ом)
о твердом желании Временного правительства довести войну до полной  победы и
о  верности  Временного  правительства  союзническим  договорам.  В связи  с
реакцией  на эту  ноту внутри страны  Милюков 2 (15) мая вынужден был уйти в
отставку.   Демонстрация   Петроградского   гарнизона    против   Временного
правительства  в связи с нотой Милюкова  проходила как раз в то время, когда
Колчак находился на его заседании.
     По  воспоминаниям А.И. Деникина, в  апреле Милюков неоднократно пытался
убедить  М.В. Алексеева  провести  десантную операцию по  овладению Босфором
(см.: Очерки русской смуты. Т. 1, вып. 1, с. 252-253).
     4  Имеется  в  виду эпизод в Катринентале (Ревель), о  котором пишет  в
своих воспоминаниях Анна Васильевна (см. ФВ, с. 28(77 по кн.) наст. изд.).
     5  "Октябрьское   несчастье"  (гибель   "Императрицы   Марии")   Колчак
вспоминает в письмах No 4 и 18. О письме Колчака после гибели корабля см. ФВ
и письма Тимиревой к Колчаку No 1 и 2.
     6  С  середины  мая  на  Черноморском  флоте  усилились  антиофицерские
настроения  и нежелание  участвовать в опасных боевых операциях,  был выбран
новый  Севастопольский  Совет с  преобладанием  солдат  гарнизона,  начались
самовольные  аресты, низко упала производительность труда  портовых рабочих.
Как отметил несколько позже Колчак в своей беседе для печати ("Утро России",
11 июня  1917), сначала флот  лишился  трехсот человек "самых благоразумных,
честных и  владеющих ораторскими способностями" (черноморская  делегация), а
около 1 июня  на съезд Советов рабочих  и солдатских депутатов  вновь уехали
"лучшие силы черноморцев". Как раз в это время, 27 мая, на Черноморский флот
прибыли  "депутаты  Балтфлота",  представлявшие "Кронштадтскую  республику",
Гельсингфорс  и  т.д. "Вид  у них  был  разбойничий - с лохматыми  волосами,
фуражками набекрень, -  все они почему-то носили темные очки" (С м и р н о в
М.И. Указ. соч., с. 24); поселились они в хороших гостиницах и тратили много
денег.  В  те   же   дни  приехали  и  направленные  из  центра  большевики.
"Севастополь  должен стать Кронштадтом Юга",  -  напутствовал Я.М.  Свердлов
Ю.П. Гавена и других (Революция в Крыму. Историческая библиотека Истпарта ОК
Крыма,  No   1.  Симферополь,  1922,   с.   5).  Начались   неподконтрольные
севастопольским  властям митинги,  на которых  заявлялось, что  Черноморский
флот ничего для революции не сделал, что Колчак - крупный землевладелец Юга,
лично заинтересованный в  захвате проливов  (на  самом  деле недвижимости не
имели ни  Колчак,  ни  его жена),  что офицеры Черноморского  флота  готовят
контрреволюционный  заговор  и  т.д.  Офицеров  стали  вытеснять из  судовых
комитетов, получила распространение большевистская литература, ЦВИК  потерял
прежнее свое влияние.  В этих условиях Колчак и  поднял вновь вопрос о своей
отставке.

     No 20

     [Не ранее 12 июня 1917 г.] [Датируется по содержанию.]
     Глубокоуважаемая Анна Васильевна.
     Сегодня получил  письмо  Ваше от 12 июня в ответ  на давно посланное  1
июня мое письмо. К сожалению, ответа на письмо мое от 6 июня я не имею.
     Я уехал  по  вызову 7 июня1 и приехал в  Петроград  10-го, и
если только я  ждал чего-либо, то только  письма  Вашего. Моя деятельность и
работа в Черном  море окончена  [Далее зачеркнуто: без результатов.],  но  я
попробую ее  начать  [Далее зачеркнуто: с другого конца.] вновь, как ни дико
это Вам покажется. Все случившееся со мной  мне было известно еще при первом
желании в 1/2  мая  отказаться от  своей деятельности2. Я уступил
тогда  просьбе [Далее  зачеркнуто: Александра Федоровича.] Керенского,  хотя
знал,  что  при  создавшейся  обстановке я бессилен  бороться с директивами,
преподанными  в отношении  меня извне. Вероятно, я уеду  далеко и надолго. Я
затрудняюсь  сейчас говорить  определенно, т[ак] к[ак] окончательное решение
должно  последовать  через несколько дней3.  Конечно,  мне  будет
оказано противодействие, но  я  об этом не особенно беспокоюсь. Единственное
желание,  которое я бы хотел видеть исполненным,  - это  повидать  Вас перед
отъездом. Но если  бы даже  это и  оказалось  невыполнимым, у меня останется
надежда  увидеть Вас  впоследствии  -  когда и где -  говорить,  конечно, не
приходится.
     Ваше письмо справедливо в отношении меня, но я так страдал, видя гибель
своего дела,  дела, с которым я связывал Вас, Анна Васильевна, что [Фраза не
дописана. ] Верю в  Вас, Анна Васильевна, помогите моему неверию. Вы знаете,
как я смотрю на Вас, какое значение придаю я каждому слову Вашему. Почему же
Вы находите горькую насмешку в моих словах о счастье? Ведь Вы не причастны к
тому, что случилось со мной, к тому, что я пережил за последние 2 месяца. Но
все  лучшее,  все светлое  было  у меня несомненно  связано  с  Вами.  Своей
преднамеренной  холодностью  я  просто  прикрывал,  может  быть,  величайшие
страдания при мысли, что потеряю Вас, что Вы  отвернетесь от меня хотя  бы в
силу  неумолимого закона горя  побежденным,  а я  не  могу не  признать себя
побежденным в отношении всех своих намерений.
     д. 1, лл. 34-36

     _________


     1 Отъезду Колчака предшествовал ряд  митингов в Севастополе, все больше
накалявших  страсти  против  офицеров.  5   июля   несколько  офицеров  было
арестовано, и  активная часть 15-тысячной толпы требовала  отобрать оружие у
остальных.  В  9 часов утра 6  июля  в помещении  цирка открылось экстренное
делегатское собрание. Колчак приехал туда с намерением выступить, но покинул
собрание  после того, как председатель отказался  дать ему  слово.  Собрание
постановило  отобрать у  офицеров не  только огнестрельное,  но  и  холодное
оружие, о чем в 3 часа дня была  разослана радиограмма по судам и полкам. На
Черноморском   флоте  это  был  первый   случай  самовольного  использования
радиотелеграфа  матросами.  Собрав   команду  флагманского   судна  "Георгий
Победоносец",  Колчак последний  раз попытался  воздействовать на  матросов,
сказав, что  георгиевское  оружие у него не отбирали даже в  японском плену.
Когда члены  судового  комитета все же  пришли  к нему  с  требованием сдачи
оружия, он прогнал их, вышел  на палубу, бросил  свой  кортик в море,  затем
телеграфировал  Временному   правительству  о  своей  отставке.  Ночью  была
получена телеграмма за подписями кн. Львова и Керенского.
     "Временное правительство требует:
     1) немедленного подчинения Черноморского флота законной власти,
     2) приказывает  адмиралу Колчаку и капитану Смирнову, допустившим явный
бунт, немедленно выехать в Петроград для личного доклада,
     3) временное командование Черноморским флотом принять  адмиралу Лукину,
с  возложением  обязанностей  начальника  штаба  временно  на  лицо  по  его
усмотрению,
     4)  адмиралу Лукину  немедленно выполнить  непреклонную волю Временного
правительства,
     5)   возвратить  оружие  офицерам  в  день  получения  сего  повеления.
Восстановить  деятельность  должностных лиц  и комитетов в законных  формах.
Чинов,   которые  осмелятся   не  подчиняться   сему  поведению,  немедленно
арестовать,  как  изменников  отечеству  и  революции,  и  предать суду.  Об
исполнении сего телеграфно донести в 24 часа.
     Напомнить  командам, что  до  сих пор Черноморский  флот  считался всей
страной оплотом свободы и Революции"
     (П л а т  о н о  в А.П. Черноморский флот в революции 1917 г. и адмирал
Колчак. Л., 1925, с. 90-91).
     Столь резкий  поворот событий несколько умерил страсти, оружие офицерам
было возвращено уже  7  июня, но развал Черноморского флота продолжался  при
новых командующих,  первым из  которых  оказался следующий по старшинству за
Колчаком  - контр-адмирал В.К. Лукин.  Некоторые  подробности  этих  событий
зафиксированы  в протоколах допроса Колчака (см.:  Допрос  Колчака,  с. 80).
Сдача  дел  Лукину  состоялась  еще до  ответа  Временного правительства. До
отъезда Колчака по радиотелеграфу был передан его последний приказ.
     "Считаю  постановление  делегатского  собрания об  отобрании  оружия  у
офицеров позорящим команду, офицеров, флот и меня. Считаю, что ни я один, ни
офицеры ничем не вызвали подозрений в  своей искренности и существовании тех
или  иных  интересов,   помимо  интересов  русской  военной  силы.  Призываю
офицеров,  во   избежание   возможных  эксцессов,   добровольно  подчиниться
требованиям  команд и  отдать им  все оружие.  Отдаю  и я свою  георгиевскую
саблю, заслуженную мною при обороне Порт-Артура. В  нанесении мне и офицерам
оскорбления не считаю возможным винить  вверенный мне Черноморский флот, ибо
знаю,  что  безумное поведение  навеяно заезжими  агитаторами. Оставаться на
посту командующего  флотом  считаю  вредным  и с  полным спокойствием ожидаю
решения правительства" ("Утро России", 9 июня 1917 г., с. 3).
     В ночь на 8 июня  Колчак и Смирнов беспрепятственно выехали  курьерским
поездом в Петроград. Собравшиеся на вокзале офицеры устроили Колчаку овацию,
но он был крайне подавлен  и оскорблен тем обвинением, которое содержалось в
"повелении" Временного правительства.
     13 июня  Колчак был вызван вместе со  Смирновым на заседание Временного
правительства для  доклада  о событиях  на Черноморском  флоте, где они  оба
выступили  против  правительственной   политики,  способствующей  разложению
вооруженных сил страны. На Черноморский  флот  была отправлена комиссия А.С.
Зарудного.
     2 Это было в дни отставки военного и морского министра А.И. Гучкова (30
апреля), решения Петросовета и Комитета Государственной Думы  об образовании
коалиционного   Временного   правительства  (1  мая)  и   отставки  министра
иностранных дел П.Н.  Милюкова (2 мая). По вступлении Керенского в должность
военного  и  морского  министра  Колчак 12 мая  обратился к  нему с просьбой
освободить  его от командования Черноморским  флотом. Тот попросил подождать
своего  приезда   в  Севастополь.  Во  время  посещения   Керенским  17  мая
Севастополя (см.  письмо  No 12 и  примеч.  к  нему)  Колчак в  разговоре  с
Керенским возвращался к  этому вопросу, однако официально  своей просьбы  не
повторял.
     3  Имеются  в  виду  переговоры  о  поездке  Колчака  в  США  во  главе
специальной   военной  миссии.  Свое   согласие  на   эту   поездку   Колчак
действительно дал через несколько дней - 17 июня (см. письмо No 21 и примеч.
к  нему). Отъезд, однако, оказался отложенным еще более чем на месяц; мотивы
этой  задержки,  со  стороны  Временного  правительства  и со стороны самого
Колчака, были весьма различны (см. об этом ниже).


     No 21

     [Не ранее 17 июня 1917 г.]
     [Датируется по содержанию.]

     В субботу 17-го я имел совершенно секретный  и весьма важный разговор с
послом  С[оединенных]  Ш[татов]  С[еверной]  Америки  Root'ом1  и
адмиралом USN [United States Navy  (англ.) - Военно-морской флот Соединенных
Штатов  [Америки].]  Glenon'[ом]2,   результатом  которого   было
решение  мое  принять   участие  в  предполагаемых  операциях  Американского
флота3.  Делу был  придан сразу  весьма решительный характер, и я
ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался  в положении, близком
к кондотьеру,  предложившему чужой стране свой  военный  опыт,  знания и,  в
случае надобности,  голову  и  жизнь в придачу.  Вопросы  все решены,  и что
делать - для меня не представляет сомнений.
     Я ухожу далеко и, вероятно, надолго; говорить о дальнейшем, конечно, не
приходится  [Далее  перечеркнуто:  но,  оставляя  в  ближайшем  будущем свою
родину, свою работу,  которая теперь оказалась невыполнимой,  я не испытываю
ни особенного сожаления, ни тем более горя. Я  хотел вести свой флот по пути
славы и  чести, я хотел дать родине  вооруженную силу, как я ее понимаю, для
решения тех задач,  которые так или  иначе рано или поздно будут решены,  но
бессильное и глупое правительство и обезумевший - дикий - (далее зачеркнуто:
и  лишенный  подобия) неспособный  выйти из психологии рабов народ этого  не
захотели.  Мне нет места здесь  - во время  великой  войны, и я хочу служить
родине своей так, как я могу, т.е. принимая участие в войне, а не [в] пошлой
болтовне, которой все заняты.], тем более в письме. Мое желание видеть  Вас,
Анна  Васильевна,  перед  отъездом, полагаю, Вам  понятно без лишних слов  и
уверений. Признаете ли Вы это возможным или нет - я не знаю4.
     д. 1, л. 37

     __________

     1 Рут, Элиу (1845-1937), в прошлом  военный министр (1899-1904) и  гос.
секретарь США  (1905-1909), -  активный  сторонник участия  США  в войне  на
стороне стран Согласия. Лауреат  Нобелевской премии мира (1912). В июне-июле
1917 г. возглавил специальную американскую миссию в России.
     2  Военная миссия адмирала Дж.Г. Глэнона (Гленнона, 1857-1927) состояла
при миссии  Э.Рута; 7  июня 1917  г. прибыла в  Севастополь,  чтобы  изучить
постановку минного  дела и  методы  борьбы  с  подводными  лодками, но из-за
отставки Колчака вынуждена была менее  чем через сутки уехать. В Севастополе
Глэнон успел побывать на  кораблях,  подводных лодках  и  батареях береговой
охраны; выступил на делегатском собрании матросов, солдат и рабочих, призвав
их вести войну  до победного конца.  По распоряжению Глэнона, его вагон  был
прицеплен  к  тому  же  поезду,  которым  Колчак отбыл из  Севастополя  (см.
"Крымский вестник", 9 июня 1917 г.). В Петрограде свидание Колчака с Рутом и
Глэноном состоялось в Зимнем дворце.
     3  Глэнон  сообщил  о предполагаемых  активных действиях  американского
флота  в Средиземном  море, включающих  десантную операцию против Дарданелл.
Колчак   должен  был  поделиться  опытом,   накопленным  в  ходе  подготовки
Босфорской  операции. Официально американская миссия обратилась к Временному
правительству с просьбой командировать Колчака  в США для сообщения сведений
по минному делу и борьбе с подводными лодками.  27-28 июня премьер-министром
Временного  правительства  Г.Е. Львовым и управляющим  Морским министерством
В.И. Лебедевым  было  принято решение, не подлежащее  огласке  в  печати,  о
посылке  Колчака  во главе русской  морской миссии  в  Америку  для передачи
"американскому флоту  опыта нашей  морской войны, в частности минной войны и
борьбы  с подводными лодками" (ГА РФ, ф. 1779,  оп. 1, д.  500,  лл. 1-3). 4
июля  А.Ф. Керенский  дал  санкцию на осуществление миссии  Колчака  в  США,
утвердив ее состав.
     4 В это время А.В. Тимирева еще находилась в Ревеле.


     No 22

     24 июня
     Сегодня неделя, как я  послал письмо Вам. Ревель  кажется так близок от
Петрограда -  одна  ночь,  - а ответа от  Вас нет. Каждый день я  жду от Вас
письма. Ответ на  мое  письмо от 6 июня я до сих пор не получил, и это  меня
очень заботит и огорчает. Вы, вероятно, послали его в Севастополь...
     Дела  мои  идут  медленно,  но  все-таки  в  предпринятом  направлении.
Правительство   "принципиально"    выразило    согласие,    признав   полную
невозможность где-либо применить  меня и моего начальника штаба1.
Мне нет  места на родине, которой  я служил почти 25  лет,  и  вот, дойдя до
предела, который  мне  могла дать  служба, я  нахожусь  теперь  в  положении
кондотьера и предлагаю свои военные знания, опыт и способности чужому флоту.
Я не ожидал, что за границей я имею ценность, большую, чем мог предполагать.
И вот  теперь я действительно  холодно и спокойно смотрю на свое положение и
начал или, вернее, продолжаю работу, но для  другого уже флота. По существу,
моя задача здесь окончена - моя мечта рухнула на месте работы и моего флота,
но  она переносится на другой  флот,  на другой,  чуждый для меня народ. Моя
мечта, я знаю,  имеет вечное и неизменное  значение  -  возможно, что  я  не
осуществлю ее, но я могу жить только с нею и только во имя ее. Вы знаете ее,
вероятно. Моя родина оказалась несостоятельной  осуществить  эту  мечту;  ее
пробовала  реализовать  великая  морская   держава,  и  главные  деятели  ее
отказались  от   нее  с  величайшим  страданием,   которое   дает   сознание
невыполненных великих планов... Быть может, лучи высшего счастья, доступного
на земле, -  счастья военного  успеха и удачи -  осветят чужой флаг, который
будет тогда для меня таким же близким и родным, как тот,  который теперь уже
стал для меня воспоминанием. Вас я соединил с этой мечтой, и я буду думать о
Вас и в будущем, поскольку буду жить и работать для нее; она достойна Вас, и
я думаю, что Вы не будете в претензии за это. Она очень удалилась от меня, и
я  чувствую, что с нею и Вы стали так же  далеки  от меня, как года два тому
назад,  когда  я  не знал еще хорошо,  как  взяться  за ее  осуществление...
Увидеть  Вас  перед уходом  - вот  о чем я думаю эти  дни,  думаю с  большим
страхом, что это невозможно, не смея ни просить, ни надеяться. Возможно, что
увидеть Вас  мне  не удастся, может быть,  это будет  и лучше,  ибо пережить
второй раз отчаяние [На этом текст обрывается.]
     д. 1, лл. 38-41
     _____________


     1 Имеется в виду М.И. Смирнов. А.И. Деникин в "Очерках  русской  смуты"
(т.  1,  вып.  2, гл. ХVIII) вписывает устранение Колчака  в  общую  картину
изгнания старшего командного состава из армии и флота весной - летом 1917 г.
и   анализирует  результаты  этого  массового  увольнения,   осуществленного
Временным правительством.

     No 23

     [Не ранее 28 июня 1917 г.]
     [Датируется по сопоставлению с предыдущими письмами.]

     Глубокоуважаемая, милая Анна Васильевна.
     Позвольте  поговорить немного с Вами  -  мне  так хочется  сегодня  это
сделать,  хотя прошло всего  три  дня со времени Вашего отъезда и я мысленно
живу пока воспоминаниями о Вашем  пребывании  в  Петрограде [Далее -  чистые
полстраницы.].
     Вы  не  будете очень недовольны  за настоящее письмо, мне  так  хочется
говорить  с Вами, хотя прошло всего несколько дней, как  Вы уехали в Ревель.
Благополучно  ли Вы доехали до  дома и  не очень ли было неудобно в дороге в
непосредственной  близости  товарищей,  забравшихся в  вагон  перед  отходом
поезда?
     Вчера  я сделал  визит  Марии Ильиничне1  и  довольно  долго
беседовал   с   ней   о   текущих   событиях,   главным   образом  о   нашем
наступлении2.   Вчера  были  получены  известия,  что  сын  Марии
Ильиничны,  служащий   в  Семеновском   полку3,  ранен  во  время
последних операций, но подробности  неизвестны,  и Мария Ильинична вчера  об
этом осведомлена не была.
     Мои  дела с отъездом тянутся очень  медленно -  правительство формально
уведомило меня об отправке меня во главе специальной военно-морской миссии в
Америку,  но  вопрос   о  составе  миссии  все   еще  не  решен4.
Тавастшерна после свидания с женой5,  видимо, колеблется оставить
ее, и я не уверен, что он поедет со мной. Я понимаю его и не настаиваю, хотя
он очень нужен для моей работы.
     Являлась ко мне делегация офицерского союза с  фронта и поднесла оружие
с  крайне лестной надписью6. Я очень тронут  таким  отношением  к
моим настоящим деяниям и заслугам офицеров фронта, но я в душе предпочел бы,
чтобы оснований, вызвавших это внимание, не существовало бы вовсе.
     Сегодня  я  имел   продолжительную  беседу  с  председателем  комиссии,
посланной в  Севастополь для  расследования происшедших  там событий, - А.С.
Зарудным и выслушал истинно философскую историческую критику этого скверного
дела7. Как я ожидал, мнение истинного юриста сводится к тому, что
сущность севастопольской истории в  сравнении с делом великого исторического
переворота ничего не стоит. Важен только факт моего ухода, безотносительно к
причинам, его  вызвавшим, и  что ко  мне  может  и должно  быть  предъявлено
[требование] о "героическом самопожертвовании" и возвращении к  командованию
флотом Черного моря,  т[ак] к[ак]  препятствий для этого, кроме исходящих от
меня,   в   сущности,  нет.  Вот  это  философия  -  я  понимаю  -  Владимир
Вадимович8 только ученик в этой области. С чего взяли