Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
С.Л.Франк.
Крушение кумиров
- Дети! Храните себя от идолов.
1 Посл. Иоанна, 5, 21.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Об истории написания книги
0. Предисловие
I. Кумир революции
II. Кумир политики III. Кумир культуры
IV. Кумир "идеи" и "нравственного идеализма"
V. Духовная пустота и встреча с живым Богом
ПРЕДИСЛОВИЕ
Поводом к составлению этой книжки послужила речь, произнесенная на
съезде русских студентов в Германии, созванном в Сарове под Берлином в мае
1923 г. Американским Союзом Христианской молодежи (American Y. М. С. А.).
Эта речь, в значительной мере импровизованная, встретила отклик среди
студенчества, присутствовавшего на съезде. При письменной переработке ее мне
казалось необходимым значительно расширить и дополнить ее, сохранив, однако,
основное ее идейное содержание.
Семен Франк.
Портрет работы Л.В.Зака.
Берлин, 1936
Как и указанная устная речь, эти строки не содержат никакой теории или
философской системы; и вместе с тем они не претендуют быть моральным
поучением или религиозной проповедью. Вернее всего в них видеть исповедь, но
не личную исповедь автора -- автор не обладает ни достаточным смирением, ни
достаточным самомнением, чтобы публично исповедоваться, -- а исповедь как бы
типического жизненного и духовного пути современной русской души вообще.
Мне кажется, что в духовном пути мыслящего русского человека,
сознательно пережившего последнюю четверть века нашей, столь трагической,
общественной и духовной истории и действительно чему-то из нее научившегося,
содержится нечто объективно ценное и в особенности нужное ныне подрастающему
поколению русской молодежи. Более того, мне думается, что, несмотря на столь
большое различие и в количестве, и, главным образом, в содержании жизненного
опыта этих двух поколений, между ними не только нет обычного непонимания и
взаимной чуждости, а есть или по крайней мере возможна какая-то глубокая
внутренняя солидарность миросозерцания и жизненного пути. Ибо духовные
облики обоих поколений сформировались под влиянием одного в высшей степени
значительного процесса, который начался задолго до революции и в ее
трагическом опыте нашел лишь свое завершение. Этот процесс есть процесс
нарождения живой религиозной веры через крушение или гибель всех кумиров,
которыми была соблазнена душа русского интеллигента XIX века и поклонением
которым еще в значительной мере доселе живет западноевропейское
человечество. И я старался дать в меру моих сил объективное -- но вместе с
тем, в силу характера темы, и неизбежно субъективное -- описание этого
процесса. Может быть, этот обзор кому-нибудь принесет пользу.
Исключительно трагический характер современной эпохи, неслыханное
обилие в ней зла и слепоты, расшатанности всех обычных норм и жизненных
устоев предъявляют к человеческой душе такие непомерно тяжкие требования, с
которыми она часто не в силах справиться. Душа подвергается сильнейшему
соблазну либо отречься от всякой святыни и предаться пустоте и призрачной
свободе цинического неверия, либо с угрюмым упорством вцепиться в обломки
гибнущего старого здания жизни и с холодной ненавистью отвернуться от всего
мира и замкнуться в себе. Все старые -- или, вернее, недавние прежние --
устои и формы бытия гибнут, жизнь беспощадно отметает их, изобличая если не
их ложность, то их относительность; и отныне нельзя уже построить своей
жизни на отношении к ним. Кто ориентируется только на них, рискует, если он
хочет продолжать верить в них, потерять разумное и живое отношение к жизни,
духовно сузиться и окостенеть, -- а если он ограничивается их отрицанием --
духовно развратиться и быть унесенным мутным потоком всеобщей подлости и
бесчестности. Время таково, что умные и живые люди склонны подлеть и
отрекаться от всякого духовного содержания, а честные и духовно глубокие
натуры склонны глупеть и терять живое отношение к действительности. Но в той
и другой склонности обнаруживается извращенное действие одного великого и по
существу плодот. верного и оздоровляющего духовного процесса. И в циническом
неверии, и в исступленном, сознательном идолопоклонстве и староверчестве
проявляется утрата прежнего душевного спокойствия, невозможность прежней,
благодушно-наивной, ничем не искушенной веры и потребность в истинной вере,
несознанная устремлен. ность воли к чему-то, что не было бы призрачно, а
было бы подлинной, прочной реальной основой бытия. Тайный смысл этих опасных
и гибельных блужданий, а также и исход из них я вижу в религиозном кризисе,
в котором гибнут все кумиры половинчатого и поверхностного старого
гуманитаризма и в глубинах духа назревает способность вновь воспринять
откровение вечной и истинной жизни.
Германия. Ostseebad Zingst.
2 августа 1923 г.
С. Франк
ОБ ИСТОРИИ НАПИСАНИЯ КНИГИ
Осенью 1922 года вместе с другими выдающимися деятелями русской
интеллигенции (Н. А. Бердяевым, Б. П. Вышеславцевым, И. А. Ильиным, Н. А.
Лосским, историками Л. П. Карсавиным и А. А. Кизеветтером, о. Сергием
Булгаковым и др.) С.Л.Франк был выслан из Советской России за
"контрреволюционную деятельность".
В эмиграции ими была основана Религиозно-философская академия, по типу
Академии духовной культуры, созданной Н. А. Бердяевым в Москве в 1921 году.
В качестве духовных руководителей эта группа русских философов приняла
участие в возникшем в это же время Русском Студенческом Христианском
Движении (РСХД).
Книга "КРУШЕНИЕ КУМИРОВ" является значительно расширенным текстом речи,
произнесенной С. Л. Франком в мае 1923 года на одном из первых съездов
русской студенческой молодежи в Германии.
Франк позднее вспоминал, что в эти годы он "всецело ушел в сферу
духовной жизни и духовных интересов - в дело внутренней проверки и
углубления духовных основ собственного миросозерцания и в общественное дело
духовного влияния на молодежь..." Отчасти, говорит он, это было связано с
"чисто теоретическим воззрением, что есть отныне единственно плодотворный и
возможный путь к возрождению России, и особенно - единственное положительное
дело, которое мыслимо в эмиграции, тогда как всяческая политическая
деятельность... обречена оставаться призрачной и беспложной. Но главным
образом это был шок, испытанный от русской катастрофы. У меня эта реакция
была религиозной и испытывалась как некий переворот, требующий духовного
напряжения в переоценке всего жизнепонимания."
В 1926 году С. Л. Франк опубликовал свою новую книгу "СМЫСЛ ЖИЗНИ",
явившуюся по его словам "естественным продолжением" книги "КРУШЕНИЕ
КУМИРОВ".
I. КУМИР РЕВОЛЮЦИИ
Нынешнее молодое поколение, созревшее в последние годы, после рокового
1917 года, и даже поколение, подраставшее и духовно слагавшееся после 1905
года, вероятно, лишь с трудом может себе представить и еще с большим трудом
внутренне понять мировоззрение и веру людей душа которых формировалась в т.
наз. "эпоху самодержавия", т. е. до 1905 года. Между тем вдуматься в это
духовное прошлое, в точности воскресить его -- необходимо; ибо та глубокая
болезнь, которою страдает в настоящее время русская душа -- и притом во всех
ее многообразных проявлениях, начиная от русских коммунистов и кончая самыми
ожесточенными их противниками, -- и лишь внешним выражением которой является
национально-общественная катастрофа России, -- эта болезнь есть последствие
или -- скажем лучше -- послед-ний этап развития этого духовного прошлого.
Ведь доселе вожди и руководители всех партий, направлений и умственных
течений -- в преобладающем большинстве случаев люди, вера и идеалы которых
сложились в "дореволюционную эпоху".
В ту эпоху преобладающее большинство русских людей из состава т. наз.
"интеллигенции" жило одной верой, имело один "смысл жизни"; эту веру лучше
всего определить как веру в революцию. Русский народ -- так чувствовали мы
-- страдает и гибнет под гнетом устарев-шей, выродившейся, злой,
эгоистичной, произвольной власти. Министры, губернаторы, полиция -- в
конечном итоге система самодержавной власти во главе с царем -- повинны во
всех бедствиях русской жизни: в народной нищете, в народном невежестве, в
отсталости русской культуры, во всех совершаемых преступлениях. Коротко
говоря, существовавшая политическая форма казалась нам единственным
источником всего зла. Достаточно уничтожить эту форму и устранить от власти
людей, ее воплощавших и пропитанных ее духом, чтобы зло исчезло и заменилось
добром и наступил золотой век всеобщего счастья и братства. Добро и зло было
тождественно с левым и правым, с освободительно-революционным и
консервативно-реакционным политическим направлением. (Отметим сейчас же:
теперь этот болезненный политицизм, этот своеобразный недуг сужения
духовного горизонта также очень широко распространен, только с обратным
знаком: для очень многих теперь добро тождественно с правым, а зло -- с
левым **).
Впервые эта тема появляется в статье С. Л. Франка "Философские
предпосылки деспотизма".
Но не только добро или нравственный идеал совпадал с идеалом
политической свободы; наука, искусство, религия, частная жизнь -- все
подчинялось ему же. Лучшими поэтами были поэты, воспевавшие страдания народа
и призывавшие к обновлению жизни, под которым подразумевалась, конечно,
революция. Не только нигилисты 60-х годов, но и люди 90-х годов ощущали
поэзию Некрасова гораздо лучше, чем поэзию Пушкина, которому не могли
простить ни его камер-юнкерства, ни веры в самодовлеющую ценность искусства;
мечтательно наслаждались бездарным нытьем Надсона, потому что там
встречались слова о "страдающем брате" и грядущей гибели "Ваала". Сомнения в
величии, умственной силе и духовной правде идей Белинского, Добролюбова,
Чернышевского представлялись хулой на духа святого; в 90-х годах
литературный критик Волынский, который осмелился критически отнестись к этим
неприкосновенным святыням, был подвергнут жесточайшему литературному
бичеванию и бойкотом общественного мнения изгнан из литературы. Научные
теории оценивались не по их внутреннему научному значению, а по тому,
клонятся ли они к оправданию образа мыслей, связанного с революцией, или,
напротив, с "реакцией" и консерватизмом. Сомневаться в правильности
дарвинизма, или материализма, или социализма значило изменять народу и
совершать предательство. Не только религия, но и всякая не
материалистическая и не позитивистическая философия были заранее
подозрительны и даже заранее были признаны ложными, потому что в них
ощущалось сродство с духом "старого режима", их стиль не согласовывался с
принятым стилем прогрессивно-революционного мировоззрения. Впрочем,
исключения допускались или по крайней мере терпелись: для этого только нужно
было, чтобы автор еретической идеи либо доказывал, что эта идея согласима с
революционной верой и даже необходима для нее, либо чтобы он вообще был
настроен политически-благонамеренно (т. е. держался "левого" образа мыслей)
и -- еще лучше -- чтобы он пострадал от правительства. Так, Владимира
Соловьева терпели и даже немного уважали за его речь о помиловании
террористов, за статьи о национализме и за сотрудничество в "Вестнике
Европы". За это ему прощали, как странное личное чудачество, наивную и
зловредную веру в Бога и церковь. Когда в первые годы 20-го века начал
нарождаться философский идеализм, -- что было хотя лишь робким началом, но
все же первым существенным шагом в преодолении господствующего
мировоззрения, первым симптомом того духовного кризиса, который во всей
глубине своей сказывается лишь теперь, -- то он отчасти ради самозащиты,
отчасти по искреннему убеждению драпировался также в политическую мантию:
наиболее убедительным аргументом в его пользу считалось, что "философский
идеализм" необходим, как основа моральной самоотверженности в политической
борьбе. И лучшим оправданием веры в Бога, когда впервые раздалась в кругах
интеллигенции эта неслыханная дотоле проповедь, служило рассуждение, что эта
вера не только не реакционна, но, напротив, одна лишь обеспечивает
политический прогресс и освобождение народа.
Положительная политическая программа не у всех была одинаковой:
существовали и либералы, и радикалы-демократы, и социалисты-народники,
отрицавшие развитие капитализма и требовавшие сохранения общины, и
социалисты-марксисты, призывавшие к развитию капитализма и отрицавшие
полезность крестьянской общины. Но не в этих деталях программы было дело, и
внутреннее, духовное различие между представителями разных партий и
направлений было очень незначительным, ничуть не соответствуя ярости
теоретических споров, разгоравшихся между ними. Положительные идеалы и
разработанные программы реформ, вообще взгляды на будущее были делом
второстепенным; ибо в глубине души никто не представлял себя в роли
ответственного, руководящего событиями политического деятеля. Главное,
основная точка устремления лежала не в будущем и его творчестве, а в
отрицании прошлого и настоящего.
Вот почему веру этой эпохи нельзя определять ни как веру в политическую
свободу, ни даже как веру в социализм, а по внутреннему ее содержанию можно
определить только как веру в революцию, в низвержение существующего строя. И
различие между партиями выражало отнюдь не качественное различие в
мировоззрении, а главным образом различие в интенсивности ненависти к
существующему и отталкивания от него, -- количественное различие в степени
революционного радикализма. Земцы-либералы, связанные с местною жизнью и по
опыту знакомые с ней, упрекали радикальных революционеров в незнании русской
жизни, в поспешности их требований, которые казались им не столько вредными,
сколь лишь неосуществимыми. Революционеры упрекали либералов в личной
трусости, которая усматривалась во всяком уклонении от
подпольно-революционной деятельности или в дряблости
нравственно-политического темперамента, в нерешительности и половинчатости в
борьбе с существующим строем. Либералы и "умеренные" в глубине души сами
чувствовали себя грешниками, слабыми людьми, неспособными на героизм
революционеров; их совесть была неспокойна. Критиковать социализм или
радикальный демократизм по существу никому не приходило и в голову; или, в
лучшем случае, это можно было делать в узком кругу, в интимной обстановке,
но отнюдь не гласно: ибо гласная, открытая критика крайних направлений,
борьба налево были недопустимым предательством союзников по общему делу
революции. Не только критика социализма и радикализма была неслыханной
ересью (еще в 1909 году участники сборника "Вехи", впервые решительно
порвавшие с этой традицией, встретили негодующее порицание даже умеренных
кругов русского общества, и П. Н. Милюков, выражавший ходячее общественное
мнение либералов формулой "у нас нет врагов слева", счел своей обязанностью
совершить лекционное турне, посвященное опровержению идей "Вех"), -- но даже
открытое исповедание политической умеренности требовало такого гражданского
мужества, которое мало у кого находилось. Ибо не только "консерватор",
"правый" было бранным словом; таким же бранным словом было и "умеренный".
Сейчас же приходили в голову осмеянные Щедриным типы, символы "умеренности и
аккуратности"; "умеренный" -- это был обыватель, робкий, лишенный героизма,
из трусости или нерешительности желавший примирить непримиримое, существо,
которое "ни горячо ни холодно", которое идет на недопустимые компромиссы.
Как указано, сами "умеренные" не имели в этом отношении чистой совести,
чувствовали себя не вполне свободными от этих пороков; в огромном
большинстве случаев они смотрели на революционеров, как церковно-настроенные
миряне смотрят на святых и подвижников -- именно, как на недосягаемые
образцы совершенства. Ибо чем левее, тем лучше, выше, святее. Ироническая
формула "левее здравого смысла" раздалась впервые после 1905 года и
принадлежит уже совсем иной эпохе, есть уже симптом крушения всего
мировоззрения.
Если попытаться как-нибудь все же определить положительное содержание
этой столь пламенной и могущественной веры, то для нее нельзя отыскать иного
слова, кроме "народничество". "Народниками" были все -- и умеренные
либералы, и социалисты-народники, и марксисты, теоретически боровшиеся с
народничеством (понимая последнее здесь в узком смысле определенной
социально-политической программы). Все хотели служить не Богу, и даже не
родине, а "благу народа", его материальному благосостоянию и культурному
развитию. И главное -- все верили, что "народ", низший, трудящийся класс, по
природе своей есть образец совершенства, невинная жертва эксплуатации и
угнетения. Народ -- это Антон Горемыка, существо, которое ненормальные
условия жизни насильственно держат в нищете и бессилии и обрекают на
пьянство и преступления. "Все люди выходят добрыми из рук Творца", зло есть
лишь производное последствие ненормального общественного строя -- эта
формула Руссо бессознательно -- ибо сознательно мало кто отдавал себе в том
отчет -- лежала в основе отношения к народу. Интеллигент чувствовал себя
виноватым перед народом уже тем, что он сам не принадлежал к "народу" и жил
в несколько лучших материальных условиях. Искупить свою вину можно было
только одним -- самоотверженным служением "народу". А так как источник
бедствий народа усматривался всецело в дурном общественном строе, в злой и
порочной власти, то служить "народу", перейти на его сторону значило уйти от
"ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови", в стан "погибающих
за великое дело любви", объявить власти и всем врагам народа беспощадную
войну: другими словами, это значило стать революционером. Народничество и
было мировоззрением, в силу которого весь душевный пыл, вся сила героизма и
самоотвержения сосредоточивалась на разрушении -- на разрушении тех
политических или социальных условий жизни, в которых видели единственный
источник всего зла, единственную преграду, мешавшую самопроизвольному росту
добра и счастия в русской жизни. Любовь к народу, сочувствие к его
страданиям были исходной точкой этого умонастроения; но эта исходная точка
нравственного пути в практике душевного опыта заслонялась и оттеснялась на
задний план эмоциями, необходимыми для осуществления нравственной цели, --
эмоциями ненависти к "врагам народа" и революционно-разрушительной ярости.
Мягкий по природе и любвеобильный интеллигент-народник становился тупым,
узким, злобствующим фанатиком-революционером, или, во всяком случае,
нравственный тип угрюмого и злого человеконенавистника начинал доминировать
и воспитывать всех остальных по своему образцу.
Все это звучит почти как карикатура, но есть лишь точное описание того,
что составляло еще 20 лет тому назад, а отчасти и гораздо позднее, весь
смысл жизни русского интеллигента. Мы описываем все это не для того, чтобы
насмеяться над нашим недавним духовным прошлым, которое на на
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -