Хайтс. - Голос водителя звучал глухо, монотонно.
   - Далеко отсюда?
   - Пятнадцать минут.
   - Ты живешь один?
   Печаль. Чувство потери. Ревность. Исполненный  болью  образ  блондинки  с
сопливым ребенком на руках, громкий злой голос, красное платье удаляется  по
тротуару. В последний раз мелькает ее машина. Жалость к себе. Слова из песни
в стиле "кантри", соответствующие ситуации.
   - Едем туда, - сказала я. Наверно, я действительно  сказала  это.  Закрыв
глаза, я слушала, как шуршат шины по мокрому асфальту.
   Дом таксиста был погружен в темноту. Он походил на все  остальные  жалкие
маленькие домишки в этом районе, которые мы проехали: оштукатуренные  стены,
одно большое окно, выходящее на крохотный прямоугольник сада, гараж размером
с весь остальной дом. Никто на нас не смотрел, когда мы подъезжали. Водитель
открыл двери гаража, и мы въехали внутрь. Там стоял  "Бьюик"  новой  модели,
темно-синий или черный, трудно было сказать при так