вичу,  он  полностью
обновил  руководство.  Командиром  группы  назначили  Геннадия
Николаевича Зайцева и присвоили ему звание генерал-майора.
     Зайцев был Героем Советского Союза - награду  получил  за
операцию по освобождению заложников в Ростовской области.  Его
считали одним из основателей  "Альфы",  он  пользовался  среди
офицеров непререкаемым авторитетом.
     Побеседовав с Зайцевым  перед  назначением,  я  пришел  к
выводу: "Этот человек в ответственный момент  не  подведет.  К
тому же сумеет наладить дисциплину".
     А дисциплины  в  группе  уже  никакой  не  было:  офицеры
подрабатывали  на  стороне,  иногда  и рэкетом.  Случалось,  к
одному лавочнику приходили "альфисты" из разных  подразделений
и требовали дань за охрану.  От кого?!  От своих же товарищей.
Одни утром угрожали, а другие вечером обещали защиту.
     Став  командиром,  Зайцев   уволил   часть   офицеров   с
сомнительной   репутацией.   Запретил    любую    коммерческую
деятельность.  Наладил  занятия,  тренировки.  Но  до  прежней
"Альфы", которая брала дворец Амина в Кабуле, было еще далеко.
     Кроме  "Альфы"  Белый  дом  могли  штурмовать  и   другие
спецподразделения:  "Витязь",  например,  или   "Вымпел".   Но
"Витязь" отстоял Останкино и теперь охранял его, а у "Вымпела"
возникли иные проблемы.
     ...Жесткий  тон  выступления   президента   не   прибавил
энтузиазма  офицерам.  Они  не  воспылали  доверием  к  Борису
Николаевичу и сидели с  каменными  лицами.  Я  ушел  вместе  с
Ельциным,  а  Барсуков  остался,   продолжая   целенаправленно
беседовать с командирами.
     Я поражался его терпению. Если я разговариваю с человеком
и вижу, что он меня не желает понимать, то прекращаю беседу. А
Михаил Иванович искал какие-то зацепочки в разговоре, играл на
нюансах  и  все-таки  переломил   настроение   офицеров.   Они
согласились в автобусах доехать до Белого дома.
     Зайцев в этой ситуации меня сильно огорчил - ведь  это  я
хлопотал   о   его   назначении,   способствовал    присвоению
генеральского звания. Даже с жильем  помог.  Герой  Советского
Союза жил с семьей  в  "хрущобе",  в  двухкомнатной  квартире.
Никто  никогда  в  жизни  даже не поинтересовался его бытовыми
условиями.  А я,  переехав в президентский дом, уговорил Павла
Бородина   отдать  Зайцеву  мою  прежнюю  квартиру.  Он  тогда
выглядел растроганным,  признался, что не так часто вспоминали
и оценивали его прошлые заслуги.
     Не знаю, кто подбросил "Альфе" идею  про  Конституционный
суд (они требовали его вмешательства), но мне доводы  офицеров
показались банальной отговоркой. Они не желали стать  пушечным
мясом,  опасались  повторения  ситуации  91-го  года  -  в  те
августовские дни их тоже втянули в политику, тоже  приказывали
штурмовать Белый дом.
     Зайцеву стало стыдно за подчиненных.  Уже находясь  около
Белого  дома,  он  чуть  не пустил себе пулю в лоб - Барсукова
вовремя предупредили и несчастье удалось предотвратить.
     ...Офицеры "Альфы"  расставили  снайперов  вокруг  Белого
Дома. Они вяло перестреливались со снайперами мятежников.
     Когда мы с Барсуковым пробирались  к  Белому  дому  вдоль
бетонного   забора,   густо   исписанного   антипрезидентскими
лозунгами,  офицеры  группы  нас  инструктировали:  где  нужно
пригнуться, где побыстрее перебежать. Один участок,  например,
находился  под   особым   контролем   снайперов.   Приходилось
пригибаться: бронежилета я не носил, был в штатском - в черном
плаще.
     В конце концов после  душещипательных  уговоров  генерала
Барсукова кто-то из "Альфы" предложил:
     - Дайте нам хотя  бы  БМД  (боевые  машины  десанта).  Мы
согласны на машинах ехать.  А  так,  оголенными,  идти  вперед
глупо - станем легкой добычей снайперов.
     Территорию  вокруг  Белого  дома  разбили   на   условные
участки. За один участок отвечали десантники, за другой - МВД,
за третий - "Альфа".
     Барсуков связался с Ериным, тот сразу прислал четыре  БМД
с водителями-солдатами. На вопрос: "Есть  ли  добровольцы?"  -
откликнулись восемь человек. Молоденьких, тонкошеих  водителей
заменили на "альфистов". Сели в  машины  и  поехали  к  Белому
дому. Минут через десять по  рации  приходит  сообщение:  убит
Геннадии Сергеев, тридцатилетний младший лейтенант,  тот,  кто
первым предложил пересесть на БМД. Застрелили его  нелепо.  Он
вышел  из  бронемашины  и  хотел  подобрать  тяжело   раненого
десантника. Наклонился над ним,  а  пуля  снайпера  угодила  в
поясницу, под бронежилет.
     Позже мы  пытались  выяснить,  откуда  взялись  снайперы.
Многие  приехали  из  Приднестровья.  На  стороне   мятежников
выступили военные из Союза офицеров. Я имел печальный  опыт  и
знаю: трагические события  всегда  привлекают  людей,  однажды
почувствовавших вкус крови. Им не важна политическая подоплека
схватки. Они, как вампиры, не могут жить, не убивая.
     Во время  службы  в  Афганистане  я  порвал  отношения  с
парнем, которому поначалу симпатизировал.
     Рядом  с  дворцом,  где   жил   Бабрак   Кармаль,   стоял
воздушно-десантный  полк.  Мне  сказали,  что   один   старший
лейтенант из этого полка  хорошо  играет  в  волейбол.  Я  его
пригласил в нашу команду. Мы несколько раз  сыграли,  а  потом
просто так, по-приятельски, за  рюмкой  "чая",  беседовали.  Я
спросил:
     - Слушай, а ты на боевые операции ходишь?
     - Нет, не хожу, - отвечает.
     - У вас же все рвутся на них: сходишь на операцию,  потом
медаль получишь или  орден.  Раз  уж  на  войну  пришел,  надо
воевать.
     Туг старший лейтенант признался:
     - Меня не допускают за особую жестокость.
     - А в чем твоя жестокость проявляется? - спрашиваю его.
     - Когда мы пленных брали, то спорили - кто и  за  сколько
ударов может убить ахвана. У меня выходило ударов меньше всех,
- ухмыльнулся старший лейтенант.
     Он, оказывается, так яростно  "обрабатывал"  безоружного,
связанного человека кулаками, ногами,  неважно  чем,  лишь  бы
неоружием, что всегда выигрывал  спор.  Я  понял:  волейболист
этот уже со сдвинутой психикой.  Мне  неприятно  стало  с  ним
общаться, из волейбольной команды я его тоже выставил.
     ...Почему  так  и   не   удалось   задержать   снайперов,
помогавших  мятежникам?  Да  их  никто   и   не   ловил:   они
благополучно ушли "огородами".  Министр  безопасности  Голушко
получил орден "За личное мужество", хотя поставленную задачу -
перекрыть подземные  коммуникации,  соединяющие  Белый  дом  с
другими зданиями, - не выполнил. Схема коммуникаций у МБ была,
я сам по ним лазил еще в 91-м году.  Основная  часть  боевиков
покинула Белый дом как раз через  подземные  выходы.  Один  из
тоннелей был проложен прямо до гостиницы "Украина" и  упирался
в канализационный люк. В тоннелях этих, кстати,  чисто,  крысы
не бегают, горит свет и можно разгуливать в полный рост.
     Перед штурмом я успел сгонять в  Кремль.  Когда  ехал  по
Калининскому проспекту (теперь это Новый Арбат), услышал крики
и стрельбу около магазина "Хлеб". Выскочил из машины. Прохожие
показывали пальцем в сторону соседнего двора. Оттуда, с  крыши
дома, стрелял снайпер. Я с автоматом ринулся к опасному месту.
Но, к счастью, больше выстрелов не было.
     В  Кремле  все  ожидали   штурма.   Я   кратко   прояснил
собравшимся обстановку. Телевидение вело прямую  трансляцию  с
места событий, и все замерли у экранов. Я же не мог  позволить
себе наблюдать событие по телевизору и вернулся к Белому дому,
Кстати, семья шефа,  узнав,  что Коржаков не рядом,  за стеной
Кремля,  а неизвестно где,  посчитала,  будто я бросил  Бориса
Николаевича.  Позже  они  сами  корили  себя за несправедливые
высказывания.
     После трагической гибели товарища, случившейся у всех  на
глазах,  команда  "Альфы"  преобразилась.   Появилось   боевое
настроение, исчезли сомнения. Они  стали  подтягиваться  вдоль
забора гуськом и накапливаться вблизи Белого дома.
     Я пошел вместе с ними. Рядом со мной был мой  приятель  -
Владимир Виноградов,  бизнесмен.  Он  в  91-м  году  тоже  нам
помогал.  Володя  в  этой  обстановке  напоминал  французского
"маки" - в модной светлой тужурке из тонкой кожи и с автоматом
в руках. Он добежал до подъезда, самого ближнего  к  горбатому
мостику, и крикнул:
     - Тут никого нет.
     Я рванул следом. За нами стали  подтягиваться  остальные.
Барсуков почти одновременно вошел в Белый дом с другого крыла,
с остальной частью группы.
     Мы  начали  обследовать  первый  этаж.   В   нос   ударил
специфический запах - смесь  больничного  спертого  воздуха  и
вокзального сортира.  Значит,  воду  действительно  отключили.
Повсюду валялись обрывки бинтов, повязок, ваты,  остатки  еды,
какие-то коробки. Грязища страшная.
     Осмотрев крыло здания на первом этаже - то самое, которое
выходит на гостиницу "Мир", мы поднялись на второй  этаж.  Там
кто-то зашевелился около лестницы, я шагнул вперед,  а  в  это
время мой сотрудник внезапно  выпустил  очередь  из  автомата.
Чуть не ранил меня. Пули  пролетели  прямо  около  уха,  и  от
выстрелов я оглох.
     Никаких трупов внутри Белого дома я  не  видел.  Коридоры
были забиты поломанной мебелью. На полу  валялась  макулатура.
Мне  это  зрелище  напомнило  кадры  из  старых  революционных
фильмов.
     Дошли до третьего этажа, и вдруг кто-то  открыл  стрельбу
по окнам  здания  из  крупнокалиберного  пулемета.  На  голову
посыпались осколки камней, стекол. Мы укрылись в нише и  стали
задать: кто же это устроил? Вроде всех боевиков вокруг  здания
выбили. Стрельба продолжалась минут десять. Потом  выяснилось,
что это приехал санкт-петербургский ОМОН  и  сходу  вступил  в
бой. Очередной пример несогласованности действий.
     ОМОН вызвали на подмогу группе "Витязь" после "мясорубки"
у телецентра "Останкино". Но омоновцы успели приехать только к
концу штурма. От  случайной  пули  омоновцев,  увы,  пострадал
полковник другой спецгруппы - "Вымпела". Его  ранило  в  ногу.
Пуля изуродовала коленный сустав,  и  боевой  офицер  без  боя
превратился в инвалида.
     Связались с ОМОНом по рации, объяснили, что  стреляют  по
своим.
     На пятом  этаже  "Альфа"  активизировалась.  Меня  начали
оберегать. Впереди шел офицер и постоянно предупреждал:
     - Александр Васильевич, подождите, тут опасно.
     Ребята поняли, что неудобно повсюду  пропускать  генерала
вперед.
     Наконец были обнаружены люди. Они  сидели  в  темноте,  в
небольшом зале заседаний, обреченные, готовые ко всему.  Бойцы
"Альфы" предложили:
     - Может, туда гранату бросить
     Я возразил:
     - Да вы что! Давайте сначала выясним, кто там  находится.
Могут сидеть простые сотрудники.
     До  нас  доходила  информация,  что  некоторых  женщин  -
машинисток, стенографисток, уборщиц, буфетчиц - специально  не
выпускали, держали как заложников.
     Начинаем  выяснять,  кто  такие.  Оказалось,  депутаты  и
технический персонал - человек пятьдесят. Среди них, например,
был Иван Рыбкин. У меня до сих пор хранится список  всех  тех,
кого мы застали на пятом этаже.
     Образовали своеобразный КПП. Первым обыскивал задержанных
боец "Альфы".  А  я  проверял  удостоверения  и  бросал  их  в
спортивную сумку - Виноградов ее специально притащил для  этой
процедуры.
     Набралась полная сумка документов.
     Среди   депутатов   была   женщина   высокого   роста   и
богатырского телосложения. Еще раньше мы ее прозвали "женщиной
с веслом". В советские  времена  белую  скульптуру  фигуристой
тетки с веслом в руке можно было встретить в каждом  парке.  И
эта депутатка  напоминала  нам  знакомое  с  детства  каменное
изваяние.
     Она  кичилась   своей   духовной   близостью   к   Борису
Николаевичу. Всегда к нему подходила  на  съездах  и  приемах,
старалась встать поближе. Соратникам рассказывала,  какая  она
ярая  поклонница  президента,  как  чутко   Борис   Николаевич
реагирует на ее советы. А в  итоге  оказалась  в  этой  темной
комнате Белого дома. Я намеренно  не  называю  фамилии  бывшей
депутатки, но удостоверение храню, может, спросит.
     Процедура  досмотра  продолжалась  больше  часа.  Ко  мне
подошел офицер "Альфы" и доложил:  внизу,  в  холле  парадного
подъезда находятся Руцкой и Хасбулатов. Никто не знает, что  с
ними делать. Они встали в середину группы депутатов и сами  не
выходят. Их опасаются забирать силой.
     Я спустился на первый этаж. Барсукова там не встретил. Он
в  это  время  занимался  отправкой  в  следственный  изолятор
задержанных  генералов  -  Баранникова,  Ачалова,  Дунаева.  С
Бараннниковым даже успел приватно поговорить: дескать, как тот
дошел до жизни  такой,  что  вступил  в  открытую  вооруженную
борьбу с президентом.
     В парадном подъезде Белого дома действительно  находилась
большая группа гражданских. Полковник МВД доложил:
     - Депутаты окружили Хасбулатова и  Руцкого.  Что  делать?
Никто не хочет выходить.
     Я спросил:
     - Есть автобус со шторками?
     - Есть.
     - Подгоняйте прямо ко входу.
     Подъехал автобус.  Я  посмотрел  на  эту  плотную массу и
понял: действовать надо решительно. Если зачинщиков не убрать,
процесс затянется. У меня за два дня накопилось столько злобы,
что выглядел я, наверное, как Бармалей.
     Подошел к депутатам и металлическим голосом произнес:
     - Хасбулатов и Руцкой, прошу на выход.
     В ответ  -  молчание.  Около ста человек стояли тихо,  не
шевелясь.  Лица у всех  подавленные,  веки  опущены.  Помедлив
несколько секунд, нерешительно расступились и выпустили бывших
Председателя Верховного Совета РФ и вице-президента.
     Ко мне приблизился начальник охраны  Руцкого  и  попросил
немного подождать:
     -  Александр  Васильевич,  извините,  пожалуйста,  сейчас
сотрудники пошли за его вещами, в кабинет.
     Руцкой понимал,  что  его  повезут  в  тюрьму,  и заранее
приказал собрать вещи.  Вскоре  действительно  принесли  такой
огромный  баул,  что  я  подумал,  будто генерал в него матрас
закатал.
     Хасбулатов был без вещей. Держался он достойно.  Глаз  не
прятал, только выглядел слишком истощенным и необычно бледным.
     Ни от кого из депутатов спиртным не пахло, и  их  внешний
вид показался мне достаточно аккуратным.
     Руцкой, не поднимая глаз, вошел  в  автобус.  В  толпе  я
заметил генерала Макашова. Приказал:
     - Взять в автобус и Макашова заодно.
     Согласно Указу президента, зачинщиков  беспорядков  можно
было задержать на тридцать суток - за оказание  сопротивления.
Под  руководством  этих  людей  разгромили  телецентр,  мэрию,
устроили ералаш в Белом доме. К тому же был подписан отдельный
приказ президента об аресте Руцкого и Хасбулатова.
     Я     всегда     выполнял      приказания      Верховного
главнокомандующего без обсуждений. Если бы в  армии  обсуждали
все распоряжения командования,  вооруженных  сил  как  таковых
просто бы не было. Именно  поэтому  меня  возмутили  колебания
офицеров "Альфы" - они военные люди, присягу давали.
     Руцкой дважды сдавался в плен в Афганистане.  Пока  ждали
его вещи, я ему сказал:
     - Генерал  трижды  в  плен  не  попадает.  Иначе  это  не
генерал.
     Он ничего  не  ответил.   Руцкой   носил   звезду   Героя
Советского  Союза.  Героя  из  него сделал Горбачев.  В период
показушной компании в спешном порядке искали,  кого бы еще  из
высшего  руководства наградить в оправдание этой бессмысленной
афганской эпопеи. Нашли несостоявшегося "водителя самолета".
     ...Наконец  усадили  всех  в  автобус.  В  салон  подсели
"альфисты",   Барсуков,   Захаров.   Договорились   ехать    в
сопровождении бронетранспортеров.  Через  всю  Москву  повезли
"компанию" в Лефортово. Десантники открыто  сидели  на  боевых
машинах, над их головами развевался российский флаг. Народ нас
приветствовал как освободителей. Кричали вслед: "Ура! Победа!"
     Довезли всех до  Лефортовской  тюрьмы  без  происшествий.
Руководителей мятежа приняли, проводили к следователям.
     В тюрьме я оказался впервые. Нас пропускали внутрь  через
своеобразные шлюзы. Заезжаем в один шлюз, ворота  закрывают  с
двух сторон,  отсекая  и  от  вольной  жизни,  и  от  тюремной
одновременно. Проверяют документы и затем пропускают в  другой
шлюз.
     Охрана в Лефортово показалась мне надежной  -  оттуда  не
сбежишь. Камеры, кстати, тоже отличаются от тех, что в обычных
российских  тюрьмах,  -  светлые,  чистые.  Постельное   белье
определенного цвета. Сам я в камеры не заглядывал, но  коллеги
рассказывали. В тот момент я даже пожалел: сколько раз мог  по
бывать на экскурсии в этой тюрьме, да все времени не хватало.
     Осенью 96-го,  когда  Чубайс  в  экстазе  требовал  моего
ареста, "экскурсия" в Лефортово стала  почти  реальностью.  Но
совсем не за что было зацепиться.
     Эта тюрьма всегда принадлежала  КГБ,  потом  Министерству
безопасности. Но неожиданно, за два дня до амнистии зачинщиков
октябрьских беспорядков (я их называл "узниками  совести"),  в
начале  1994  года   ее   передали   в   ведение   Генеральной
прокуратуры. Сделал это Юрий Батурин - тогда он был помощником
президента по национальной безопасности. Потом  Батурин  перед
Ельциным, как рассказывал президент, на коленях ползал, умолял
не  сердиться  -  он,  видите   ли,   по   ошибке   подготовил
распоряжение о передаче тюрьмы Генпрокуратуре. На распоряжении
не было  визы  ни  одного  силового  министра,  стояла  только
фамилия помощника Батурина.
     Если бы тюрьма  принадлежала  Министерству  безопасности,
никто бы, даже несмотря  на  объявленную  Думой  амнистию,  не
выпустил бы в одночасье пленников из Лефортова.  Нельзя было с
такой  легкостью  простить  содеянное  ими.  Президент даже не
успел обсудить вопрос об амнистии с Думой, только протест туда
направил.   Октябрьские   события   были   не  чем  иным,  как
государственным преступлением.  И я до сих пор  задаю  вопрос:
почему  никто не ответил за нелепые штурмы мэрии,  телецентра,
Белого дома, за погибших там людей?
     Ельцин приказал сделать все что угодно, но  из  Лефортова
никого не выпускать. Мы с Барсуковым и  с  юристами-экспертами
собрались  в   кабинете   у   Батурина.   Попросили   приехать
Генерального прокурора России Казанника. К  этому  моменту  он
написал прошение  об  отставке  и  предупредил,  что  отправил
бумагу президенту. На самом деле  лукавил:  никому  ничего  не
отправлял.
     Мы попросили Казанника:
     - Потерпите с отставкой, давайте мирно решим вопрос.  Вас
ведь недавно назначили Генеральным прокурором, а  уже  грозите
отставкой.
     Но  Казанник  не  поддался  на  уговоры.  Тогда  я  лично
позвонил в Лефортово,  переговорил  с  ответственным  лицом  и
попросил не выполнять решение Думы хотя бы до  согласования  с
президентом.
     - Извините, но ничего не можем  сделать,  мы  подчиняемся
сейчас Генеральной прокуратуре, - таков был ответ.
     До сих пор не возьму  в  толк:  зачем  прокуратуре  тогда
понадобилась  собственная  тюрьма?  Она  ведь  не  карательный
орган. Если следовать подобной логике, то  и  у  судов  должны
быть  свои   ведомственные   тюрьмы.   Потом,   конечно,   это
распоряжение президент отменил, а тюрьму передал МВД.
     После освобождения мятежников я  сделал  вывод:  Батурину
доверять нельзя. Он заметил перемену в моем отношении и  начал
заискивать.  Старался  при  встрече,  подчеркнуть,   что   его
служебное положение гораздо ниже  моего.  Никогда  не  упускал
случая  подобострастно   улыбнуться,   лишний   раз   сказать:
"Извините, Александр Васильевич!" Видимо, таким способом давал
понять, что помнит о нелепой ситуации в  начале  94-го,  когда
фактически из-за него удалось выпустить на  свободу  без  суда
тех, кто обязан был ответить за погибших в октябре 1993 года.
     ...Около 18 часов  4  октября  93-го,  благополучно  сдав
мятежников с рук на руки, мы с Барсуковым прямо  из  Лефортова
поехали в Кремль, на доклад. Президента не застали в кабине