онимаю,  - Хэррод  обернулся к
Уайет-Тернеру.	-  Извините,  что погорячился, сэр. Нервы, сэр.
     - У всех у нас нервы, сержант. Итак, в десять на аэродроме,
там проверим снаряжение, - полковник нерадостно улыбнулся.
      - Боюсь,  форма	может совсем не подойти. Склад сегодня,
закрылся.
      Сержант  Хэррод  поудобнее  устроился  в кресле, похлопал
замерзшими  руками  по	плечам,  угрюмо оглядел обмундирование,
висевшее  на  нем  мешком  (оно  было  размера	на  три  больше
нужного),  и,  стараясь  перекричать  гул  моторов,  с	горечью
сказал:
      - Да насчет формы он точно заметил.
      - Зато соврал  насчет всего остального, - хмуро отозвался
Каррачола.    -   Я   говорил	и   говорю,   что   надо   было
бомбардировщики послать.
      Смит,  который  все  еще	стоял  у  правого  борта, зажег
сигарету  и  внимательно  оглядел  его.  Открыл было рот, чтобы
что-то	сказать, но передумал, решив, что ребят сейчас лучше не
трогать.
      В  кабине  вольно  раскинувшийся	в  кресле Карпентер по-
прежнему  предавался  чтению,  покуривая  трубку  и прихлебывая
кофе.  Пилот  Тримейн  не  разделял  его  безмятежности. Он нес
вахту, попеременно взглядывая на панель управления, мутную тьму
за  лобовым  стеклом  и  расслабленную фигуру старшего офицера,
которого,  казалось,  вот-вот  одолеет сон. Вдруг Тримейн резко
подался   вперед,  несколько  секунд  пристально  вглядываясь в
пространство, и потом взволнованно  обратился к Карпентеру.
      - Там, внизу, Шаффхаузен, сэр!
      Карпентер страдальчески вздохнул, захлопнул книжку, допил
кофе,  с новым тяжелым вздохом потянулся, открыл боковое стекло
и  сделал  вид,  что изучает тускло мерцающие внизу огоньки. Но
высовываться  наружу, подставляя лицо пронизывающему ветру, уже
не стал.
      Закончив эту процедуру, он обратился к Тримейну.
      - Видит	Бог,  -  восторженно  произнес	он, - вы правы,
юноша!	Что  за  великая  удача  -  иметь  рядом с собой такого
надежного  человека.  Ей-богу,	великая  удача! -И пока Тримейн
ошарашенно   глядел   на  начальника,  тот  успел  передать  по
внутренней связи:
      - Майор	Смит,  объявляю  30-минутную готовность. -Потом
снова  повернулся  к Тримейну: - Курс юго-восток на Бодензее. И
ради Бога, держитесь по швейцарскую сторону границы.
      Смит  снял наушники и посмотрел на шестерку сидящих перед
ним мужчин.
      - Ну  вот и все.  Осталось полчаса. Будем надеяться, там,
внизу, потеплее, чем здесь.
      Ни  у  кого  не нашлось слов, чтобы прокомментировать это
сообщение.   И	 никаких  других  надежд  тоже	ни  у  кого  не
обнаружилось.  Парашютисты молча переглянулись и стали неуклюже
подниматься  на  ватных  ногах.  Потом	тоже неуклюже, медленно
начали	готовиться  к  выброске.  Одеревеневшими  пальцами  они
помогали  друг	другу  разместить  под	парашютами  груз, потом
втискивались  в  лыжные брюки. А сержант Хэррод даже облачился,
надев  поверх всего, в огромную, не по размеру куртку, с трудом
застегнул  ее  на  "молнию" и натянул на голову капюшон. Кто-то
хлопнул его по спине. Хэррод оглянулся.
      - Крайне  неприятно говорить об этом, - неуверенным тоном
произнес  Шэффер,  -  но  вряд	ли ваша рация выдержит удар при
приземлении, сержант.
      - Почему   же?	 -  Хэррод  помрачнел.	-  У  других же
выдерживала.
      - Может	быть. Но по моим прикидкам в момент приземления
ваша  скорость	достигнет  ста	восьмидесяти  миль в час. И все
из-за	того,  что,  осмелюсь  предположить,  у  вас  возникнут
трудности с раскрытием парашюта.
      Хэррод  посмотрел  на Шэффера, потом на остальных пятерых
товарищей, не надевших куртки, и ткнул себя в грудь.
      - Вы   хотите  сказать,  что  это  следует  надеть  после
приземления?
      - Вот  именно,  -  задумчиво  проговорил   Шэффер,  - так
наверняка будет лучше.
      И  он  улыбнулся Хэрроду, которому удалось почти искренне
улыбнуться  в  ответ. Даже губы Каррачолы слегка шевельнулись в
пародии  улыбки.  Все  почувствовали, как тяжелое напряжение, в
котором они пребывали во время полета, разом спало.
      - Ну вот,  пришла пора мне отрабатывать свое командирское
жалование,   а	 вам,  юным  пилотам,  отдыхать  и  восторженно
наблюдать за моими действиями. -Карпентер внимательно посмотрел
на часы. - Два пятнадцать. Давайте, Тримейн, меняться местами.
      Они расстегнули привязные ремни и переместились из кресла
в  кресло. На новом месте Карпентер установил спинку и приладил
ремень	так,  чтобы  чувствовать себя максимально удобно. Затем
надел шлемофон и включил связь.
      - Сержант   Джонсон?   -  Карпентер   не  утруждал   себя
соблюдением субординационных формальностей. - Проснулись?
      Зажатый со всех сторон приборами, штурман сержант Джонсон
во  время  полета ни минуты не вздремнул в своей крохотной и на
редкость  неудобной  нише.  Склонившись  над радионавигационной
панелью,  он  как  раз	уточнял  курс,	выверяя  его  по карте,
компасу, высотомеру и спидометру.
      - Я не сплю, сэр.
      - Если  мы с вашей помощью врежемся в склон Вайсшпитце, -
пригрозил   Карпентер,	 -   я	 разжалую   вас  в  механики: в
бортмеханики второго класса, Джонсон!
      - Не  хотелось  бы,  сэр. Мы  будем на месте через Девять
минут.
      - Впервые   в  жизни  о  чем-то договорились. - Карпентер
отключил  связь,  открыл  лобовое  стекло  и  выглянул	наружу.
Слабый	свет луны помогал мало: видимость была почти нулевая. В
мутно-мглистом	пространстве  мелькали	только редкие снежинки.
Карпентер   стряхнул   с   пышных  усов  снег,	закрыл	окно, с
сожалением  посмотрел на потухшую трубку и аккуратно положил ее
в карман.
      Действие с трубкой послужило Тримейну последним сигналом,
означавшим,	что    командир    закончил    подготовительные
мероприятия.
      - Хреново,  сэр?  -  уныло  спросил он. - Я имею в виду -
определить, где тут эта самая Вайсшпитце?
      - Хреново? - Голос Карпентера звучал почти весело.
      - Хреново?  Отчего  бы	это?  Такая  большая  гора!  Не
промахнемся. Никак не промахнемся, малыш.
      - В  том-то  и дело, что гора. - Тримейн многозначительно
помолчал.  - Плато, на которое мы должны сбросить этих людей, -
всего три сотни метров шириной. Сверху горы, сбоку обрыв. И еще
эти,  как  их,	адиабатические ветры, которые дуют, куда хотят.
Подует	чуток  на  юг  - врежемся в скалу, чуток на север - они
ухнут в пропасть... Триста метров!
      - А вы чего хотели бы? - строго спросил Карпентер.
      - Чтобы вас тут аэропорт Хитроу ожидал? Триста метров! Да
это   мечта   пилота!	Мы   сажали  эту  старую  керосинку  на
посадочную полосу в одну десятую этого замечательного плато.
      - Да,  сэр.  Взлетно-посадочная	полоса	с огнями -штука
хорошая.  Но  на  высоте  больше  двух	сотен  метров прицельно
сбросить людей на такую плешку...
      Тримейна	 прервал  сигнал  внутренней  связи.  Карпентер
включился на прием.
      - Джонсон?
      - Да, сэр. - Джонсон склонился над навигационной панелью,
следя за белым пятнышком справа от центра.
      - Цель  поймал,	сэр.  Там,  где  и ожидал. - Он перевел
взгляд	с  экрана  на  стрелку компаса. - Курс ноль-девять-три,
сэр.
      - Молодец. -  Карпентер улыбнулся Тримейну, внес поправку
к курсу и принялся что-то насвистывать себе под нос. - Глянь-ка
из окошка, сынок. А то у меня от этой сырости усы обвисли.
      Тримейн  открыл  окно,  высунулся,  насколько  мог, но не
увидел	ничего,  кроме	серой  мглы.  Сев  на  место,  он молча
помотал головой.
      - Не падай духом, никуда эта плешка не денется, -спокойно
отреагировал Карпентер.
      - Сержант,   -	обратился  он  по  внутренней  связи, -
готовность пять минут.
      - Всем  пристегнуться!  -  передал сержант-стрелок приказ
семерке,  выстроившейся  в  цепочку  вдоль  борта. - Готовность
пять минут.
      Они   молча   пристегнули   карабины   своих  парашютов к
протянутому   тросу,   стрелок	 внимательно   проверил  каждое
сцепление.  Крайним  к	выходному  люку  стоял	сержант Хэррод,
которому  предстояло  первому  прыгать.  Следующим  - лейтенант
Шэффер,  самый	опытный  в группе парашютист, ему было поручено
подстраховать  Хэррода.  Дальше  -  Каррачола, потом Смит - как
старший  в команде он предпочитал держаться посередке, - за ним
Кристиансен,  Томас  и	Торренс-Смиз.  За Смизи стояли наготове
двое   механиков,   которые   должны   были  скинуть  вслед  за
последним  парашютистом  снаряжение. Сержант-стрелок занял свое
место у люка. Опять в воздухе почувствовалось напряжение.
      В   кабине   за  стеной  фюзеляжа,  где  замерла	цепочка
парашютистов,  Карпентер  в  пятый  раз  за последние несколько
минут открыл   боковое	 окно.	 Обвисшие   усы  утратили  свою
великолепную  пышность, но командир, видно, решил, что в данный
момент	есть  кое-что  поважнее мужественной внешности. На этот
раз  он  надел	защитные  очки, стекла которых приходилось то и
дело  очищать  от  снега  мягкой замшей, но все равно ничего не
было  видно, кроме возникающего из глухой тьмы и пропадающего в
ней же снега. Он закрыл окно.
      Раздался	 сигнал  внутренней  связи.  Карпентер	включил
прием, выслушал сообщение и кивнул.
      - Готовность  три  минуты,  - сказал  он Тримейну. - Курс
ноль-девять-два.
      Тримейн произвел соответствующую корректировку. Он уже не
смотрел  ни  на пульт управления, ни на боковую панель, целиком
сосредоточившись   на	трех   объектах:   компас,   высотомер,
Карпентер.  Возьми  он	сейчас	всего на один градус южнее, чем
нужно,	и  "Ланкастер"	врежется  в  склон горы; если он снизит
высоту	на какой-нибудь десяток метров, произойдет то же самое;
если  пропустит  вовремя  поданный Карпентером сигнал, операция
закончится  прежде,  чем  начнется. Его юное лицо застыло, тело
окаменело,  и он вел "Ланкастер" с точностью, какой еще никогда
не  достигал  в  управлении.  Только глаза выдавали напряжение:
машинально  они  перебегали с одного объекта на другой: компас,
высотомер,  Карпентер  - компас, высотомер, Карпентер, нигде не
задерживаясь дольше секунды.
      Карпентер  в очередной раз открыл окно и выглянул наружу.
Он  опять  ничего не увидел, кроме серой мутной мглы. Продолжая
всматриваться,	он  поднял левую руку и сделал движение ладонью
вверх.	В  тот	же  миг  рука  Тримейна двинула ручку скорости.
Грохот	двигателей перешел в мерный гул. Карпентер как ни в чем
не  бывало уселся на место, продолжая тихонько насвистывать. Он
спокойно,  даже беззаботно посмотрел на приборную доску, потом,
обернувшись к Тримейну, как бы между прочим, спросил:
      - Вы  там,  в  летной школе, слыхали что-нибудь про такую
странную штуку, как критическая скорость полета?
      Тримейн  торопливо бросил взгляд на приборную доску и тут
же  увеличил  скорость. Карпентер улыбнулся, взглянул на часы и
дважды нажал кнопку связи.
      Над  головой сержанта-стрелка, стоящего у выходного люка,
зазвенел  звонок.  Он  посмотрел  на  застывшие  в  напряженном
ожидании лица готовых к прыжку людей и кивнул.
      - Осталось две минуты, джентльмены.
      Он  попробовал приоткрыть дверцу, чтобы убедиться, что ее
не  заклинит  в  нужный  момент.  В  отсек  сразу  ворвался рев
двигателей, а с ним свистящий порыв ледяного ветра. Парашютисты
обменялись  взглядами, в которых прочитывалось беспокойство, не
укрывшееся от сержанта, и он сказал, прикрыв дверцу:
      - Да,  джентльмены,  в такую  погоду и собаку за порог не
выгонишь.
      Командир	Карпентер,  опять  высунувшийся из окна, вполне
разделял  это  мнение.	Пять  секунд на этом арктическом холоде
под  снежным  обстрелом  -  и  лицо покрывается ледяной коркой,
пятнадцать  секунд  - и кожа теряет чувствительность, которая с
адской	  болью    возвращается,    когда   снова   окажешься в
относительном  тепле  кабины.  Но  Карпентеру пришлось терпеть,
чтобы углядеть Вайсшпитце. Он прилежно тер замшей защитные очки
и  терпеливо,  немигающим  взглядом  всматривался в серую мглу,
надеясь увидеть цель раньше, чем самолет врежется в гору.
      А  глаза	Тримейна  двигались  все  по  тому же маршруту:
компас,  высотомер,  Карпентер	- компас, высотомер, Карпентер.
Правда,   теперь  Тримейн  чуть  дольше  задерживал  взгляд  на
Карпентере,   ожидая  сигнала.	Левая  рука  Карпентера  была в
постоянном  движении, но это не был ожидаемый сигнал: он просто
барабанил по колену.
      Прошло десять секунд. Пять. Еще пять. Тримейн чувствовал,
как  в	этой  ледяной  коробке лицо его заливает горячий пот. В
душу  вползал  страх, тот панический страх, от которого теряешь
голову,  страх,  которого он не испытывал никогда в жизни. Даже
не  знал,  что	такое бывает. И тут он каким-то шестым чувством
ощутил, как что-то переломилось: Карпентер прекратил барабанить
по колену.
      Он  поймал  цель.  Точнее он ее почувствовал, угадал, где
именно	гора  должна быть. А потом постепенно, едва ощутимо она
стала	приобретать   зримые,	а  не  воображаемые  очертания,
материализоваться  из  небытия.  И  вдруг,  совсем  неожиданно,
ясно  мелькнула  гладкая поверхность почти вертикального склона
горы и тут же пропала, нырнула во тьму. Карпентер удобно уселся
в кресло, оставив окно открытым, и нажал кнопку связи.
      - Сержант  Джонсон?  - Слова звучали глухо и неровно - не
оттого,  что командир волновался; просто его оледеневшие губы с
трудом их выговаривали.
      - Сэр?  -  Даже	в  этом  лаконичном  отзыве, искаженном
передатчиком, слышалось достаточно тревоги.
      - Мне больше нравится обращаться к вам по должности, а не
по званию - штурман, - уточнил Карпентер.
      - Сэр?
      - Расслабьтесь.	Я  вижу  гору.	Можете спать дальше. Он
отключил  связь  и нажал другую кнопку, у себя над головой. Над
люком в отсеке фюзеляжа зажегся красный свет.
      Сержант-стрелок взялся за ручку дверцы.
      - Минуту,  джентльмены.	-  Он  рванул  дверцу  на себя,
поставил на зажим. - Когда зажжется зеленый...
      Он  не  закончил	- отчасти потому, что его и так поняли,
отчасти,  чтобы  не  напрягаться  зря, потому что слов почти не
было слышно в реве моторов и свисте ветра.
      Все  молчали  -  все  равно  голосов  было  не  услыхать.
Парашютисты   просто  обменялись  взглядами,  которые  говорили
красноречивее  слов:  если  тут,  в кабине, творится черт знает
что.  каково  же  будет  в  воздухе?  По  сигналу  сержанта они
цепочкой двинулись к выходному люку.
      Первым  шел Хэррод, с лицом мученика-христианина, идущего
ко  рву  со львом. Своим первым и последним львом. "Ланкастер",
похожий   на  гигантского  черного  птеродактиля,  несся  вдоль
гладкого  обледеневшего  бока  Вайсшпитце,  почти  касаясь  его
крылом. Тримейну, заглянувшему в открытое со стороны Карпентера
окно,	казалось,   что   крыло   самолета  буквально  царапает
поверхность  горы. Он по-прежнему чувствовал, как пот стекает у
него   по  лицу,  а  губы  пересохли.  Украдкой  -  так,  чтобы
Карпентер  не  заметил,  облизал  их,  но  это	не помогло, они
остались сухими.
      А  вот  у  Хэррода,  на которого обрушился снежный шквал,
губы  не  пересохли. Во всем остальном его мысли и чувства были
очень  близки  тем, что теснились в голове и груди Тримейна. Он
стоял  перед  открытым	люком, упираясь руками в борт фюзеляжа,
чтобы  удержаться  на  ногах.  И  под  натиском  ветра его лицо
сохраняло  выражение  полной невозмутимости. Он смотрел вперед,
как   будто   гипнотизируя   глазами  пространство,  где  крыло
бомбардировщика, казалось, вот-вот заденет склон горы.
      Над  дверцей  все еще горел красный свет. Сержант-стрелок
ободряюще  похлопал  Хэррода  по плечу. Тот не сразу очнулся от
своего	гипнотического	состояния и, отступив на полшага внутрь
отсека, отвел руку сержанта.
      - Не  толкайся,	приятель! - Ему пришлось кричать, чтобы
быть   услышанным.   -	 Если	мне   суждено  покончить  жизнь
самоубийством,	позволь сделать это по старинке, своими руками.
- И он занял прежнюю позицию.
      В  эту самую секунду Карпентер еще раз взглянул в боковое
окно и подал сигнал, которого ждал Тримейн, - легкий жест левой
рукой.	Тримейн  тотчас  накренил бомбардировщик и сразу же его
выпрямил.
      Склон  горы  медленно  удалялся.	Самолет  лег  на  курс,
выбранный  Карпентером,  и  шел  вдоль узкого плато. Командир в
последний  раз	высунулся  в  окно  и  левой  Рукой  медленно -
невыносимо  медленно, как показалось Тримейну, - нащупал кнопку
над боковым окошком, немного подождал и нажал ее.
      Сержант Хэррод, задрав голову кверху, увидел, как красный
свет  сменился	зеленым,  вобрал  голову в плечи, зажмурился и,
конвульсивно дернув руками, бросился в снежную мглу.
      Причем   не  так,  как  полагается.  Вместо  того,  чтобы
прыгнуть,  он  просто  сделал  шаг вперед - и его при раскрытии
парашюта  все  еще крутило в воздухе. Следующим прыгал Шэффер -
он  выполнил  это образцово, чистенько, прижав ступни и колени.
Потом вниз пошли Каррачола и Смит.
      Смит  взглянул  вниз и сжал губы. Едва различимый в серой
мгле,  Хэррод  болтался,  как шут на проволоке. Стропы парашюта
переплелись, и чем отчаяннее сержант пытался их расправить, тем
больше	они  запутывались. Радиста уносило влево. Смит наблюдал
за его быстро исчезающей из виду фигурой и молил Бога, чтобы он
не угодил в пропасть. Слава Богу, с другими все было в порядке.
Кристиансен,  Томас  и Смит расположились в небе рядом. чуть ли
не касаясь друг друга. Вполне нормально спускались.
      Еще  до  того,  как  последний  из парашютистов, Торренс-
Смиз,  выпрыгнул  из  самолета, сержант-стрелок кинулся в хвост
самолета.  Он быстро подбежал к ящику для багажа, стащил с него
брезент,   и  извлек  оттуда  скрючившуюся  фигурку.  Это  была
маленькая девушка с огромными темными глазами и тонкими чертами
лица,  закутанная  в  кучу всякого тряпья, под которым оказался
непромокаемый	костюм.   За  плечами  -  парашют.  Она  совсем
закоченела,  и	едва  могла двигаться. Но у сержанта были на ее
счет свои инструкции.
      - Скорее,  мисс	Эллисон:  -  Он  обнял	ее  за	талию и
подтолкнул в сторону люка. - Нельзя терять ни секунды.
      Он  почти  протащил  ее  вдоль  фюзеляжа,  мимо механика,
который  готовился  выпихнуть  вниз  второй парашют с поклажей.
Мэри   Эллисон	полуобернулась	к  нему,  словно  желая  что-то
сказать, но вместо этого рванулась к люку и выпрыгнула во тьму.
Контейнер со снаряжением последовал за ней.
      Некоторое  время	сержант  смотрел  во  тьму. Потом потер
ладонью   подбородок,  недоверчиво  покачал  головой,  отступил
вглубь	 отсека   и   потянул  на  себя  тяжелую  дверцу  люка.
"Ланкастер"  нырнул в снежную мглу. Спустя несколько секунд гул
его моторов растаял в ночном небе.


			Глава 2
      Смит   подогнул	колени,   свел	вместе	ступни	и  так,
сгруппировавшись,  ушел  ногами в глубокий снег. Ветер неистово
рвал  шелк  парашюта. Он быстро собрал его, скрутил и закопал в
снег, примял для верности тяжелым тюком, который снял со спины.
      Здесь,  на  твердой поверхности, пусть и на высоте больше
двух  тысяч  метров  снегопад  был не таким сильным, как метель
наверху,  но  видимость  оказалась  ничуть не лучше, потому что
резкий	ветер  поднимал сухой снег и крутил его в воздухе. Смит
оглянулся вокруг, но никого и ничего не увидел.
      Замерзшими,  неслушающимися  руками он с трудом достал из
кармана  фонарь  и свисток. Повернувшись поочередно на восток и
на  запад,  он	свистнул  и  посветил фонарем. Первым на сигнал
явился Томас, затем Шэффер, через две минуты подошли остальные.
Все, кроме сержанта Хэррода.
      - Складывайте  парашюты  сюда и притаптывайте, - приказал
Смит.  -  Зарывайте  их  поглубже.  Хэррода на земле кто-нибудь
видел?
      Все молча покачали головами.
      - Последний  раз  я  его  заметил,  когда  он  в  воздухе
пронесся  мне  наперерез,  как эскадренный миноносец в бушующем
море, - сказал Шэффер.
      - Да,	я  помню,  -  кивнул  Смит.  -	У  него  стропы
перепутались.
      - Было  дело.  Но,  по-мое