, и за это время ее навыки медсестры будут пропадать впустую.  Нет,
она не может оставить работу; она, наверное, скорее умрет, чем согласится на
неустроенность безработицы.
   Но  помимо  финансовых  соображений  были  и   другие.   Во-первых,   это
противоречило ее профессиональной этике -  оставлять  пациента  без  помощи.
Конечно,  с  жалованьем,  которое  они   в   состоянии   предложить,   и   с
дополнительными льготами, перепадавшими  тем,  кого  они  нанимали,  Матерли
сумеют найти другую медсестру за день-два, от силы за три. Но Элайн не могла
заставить себя бросить пациента даже на такой короткий период  времени.  Она
считала, что Джейкоб нуждается в ней и что было бы верхом  эгоизма  оставить
его одного, когда у него в любой момент может разыграться новый приступ. Она
понимала: ей следует также подумать о том, что будет означать уход от работы
с точки зрения самоуважения. Она никогда ни от чего не убегала. Она  никогда
не позволяла себе поддаваться страху перед  чем-либо.  Если  сейчас  она  не
выдержит, если сбежит, то никогда больше не  сможет  думать  о  себе  как  о
здравомыслящей, умной, трезвой молодой женщине, какой  ей  всегда  нравилось
себя считать.
   А еще был Гордон.
   В средней школе и позже на курсах медсестер  никто  не  выказывал  к  ней
большого интереса. Нет, время от времени ребята заговаривали с ней и просили
о свидании. Но никто из них не назначал свидания дважды. И  кажется,  всегда
поговаривали, что она "слишком серьезная"  или  "холодная".  Ей  никогда  не
нравилось заниматься  вещами,  которые  нравились  большинству  людей.  Игры
навевали на  нее  скуку.  Все  фильмы,  за  исключением  лучших  и  наиболее
подстегивающих мысль, казались ей напрасной тратой времени. Ей не  нравилось
пить, даже коктейли,  даже  изредка,  и  она  не  находила  ничего  особенно
интересного в танцах. Конечно, она могла понять, почему большинство  молодых
людей легкомысленны. Их вырастили  любящие  родители,  и  они  не  имели  ни
малейшего понятия о том, насколько холодным может быть  мир.  Она  же  имела
понятие об этом и о многом другом - еще в раннем возрасте - и знала,  что  в
мире,  сплошь  состоящем  из  западней,  нужно  быть  трезвой,  нужно   быть
серьезной,  нужно  работать,  чтобы  не  прийти  к   катастрофе.   Занимайся
самообразованием, трать свое время разумно, всегда будь готовым к схватке  с
жизнью - вот что было ее кодексом с детства. И из-за этого  в  ее  жизни  не
было романтического интереса к свиданиям.
   До Гордона.
   Гордон был так похож на нее, настолько осознавал жестокость жизни  и  так
рвался работать, чтобы этого избежать, что ее непреодолимо  влекло  к  нему.
Она считала, что таким же образом и его влечет к ней. Она надеялась на  это.
О Господи, пожалуйста, пусть это будет так!
   Остальные причины, по которым ей следовало остаться на этой работе,  были
убедительные, логические. Эта же была эмоциональной. И девушка,  не  знавшая
прежде таких эмоций, позволила им овладеть собой более полно, чем когда-либо
признала бы возможным. Она еще не стала бы  говорить,  что  любит  его.  Для
этого было слишком рано. Она недостаточно  хорошо  его  знала.  Но  сильная,
очень сильная привязанность, да...
   Итак, если она останется, если начнет строить свою жизнь в это время и  в
этом месте, ей придется подумать, как выявить убийцу, который бродит по дому
Матерли. Хотелось бы, чтобы, когда она расскажет капитану Ранду о  пережитом
прошлой ночью, ей удалось  четко  ответить  на  любые  вопросы,  которые  он
задаст,  и  предоставить  ему  свои  собственные  прогнозы,  если  они   ему
понадобятся.
   Призраки?
   Это глупо. Возможно, нож исчез. И возможно, детский  голос  вскрикивал  в
ночи, на весь дом, наподобие призрака. У этих двух происшествий должны  быть
рациональные причины.
   Тем не менее ее визит к Джерри  и  Бесс  не  был  совсем  напрасным.  Она
узнала, что полиция в свое время подозревала Джейкоба Матерли в убийствах  в
Сочельник, пусть даже и недолго, и она решила, что теперь включила бы его  в
любой список подозреваемых, который могла составить, - как бы смехотворно ни
было включать его туда.
   Джейкоб Матерли. Хотя она была уверена, что старик не способен  на  такое
бесчинство, как нападение на Силию Тамлин, и, уж  конечно,  не  способен  на
жестокости, которые имели место в этом доме  пятнадцатью  годами  ранее,  ей
пришлось  признать:  у  него  была  возможность,  не  исключено,  что  более
благоприятная, чем у кого бы то ни было. После ее вечернего  медосмотра  его
не беспокоили до утра, если только кто-то из членов семьи не проводил с  ним
время. В злосчастную для Силии ночь он оставался в своей комнате до тех пор,
пока она, Элайн, не пришла проведать его. То есть он так сказал.  Он  вполне
мог побывать снаружи дома и  без  особых  сложностей  вернуться,  когда  все
остальные побежали смотреть, что случилось. Он был защищен своим  положением
наполовину инвалида, и полиция проявляла к нему мало интереса или вообще  не
проявляла.
   Деннис Матерли. Предположительно, он был в кухне один, пил молоко,  когда
услышал крик Силии. Это, конечно, объяснило бы, почему  он  поднялся  наверх
той ночью и спросил, не кричала ли Элайн. С  другой  стороны,  если  это  он
орудовал ножом, то он мог так же  вернуться  с  дороги,  где  пытался  убить
девушку. Она вспомнила его странные полотна, его  маниакальное  легкомыслие.
Она вспомнила благосклонность Ли к Деннису и то,  как  Деннис  признал,  что
испытал глубокое психическое потрясение из-за сумасшествия  матери.  Мог  он
быть потрясен настолько, чтобы сам постепенно потерять рассудок?
   Пол Хоннекер. Он имел тех же родителей, носил в себе те же  гены,  что  и
Амелия. Передались ли ему, так же как и его сестре,  порочные  гены,  дурное
семя,  которые  имел  его  дедушка?  Она  вспомнила  о  его  пьянстве,   его
неспособности удержаться на работе на долгое время,  хотя  он  был  взрослым
человеком,   приближающимся   к   среднему   возрасту.    Безусловно,    это
свидетельствовало о неуравновешенности. А то, как он крушил  зеркала,  не  в
силах смотреть на себя! Уж не оттого ли, что он знал, кто он такой, и помнил
об ужасных вещах, которые в свое время совершил?  Она  вспомнила  также  его
увлечение жутковатыми картинами, над  которыми  Деннис  Матерли  трудился  в
своей мастерской в мансарде.
   Гордон Матерли. Ей приходилось брать в расчет и Гордона, как бы он ей  ни
нравился. В конце концов, он произошел из того же самого  генофонда,  что  и
Деннис, и отчасти из того же  самого  наследия,  что  и  Пол  Хоннекер.  Она
вспомнила его мгновенную реакцию на ее упоминание об убийствах в  Сочельник,
то,  как  он  охладел  и  отстранился  от  нее.  Это  можно  было  приписать
обоснованному стыду за фамильную историю - или чему-то более мрачному.
   Таков был  список,  который  она  предоставила  бы  капитану  Ранду.  Все
домашние, за исключением ее и Ли Матерли, который явно был потрясен попыткой
убийства Силии Тамлин и в котором, кроме того, не было крови Хоннекеров.
   Внезапно Элайн вспомнила, что Джерри и Бесс тоже принадлежат к  домашним.
Хотя она не видела никакого мотива для их участия во всем этом, но не  могла
сбрасывать их со счетов. Когда она поразмыслила о книгах  в  их  гостиной  и
непоколебимой вере в призраков, которую они продемонстрировали в их недавнем
разговоре, ей пришлось рассмотреть  возможность  какой-то  неприятной  связи
между пожилой четой и убийцей. В конце концов, один из них  или  оба  вместе
могли пырнуть Силию и убежать к себе домой без всякого риска быть увиденным,
возвращаясь в основное здание с места преступления.
   Паранойя?
   Может быть, и так.
   Здравый смысл?
   Определенно.
   Ей придется подозревать каждого - или почти каждого - до  тех  пор,  пока
истинного виновника не арестуют и вина его не будет доказана. Это  не  может
продлиться более чем несколько дней, пока Силией будет заниматься  психиатр.
А если она поможет капитану Ранду сейчас, сегодня, развязка может  наступить
еще быстрее.
   Элайн встала, потянулась  и  отряхнула  сзади  пыль  с  юбки.  Небо  было
удивительного голубого оттенка. Возможно, это было добрым предзнаменованием,
обещанием того, что придут лучшие времена.
   Где-то рядом запела птица, выводя долгую, переливчатую  трель,  и  это  в
некотором роде тоже было хорошим предзнаменованием.
   Она решила не звонить капитану  Ранду  по  своей  инициативе.  Во-первых,
возможно, окажется, что дозвониться ему - дело сложное, а она не  хотела  бы
сообщать свою информацию клерку или полицейскому рангом пониже,  который  не
сохранит это в секрете. Этим вечером, после ужина, она в точности  расскажет
Ли Матерли о том, что слышала и видела прошлой ночью, о взломщике у ее двери
и о покушении на жизнь Джейкоба, которое он теперь отрицал  (а  может  быть,
никакого покушения и не было и его история придумана лишь  ради  нее,  чтобы
вызвать у нее сочувствие). Если потом Ли передаст ее слова  капитану  Ранду,
это будет иметь большую  убедительность,  большую  достоверность.  Элайн  не
верила, что в ее устах важная новость прозвучит действительно важной.
   Она посмотрела на свои часы. Было 1.18, и  она  просидела  здесь  гораздо
дольше, чем думала. Пришла пора в очередной раз осмотреть Джейкоба.
   Элайн побрела обратно в дом, чувствуя себя гораздо лучше.
   Сегодня вечером.
   Возможно,  сегодня  вечером  все  откроется.  И  она  снова  сможет  жить
спокойно...

Глава 14

   Ли Матерли допил свой кофе и обвел  взглядом  стол,  улыбаясь  всем,  как
будто все они были его дети, даже  Элайн  и  Пол  Хоннекер.  Он  пребывал  в
чрезвычайно хорошем настроении с тех пор, как явился к столу,  хотя  причина
этого не была вполне ясна. Выглядело почти так, решила она в  конце  концов,
как будто он обладает каким-то большим секретом, который скрывал от них,  но
который он вскоре откроет. Как выяснилось, дело обстояло именно так.
   - Сегодня днем я разговаривал с капитаном Рандом, - наконец сообщил Ли. -
У него есть очень интересная информация.
   Все за столом посмотрели на него, забыв про  последние  куски  десерта  и
последние глотки кофе.
   -  Даже  без  помощи  Силии  они  немного  продвинулись  вперед  с   этим
автостопщиком.
   - Да ну?! - воскликнул Деннис.
   - Ты мне не рассказывал, - вставил Гордон. Днем он был  с  отцом,  но  не
тогда, когда с ним разговаривал Ранд.
   - Я решил приберечь это для вечера, - признался Ли. -  Я  знаю,  как  все
чувствуют себя в связи с этим, и мне хотелось быть тем, кто подбодрит вас.
   - Что сказал Ранд? - спросил Деннис.
   - Они знают, что автостопщик направлялся в Филадельфию, - веско  произнес
Ли.
   - Черт возьми, Ли, не будь таким  таинственным.  Выкладывай  все!  -  Пол
Хоннекер весь покраснел. Он не  был  пьян,  но  перед  этим  явно  пару  раз
приложился к бутылке.
   - Очевидно, полиция располагала этим уже пару дней - с тех пор,  как  они
обыскали машину Силии, - но они держали это при себе, потому что не  хотели,
чтобы убийца знал, что они напали на его след.
   - Что именно? - спросил  Деннис.  Лицо  у  него  было  изможденное,  зубы
оскалены. То, как он наклонился над столом, напомнило Элайн  -  возможно,  в
этом была некоторая мелодраматичность - животное, напрягшееся перед прыжком.
   - Плакат, - выдал секрет Ли Матерли. - Вы знаете, как автостопщики  носят
плакаты, на которых написано, куда они направляются? Они сигналят ими, чтобы
было видно из подъезжающей машины.
   - И они нашли плакат в машине? - спросил Гордон.
   - Да. Засунутый между  сиденьем  и  спинкой  кусок  картона,  на  котором
выведено: "ФИЛАДЕЛЬФИЯ". Они рассудили, что Силия подобрала его в городе или
около и провезла нашей дорогой, до ответвления от главного  шоссе.  От  того
места он заставил ее поехать сюда. Бог знает, что у  него  было  на  уме,  -
возможно, захватить нас в заложники или еще что-нибудь. Когда она заехала  в
сад, он, очевидно, передумал, заставил ее выйти и попытался убить прямо там.
   Деннис снова успокоился:
   - Она всегда подбирала автостопщиков. Мы постоянно предостерегали  ее  от
этого.
   - Я не понимаю, - нахмурился Пол Хоннекер, - отчего этот плакат такая  уж
важная улика. Если только они не сняли отпечатки пальцев с него и с машины.
   - Нет, - пояснил Ли. -  Ранд  объяснил,  что  бумага  не  слишком  хорошо
сохраняет отпечатки и что ни один  из  отпечатков  в  машине  никуда  их  не
привел.
   - Тогда как это может иметь какое-то значение? - поинтересовался Пол.  Ли
объяснил:
   -  Они  собираются  при  необходимости  воспользоваться  плакатом,  чтобы
подстегнуть память Силии, когда психиатр загипнотизирует ее.
   Пол засомневался:
   - Они считают, что это сработает?
   - Психиатр считает, что может. Так или  иначе,  это  зацепка.  А  мы  все
сможем свободнее вздохнуть, когда они его поймают, кем бы он ни был.
   Элайн поняла,  что  Ли  Матерли  тоже  спрашивал  себя,  не  является  ли
злоумышленником кто-то из домочадцев, и эта новость от Ранда, какой  бы  она
ни была незначительной, немного освободила его от ужасного груза сомнений.
   Ее это не убедило. Она очень сильно сомневалась, что автостопщик  прошлой
ночью вернулся с тем, чтобы бродить по коридорам дома. Это был член семьи.
   - Ну что же, - объявил Ли, вставая, - мне  нужно  взглянуть  в  кое-какие
гроссбухи, прежде чем я смогу считать,  что  вечер  принадлежит  мне.  -  Он
кивнул им и ушел из столовой в свой кабинет на первом этаже.
   Вскоре вышли и остальные, все, кроме Элайн и Гордона, как будто  они  оба
задумали остаться наедине.
   - Приходите ненадолго в гостиную, - попросил  он,  вставая  и  подходя  к
девушке, чтобы проявить галантность, выдвинув для нее стул. - Я ожидал,  что
отец расскажет всем о психиатре, который лечит Силию. Мы оба знакомы с  ним,
с доктором Картером. Я попросил разрешения посидеть  на  его  сеансе,  и  он
позволил мне, сказав, что разрешит, когда Силия будет загипнотизирована. Это
было очень захватывающе.
   - Представляю себе, - сказала Элайн, когда он взял ее под руку  и  провел
из столовой через дверь, потом по толстому ковру к  дивану,  где  сел  возле
нее.
   Она почувствовала тепло и защищенность и на какой-то момент совсем забыла
о том, что хотела рассказать Ли Матерли свою историю.
   - Вы общались с психиатрами на курсах медсестер?  -  осведомился  Гордон.
Элайн припомнила:
   - Не очень много. Знаете,  медицинская  наука  до  сих  пор  относится  к
психиатрии с некоторым неодобрением.
   - Ну, - протянул Гордон, - я не знаю, является ли доктор Картер  примером
среднего психиатра, или он выше среднего уровня,  но  он  в  высшей  степени
впечатляющий человек!
   Она почувствовала, как улыбается, и поняла, что Гордон внушает ей большее
чувство спокойствия, чем она когда-либо испытывала последние несколько дней.
Она слышала, как  Бесс  убирает  со  стола.  В  кабинете  Ли  запустил  свой
арифмометр.  Наверху  патефон  играл  классическую  музыку.  В  первый   раз
показалось, что в  этом  доме  люди  живут,  а  не  умирают.  Ей  это  очень
понравилось, и она почувствовала себя принадлежащей к ним, а не  посторонним
человеком.
   - В каком смысле? - спросила она. Гордон пояснил:
   - Он высокий, и, как мне  представляется,  женщины  нашли  бы  его  очень
красивым. Он, наверное, лет тридцати пяти или около этого, необычайно  молод
для психиатра, по крайней мере, я так считаю.
   - Ему удалось вызвать у Силии регресс под гипнозом, вернуть ее к моменту,
когда ее ударили ножом?
   - Нет, - вздохнул Гордон. - Но он подошел близко к этому.  Позвольте  мне
рассказать в точности, как это было.

***

   Силия сидела на больничной кровати, когда доктор Картер  ввел  в  комнату
Гордона. Она была бледная, но такая же хорошенькая, как перед происшествием.
Казалось, она немного потеряла в весе, но ничто другое не  указывало  на  ее
состояние.
   - Она не может увидеть меня? - спросил Гордон.
   - Она видит только меня и слышит только то, что я ей  говорю,  -  сообщил
ему Картер. - Садитесь вон там. Она даже не знает, что вы здесь.
   Доктор Картер подошел к кровати сбоку и встал возле Силии. Он прикоснулся
к ее лицу пальцами, но она едва ли это заметила. Он взял подбородок  девушки
своей ладонью и приподнял ее лицо так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза.
   - Здравствуй, Силия, - поздоровался он.
   - Здравствуйте, доктор Картер.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Никак не чувствую, - отозвалась она.
   - Сколько тебе лет?
   - У меня нет возраста.
   - Вообще никакого возраста? - настаивал он.
   - Вообще никакого возраста, - подтвердила она.
   Тогда доктор Картер повернулся к Гордону и, улыбаясь,  объяснил,  что  он
сделал  посредством  гипноза.  Первым  шагом  в  возрастном  регрессе   было
заставить пациента привыкнуть к плаванию во времени, допустить  изменчивость
возраста.  Не  давая  ей  вообще  никакого  возраста,  он   мог   предложить
гипнотически, что ей сейчас только двадцать лет. А  теперь  девятнадцать.  А
теперь восемнадцать. И так далее,  пока  она  не  станет  ребенком.  В  этом
случае, однако, требовалось вернуться лишь на несколько дней назад, к вечеру
понедельника.
   - Сколько сейчас времени? - спросил он Силию.
   - Нисколько.
   - Какой день?
   - Я даже не знаю, - сказала она. И застенчиво хмыкнула.
   - Не нужно стесняться того, что не знаешь день недели,  -  произнес  врач
дружелюбно, все так же прикасаясь к ее лицу.
   - Хорошо, - сказала она, моментально уступая всему, что он говорил.
   - А теперь ты видишь перед собой часы, Силия?
   - Нет.
   - Посмотри внимательней.
   - Вижу.
   - Наблюдай за стрелками, - приказал он.
   - Смотрю.
   - Они не поворачиваются вспять?
   - Вспять?
   - Поворачиваются, ведь так?
   - Да, - подтвердила она с озадаченным выражением на хорошеньком лице.
   - Пусть тебя это не беспокоит. Они должны повернуться вспять. Это то, что
мы от них хотим. В данном случае это совершенно естественно.
   Неодобрительное выражение сошло с лица девушки.
   - Сейчас утро среды, вчерашнее утро, -  говорил  Картер.,  -  Ты  помнишь
вчерашнее утро?
   - Я проснулась в больнице.
   - Правильно.
   - Мне было очень больно, - добавила она. -  Я  трогала  себя,  и  у  меня
болело там, где я трогала, потом пришли сестры, и в  моей  руке  была  игла,
через которую мне вводили глюкозу, и...
   - Ну вот, замечательно, - оборвал он пациентку. - Теперь  ты  в  порядке.
Вчерашняя боль не имеет значения, если сегодня ты в порядке. Ведь так?
   - Да, - сказала она, тут же успокоившись.
   - А сейчас, - заявил доктор Картер, - уже не среда, правда, Силия?  -  Он
погладил ее подбородок.
   - Правда.
   - Сейчас утро понедельника, не так ли?
   - Да.
   Затем Картер  повернулся  к  Гордону  и  объяснил,  что  не  хочет  сразу
возвращать пациентку в момент нападения, предшествовавший ее коме. Это  было
бы слишком  травмирующим,  слишком  внезапным.  Вместо  этого  он  собирался
вернуть ее к утру понедельника, а потом медленно провести  по  дню  до  того
момента, когда на нее напали.
   Так оно и было, пока Картер не сказал:
   - А теперь поздний вечер  понедельника,  и  ты  кладешь  чемодан  в  свою
машину. Ты собираешься уехать, чтобы провести где-то уик-энд. Правильно?
   - Да, - промолвила Силия. Но  на  ее  лице  уже  появилось  встревоженное
выражение, тень беспокойства.
   - Куда ты едешь, Силия? Она не ответила.
   - Куда ты едешь на уик-энд? - вновь спросил Картер.
   - Я...
   - Ну?
   Она не могла ничего выговорить.
   - Чего ты боишься? - потребовал он.
   - Ничего.
   - Хорошо. Бояться нечего, совершенно  нечего.  Итак,  куда  ты  едешь  на
уик-энд?
   В этот момент она вырвалась из мягких рук доктора и начала кричать.
   - Это было ужасно, -  поделился  Гордон,  прерывая  повествование,  чтобы
сделать  свой  первый  собственный  комментарий  с  тех   пор,   как   начал
рассказывать историю. - Это бы