окружении  молодых  людей  разговаривал  и
смеялся.  Старцы  остались  сидеть  на  прежних  местах,  но  непринужденно,
привольно  беседовали между  собой. Вошли  слуги  с  подносами  и кувшинами,
потекло  вино. Разговоры  плескались  вокруг  меня,  словно  волны  прилива.
Звучала  радость,  слышалось всеобщее облегчение: дело сделано,  быть  новой
королеве  и  наследникам.  Кончились войны, Британию, единственную из бывших
провинций  Рима,  под  защитой  королевских  крепостей  ожидало  безопасное,
солнечное будущее.
     Артур оглянулся и встретился взглядом со  мною. Я не  пошевелился и  не
произнес ни слова,  но смех замер  на его губах. В одно мгновение король был
уже на ногах  и  устремился  ко  мне, как  брошенное  в цель  копье, на ходу
мановением руки повелевая всем держаться в отдалении.
     - Мерлин,  что  с  тобой? Это свадьба? Ты  ведь  не думаешь, что  из-за
нее...
     Я покачал головой. Боль резанула, как пила. Кажется, я вскрикнул. Когда
король  вскочил, разговоры  за столами зазвучали тише; теперь  же воцарилась
полная  тишина.  Тишина,  и обращенные ко  мне взгляды, и неровный, слепящий
свет огней.
     - Что с тобой, Мерлин? Ты болен? Ты можешь говорить?
     Голос  его  зазвучал,  набирая  силу, отразился от стен  и,  постепенно
завихряясь, стих. Но мне он был безразличен. Мне все было безразлично, кроме
потребности говорить. Пламя факелов полыхало  у меня в груди, горящее масло,
пузырясь, разливалось  по жилам. Воздух  врывался в легкие,  едкий и густой,
как дым.  Но когда  я  наконец нашел  слова, они  удивили  меня самого.  Мне
помнилась  только сцена  из прошлого, внутренность Гиблой часовни,  видение,
которое могло что-то означать, но могло и не означать. Но то, что я произнес
громким, надсадным голосом, заставившим Артура вздрогнуть и отпрянуть как от
удара, а всех остальных, кто  там был, вскочить из-за столов, было исполнено
совсем иного значения.
     - Война еще не кончена, король! Скорее на коня - и в путь! Они нарушили
мир и скоро будут у Бадона!  Мужчины и женщины испускают дух, захлебываясь в
крови, дети плачут, умирая на копье, как цыплята на  вертеле.  И нет рядом с
ними  короля, чтобы  встать на их защиту.  Поспеши  же  туда,  о венценосный
полководец! Никто,  кроме тебя, не  может их спасти,  одного тебя  призывает
народ! Отправляйся туда со  своими  рыцарями и положи конец разбою! Ибо, как
стоит земля и  светит  солнце,  о король  Артур  Британский, это  будет твой
последний бой, твоя последняя победа! Спеши!
     Безмолвно внимали все моим речам. Те из советников  короля, кто никогда
прежде не слышал,  как я произношу  пророчества,  стояли белы  как  мел; все
осенили себя охранительным знамением. Я дышал громко и тяжело, точно старец,
из последних сил отгоняющий смерть.
     Но потом среди молодых раздались недоверчивые,  даже насмешливые  речи.
Это было не  удивительно. Рассказов о  моих прошлых подвигах ходило много, а
ведь иные  из этих рассказов были  откровенными  измышлениями поэтов,  и все
успели войти в песни, оказались расцвечены в пестрые цвета легенд. Последний
раз я прорицал под Лугуваллиумом, перед тем как Артур поднял заповедный меч;
мои недоверчивые  слушатели были тогда  малыми детьми. Они знали меня только
как  строителя  и врача и  как тихого советника  короля,  к  чьему мнению он
прислушивался.
     Ропот поднялся вокруг меня, словно ветер в древесных кронах:
     -  Никто  не  видел  сигнальных огней,  о чем  же  он  толкует?  Неужто
Верховному королю собираться в  поход по одному его неподтвержденному слову?
Ишь  какие  страсти  наговорил.  Разве  мало Артур сделал, и мы  с  ним? Мир
прочен,  это ясно всякому. Бадон? Где  это - Бадон? А-а, саксы теперь оттуда
нипочем  не нападут... М-да,  если они  двинутся туда,  встретить  их  будет
некому, в  этом он прав.. Да  нет,  вздор, просто старик опять ума  лишился.
Помните,  тогда, в  лесу,  на  кого он  был похож?  Совсем  помешался,  одно
слово... Вот и теперь опять, видно, прежняя болезнь к нему вернулась.
     Артур  не сводил  с меня глаз. А  шепотки у него  за спиной не стихали.
Кто-то предложил послать за лекарем. Люди  приходили,  уходили. Но король ни
на кого не обращал внимания. Мы с ним были словно одни. Вот он протянул руку
и  сжал мне запястье. Сквозь  головную боль  я  ощутил  его молодую силу, он
бережно усадил  меня в кресло. А  ведь я и не заметил,  как  встал. Затем он
вытянул другую руку, и кто-то вложил в нее кубок с вином. Он  поднес  вино к
моим губам.
     Но я отвернул голову.
     - Нет. Оставь меня. Теперь ступай. Верь мне.
     - Клянусь всеми богами на свете, - хрипло произнес он, - я тебе верю. -
Он резко обернулся: - Ты, ты и ты, отдайте приказы.  Мы выезжаем немедленно.
Распорядитесь. - А потом снова обратился  ко мне,  но проговорил  так, чтобы
слышали все: - Ты сказал - победа?
     - Победа. Неужели ты сомневаешься?
     На миг, сквозь головную боль,  я  увидел его лицо -  лицо  мальчика, по
слову моему протянувшего руку в белое пламя и поднявшего волшебный меч.
     - Я ни в чем не сомневаюсь, - произнес Артур.
     И, со смехом наклонясь, поцеловал меня в  щеку и в  сопровождении своих
рыцарей быстро вышел вон.
     Боль как  рукой сияло. Я опять мог дышать и смотреть. Встав с кресла, я
пошел  следом  за ним на воздух. Те, кто еще оставались в зале, сторонились,
пропуская меня.  Ни один не осмелился окликнуть,  задать вопрос. Я взошел на
стену и посмотрел  вдаль.  Дозорный при  виде меня  удалился, пятясь задом и
вытаращив глаза. Слухи уже разошлись по всей крепости. Я поплотнее закутался
в плащ и огляделся.
     Они  уже  скакали  по  дороге  -  маленький отряд,  который  должен был
противостоять  саксонской  силе  в  последней, решающей  битве за  Британию.
Дробный стук копыт  постепенно замер  в  ночи.  К северу в этой непроглядной
тьме высилась невидимая гора  Тор.  Ни огонька, ни отблеска на ее вершине. И
за ней, до самого горизонта, тоже ни огня, ни отблеска. И к востоку не видно
огней, и к югу -  нигде не полыхают сигнальные костры. Один только знак беды
- мое слово.
     И  вдруг  из ветреной  темноты донеслись  какие-то звуки.  Поначалу мне
почудилось, что это  эхо отдаленного галопа; потом, слыша словно  бы клики и
лязги битвы, я подумал, что ко мне вернулось давешнее видение. Но голова моя
была ясна, и ночь вокруг, полная теней и звуков, оставалась земной ночью.
     А звуки приближались  и  вот уже пронеслись в черном воздухе  прямо над
головой. То была стая диких гусей  - свора небесных псов. Бешеная охота бога
Ллуда, владыки Потустороннего мира, которая  носится по небу во время войн и
бурь. Они снялись с озера и летели  со стороны  Тора, рассекая ночную  тьму,
описали  дугу над Каэр Кэмелом и устремились обратно, оставляя позади спящий
остров,  и  дальше, дальше,  покуда  их  трубные  клики и гремящие крылья не
смолкли за пределами ночи в той стороне, где находится гора Бадон.
     А перед зарей по  всей британской  земле  вспыхнули  сигнальные костры.
Предводитель  саксов, чье имя еще  оставалось неизвестно, едва успел ступить
на окровавленную  сушу, как из  сумрака  ночи  быстрее,  чем летят  птицы  в
поднебесье, быстрее, чем  бегут от горы к  горе огненные  сигналы, прискакал
Верховный  король  Артур  со своими  избранными  рыцарями  и  разгромил  их,
уничтожил варварские силы, так  что  во  все  время,  покуда  жил он  и  его
присные, не ведала более Саксонской Угрозы британская земля.
     Так мой бог снова явился мне, слуге своему Мерлину.  Назавтра я оставил
Каэр Кэмел и поехал искать укромное место, чтобы построить там себе дом.




      * Книга 3. ЯБЛОНЕВЫЙ САД *


     1
     К востоку от  Каэр Кэмела тянутся лесистые  зеленые холмы, и кое-где на
их вершинах, в  зарослях папоротников  и  кустов, прячутся  остатки жилищ  и
укреплений, сохранившиеся от прежних времен.
     Одно  такое  место  я давно приметил,  и  теперь,  блуждая по  холмам и
долинам, я  забрел туда  опять  и нашел,  что оно  мне  вполне  подходит.  В
укромном углублении  между двумя  травянистыми склонами бил  ключ, маленький
ручеек  бойко сбегал вниз  на дно  долины, где протекала речка.  Когда-то  в
незапамятные времена здесь было поселение людей, еще и теперь,  когда низкое
солнце косо освещало  землю, под  ней угадывались сглаженные очертания стен.
Поселение это давным-давно исчезло, но потом, в более трудные времена, здесь
обосновались  другие люди  и  построили себе башню, нижняя половина  которой
стояла и по сию пору. Сложена была башня из римского камня,  взятого с холма
Кэмел.  Ровно стесанные каменные грани  проглядывали из-под  корней  молодых
деревьев и  в  гуще язвящих призраков,  неизменно заступающих место ушедшего
человека,  -  в зарослях крапивы.  Но  и крапива была здесь нелишняя: будучи
высушена  и подмешана к другим травам, она  помогает  от многих недугов, а я
был  намерен, устроив  себе  жилище,  разбить  сад и  заняться  выращиванием
целебных трав, этим высшим из искусств мирного времени.
     Ибо у нас наконец настало мирное  время. Не успел я еще померить шагами
основание моего будущего дома,  как пришло известие о  победе на горе Бадон.
Из подробного письма Артура  явствовало, что это было действительно решающее
сражение, теперь Верховный король мог диктовать свои условия, и прежде всего
установить окончательно  границы  своего королевства.  В  обозримом  будущем
ожидать  новых набегов  и  даже простого  сопротивления  со стороны врага не
приходилось, писал Артур. Хоть я и не присутствовал на поле боя, но  я и сам
знал, что знал, и приготовился строить себе мирный дом,  где  я смогу жить в
одиночестве, которого мне все  это время  так не  хватало,  и в то  же время
невдалеке от шумного города, где будет находиться Артур.
     Пока еще  не началось большое строительство в  городе, можно было и мне
воспользоваться  услугами  Артуровых  каменщиков  и  плотников.   Я   созвал
мастеров, они  выслушали  мои пожелания, покачали головами и бодро принялись
за дело.
     А задумал я  небольшой,  можно  сказать  -  деревенский, дом в распадке
между  двумя холмами,  окнами на юг и на запад, так  чтобы открывался вид на
дальние взгорья. С севера и востока его ограждали склоны холмов, а небольшой
пригорок прятал  от редких путников,  которые  двигались  вниз  по дороге. Я
восстановил  башню  и  пристроил  к  ней  одноэтажное  здание  с  квадратным
внутренним  двориком на римский лад.  В одном его  углу,  образованном жилым
строением и кухней, возвышалась башня, напротив стояли  мастерская, кладовые
и амбары. С северной стороны  двор загораживала каменная стена  с черепичным
навершьем,  у этой стены я намеревался посадить самые нежные мои растения. У
меня давно  было задумано то, что  теперь,  покачивая  головами, осуществили
каменщики:  стену  выложили внутри  полую, туда  по  глиняным  трубкам будет
подниматься  из  подклети дома теплый воздух, так что даже зимой винограду и
персикам  можно не  опасаться  холода,  да и по  всему саду  распространится
тепло, не говоря уж о солнечных лучах, которые тоже будут нагревать северную
стену.  Это был первый известный  мне опыт такого рода  в  строительстве, но
позднее так  строили в Камелоте и в другом  дворце  Артура  -  в  Каэрлеоне.
Маленький акведук отводил воду из ручья в бассейн посреди двора.
     Строители,  которым  прискучило  столько  лет  возводить  одни  военные
сооружения, работали весело и споро. Зима в тот год стояла мягкая. Я съездил
в  Брин Мирддин, проследил за отправкой моих книг и наиболее ценных лечебных
запасов,  потом провел Рождество с Артуром  в Камелоте. После Нового года  в
мой  новый  дом  пришли  столяры,  и  к  весне  все   было  готово,  мастера
освободились и могли приступить к большим строительным работам в городе.
     У меня до сих пор не было своего слуги,  и  теперь я начал  искать себе
подходящего помощника - задача не из легких, мало кто приспособлен для моего
затворнического, необычного образа жизни. Я ложусь и  встаю не  тогда, когда
другие хозяева, ем и сплю мало и подолгу пребываю в молчании. Можно было бы,
конечно,  купить раба,  который  поневоле  терпел бы  все мои прихоти,  но я
никогда не  любил  купленной  преданности.  И снова, как прежде,  на  помощь
пришла удача. У одного из местных каменщиков оказался дядя садовник; услышав
рассказ  про  стену  с  подогревом,  он  неодобрительно  покачал  головой  и
пробурчал  что-то про новомодную иноземную чушь, однако с  тех пор  всегда с
живейшим интересом расспрашивал о ходе строительства. Имя его было Варро. Он
с  радостью  поступит  ко мне  в  услужение, сообщил  его  племянник, да еще
приведет с собой дочку, чтобы было кому убирать и стряпать.
     На  том  и порешили.  Варро  не  медля приступил  к  расчистке  земли и
вскапыванию гряд, его дочь Мора принялась мыть и проветривать, и вот, в один
прекрасный  погожий день  ранней  весной, когда  под  зазеленевшими  кустами
боярышника только-только проглянули светло-желтые первоцветы, а в ложбинках,
окруженных  золотистым  дроком, жались под  теплый  бок маток  новорожденные
ягнята,  -  в  такой  славный  денек я  привязал  под навесом  своего  коня,
распаковал большую арфу - и поселился у себя дома.
     * * *
     А  вскоре  меня навестил  Артур. Я сидел на скамье между колоннами моей
маленькой галереи и в ярком свете  солнца сортировал семена,  которые собрал
прошлым  летом и хранил  в  пергаментных пакетиках. Вдруг снаружи послышался
конский топот и звон доспехов; однако ко мне король  вошел один,  без свиты.
Варро, выпучив глаза и кланяясь, попятился, прижав  к груди лопату; я встал,
а Артур приветственно вскинул руку.
     -  Совсем  маленький,  -  были  его  первые  слова,  после  того как он
огляделся.
     - Ничего. Ведь он только для меня.
     - Только! - Король засмеялся и еще раз обернулся  вокруг. - Мм-да, если
кому  нравятся  собачьи  конурки, а  это, по-видимому,  твой вкус,  то  надо
признать,  он  очень мил. А там - твоя знаменитая  стена? Я  слышал о ней от
каменщиков. Что ты возле нее посадишь?
     Я ответил  и провел его по  всему саду.  Артур,  смысливший  в садах не
больше,  чем  я в  битвах, но  ко  всему  новому  относившийся с  неизменным
интересом,  смотрел,  расспрашивал,  трогал,  надолго задержался у  стены  с
обогревом, вникал в устройство  маленького  акведука,  проводившего  воду  в
бассейн посреди двора.
     - "Вербена", "Ромашка",  "Окопник", "Календула", - читал он,  перебирая
пакетики с семенами на скамье. -  Помню,  Друзилла  выращивала календулу.  И
заваривала  ее для меня, когда у  меня болели  зубы.  - Он еще раз огляделся
вокруг. - А знаешь, тут уже чувствуется покой, точно  в Галаве. Не знаю, как
для тебя, а для меня очень хорошо, что ты не поселился  в  Камелоте.  Я буду
знать, что всегда смогу, устав, найти здесь тихое убежище.
     - Надеюсь. Ну, вот  пока и весь сад. Здесь я разобью цветник, а снаружи
насажу  фруктовые деревья.  Там  сохранилось несколько  старых  яблонь,  они
неплохо плодоносят. Не хочешь ли теперь войти и осмотреть дом?
     -  Душевно рад, -  ответил  он с неожиданной галантностью;  я удивленно
посмотрел на него:  его любезный тон, оказывается, предназначался не  мне, а
Море,  которая  вышла на порог, чтобы  вытрясти на ветру какое-то полотнище.
Ветер  обтянул  платье  вокруг ее  ног  и живописно разметал  ее  золотистые
волосы. Она перестала  трясти полотнище,  подняла руку,  чтобы отвести их от
лица,  но, увидев Артура, зарделась,  хихикнула и  бросилась обратно в  дом.
Из-за  двери блеснул влажный глаз, но тут она заметила меня и пропала. Дверь
затворилась. Девушка, конечно, даже не подозревала, кто  этот  заглядевшийся
на нее молодой человек.
     Он усмехнулся.
     - Через месяц  я  женюсь, -  сказал он  мне. - Так что  перестань  меня
сторожить. Я буду идеальным мужем.
     -  Не сомневаюсь.  Разве я тебя  сторожил?  Это не  мое  дело, я только
должен предупредить тебя, что садовник, которого ты видел, ее отец.
     - И дюжий малый,  сдается мне. Ну хорошо, постараюсь  сдержать свой пыл
до начала мая. Свидетель бог,  я уже натерпелся  бед из-за  своей пылкости и
еще небось натерплюсь.
     - Как идеальный муж?
     - Я о прошлом. Ты же сам предрек, что оно дотянется за  мною в будущее.
- Он говорил шутя, чувствовалось, что прошлое от него сейчас далеко. Едва ли
воспоминания о Моргаузе мешали  ему теперь спокойно спать. Он  последовал за
мною в дом и,  пока я доставал вино и наполнял кубки, и здесь обследовал все
углы.
     В  моем  доме  было  только  две комнаты.  Большая  двухсветная комната
занимала  две  трети  от  длины  дома  и  всю его ширину, окна  выходили  во
внутренний двор и на холмы. Дверь  из нее открывалась  под  своды  маленькой
галереи. Сегодня дверь впервые была распахнута  по  случаю  теплой погоды, и
солнечный квадрат лежал на терракотовых плитах пола. В дальнем конце комнаты
был расположен  очаг, над  ним  широкий дымоход.  В Британии нельзя обойтись
обогреваемыми  полами, нужны  еще  и  печи в  доме. Очаг в этой  комнате был
выложен плитами серого сланца, а на  стенах из тесаного камня висели дорогие
ковры, привезенные  мною  с Востока. Стол и  скамьи  были дубовые, из одного
ствола, а большое кресло, как и сундук под окном, содержащий все мои  книги,
- из  вяза. Низкая  дверь  вела в просто убранную  спальню,  где стояла лишь
кровать  да шкаф для  платья. За окном,  побуждаемый, быть  может,  смутными
воспоминаниями детства, я посадил одинокое грушевое дерево.
     Все это я показал Артуру, а потом повел его в башню. Вход в нее был  со
двора, в  углу галереи.  В  нижнем ярусе находилась рабочая комната, она  же
кладовая,  где я сушил травы и готовил снадобья. Здесь стоял  только большой
стол, табуреты и шкафы, а в  углу была сложенная из камня плита с духовкой и
печью для обжига углей.  Каменная  лестница у стены вела на верхний ярус.  Я
предполагал оборудовать  себе  здесь кабинет  для занятий. Пока  же в  голых
стенах было пусто - только письменный стол,  одно кресло и ящики с таблицами
и  астрономическими инструментами,  которые я привез из  Антиохии. В углу  -
жаровня на треноге. Я распорядился  пробить в стене башни окно на юг,  и оно
было  не  забрано   роговой   пластиной  и  не  занавешено:  я  не  очень-то
чувствителен к холоду.
     Артур   обошел  круглую   комнату,   пригибался,   повсюду  заглядывал,
приоткрывал ящики и  шкафы, высунулся боком из  узкого оконца - он  наполнял
тесное  помещение своей неукротимой жизненной  силой,  так  что даже мощные,
римской кладки стены, казалось, не в силах были сдержать его напора.
     Когда мы возвратились вниз, он поднял кубок с вином и обратился ко мне:
     - За твое новое жилище. Как ты его назовешь?
     - Яблоневый сад.
     - Мне нравится. Подходящее  название.  Так за Яблоневый  сад  и  за то,
чтобы ты жил в нем долго-долго.
     - Спасибо. И за моего первого гостя.
     - Вот как? Значит,  я  у тебя первый?  Пусть  же их будет еще  много, и
пусть они  все приходят с миром. - Он поставил на стол пустой  кубок и опять
огляделся.  - Здесь уже царит покой. Да, мне понятен твой выбор... Но уверен
ли ты, что сверх этого тебе ничего не надо? Ты знаешь, как знаю и я, что все
мое королевство  по  праву  принадлежит  тебе, половину я отдам тебе  сразу,
только молви слово, клянусь?
     -  Да нет уж, пока не  надо. У меня  и  так с  этим  королевством  было
слишком много хлопот, чтобы еще зариться на место монарха.  Ты можешь побыть
здесь немного? Не хочешь ли поесть? С Морой  со  страху  случится  припадок,
ведь она, уж конечно, успела сбегать к отцу и узнать, что за молодой гость к
нам заехал, но не сомневаюсь, у нее что-нибудь найдется.
     - Нет, спасибо,  я не голоден. У тебя что  же,  только эти двое слуг? А
кто же тебе стряпает?
     - Мора.
     - И как, хорошо ли?
     - Что? Ах да, неплохо.
     - Как я понимаю, ты просто не заметил. Ну,