ании,
то ли полномочным представителем.  Странно,  конечно, что люди
при  таких высоких должностях позволяют себе вместо официантов
подливать водку гостям.
     Из Германии все вернулись  подавленными.  Дня  через  два
после возвращения мне позвонил помощник президента Рюриков,  и
говорит:
     - Александр Васильевич, мы вот собрались тут... У  нас  к
тебе доверительный разговор. Примешь? Идем.
     В мой кабинет  ввалилась  берлинская  делегация  почти  в
полном составе. Людмила Пихоя, как самая активная, выпалила:
     - Саша, ты же видишь, что случилось? Что делать  с  нашим
шефом? Мы его потеряем! Уже осталось  совсем  немножко,  чтобы
окончательно дойти до точки.
     - Ребята, а что вы предлагаете? - спросил я.
     - Саша, ты должен пойти к нему и все сказать.
     - А почему вы не можете пойти к нему и все сказать?
     - Так он же нас выставит за дверь!
     - И меня выставит.
     - Нет, тебя он не прогонит...
     Но  я  предложил  поступить  иначе.  Мою  идею   визитеры
одобрили. Почти все, кто был в Германии, должны были подписать
президенту коллективное письмо, суть которого предельна ясна -
ради престижа России, ради здоровья самого Бориса Николаевича,
ему нужно вести себя солидно, без "закидонов".
     Текст составляли несколько дней. Когда мне его  принесли,
я удивился - там ни  слова  не  говорилось  об  отвратительном
поведении Ельцина, о РОССИИ, которую  он  обязан  представлять
достойно. Группа "возмущенных" товарищей написал" хвалебнейшую
оду. Самыми критичными можно было, считать фразы типа:  "...мы
хотели бы, чтобы  вы  берегли  свое  здоровье,  вы  так  нужны
России". Или: "...надо как-то умерить нагрузки в работе".
     Ничего не    оставалось   делать,   как   подписать   это
произведение придворных  искусств.  Кстати,  подлинник  письма
Илюшин оставил у себя. Сохранил, наверное, для своих мемуаров.
     Спустя несколько дней президент  отправился  в  Сочи,  на
отдых. В самолете, в малом салоне, мы расположились  вместе  с
Илюшиным. Сидим и рассуждаем: нести президенту  письмо  сейчас
или  потом  отдать?  Носить  документы  -  прямая  обязанность
Виктора  Васильевича.  Обычно  он  в  начале  полета   отдавал
президенту папку, а перед посадкой забирал документы  обратно.
Если Ельцин прочитывал документ, то ставил чернильную галку  в
верхнем левом углу бумаги.
     Илюшин, набрав воздуха в легкие, говорит мне:
     - Саша, вот иду к нему с письмом.
     Я посоветовал:
     - Положи письмо в общие бумаги.
     Он так и сделал.
     Сидим. Ждем  реакции.  Минут  через  двадцать  загорается
кнопка вызова. Побледневший Илюшин направляется к Ельцину.
     - Это  что  вы  мне  принесли?  -  зарычал  президент.  -
Заберите эту писанину, еще вздумали меня учить.
     Илюшин вернулся  раздосадованным  и  подавленным.  Честно
говоря, я тоже не ожидал, что при откровенно подхалимском тоне
письмо вызовет у шефа столь гневную реакцию.
     - Ты знаешь, как он мне вернул письмо? - решил поделиться
неприятными подробностями Илюшин. - Он швырнул папку мне  чуть
ли не в лицо.
     - Ну что ж, будем ждать продолжения, - заключил я.
     В Адлере нас встречали, как обычно,  местные  начальники.
Мы с  Илюшиным  покинули  самолет  после  президента  и  Наины
Иосифовны.  Пока  шеф  целовался   с   краевым   и   городским
руководством,  Наина  Иосифовна  подошла  к  нам  и  принялась
энергично отчитывать. Причем начала с  более  впечатлительного
Илюшина:
     -  Вы  что  натворили?!  Вы  что  сделали?!  Вы  что  там
написали?! Расстроили Бориса Николаевича, теперь у него  будет
не отпуск, теперь у него будет вообще черте что.
     Мы оторопели. Я действительно  не  понимал  причин  столь
бурной реакции на очевидную ерунду. А  уж  Виктор  Васильевич,
всю жизнь мастерски избегавший подобных последствий, никак  не
мог взять в толк, что именно в злополучной бумаге вызвало гнев
шефа.
     Но нет худа без добра. Пока шеф дулся на меня, я спокойно
работал и отдыхал. Илюшин играл со мной в теннис и  любезничал
все  дни  напролет.  К  тому  же  я  пристрастился  ходить   в
прекрасный санаторный комплекс  "Русь"  -  там  тоже  играл  в
теннис  с  другими  отдыхающими  и   руководством   санатория.
Единственная мысль, время от  времени  отравлявшая  счастливые
дни, касалась развязки этой истории. Но, в отличие от  Виктора
Васильевича, я был уверен, что президент меня не уволит.
     Наина Иосифовна тоже выглядела счастливой.  Муж почти три
недели  провел  на  пирсе,  дышал  целебным морским воздухом и
наслаждался только ее обществом.  Она  сама  подносила  Борису
Николаевичу  напитки,  и  со  стороны  Ельцины  смотрелись как
идиллическая пожилая  пара.  Потом  приехали  внуки,  и  стало
веселее.
     Илюшину было сложнее, чем мне - каждое  утро  он  относил
документы Борису Николаевичу. Ельцин реагировал  на  появление
первого помощника сухо.
     - Положите бумаги на стол, - лаконично, не поднимая глаз,
приказывал президент.
     К концу отпуска шеф решил с нами помириться. Пригласил  в
баню Барсукова, Грачева (они тоже подписали письмо) и меня.
     - Как  вы  могли,  как вы осмелились такое написать!  Так
нахально повели себя...  - урезонивал нас президент.  - Мы  же
друзья, кому нужны эти коллективные письма?
     Ельцина, оказывается, сильнее всего возмутили не  подписи
Коржакова, Барсукова и Грачева под  письмом,  а  еще  каких-то
посторонних людей, например помощников, которых он друзьями не
считал. Борис Николаевич  даже  пообещал  уволить  обнаглевших
соратников, и они тряслись от мрачных перспектив.
     Но  в  итоге  президент  поступил  мудрее.   Он   вызывал
поодиночке каждого из подписантов и требовал раскаяния. И  все
они безропотно отказывались от письма со словами:
     - Виноват, Борис Николаевич...
     Не отказался только я. Трижды президент  уговаривал  меня
покаяться, но я твердо отвечал:
     - Считаю, что в тот момент мы были правы.
     Инцидент не испортил наших отношений. Если мы  оставались
наедине, Ельцин никаким президентом для меня не являлся.  Друг
друга мы считали "кровными" братьями - в знак верности  дважды
резали руки и смешивали нашу кровь. Ритуал предполагал  дружбу
до гробовой доски. При  посторонних  же  я  всем  своим  видом
показывал,  что  Борис  Николаевич  -  президент   при   любых
обстоятельствах.

                     АМЕРИКАНСКИЕ КОЛЛЕГИ

     Визит американского президента  Никсона  в  Москву  после
завершения   "холодной   войны"   готовили   сотрудники   9-го
управления КГБ совместно с американской "Сикрет сервис". Тогда
я впервые живьем увидел сотрудников этой неординарной  службы.
Они  поразили  меня  своей  численностью,  обилием  автомашин,
спецтехники  и  не  свойственным   охранникам   умиротворенным
выражением лиц. В ту пору я и предположить не мог,  что  через
несколько  лет  не  только  побываю  в  штаб-квартире  "Сикрет
сервис",  но  и  подружусь  с  ее  руководителями.  (Вообще-то
название службы охраны президента США не принято переводить на
иностранные языки: во всем мире ее называют "Secret service").
     Про "Secret service" много  писали  в  нашей  прессе,  но
практически вся информации была далека от  истины.  Журналисты
либо  преувеличивали  возможности  американцев,  либо  слишком
умаляли их  достоинства.  Порой  становилось  даже  обидно  за
коллег. На самом деле служба эта влиятельна  и  многочисленна.
Присутствие ее сотрудников на любом мероприятии невозможно  не
заметить. Некоторые из  них  действительно  напоминают  героев
боевиков - плечистые, наблюдательные, вездесущие. Демонстрация
силы - один из  профессиональных  приемов.  Наша  СБП  (Служба
безопасности президента России) по эффективности ни в  чем  не
уступает американской, хотя использует в  работе  иногда  иные
методы. О них нельзя рассказывать подробно,  это  своего  рода
"ноу-хау"  безопасности  главы  государства.  Ограничусь  лишь
одним, наверное, не самым ярким примером.
     После начала войны в Чечне Ельцину стали открыто угрожать
расправой чеченские боевики.  Тогда  в  президентском  кортеже
появилась еще одна машина - в ней находились офицеры  спецназа
СБП с полным боевым комплектом, включая гранатометы. Никто  на
эту машину особого внимания не обратил. Тихо, без общественной
огласки она свою роль выполнила. Сила была  продемонстрирована
только тем, кто в этой демонстрации нуждался.
     С представителями "Secret service" еще при Джордже Буше у
меня  сразу  сложились  вежливые,  деловые  отношения.   После
избрания Клинтона в службе произошли новые  назначения.  Элджи
Боурон стал ее руководителем, а Ричард Гриффин - заместителем.
С ними-то мы и подружились.
     Во время первого визита Клинтона в Россию мы с Барсуковым
пригласили Боурона и Гриффина на дружеский ужин. Накрыли  стол
по-русски:   изобильный,   с   икоркой,   осетриной,   водкой,
коньяком...   Американцы,   увидев   все   эти   художественно
украшенные  салаты  и  закуски,  нетрадиционное   для   Запада
количество крепких напитков на столе, в первое мгновение  чуть
растерялись. Не часто, видимо, принимали  Боурона  и  Гриффина
столь торжественно.
     Гости быстро освоились, и вскоре мы с Михаилом Ивановичем
лично для себя развеяли еще один миф про американцев.  Коллеги
не страдали плохим аппетитом. Им нравилось русское  сало,  они
понимали толк в икре и  мясных  деликатесах.  Более  того,  ни
Элджи, ни Дик ни разу не попытались пропустить тост  и  каждый
из них выпил граммов по семьсот. Возникло ощущение,  будто  мы
сидим за столом  с  русскими  мужиками,  только  разговариваем
через переводчика.
     Боурон и   Гриффин   -   почти   ровесники.   Гриффин   -
раскованный,  остроумный парень с голливудской внешностью.  Он
постоянно   подтрунивал   над   чуть   флегматичным,   с  виду
медлительным  Элджи.  За  трапезой  мы  подшучивали  друг  над
другом,  хвастались,  словно мальчишки,  спортивными и другими
победами.  Каждый из нас  занимался  спортом.  Без  тренировок
трудно выполнить проверочные тесты. Но для американцев занятия
спортом оказались важнее,  чем  для  нас,  -  они  чаще  сдают
экзамены по физподготовке.
     Как часто случается в жизни, прежде Дик  был  начальником
Элджи,  а  теперь  они   поменялись   ролями.   Но   служебные
перестановки не изменили приятельских отношений. Дик  гордился
карьерой Элджи - тот начинал работу в службе  простым  агентом
(то есть рядовым штатным сотрудником) и спустя годы  возглавил
ее.
     Во время ответного визита Ельцина в  Америку  коллеги  из
"Secret service" не оставили нас с Барсуковым без внимания.  И
оказали доверие, которого мы никак не ожидали. Я расхаживал по
Белому дому в Вашингтоне, словно по Кремлю, заглядывал во  все
служебные помещения. Прежде я тоже здесь бывал. Здание  старое
и, по российским меркам, тесноватое для президента. И в личных
апартаментах четы Клинтонов не особенно просторно.  Обстановка
милая, уютная, комнаты утопают  в  живых  цветах,  а  стены  и
столики изобилуют фотографиями.
     Фотоснимки в элегантных рамках  развешаны  и  расставлены
повсюду - в кабинетах,  залах  совещаний,  в  коридорах...  На
каждой карточке непременно присутствует президент США: Клинтон
на охоте, Клинтон на отдыхе, на рыбалке, на корте, на  беговой
дорожке... А прежде на фотографиях везде был Буш: на охоте, на
отдыхе,  на  корте...  Сюжеты  одни  и  те   же,   места   для
фотокарточек  -   тоже,   только   лица   главных   персонажей
поменялись. Из любопытства  я  попытался  обнаружить  в  стене
дырки от фотографий Буша, но не нашел - изображения  Клинтона,
видимо, повесили на старые гвозди. Эта  американская  традиция
меня слегка растрогала. Я даже представил  Кремль,  обвешанный
снимками Ельцина на корте, Чубайса - на охоте, Березовского  -
в бане...
     Борис Николаевич после первой официальной поездки  в  США
поставил и в кабинете, и  в  комнате  отдыха  несколько  своих
фотографий. Комнату, в которой президент обедал,  мы  называли
задней. На стене там висели старинная икона и  портрет  матери
Ельцина. Его написал славный русский художник  Илья  Глазунов.
Илья Сергеевич рассказывал мне, как трудно было ему  работать.
Он располагал только одной фотографией Клавдии Васильевны,  не
знал характера этой женщины,  никогда не слышал ее голоса,  не
видел улыбки.  Но желание и мастерство  сделали  свое  дело  -
портрет получился превосходный. Глаза, волосы, мелкие морщинки
были прорисованы с присущей Илье Сергеевичу тщательностью.
     Когда мы с Борисом Николаевичем вместе обедали  в  задней
комнате, на меня всегда со спокойным достоинством смотрела его
мать. Портрет был сделан настолько искусно, что в любом  конце
комнаты Клавдия Васильевна встречалась с посетителем взглядом.
И со своим сыном тоже. Потом мы  переехали  из  четырнадцатого
корпуса Кремля в первый. Портрет не вписался в  новый  богатый
интерьер. Картину отвезли  на  дачу.  Сделали  это  без  моего
ведома.
     Обычно мы, русские люди, все свои фотографии храним  либо
в коробках из-под обуви, либо в примитивных альбомах. У Бориса
Николаевича они были просто свалены в кучу. Во время  переезда
с одной  квартиры  на  другую  я  помогал  Ельциным  разбирать
фотокарточки.  У   них   сохранились   уникальные   снимки   -
пожелтевшие, с ветхими краями, почти сорокалетней давности. Но
узнать Бориса Николаевича на них можно -  стройный,  красивый,
властный мужчина.
     ...Осмотрев досконально Белый дом, я вместе с  Барсуковым
отправился в  штаб-квартиру  "Secret  service".  Мы  попали  в
обычное железобетонное здание без архитектурных излишеств.  На
двери не было никакой вывески, указывающей, что  именно  здесь
расположена штаб-квартира  службы  безопасности  американского
президента. Потом нам объяснили: эта железобетонная коробка не
принадлежит "Secret service"  целиком,  служба  занимает  лишь
несколько этажей.
     Интерьер помещений тоже выглядел просто - комфортный,  но
без  излишеств.  Элджи  и   Дик   встретили   нас   радостными
возгласами.  Сразу  же  вручили  белые  свитера  с  фирменными
эмблемами.  Когда  коллеги  находились  в  Москве,  мы  хотели
подарить  им  по  знаменитому  тульскому  ружью,  но  получили
категорический  отказ.  Американским   госслужащим   запрещено
принимать подарки дороже сорока долларов. Теперь наши ответные
сувениры  подходили  под  установленную  американским  законом
планку. Зато русскую икру  и  водку  они  приняли  без  лишних
вопросов о стоимости продуктов.
     В штаб-квартире службы тоже накрыли стол. Меню можно было
охарактеризовать одним емким словом - сухомятка: орехи, чипсы,
малокалорийное  печенье...  В   кабинете   у   Дика   Гриффина
совершенно открыто стояли крепкие напитки - виски, джин. Рядом
с баром - аппарат, вырабатывающий лед. Ни  в  Кремле,  ни  тем
более в ФСБ ничего подобного не  увидишь.  Если  уж  кто-то  и
предложит рюмочку коньяка в кабинете, то  непременно  извлечет
бутылку из замаскированного под шкаф бара.
     Мы опять разговаривали через переводчика, но  несколькими
фразами  по-английски  смогли  переброситься  сами.  Стеснение
исчезло.  На  эту   встречу   вместе   с   нами   пришел   шеф
президентского  протокола  Владимир  Шевченко.  Он  тоже   был
растроган искренностью взаимоотношений.  Не  чувствовалось  ни
чопорности, ни зазнайства, ни превосходства одних над другими.
С  подобными   качествами   иностранных   коллег   приходилось
встречаться. Французские адъютанты, например,  которые  только
президентскую шпагу носят  да  дверь  открывают,  до  смешного
заносчивы.
     Мишу Барсукова заинтересовал  жизненный  уровень  агентов
американской охраны. Сравнивать его  с  нашим  даже  не  имеет
смысла  -  слишком  велик  разрыв.  Американцы  же   деликатно
удивлялись,  как  нам,  российским  руководителям   спецслужб,
удается выжить на  такую  "странную"  зарплату.  Дик  и  Элджи
получали больше ста тысяч долларов в год,  а  мы,  генералы  -
около шести. Вместе с премиями.
     Сотрудник "Secret  service"  должен  иметь  минимум  одно
высшее  образование,  а  предпочтительнее   -   два   диплома.
Необходимо    также    знание    какого-нибудь    европейского
иностранного языка. При отборе в службу установлены и  жесткие
физические нормативы. Прежде всего по стрельбе. Мы с  Элджи  и
Диком в меткости не соревновались, но, думаю, "обстреляли"  бы
коллег. Еще во время визита Л. И. Брежнева в Америку произошел
показательный случай. В советской делегации был переводчик, по
совместительству сотрудник Девятого управления  КГБ.  И  вдруг
Леонид  Ильич захотел продемонстрировать американцам как умеют
стрелять в  СССР  обыкновенные  переводчики.  И  парень  этот,
слегка  смущаясь,  показал  блестящий  по американским меркам,
результат,  хотя в родном подразделении "девятки"  его  успехи
считались весьма средними.
     Принятым в службу безопасности  американского  президента
сотрудникам выдают солидный кредит. Не все из них  работают  в
Вашингтоне, командировать могут в любое место США  Но  где  бы
человек ни оказался, ему бесплатно выделяют дом. Причем  жилье
очень  качественное.  Положены  также  машина  и   деньги   на
обустройство. Если сотрудник проработает  в  этом  городе  всю
жизнь, а потом уйдет на пенсию,  дом  перейдет  в  его  личную
собственность.   Прослужив   десять-пятнадцать   лет,   агенты
получают такую пенсию в месяц, на которую в России  можно  год
безбедно существовать. Чувствуя к  себе  заботливое  отношение
государства, сотрудники службы безопасности с ответным рвением
защищают своего президента.
     Помню,  как  во  время  женевской   встречи   Рейгана   с
Горбачевым мы были поражены приветливостью американских коллег
- они никогда не смотрели на нас как на врагов. Визит Рональда
Рейгана они  организовали  масштабно:  сняли  в  Женеве  самый
лучший отель полностью,  до  единого  номера.  Привезли  около
пятисот агентов. Повсюду их  расставили,  взяли  под  контроль
подъездные  пути  к  отелю.  А  наша  делегация   разместилась
скромно, в советском представительстве при ООН. Но здание это,
несмотря на малые силы, мы охраняли достаточно надежно за счет
повышенной интенсивности в работе.
     Охрану, как правило, тоже приглашают на  банкеты,  только
накрывают отдельный стол, рядом с основным. Еда почти ничем не
отличается  от   президентского   меню,   а   напитки   вообще
одинаковые. Американцы никогда ни грамма не выпивали, находясь
на работе. Если у американского сотрудника охраны оружие, если
у  него  наушник  от  рации,  он  никогда   к   спиртному   не
притронется.  Может  спокойно  подойти  к  столу,  перекусить,
выпить стакан сока.
     Зато наши ребята так жестоко  себя  не  мучили.  Главное,
чтобы начальство ничего  не  заметило.  А  генералы  старались
пропустить рюмку так, чтобы подчиненные не видели. Плохо  было
лишь  тем,  кто  краснел  от  спиртного.  Красная   физиономия
считалась  главным  поводом  при  выяснении  отношений   между
начальством и подчиненными в 9-м управлении КГБ. У американцев
же подобных казусов не случалось - они на работе не пили.
     ...Гриффин и Боурон позвали  своих  ближайших  соратников
познакомиться с нами. Американцы разглядывали Барсукова и меня
с откровенным интересом.  Оказывается,  совсем  не  дикие,  не
"монстры", а обычные простые ребята, такие же, как  они  сами.
Про нас им рассказывали страшные вещи. Для убедительности  они
достали из шкафа несколько газетных публикаций: искаженное  от
ярости лицо Барсукова, дьявольская улыбка Коржакова.  В  жизни
все оказалось иначе.
     Особой темой  разговора  стала  персона  Хилари  Клинтон.
Тогда  мы  вспомнили  Раису  Максимовну  Горбачеву:  как   она
командовала   Плехановым,   как   заставляла  его  передвигать
неподъемные бронзовые торшеры  в  кремлевском  кабинете  мужа.
Аналогичные проблемы были и у американцев.
     Я  же  всегда  настоятельно  требовал,  чтобы  ни   Наина
Иосифовна, ни