наладить
не  может:  эфир  забит  наглухо. Журавлев описал танкисту общую
картину и пригласил к себе в банк "на рюмку чая".
   - Ну его на хрен, твой банк, приходи лучше ко мне вечерком, у
меня есть чем тебя, разведчик, угостить!
   На том расстались.
   Дружба  между  советскими  офицерами рождается, в основном, в
подобных ситуациях...
   Улицы  тем  временем  быстро  наполнялись  народом. Молодые и
старые, женщины и мужчины - все устремились к советским танкам.
   - Зачем пришли?
   - Мы вас не звали!
   - Мы свои проблемы без танков решим! Солдатам на такие мудрые
вопросы  крыть  было  явно  нечем.  Они  и не крыли. Так, иногда
только.
   - Мы вас защищать пришли.
   - Вас американцы с немцами захватить хотят. Забыли войну, что
ли?
   - Вот когда они нас начнут захватывать, тогда и приходите!
   Офицеры, особенно политработники, сразу окунулись в массы, но
без видимого успеха.
   - Мы по просьбе вашего же правительства!
   -  Назовите  тогда  хоть  одного из членов правительства, кто
просил вас вмешиваться в наши дела!
   - Товарищи!!!
   -  Мы  тебе  не  товарищи!  -  Замполиту  дали в морду. Он за
пистолет. Солдаты оттаскивают его назад из толпы.
   - Фашисты чертовы!
   - Это вы фашисты!
   -  Свою  страну  довели  до того, что жрать нечего, и хотите,
чтобы все вокруг голодными сидели!
   - Это временные трудности, дальше у нас лучше будет!
   - А без вас совсем хорошо было бы.
   -  Убирайтесь,  откуда  пришли!  Вместе  со  своим  Марксом и
Лениным!
   - Граждане, успокойтесь!
   - Пошел в...
   -  Граждане,  своим  неразумным  поведением  вы  ставите  все
завоевания социализма на грань...
   -  Твой  социализм сначала на собаках надо было испытать, как
все  нормальные  ученые  делают. Ленин твой тупица и в науках не
силен, оттого он и не провел экспериментов на собаках...
   -  Не  смейте  так  говорить про Ленина!..- О раскрасневшуюся
рожу замполита разбивается тухлое яйцо.
   - А вот если бы Павлову поручили коммунизм установить, так он
бы  живо  на  собаках  экспериментально доказал, что такая жизнь
живому организму неприемлема!
   В  самом  конце  колонны  дискуссия  приняла более оживленный
характер.   Молодые   парни   забросали   три   последних  танка
булыжником,  загнав  экипажи  внутрь,  а  затем ломами проломали
дополнительные  топливные  баки.  Еще через минуту предпоследний
танк  густо  задымил, за ним еще один. Послышалась беспорядочная
стрельба.  Толпа  отхлынула от последних танков, но лишь на пару
минут.
   Два  экипажа  брезентами  тщетно пытались сбить пламя, третий
танк  резко повернул башню, стараясь сбросить забравшихся на нее
подростков.  Два  взвода  спешенных  танкистов из центра колонны
пробивались через толпу на помощь своим товарищам.
   - Разойдись! Боекомплект в танках рваться начнет!!!
   - У, фашисты проклятые!
   Журавлев,  наблюдавший  за  всем  происходящим из окна банка,
тайно  позлорадствовал:  "Не  хрен  в  дискуссию  лезть!  Пришел
освобождать, так освобождай! А то развели политбеседы!"
   Разведывательные  танки батальона Журавлева стояли тут же. Но
народ  их вроде и не замечал. Солдаты-разведчики четко выполняли
его указания и крыли всех по матери направо и налево. Чехи то ли
понимали  такое  обращение, то ли скучно им было вести дискуссию
на  таких  тонах,  то  ли  были  уверены в том, что перематерить
русских   им   все   равно   не  удастся.  Во  всяком  случае, у
разведывательных   танков   народ   не   задерживался.   Брань и
потасовки  возникали  только  в танковой колонне и особенно там,
где  замполиты проявляли особое рвение, стараясь убедить людей в
том, чего сами толком не знали.
   -  Сталинизм  и  культ  личности вообще - случайные явления в
нашей истории!
   -  Ни  хрена  себе!  30  лет  из 50 - это только сталинизм. А
сколько  из  остальных  20  лет  вы  без культа жили? Без культа
Ленина, Хрущева и прочих?
   - А почему в Америке нет культа личности? И никогда не было?
   - В Америке империализм, товарищи, это хуже!
   - А ты откуда знаешь, что хуже? Бывал там?
   - Почему в каждой социалистической стране культ личности - от
Кубы  и  Албании  до  Кореи и Румынии? Все страны разные, у всех
коммунизм  разный,  а  культ личности везде одинаковый? Начали с
культа Ленина...
   - Не трогайте Ленина!!! Ленин - гений человечества!!!
   -  Это  он  вас  научил  в  чужую квартиру без спроса и стука
врываться?
   - Ленин - педераст!!!
   - МОЛЧАТЬ!!!
   Старичок с бородкой клинышком крутит замполиту полка пуговицу
на гимнастерке:
   - А вы, батенька, не горячитесь. Вы Ленина-то читали?
   - ЧИТАЛ.
   - А Сталина?
   -Э... Э...
   -   А   вот   вы,  батенька,  Ленина  и  Сталина  почитайте и
посчитайте,  сколько  раз у того и у другого употребляется слово
"расстрелять".  Интереснейшая  статистика получается. Знаете ли,
Сталин  в  сравнении  с  Лениным  жалкий  дилетант и недоучка, а
Владимир  Ильич  законченный отпетый садист, выродок, какие лишь
иногда раз в тысячу лет появляются!
   -  Но  Ленин  не истребил столько миллионов невинных, сколько
истребил Сталин!
   -  Ему история времени не дала. Вовремя со сцены прибрала. Но
обратите  внимание  на  то,  что  Сталин  вовсю распустился не с
первых    дней    своей   безграничной   власти,   а   лишь   на
десятом-пятнадцатом  году.  Но  ленинский  старт в этом деле был
куда  более  стремительным. Если бы он подольше пожил, он такого
бы  натворил,  что  тридцать  сталинских миллионов показались бы
детской  забавой.  Сталин  никогда,  я  повторяю  -  никогда  не
подписывал  собственноручно  приказов  об  истреблении детей без
суда  над  ними.  А  Ленин  на первом году своей власти уже этим
увлекался. Не так ли?
   - Но детей и при Сталине тысячами стреляли.
   -  Это конечно, товарищ подполковник, все так, но попытайтесь
назвать  мне конкретного ребенка, которого Сталин лично приказал
бы расстрелять без суда! То-то.
   -  Молчите!  Я  повторяю  вам,  что  Ленин  кровожаднейший из
выродков,   которых   носила   когда-либо   земля.  Сталин  свои
преступления  хоть  скрывать  старался,  а  Ленин  - нет. Сталин
никогда не отдавал публичных распоряжений стрелять заложников. А
Ленин  и  детей  стрелял,  и  заложников  и  ничуть  при этом не
стеснялся.  Ленина,  товарищ  подполковник,  внимательно  читать
надо!
   -  Но  вы  все  сейчас  выступаете  не только против Ленина и
Сталина, вы и против Маркса!
   -  А в чем разница? Маркс или Жорж Марше? Правильно, ни тот и
ни  другой  не призывали истреблять миллионы невинных. Но ведь и
Ленин,  а  тем  более  Сталин  в своих дореволюционных работах к
этому не призывали. Слово "расстрел" в работах Ленина появляется
только  после  Октябрьской революции, а у Сталина вообще никогда
не появляется. Только вы уж, батенька, согласитесь, что, в какой
бы  форме  коммунизм  ни  появился  с человеческим лицом или без
оного,  он  всегда порождает культ личности. Всегда! Это правило
без   исключений.  Конечно,  если  он  возникает  во  Франции, к
примеру,  или  в  Италии,  сразу  не начнут стрелять миллионами,
обстановка  не  та. Но если, как учил Маркс, коммунизм победит в
большинстве  развитых  стран,  то беды не миновать, и стесняться
будет  некого. Культ возникнет обязательно, найдется всегда Мао,
или  Фидель,  или  Сталин,  или Ленин. А культ придется защищать
силой,  террором.  Большим террором. И чем свободнее была раньше
страна,  тем  большим  должен быть террор. Идеи ваши красивы, но
только  в  теории,  на  деле  людям  их  можно навязать только с
помощью   танков   и   таких  вот  дубарей  вроде  вас,  товарищ
подполковник!
   - А ты... А ты... Антисоветчик! Вот ты кто!
   -  А  ты... А ты марксист-ленинец, в переводе на человеческий
язык это значит убийца детей!
   Гнилой  помидор  мелькнул  в  воздухе и, разбившись о козырек
фуражки, залепил все лицо подполковнику.
   Толпа  вновь  напирала.  Где-то на соседней улице послышалась
стрельба.  Удушливый запах горелой резины легкий ветерок доносит
со стороны реки.
   Служба  в банке, если не считать огромной ответственности, на
первый  взгляд,  могла  показаться  неплохой.  Тут тебе и туалет
(каково тем, кто на улицах?), и вода, и дом большой с решетками.
Ни  булыжники,  ни  тухлые яйца не беспокоят. Но самое главное -
можно  выспаться  после  стольких  бессонных месяцев. Журавлев с
первого  дня  в  армии  понял,  что  сон  никогда  и  никому  не
компенсируется:  урвал  часок-другой  - твое, а не урвал - никто
тебе  его не даст. Кроме того, ночь, первая ночь в Праге обещала
быть  беспокойной.  Проверив  еще раз караулы и выглянув из окна
верхнего  этажа  на бушующий город, он залег на диван в кабинете
директора. Уснуть ему, однако, не дали.
   Минут  через  десять  прибежал  его  личный  водитель младший
сержант  Малехин  и  доложил,  что вооруженные чехи желают с ним
поговорить.  Журавлев  схватил  автомат  и осторожно выглянул на
улицу.  У  подъезда  между  двух  разведывательных  танков стоял
автомобиль-фургон   с   решетками   на  окнах,  а  двое  чехов с
пистолетами в кобурах переругивались с разведчиками.
   - Да это ж инкассаторы.
   Журавлеву  невыносимо  хотелось зевнуть, а двое с пистолетами
ему  что-то  пытались  доказать. Появился третий и раскрыл перед
комбатом  портфель,  набитый деньгами, потом показал, что машина
набита этими портфелями.
   -  Не работает,- объяснил комбат.- И не будет работать. Ваших
шуриков я арестовал, а потом отпустил. Приказ такой был. Не могу
я ваши деньги принять.
   Трое с пистолетами долго совещались между собой, потом быстро
выбросили гору портфелей прямо на ступеньки лестницы банка. Один
из  них  прокричал  что-то,  наверное,  очень  обидное, и машина
скрылась  за поворотом, резким неприятным сигналом расчищая себе
дорогу в толпе.
   Журавлев  выматерился  так,  как  не матерился с самого утра.
Затем он приказал разведчикам занести все портфели внутрь.
   Минут  через  пятнадцать история с портфелями повторилась. На
этот раз комбат понял, что спорить бесполезно, и молча указал на
дверь  банка.  Инкассаторы побросали свой драгоценный груз прямо
на  пол  и молча удалились. Журавлев записал только номер машины
и количество портфелей.
   А  потом  последовал  шквал  черных  машин  с решетками. Гора
чемоданов, портфелей, кожаных мешков с деньгами угрожающе росла.
Расписок  в  получении  инкассаторы, в основном, не требовали, а
когда  требовали,  то  майор  Журавлев  решительно  посылал их к
чертовой бабушке вместе с их портфелями. И они, подумав немного,
бросали их в общую кучу.
   Откуда  бралось так много денег, понять было трудно. В первый
день  освобождения страна была полностью парализована. Возможно,
в  банк  стекались  деньги  со  всей страны, вырученные вчера, а
может быть, и раньше.
   Далеко  за  полночь,  когда  подошла последняя машина, гора в
центральном  зале  напоминала  египетскую  пирамиду  из учебника
истории.
   Чувствуя  весь риск сложившейся ситуации, Журавлев выгнал еще
вечером  всех  своих  разведчиков из здания банка. Караулы несли
службу снаружи, а он один находился внутри. Так было спокойнее.
   Спать не пришлось.
   Всю  ночь  Журавлев  бродил по хранилищам с громадной связкой
ключей,  отпирая  по  очереди  бронированные  двери  и  стальные
решетки  и  вновь  запирая  их и опечатывая своими печатями. Вся
сигнализация  по  его  категорическому требованию была отключена
ночными сторожами перед тем, как он их отпустил.
   Удивительное дело походить самому по подвалам большого банка!
Чего  только  тут  Журавлев  не  встретил:  и золото в слитках с
гербами Советского Союза, и с чешским львом, и золотые пластинки
с   длинными  номерами  и  надписями  "999,9",  и  тысячи  самых
разнообразных монет. Но самым интересным были все же иностранные
бумажные деньги.
   К   деньгам   он   относился  совершенно  равнодушно,  но  их
замысловатые рисунки и многообразная неповторимая цветовая гамма
влекли  его.  Он  часами  рассматривал  бумажки  с  изображением
королей  и  президентов,  женщин  и цветов, и какая-то неведомая
цивилизация вставала перед его взором.
   За  свои  32  года  он  повидал  немало: был и в Сибири, и на
Дальнем Востоке, на целине, в Казахстане и в Заполярье, учился в
академии  в Москве. Участвовал в парадах на Красной площади и во
многих крупнейших учениях. В двадцать лет еще сержантом он попал
в  Венгрию, прямо в Будапешт, в самое пекло боев за освобождение
братского  народа.  После служил по всему Союзу. Неплохо служил.
Попал в Германию и вот, наконец, Чехословакия. Видел он на своем
веку  больше,  чем подавляющее большинство из 245 миллионов. Где
вы   видели  человека,  чтоб  в  двух  заграницах  побывал?  А у
Журавлева вот уж три страны!
   Он  вновь рассматривал узоры на хрустящих бумажках, и смутное
беспокойство охватило его. Бумажки эти были свидетелями какой-то
незнакомой,  необычной жизни. Каждая из них прошла долгий путь и
прожила  долгую  жизнь,  прежде, чем попасть в подвалы пражского
банка   в   руки   советского   офицера-освободителя  Александра
Журавлева.  Совсем  скоро  все  они  вновь  разлетятся по свету,
вернутся  в  свой таинственный мир, а майор Журавлев будет также
стоять   на   страже   всех   честных  людей  на  земле.  Станет
подполковником,  а потом, может быть, и полковником, а потом его
уволят  из армии, и он будет рассказывать пионерам запомнившиеся
случаи  из  своей  яркой  и  необычной  биографии. Пионеры будут
вздыхать и качать головами: побывал в трех зарубежных странах.
   Далекий    мерный    тяжелый    стук    разбудил   Журавлева.
Спохватившись,  он  протер  глаза  кулаком  и  побежал открывать
тяжелую  дверь.  Приехал начальник разведки дивизии подполковник
Ворончук.  Небо уже серело на востоке. Приятная прохлада пахнула
в лицо.
   - Заходи, заходи.
   Совсем  еще  недавно  Ворончук  был  командиром разведбата, а
Журавлев  его  первым  замом.  Перед  самой  операцией  в период
перетрясок, перестановок и перемещений оба они поднялись на одну
ступеньку  вверх  по  служебной лестнице. Повышение, впрочем, не
нарушило их давних приятельских отношений.
   - Ну что, банкир, батальон еще не разбежался?
   -  Те,  что  со  мной, нет, а вот там, где замполит, хрен его
знает.
   - Нет больше там замполита. В госпиталь увезли. Башку ему еще
утром кирпичом проломили.
   - Агитировал?
   -  Агитировал  сам  и  всех  солдат  с офицерами подстегивал,
оттого на мостах помяли немного наших.
   - А кто утром там стрелял? Я тут без связи, ни хрена про свои
роты не знаю.
   - Стреляли вначале чехи. А потом два разведбата друг в друга.
В 35-й дивизии краски белой не было, вот твои соколики и врезали
по  их  разведбату.  Хорошо, что танки были не в голове колонны.
Подстрелили твои двоих из 35-й дивизии. Одного слегка, а другого
крепко.
   - Горлышко промочишь? За компанию?
   -  Нет,  Саша,  спасибо.  Мне  к комдиву с докладом через час
надо.
   - Когда меня менять будут?
   -  А  хуль  его  знает.  Танковый полк заблудился, до сих пор
связи  с  ним  нет. Два мотострелковых полка затерты на дорогах.
Артиллерия  и  тылы  отстали. Только один мотострелковый полк из
нашей  дивизии  правильно вошел в город. Но забот у него, ты сам
знаешь,  сколько.  А  вообще-то  в  Прагу  по ошибке вошло много
частей,  которым  тут делать нечего. По ошибке вошли и не знают,
что  им  делать.  И  выйти тоже пока не могут. Связь потеряна. В
общем - чистой воды бардак.
   - Ну давай, выпьем. У меня таблетки от запаха есть.
   - Хрен с тобой, разливай.
   -  Восемь  месяцев штабы и командиров готовили, четыре месяца
самой тщательной подготовки всех войск и вот на тебе!
   -  Если  бы  чехи  стрелять  по-настоящему начали, то было бы
хуже, чем в Венгрии.
   -  Наши  знали, что чехи стрелять не будут. Это не венгры. Ты
обратил внимание, что там, где танки просто стоят, они принимают
это  как  должное,  относятся  с  уважением. А где мы пропаганду
начинаем разводить да словоблудие, там, глядишь, и беспорядки.
   -  Как  не  заметить,  я  это  правило  наперед знаю. Я своим
соколам  велел на носу зарубить, чтоб никаких тары-бары. На хуль
- и все.
   -  Ты,  Саша, с этим поосторожнее будь. Разнюхают замполиты -
не оберешься, не отбрешешься.
   -  Да  я знаю. Пользуюсь этим, пока замполит на шее не сидит.
Когда батальон надвое делился, я его на мосты услал.
   -  Все  равно осторожнее будь, у них не только языки длинные,
но и уши. С утра одну-другую беседу с чехами проведи, для отвода
глаз. Чтоб среди солдат лишних разговоров не было.
   - Ладно, сделаю.
   -  Танкисты-то  из  35-й на тебя смотрят. Накапают. Да и твои
внутренние стукачи тоже ведь не дремлют.
   - На кого ты думаешь?
   -   Фомин  из  второй  глубинной  разведгруппы  и  Жебрак  из
танкистов.
   -  На  них  я  тоже  думал.  Фомин,  по-моему,  с особнячками
нюхается, а Жебрак - замполитовская подстилка.
   - Гареев из радиоразведки.
   - И этого я уже раскусил.
   -   Куракин  и  Ахмадулин  из  роты  БРДМ.  Куракин  точно, и
Ахмадулин просто очень похож.
   - На них я тоже думал. Только уверенности не было.
   - Ну и твой личный водитель, конечно же.
   - Иди ты!
   - Типичнейший!
   - Что-нибудь конкретное?
   - Да нет, нутром просто чую. У меня глаз набит. Я еще никогда
в  них  не ошибался. Будь, Саша, осторожен, разведбаты стукачами
выше  всяких  норм  переполнены. Оно и естественно. По-другому и
быть не может.
   - Еще по одной?
   - Ну давай, только это уж последняя.
   - Будь здоров, Коля. Потянули.
   Поток  денежных  портфелей на следующий день заметно ослаб, а
еще  через  день прекратился вообще. Но гнетущее чувство тяжелой
ответственности  не  проходило.  Журавлев знал, как порой тяжело
отчитаться  за  какой-либо  рубль,  а тут такая гора денег и все
подвалы  завалены  золотом,  валютой,  какими-то  бумагами. Если
приедет  приемная  комиссия,  и  придется все это оприходовать и
сдавать, так года же не хватит! А если пропало что? А как за все
эти портфели рассчитаться? Хрен его знает, сколько там миллионов
внутри?  Многие  даже  не  опечатаны. Предстоящая передача всего
этого  не  давала  спать  по  ночам.  Журавлев лишился аппетита,
побледнел,  похудел  и  осунулся. Город бурлил. Все его товарищи
под   градом   камней  и  оскорблений  тушили  танки,  разгоняли
недовольных,  выискивали подпольные  радиостанции, агитировали и
проповедовали,  отбиваясь  от  наседавших  оппонентов.  Все, кто
знал,  где  находится  Журавлев,  завидовали  ему  самой  черной
завистью.  Кличка "Банкир" прочно закрепилась за ним. А он худел
и бледнел и завидовал тем, кто был на улицах.
   Три  раза  в  день водитель приносил Журавлеву еду: небывалые
американские  консервы,  душистый хлеб, великолепное французское
масло.
   - Поели бы, товарищ майор.
   - Ладно, иди.
   -  Товарищ  майор,  вы  только  скажите,  чего  желаете,  я у
тыловиков все что угодно для вас достану. А то ведь некому о вас
позаботиться.   У   тыловиков   сейчас   столько  жратвы  всякой
заграничной, что диву даешься. Никогда мы такого не видали.
   - Ладно, ладно, иди.
   - Товарищ майор, можно один вопросик?
   - Давай.
   -  Товарищ  майор,  разрешите  на  танке  за  пару  кварталов
съездить?
   - Зачем?
   -  Там  аптека.  А  без танка патрули наши прихватят или чехи
голову проломят.
   - Зачем в аптеку-то тебе? Триппер, что ли, прихватил?
   - Никак нет, товарищ майор, я за презервативами. И себе и вам
наберу.
   - Мне не нужны, а тебе зачем?
   Водитель лукаво улыбнулся, показывая глазами на портфели.
   -  У  меня  правый  бензобак пустой, деньги никем не считаны,
упакуем миллион-другой в презервативы да и побросаем в бензобак.
Никто  не  додумается!  Знаете, сколько денег в один презерватив
воткнуть можно? Он же растягивается...
   -  Сволочь!  - Журавлев выхватил пистолет.- Бросай автомат на
пол! Мордой к стене! Конвой ко мне!
   - Я ж пошутил, товарищ...
   -  Молчи,  сука!  Тамбовский