енавидит Дрого почти так же сильно, как Айона. И за то, что Дрого, а не он, Каймо, свалил этого проклятого тестя. И за то, что не добил. И за кровную дружбу. И конечно же за эти слова: "Жаль, Туйя, не того ты выбрала! Был бы Дрого твоим мужем, я бы только порадовался: с таким и изгнание не страшно". Они врезались в память навечно; Каймо вновь и вновь повторял их про себя, стискивая кулаки, скрипя зубами от бессильной злобы. Давно, еще до Посвящения, еще будучи Туули-подростком, он прекрасно понимал: Нагу тоже неравнодушен к его Туйе, хотя и скрывает. Тогда это радовало. Потом - тоже, даже во время свадьбы. Но сейчас...
     Дрого! Все сходит с рук этому сынку вождя, все! Даже то, что на страже заснул! Как же! Колдун заступился, да еще чуть ли не героем провозгласил: "Даже теперь ты можешь гордиться своим Дрого!" А почему? Да потому, что - сынок, ясное дело! Всем хорошо, все рады: и Колдун, и папаша, и этот... Сердце замирало, когда этот пловец в воде барахтался со своей мамашей! Так нет же, вытащили!

     И с женой - чем дальше, тем хуже. Раньше, бывало, Каймо гордился своей подругой, радостно бежал на свидания, знал: у него - лучшая девчонка и будет лучшая жена, всем на зависть! А уж когда Туйя доказала на деле свою любовь, свою преданность, - что тут говорить! Нет и не может быть никого лучше, чем его молодая жена! Но теперь он уже и сам не понимал, любит ли свою жену? Нужна ли она ему? Порой, особенно днем, ненавидел почти так же, как тех двоих, а то и сильнее. Временами, особенно ночью, прижимался, гладил, шептал ласковые слова, совсем как прежде, так что самому начинало казаться: все будет хорошо! Иногда злился: и зачем только она за ним потащилась? Выгнать бы, к отцу, назад отправить; пусть себе добирается как знает, если такая смелая! И при всем при том - ревновал безудержно; судорога сводила от одной только мысли: а ведь может и к другому уйти! И к сынку вождя... Как же! Отцовскую волю исполнит! Кружилась голова, и в серо-красном тумане, застилающем ум, возникало лишь одно желание, заполнявшее все его существо - от затылка до кончиков пальцев: УБИТЬ!

     Здесь, на зимовке, пока Дрого отлеживался и ногу свою лечил (может, и не вылечит еще? Мать-то не спасли!), стало полегче. Решил: он еще покажет себя! Всем покажет! Первым охотником станет, общину свою спасет от... Нежити нет больше? Тем лучше, спасет от каких-нибудь чужаков, от лашии, от тигрольва... Туйя еще поймет, как ей повезло, еще будет просить прощения!
     До одури метал дротики в цель, упражнялся с копьем. На охоте не отставал от самых опытных. Приглядывался. Спрашивал. Советы слушал. И вот - завалил оленя одним ударом! Не хуже, чем этот общий любимчик! Сердце пело, когда нес на плече рогатую голову, а в мешке - сердце, печень и лопаточное мясо. Тушу будут делить между семьями, но это - неотъемлемая доля охотника, нанесшего зверю смертельный удар! Сейчас Туйя увидит... И надо же! Первый, кого встретил в стойбище, - Дрого! За водой хромоногий таскался, бабью работу делал! И ведь не позавидовал даже! Или виду не показал?
     И все. Теперь, стоило только Каймо покинуть стойбище, одно мерещилось: он, Каймо, здесь, а хромоногий - там, в его жилище, с его женой, на его постели... Какая уж тут охотничья удача! Зверь загодя срывается с места, то ли почуяв, то ли даже услышав незадачливого охотника, и напрасно пущенный вслед дротик позорно падает в снег...

     И вот настал день, когда его ревность получила наконец-то подтверждение - если не зримое, то по крайней мере слышимое. В этот день Каймо отправился осматривать свои силки. (Что-что, а петли настораживать он умел: выучился раз и навсегда!) Вернулся вскоре, пусть не с десятком, но с двумя хорошими зайцами, подвешенными к поясу по бокам, мягко и приятно бьющими по ногам при ходьбе - справа и слева. Остановился у входа:
     - Женщина! Возьми добычу!
     (О зайцах такое обычно не говорят: не принято. Но никого нет, никто не услышит. А он слишком давно не произносил заветных слов! Туйя выйдет - он ей даже улыбнется: пусть думает, что пошутил.)
     Однако никто не отозвался, не откинул полог входа. Жилище было пустым.
     Каймо зашел внутрь, сбросил зайцев наземь. Очаг горит ровно, хорошо - кормили совсем недавно... Где же Туйя?
     Конечно, нет ничего удивительного, что хозяйки очага нет дома. В жилище все налажено, а она может и за водой пойти, и к соседке, и... мало ли за чем еще! И все же сами ноги понесли Каймо именно туда, к ненавистному жилью. Не ко входу, нет. В обход. Осторожно. Тихо. Лучше, чем вчера, когда он вновь вспугнул оленя...
     Так и есть, голоса! Дрого говорит, и явно не с Нагой! Каймо огляделся: никого, да и не подойдут отсюда, а издали кусты заслоняют, - опустился прямо на снег и стал вслушиваться.

     - Все виноваты у твоего Каймо в его неприятностях, - с досадой говорил Дрого, - все, только не он сам! Мы почему-то больше всех. Ну как такому поможешь? Да и не о нем разговор, о тебе.
     (Вот оно, вот!)
     - Нет, о нем, о нем! К нему я шла, Дрого! И я знаю: не такой он, как вы все думаете! Не такой! Просто не повезло ему с самого начала. Да еще я... Он же не трус, нет! Вы же дружили, мы все дружили! А теперь вы его оттолкнули, вот у него из рук все и валится...
     - Да не отталкивали мы его! Сам отошел, сам дуется на нас, как ползунчик... А за что?
     - Вот-вот! Ты еще себя обвини! - Новый, насмешливый голос... Вуул?! - Я виноват в том, что пошутил пару раз, Дрого - в том, что оружие его тащил, а ты... в том, что своих ради него бросила!
     - Какое оружие?!
     - Не важно... Никакое, это он опять шутит... Тоже мне шутник! - Голос Дрого. Недовольный. - Но вот что я еще скажу, Туйя! Откинь-ка капюшон!
     - Нет! Оставь!...
     (Легкий шум. Кто-то присвистнул. А эта дура заревела... "О, что б тебя!..")
     - Так вот. Мы оба - холостяки и даже щек пока не скоблим. Но я так понимаю: заслужила? Получи! Только ты-то чем заслужила? Это ему, не тебе глаз подбить надо! И я, пожалуй, это сделаю! Так, Вуул?
     - Так, да не так. Он, конечно, водяная крыса. Но ты-то при чем? Ты - не брат, не отец. Хуже сделаешь, и только.
     - Я - кровный друг Айона, ее отца. А он просил: "Присматривай за моей дурой!" Так что не совсем чужой. Так?
     - Не знаю. Поговори с отцом.
     - Дрого! Если ты Каймо хоть пальцем тронешь, и слова с тобой больше не скажу, так и знай! Наше дело! И заступники мне не нужны!
     (""Не нужны?" А зачем же ты к ним полезла, как последняя...")
     - Да не собираюсь я на него с кулаками бросаться! Поговорить хочу, - ты же сама просишь! Может, и вправду не так мы с ним обошлись, не знаю. Может, нам на охоту вместе сходить, а, Вуул?
     - Без меня! Я уже охотился с ним. И не раз... Где он, кстати?
     - Пошел проверять капканы.
     - Ну так тебе пора. Вернется, хозяйку очага не застанет, - вот тебе и новые обиды.
     - Да. Пойду. Только, Вуул, вы все же...
     ("А! Так тебе твой кровный друг поручил присматривать за чужой женой?! И ты мне глаз хочешь подбить?!! Хорошо! Посмотрим!")
     Каймо не стал дальше слушать. Так же осторожно, как подбирался сюда, вернулся к себе, запорошив след. Снег уже падает, - похоже, вскоре будет настоящий снегопад. Если его следы не обнаружат сразу, потом все будет скрыто, не узнает никто.
     Когда Туйя вернулась, ее муж, будто только что пришедший из леса, рассматривал свою добычу.
     - Ты где была? Думал, дома.
     (Голос спокойный, не злой.)
     - Я все приготовила и решила Дрого навестить. Вуул позвал.
     - А... Это хорошо. Как его нога?
     - Почти зажила. Он уже без посоха ходит, об охоте думает.
     - Да. Хотел бы и я к нему заглянуть. Дружили как-никак. Да не знаю, будет ли рад.
     - Ой, Каймо, что ты говоришь? Конечно будет! Знала бы, я бы с Вуулом не пошла, тебя бы дождалась! Ого! А зайцы-то! Я же знаю: муж мой - лучший добытчик!
     Туйя раскраснелась, повеселела, глаза блестят как прежде, как когда-то. Рада! И вот странно: Каймо потому и был так спокоен, что уже решил и решился. А вот, поди ж ты! Даже ему показалось в этот миг: все в порядке! Все будет хорошо!
     Может, и в самом деле все будет хорошо... когда он выполнит задуманное.

     Снег валил два дня подряд, то ослабевая, то усиливаясь. А на третий день настало ослепительное утро с пронзительно синим небом и искрящимся свежим снегом; для охоты лучше и не придумать: морозно, весело, и все следы - как на ладони!
     - Ну что, Дрого, идем? - Каймо благодушно улыбался. - Для начала - самый подходящий денек! Окрестности посмотришь, может, оленя добудем - и ладно!

     Он и в самом деле заглянул к Дрого в тот же вечер, когда все уже собрались: и Арго, и Нага. Хорошо говорил. Объяснил: и раньше бы зашел, да не знал, как на него посмотрят. Плохо это, ведь друзьями были!.. Хорошо, Туйя навестила; сказала: Дрого будет рад! Вот он и поверил, зашел. Давно хотел...
     Арго молча прилаживал наконечник к древку, Нага возилась с Аймилой, а Ойми старательно "помогал"... Дрого сидел рядом с Каймо, вытянув по привычке свою левую ногу. (Уже не болит. И дощечки сняты, и ремни размотаны.)
     - Хорошо, что пришел. Правильно. Поговорить нам нужно. Давно.
     - Знаю, знаю! - замахал руками Каймо. - Все понимаю, кругом виноват! И перед вами, а больше того - перед Туйей! Ты не женат, не знаешь еще, как оно бывает... Особливо ежели все на тебя, как... - И он обиженно шмыгнул носом.
     Вот тогда-то и решили: кончится снегопад - они вдвоем и сделают первую вылазку. Для Дрого первую, конечно, - не для Каймо. Можно и Вуула позвать, если, конечно, согласится. Только не любит он задержек. Для него - чтобы охоте ничто не мешало!..
     Когда Каймо ушел, отец, поставив на место готовое копье, спросил только:
     - Что скажешь, сын?
     Дрого понял.
     - Должно быть, хочет жизнь наладить, а как - не знает.
     - Да. Не знает...
     Арго надолго замолк, завороженно вглядываясь в огонь. Потом решительно сказал:
     - Вот что. Взрослому мужчине не нужны непрошеные советы. Но все же: будь с Каймо поосторожнее.

     Дрого закрепил на ногах свои снегоступы ("Наконец-то!"), всей грудью с наслаждением вдохнул морозный воздух...
     - ВПЕРЕД!
     Первым - Каймо, следом - Дрого. Снегоступы легко скользили по притоптанной тропе, уводящей из стойбища в лес. А вот и первый овражек! Сейчас проверим, не забылось ли старое, не подведет ли нога...
     - Эй-хо!
     - Эй-хо!
     Оттолкнувшись основаниями копий и перехватив их поперек, охотники один за другим ринулись вниз. Хорошо! Оба удержались, не зарылись в снег.
     - Эх, хоть снова на горку! - засмеялся Дрого. - Соскучился по такому!
     - Ничего! Впереди будет и покруче.
     Снег искрился на солнце, проникающем даже сюда, сквозь густые кроны сосен, отбрасывающих синие тени. Мягкий, чистый, он проседал под снегоступами меньше, чем можно было ожидать.
     - Давай медленнее, - сказал Дрого.
     - Нога заболела? - участливо спросил Каймо.
     - Нет. Просто приглядеться хочу. Ты-то небось все уже тут облазал, а я еще ничего не знаю.
     Не просто приглядеться. Дрого любил зиму, и сейчас, после всех горестей, после стольких дней вынужденного бездействия, ему хотелось вдоволь насладиться искрящейся радостью этого дня.
     - Хочешь, постоим немного?
     Они остановились под большой разлапистой елью. Вдруг сверху на Дрого упал ком снега, скорлупки и опустошенная шишка. Послышалось сердитое цоканье.
     Дрого посмотрел вверх. Прямо над его головой, на конце ветки, сжавшись в комок, сидела белка. Внимательно смотрела на Дрого своими черными выразительными глазенками и торопливо выговаривала что-то длинное и сердитое. Ругалась, а может быть, о чем-то предупреждала?
     - Выйдем из леса, - говорил Каймо, - дальше - в низину, там - через поле промеж двух ельников. Оленя там взять можно, и жеребца можно. Если не устанешь, можем подальше пройти. Места покажу...
     Дрого улыбался. Когда Каймо махнул рукой, показывая направление, края его мехового плаща разошлись, и на левом боку открылся довольно необычный предмет. Необычный для той охоты, на которую они отправились.
     - Что смеешься? - Похоже, Каймо немного смущен.
     - Смотрю, ты со старого Гора пример берешь. На оленя - с дубиной? И как? Хорошо получается?
     - Увидишь! - улыбнулся Каймо. - А может, и не увидишь... Это не для оленей. Забыл тебе сказать, чтобы и ты прихватил на случай. Лашии.
     Дрого посерьезнел.
     - Видели? Следы? Отец не говорил ничего...
     - Видеть не видели, ни их самих, ни ясных следов. А только Гор говорит: должны они тут водиться! И Колдун.
     Дрого невольно удвоил внимание, когда, промчавшись по довольно-таки крутому склону, вышли на открытое пространство, еще раз остановились, всматриваясь в ослепительные снега, черный кустарник, одинокие деревья и отдаленный лес. Да, оленей много, взять легко, можно и на обратном пути. Заячьи петли... Волк - и не один... Лошади... А что это за подозрительная тропка, там, у самой опушки? Нет, отсюда не разглядеть!..
     - Каймо, что там такое? Не ваша тропа?
     (Конечно нет! Старую занесло бы снегом, это свежий след!)
     - Не знаю. Хочешь, посмотрим.
     (Да! Вблизи след выглядел более чем подозрительно. Двуногие. Двое. Двигались уверенно, хотя снег глубок, а они без снегоступов, это ясно. Либо чужаки, либо... Жаль, здесь не понять: есть ли у них обувь? Может, пройти по следу хоть немного? Нет! Их только двое, это опасно. Прежде всего нужно предупредить своих.)
     - Похоже, прогулка закончилась! Нужно возвращаться.
     Каймо долго смотрел на этот странный след, закусив нижнюю губу. Наконец сказал, заметно колеблясь:
     - Может, возьмем оленя? А то без добычи нехорошо. Надо мной и так посмеиваются, сам знаешь.
     Дрого колебался недолго: слишком стосковалась рука по хорошему охотничьему удару!

     Самца с отличными рогами завалил Дрого. Каймо настоял: "Я-то охотился вдоволь, а у тебя рука, поди, застоялась". Пока разделывали тушу, оба присматривались и прислушивались. Ничего. Вот разве что длиннохвостые птицы подняли в ельнике стрекот, постепенно удаляющийся вверх по склону. Но это мог быть кто угодно - волк, лисица... Медведь-шатун, наконец. Не обязательно человек, не обязательно лапши.
     Когда работа уже подходила к концу, Каймо неожиданно заговорил. Мирно, с улыбкой:
     - Слушай, а как тебе моя жена? Нравится?
     (Странный вопрос! С чего это он вдруг?)
     - Еще бы! За женихом пойдет не всякая. Нату за мной не пошла бы, даже оставь я тогда Начальный дар.
     (Мирный разговор приятелей. И намек: не за каждым невеста пойдет в изгнание!)
     - Да. - Каймо работал сосредоточенно, не поднимая глаз. - Вижу, ты ей тоже нравишься. Как же! Герой! Отца ее едва не завалил! Слушай, а может, и впрямь, это ты для нее самый подходящий мужик? А?
     - Не дури! - Дрого начал всерьез злиться. - Тебя что, весенний заяц укусил? Так сейчас вроде бы зима! Тебе такая хозяйка очага досталась, а ты...
     - Вот-вот, и я про то же, - смиренно вздохнул Каймо. - Такая хозяйка очага - и кому? Трусу, неумехе. Только зайцев ловить и способен! Да у вас, может быть, все уже слажено, а? Со мной разобраться - и порядок! Вы же встречались, пока меня не было. Договорились о чем или пока - так?
     - Что ты несешь?! - Дрого разгневался не на шутку. - Я твою Туйю вижу-то только издали. Вчера, правда, приходила ко мне, так не из-за меня - из-за тебя, дурака! Вуула спроси, он с нами был. Переживает она. Мучается. За тебя, дурака, переживает!
     Казалось, Каймо слушает, но не слышит. Сосредоточенное, злое лицо, плотно сжатые губы... Закончив разделывать добычу, он снегом тщательно вытер кремневый и костяной ножи, убрал их в поясной мешочек.
     - Все! Пошутили, и ладно! Давай укладываться. Дрого огляделся. Хотя тени уже удлинились, до заката оставалось еще порядочно времени. Но Каймо прав: лучше вернуться засветло. Нежить не давала о себе знать, но по-прежнему неукоснительно соблюдалось установленное: охотники возвращаются до заката или ночуют вне стойбища; по-прежнему Колдун ежевечерне наводил Огненный круг.

     Возвращались молча. Теперь Дрого шел впереди с головой оленя на плече, с лучшими кусками мяса в охотничьей торбе. Каймо нес шкуру и свою долю туши. На подъеме дважды оглянулся. (Следы. Утоптанное место, кровь... Самое лучшее - снегопад, но едва ли он начнется... Подождать? В другой раз? НЕТ! Другого раза не будет, он знает себя...)
     Дрого шел не оборачиваясь. Почему-то присутствие Каймо за спиной раздражало, и он не хотел, чтобы случайный взгляд выдал его чувства. (Не в себе парень! Похоже, прав был Вуул: тут уже ничего не сделать, ничего не изменить. Подальше и от него, и от Туйи, - пусть живут себе как знают... Но ведь он обещал Айону! Да и что душой кривить: Туйя ему и впрямь небезразлична...)
     День все так же хорош, бодрящ и ярок, но для Дрого он словно потускнел. Исчезла куда-то утренняя радость, и даже оленьи рога, ощущаемые на ходу затылком сквозь меховую шапку, казались не столько долгожданной добычей, сколько досадной помехой... Вспомнились отцовские слова: "Будь с Каймо поосторожнее".
     Вот и та самая ель, под которой остановились они на пути туда, с которой верещала белка. А вот и скорлупки, но сам зверек исчез. Нет, вновь "цок-цок-цок-цок-цок", только откуда-то с вершины...
     Дрого остановился, опустил оленью голову на снег. Сопение за спиной раздражало все больше и больше.
     - А морозец-то прихватывает! - заметил он не оборачиваясь. Скинул рукавицу, зачерпнул горсть снега и стал растирать щеки и нос. (Почему этот хмырь так нестерпимо сопит?!)
     - Значит, твой кровный друг поручил приглядывать за моей женой? И если что, ты мне подобьешь глаз за Туйю?!
     Голос, произнесший это как будто над самым ухом, звучал так странно, что Дрого не поверил, что это сказал Каймо. Он хотел обернуться, чтобы увидеть говорящего, но не успел. Страшный удар обрушился на голову. Мир раскололся и почернел. Все исчезло.

     Каймо стоял над поверженным, пытаясь разобраться в своих чувствах. Когда Дрого упал, он в первый момент прикрыл глаза и стоял так какое-то время, не думая ни о чем. Одинокий. И гордый собой. (Получилось! Он все же решился - и получилось! Сразу, с одного удара! "Ну что, умею ли я владеть дубинкой? Узнал теперь?") А ведь до самого последнего момента он не знал, осмелится или нет! Зато теперь он знает точно: Каймо - не трус, не слабак. Он еще посмеется над всеми, кто так думает; и не только посмеется! Мы еще увидим, кто сильнее, кто удачливее!..
     Еще многое предстоит сделать. Каймо знал, когда он вернется (на закате!), что скажет: "Пусть великий вождь простит слова Каймо, но Дрого, твой сын, обезумел! Он пытался меня убить - вот, взгляни, - а потом бежал. Я очнулся, за ним пошел, искал, звал, но..." Но к этому нужно приготовиться. Следы замести. Навести новые... Трудно, очень трудно (ах, если бы снегопад!), но время есть... Пойдут ли ночью с факелами? Пойдут, должно быть: еще бы, сынок вождя! Любимец Колдуна! Но понять след будет трудно, уж он постарается... А там, глядишь, и снегопад поможет.
     Следовало действовать. Прежде всего - тело. Каймо знал, где укроет его: внизу, в балочке, есть щель. И много волчьих следов поблизости. Пройти туда незамеченным поможет тот странный след, что они видели утром. И следы их снегоступов помогут (вот бы еще и снегопад!..). А потом... Если что-нибудь и найдут, то не раньше весны. Но сначала... Едва ли его удар убил Дрого, скорее всего, только оглушил. Значит, следует...
     Каймо почувствовал вдруг, что содержимое его живота подкатывает прямо к горлу. Оказывается, одно дело - нанести первый, внезапный удар, и совсем другое... Он нерешительно поднял копье. Под левую лопатку? Предательски задрожала рука. Этак и малицы не пробьешь! А может быть, перевернуть его на спину и кинжалом - в горло?
     Каймо понимал: оттягивая неизбежное, он сам себя обманывает. Да и опасно это: Дрого ведь и очнуться может... Если жив конечно; но он же и проверить не смеет, жив ли! А вдруг уже сейчас его враг оч