я на стену, что  исторические  сочинения  сохранили
его имя: Феодосий Месоникт, родом из  восточных  провинций  империи.  Авторы
византийских исторических сочинений почему-то умалчивали, что  схватка  была
выиграна не доблестью воинов императора Цимисхия, а метательными орудиями.
   Каменные глыбы сломили живую человеческую плоть.
   Стратиоты колоннами врывались в улицы,  сметая  немногочисленные  заслоны
руссов и болгар. За пехотой в конном строю спешили катафракты.
   Воинов не нужно было больше подгонять, каждый спешил, ибо давно  известно
- львиная доля добычи достается тому, кто ворвется в дом первым.
   Но сражение за Преслав еще не было окончено. Воевода Сфенкел с уцелевшими
дружинниками укрылся в царском дворце, обнесенном невысокой,  но  достаточно
прочной каменной стеной; во двор  дворца  вели  единственные  узкие  ворота.
Полторы сотни стратиотов дерзко ворвались туда, но были  мгновенно  перебиты
руссами. Та же участь постигла и катафрактов, осмелившихся въехать в  ворота
в конном строю.
   Византийские воины растерянно толпились на площади, залитой щедрым  южным
солнцем, а в полумраке воротного проема угрожающе шевелились  длинные  копья
руссов.
   Приехал со своими "бессмертными" император Цимисхий. Опытный  полководец,
он мгновенно оценил губительность боя в тесных лабиринтах дворца и  приказал
выкурить руссов огнем. В окна дворца  полетели  пылающие  факелы,  сосуды  с
греческим огнем, комки смрадно дымившегося войлока.
   Вскоре пламя охватило дворцовые постройки.  Стратиоты  выровняли  ряды  и
подняли копья, чтобы во всеоружии встретить спасающихся от огня руссов...
   И они вышли на площадь, чтобы принять последний бой -  руссы  и  болгары,
последние  защитники  Преслава.  Воевода  Сфенкел  с  горсткой   дружинников
совершил невозможное: он прорвался через железное кольцо стратиотов  и  ушел
из города. Византийцы преследовали его, но  не  сумели  настигнуть.  Сады  и
виноградники, которыми изобиловали окрестности  болгарской  столицы,  укрыли
беглецов. Ночью Сфенкел выбрался на доростольскую дорогу, еще не  перекрытую
византийскими заставами.

Глава 9

   Облицованные  мрамором  стены  были  нарядны  и   холодны.   Многоцветный
мозаичный пол  дышал  леденящей  стужей.  Ветер  с  Дуная,  проникая  сквозь
широкие,  забранные  причудливыми   бронзовыми   решетками   окна,   отдавал
промозглой сыростью. С трудом верилось, что в этот самый час над  Доростолом
висит ослепительное южное солнце, что вокруг дворца цветут сады  и  горожане
ходят в легких одеяниях. Сумраком, сыростью,  зловещими  тенями,  тревожными
шорохами, несмываемыми следами чужой непонятной жизни были переполнены покои
древнего доростольского дворца, временного жилища князя Святослава.
   Пересчитывая шагами скользкие каменные плиты, князь с грустью вспоминал о
ласковом дереве киевских теремов. Камень  будто  клетка  -  давит,  леденит,
навевает  недобрые  мысли.  Видно,  права  в  чем-то  была  княгиня   Ольга,
предостерегая от расставания с  отчиной.  Душа  человека  требует  домашнего
тепла...
   Вчера в этом мрачном и холодном зале  перед  Святославом  сидел  патриций
Калокир, будто бы чудом вырвавшийся из осажденного Преслава. Святослав никак
не мог уразуметь спокойствия и высокомерной уверенности грека.
   Позорное бегство тот представлял если не как подвиг,  то,  уж  во  всяком
случае, как великую услугу князю руссов!
   Правда, известия, привезенные Калокиром, заслуживали внимания.
   Патриций просидел два дня в тайном  убежище  неподалеку  от  Преслава,  и
верные  люди  успели  рассказать  ему  все,  что  делалось  в  это  время  в
захваченном греками городе.
   Император Иоанн Цимисхий тщится предстать перед болгарами избавителем. Он
разрешил болгарским пленным уйти кто куда пожелает и объявил, что вступает в
их страну не для порабощения Болгарии, но лишь для войны с  руссами,  против
которых единственно будет сражаться. Царю Борису император оставил регалии и
царское одеяние, почтительно называл его на людях царем.  Благодарный  Борис
по подсказке императора разослал грамоты своим подданным, чтобы  они  больше
ни в чем не помогали князю Святославу.
   Растерянные боляре мечутся,  не  зная,  к  кому  примкнуть.  Они  еще  не
повернули оружие против  бывших  союзников,  но  и  помощи  от  них  ожидать
нельзя...
   Князь Святослав мог бы добавить, что не только болярские дружины покинули
его. При первых же известиях о вторжении в Болгарию  большого  византийского
войска ушли за Дунай печенеги. Святослав остался один на один  с  Цимисхием.
Однако, даже зная много больше, чем патриций,  князь  Святослав  не  считал,
подобно ему, войну проигранной. Кроме  начала,  война  имеет  еще  и  конец.
Именно конец войны венчает лаврами победителя!
   Поэтому  Святослав  равнодушно  выслушивал  советы   патриция   Калокира:
временно отступить, заключить союз с германским императором Оттоном, который
постоянно враждовал с Византией, снова нанять  печенегов  и,  дождавшись  из
Руси нового войска, вернуться  в  Болгарию.  Главная  забота  патриция  -  о
собственной  безопасности.  Пусть  спасается.   Святослав   его   не   будет
удерживать. Бесполезен теперь Калокир. Пришло время мечей, а  не  хитроумных
интриг, в которых лукавый грек чувствовал себя как рыба в воде.
   Пусть  Калокир  отправляется  к  императору  Оттону.  За  прошлые  услуги
Святослав даже поможет ему покинуть пылающую войной Болгарию.
   Так и сказал Калокиру, пообещав лошадей и воинов для охраны.
   Обрадованный  патриций  долго  кланялся  и  благодарил.  Едва  за  греком
закрылась дверь, Святослав начисто вычеркнул его из памяти...
   17 апреля император Цимисхий двинулся  из  Преслава  к  Доростолу,  снова
поручив заботы об обозе и осадных орудиях паракимомену Василию.
   Города между Гимейскими  горами  и  Дунаем  были  уже  покинуты  русскими
гарнизонами. Без  боя  сдались  Плиска,  Диная  и  другие  крепости.  В  них
император Цимисхий  оставил  небольшие  отряды  стратиотов,  а  с  остальным
войском продолжал стремительный бег к Дунаю. Там должен был  решиться  исход
войны.
   Рано утром 23 апреля конные разъезды императора Цимисхия  приблизились  к
Доростолу, где, как уже знали византийцы, стоял с войском князь Святослав.
   Первая схватка закончилась трагически для византийцев.  На  малоазиатских
всадников Феодора  Мисфианина,  опередивших  полки  катафрактов  и  пехотные
колонны, напали из засады руссы.  Может  быть,  при  других  обстоятельствах
руссы и пропустили бы всадников, потому что в обязанности сторожевой заставы
входило лишь оповещение о приближении  неприятеля,  но  заставой  командовал
княжеский дружинник, вырвавшийся вместе с  воеводой  Сфенкелом  из  горящего
Преслава. Ненависть к  византийцам,  безжалостно  переколовшим  копьями  его
товарищей на  дворцовой  площади,  оказалась  сильнее  благоразумия.  Послав
гонцов к князю Святославу, он с остальными воинами напал  на  греков.  Руссы
вышибали их из седел длинными копьями, рубили мечами,  добивали  поверженных
широкими охотничьими ножами. Почти никто из всадников Феодора Мисфианина  не
спасся. Зато  и  руссы,  ослепленные  яростью,  были  окружены  подоспевшими
катафрактами и перебиты.
   Император Цимисхий долго  стоял  на  поляне,  усеянной  телами  греков  и
руссов. Он видел, как мрачнели лица проезжавших мимо  катафрактов,  как  они
придерживали коней и приглядывались к убитым воинам, будто пересчитывая  их.
Греков полегло больше - и не только застигнутых врасплох  всадников  Феодора
Мисфианина, но и катафрактов, сражавшихся потом с окруженными  руссами.  Это
наводило на грустные размышления. Война будет очень тяжелой...
   Цимисхий подумал, что если бы князь Святослав согласился уйти за Дунай со
своими страшными копьеносцами и не менее страшными всадниками  в  кольчугах,
способными на равных сражаться с многоопытными катафрактами, то  он  бы  сам
предложил руссам мир, чтобы не испытывать больше военное счастье.  Но,  судя
по первой сшибке, Святослав решил защищаться.
   Цимисхий  взмахнул  плетью,  поскакал  к  доростольской  дороге.  За  ним
поспешили  "бессмертные".   Колонны   стратиотов   расступались,   пропуская
императора.
   Всадники вынеслись на небольшую  возвышенность.  Дальше,  до  самых  стен
Доростола,  тянулась  равнина.  Издали  каменные  стены  Доростола  казались
невысокими и совсем негрозными, но Цимисхий знал, что толщина  их  достигает
двадцати локтей, а  до  зубчатого  гребня  способны  дотянуться  лишь  самые
длинные  штурмовые  лестницы.  Двое  ворот  выводили  в  поле,  а  над  ними
возвышались массивные башни.
   Но не каменные твердыни Доростола привлекли внимание императора.
   Преграждая путь к крепости, на равнине стояла еще одна стена - живая.
   Пешие руссы стояли своим обычным сомкнутым строем, сдвинув большие щиты.
   Князь Святослав вывел войско в поле!
   Император Цимисхий расставлял свои полки неторопливо, с  тщательностью  и
искусством, достойным великих  полководцев  древности.  Главную  надежду  он
возлагал на катафрактов, которых сосредоточил на флангах.
   Двенадцать  раз  бросались  в  атаки  катафракты  императора  Цимисхия  и
двенадцать раз откатывались, устилая поле нарядными  панцирями,  расколотыми
щитами и шлемами  с  разноцветными  перьями.  Только  перед  заходом  солнца
Цимисхий смял левое крыло утомленных  непрерывным  сражением  руссов.  Руссы
отступили и заперлись в Доростоле.
   Всю ночь вооруженные стратиоты стояли  перед  воротами  Доростола,  чтобы
предупредить возможную вылазку руссов. А утром 24 апреля император  приказал
строить укрепленный лагерь. Вокруг возвышенности греки вырыли глубокий  ров.
Землю, извлеченную из рва, насыпали валом, а по гребню вала водрузили  копья
и повесили на них щиты. Была назначена дневная и ночная стража,  потому  что
дерзость и предприимчивость руссов были хорошо известны, с ними  приходилось
соблюдать постоянную осторожность. Так предупреждал  император  Цимисхий,  и
военачальники согласились с ним. Руссы - опасные враги. Доблесть катафрактов
и стойкость стратиотов полезно дополнить надежными  укреплениями  и  зоркими
сторожевыми заставами.
   Весь день под Доростолом было спокойно. Греки копошились в своем  лагере,
ставили шатры для военачальников и знатных вельмож, шалаши для воинов. Руссы
отдыхали за крепостными стенами после вчерашнего боя. Война  будто  замерла,
подарив усталым ратникам короткую передышку.
   25 апреля отряды катафрактов подъехали к стенам Доростола, вызывая руссов
на бой. Лучники и пращники императора Цимисхия  принялись  метать  стрелы  и
маленькие ядра из обожженной глины. Им отвечали защитники города.
   Неравным оказалось противоборство: византийские стрелы ломались, ударяясь
в каменные зубцы стены, глиняные ядра рассыпались красной пылью,  а  тяжелые
дротики, выпущенные дальнобойными крепостными самострелами руссов,  пронзали
насквозь панцири катафрактов и щиты стратиотов. Убедившись в тщетности своих
усилий, начальники катафрактов и стрелков увели своих людей в лагерь.
   А вечером руссы в конном строю сами вышли из города. Катафракты атаковали
их, но успеха не имели. После равного боя  руссы  возвратились  в  Доростол.
Однако вечер этот все же принес императору Цимисхию удовлетворение. По Дунаю
поднялся к Доростолу византийский флот.
   Огненосные триеры цепью растянулись по реке на безопасном  расстоянии  от
крепостных метательных орудий и встали на якоря.  Так  предписывали  правила
морской  блокады,  и  друнгарий  флота  следовал  им  неукоснительно.  Руссы
забеспокоились, поспешно вытащили из воды  свои  легкие  ладьи  и  унесли  к
стенам, под охрану лучников. Князь Святослав приказал крепко стеречь  ладьи,
потому что между берегом и цепью огненосных триер оставалась широкая  полоса
мелководья, по которому русские ладьи могли прорваться из окружения.
   26 апреля произошел второй большой бой под Доростолом. Руссы снова  вышли
в пешем строю, и снова была равная битва, в которой военное искусство греков
не  смогло  одолеть  мужества  и  стойкости   русских   пехотинцев.   Только
неожиданная гибель воеводы Сфенкела, пронзенного копьем  катафракта,  внесла
замешательство в ряды руссов, и  они  отступили,  но  недалеко.  Катафракты,
утомленные  битвой  и  устрашенные  большими  потерями,  не  осмелились   их
преследовать. Руссы остались на  равнине  перед  городом,  зажгли  костры  и
простояли на виду у византийского войска всю ночь и утро следующего дня.
   Только к полудню, когда император Цимисхий послал в обход большое  конное
войско, воины князя Святослава свернули  свой  стан  и  неторопливо  ушли  в
город. На месте русского стана греки нашли лишь остывающие  костры  да  тела
катафрактов, с которых руссы стянули панцири и закололи ножами.
   Зрелище показалось византийцам столь ужасным, что они поспешно  повернули
коней прочь.
   Руссы что-то кричали им вслед со стены, но из города больше не выходили.
   28 апреля прибыли осадные орудия. Многочисленные  баллисты  и  катапульты
были поставлены пока возле византийского лагеря. Император торопил - ему  не
терпелось повторить преславскую  бойню.  Но  с  осадными  орудиями  пришлось
провозиться до вечера. Деревянные рамы расшатались на  ухабистых  болгарских
дорогах, веревки из сплетенных воловьих жил пересохли, рычаги и втулки колес
требовали свежей смазки. Обстрел Доростола пришлось  отложить  на  следующий
день.
   А на следующий  день  было  уже  поздно.  Перед  городом  желтел  свежими
откосами глубокий и широкий ров, вырытый руссами всего за одну ночь.
   Император Цимисхий был удивлен  и  раздосадован.  Князь  Святослав  своим
гибким умом  варвара  отыскал  единственно  возможное  средство  от  осадных
орудий, причем средство, никогда раньше не применявшееся полководцами.
   Глубоким рвом он просто преградил путь осадным орудиям к стенам. А  чтобы
засыпать ров, требовалось сначала прогнать от него русских лучников, которые
посылали свои смертоносные стрелы и  не  подпускали  воинов  вспомогательных
отрядов.
   В  ленивой  перестрелке  прошел   день   29   апреля,   день   очередного
разочарования императора Иоанна Цимисхия...
   Ночь  принесла  новые  огорчения.  Дождь   и   шквальный   ветер   загнал
византийских воинов в шалаши и палатки. Даже караульные попрятались, забыв о
своем долге. А князь Святослав посадил на ладьи две  тысячи  дружинников,  и
они проплыли, никем не замеченные,  между  берегом  и  стоявшими  на  якорях
триерами. Выше по реке располагались обозы императора  Цимисхия,  о  которых
руссы узнали от пленных.
   Нападение  руссов  с  реки  оказалось  совершенно   неожиданным.   Стража
паракимомена  Василия  была  мгновенно   перебита,   запасы   продовольствия
перенесены на русские ладьи. То, что руссы не  могли  увезти  с  собой,  они
безжалостно уничтожили: рассыпали по земле и смешивали  с  навозом  зерно  и
муку, разбивали мечами кувшины  с  вином,  изрубили  топорами  даже  обозные
телеги. Захваченное оружие они побросали в воду.
   Ветер начал стихать, дождь прекратился, сквозь тучи проглянула луна.
   Пора было возвращаться. Перегруженные ладьи тихо поплыли вдоль  берега  к
Доростолу.
   За  прибрежными  кустами  раздавались  громкие,  веселые  голоса.  Гребцы
подняли весла, замерли. К воде выходили греческие воины без боевых доспехов.
Они привели коней, принялись тереть их волосяными щетками. За плеском воды и
громким разговором греки так и не услышали  осторожного  журчанья  воды  под
носами ладей. Ладьи благополучно миновали опасное место.
   Открылась большая поляна, освещенная дрожащими отблесками костров. И  там
греческие воины сидели без доспехов и оружия.  Разве  можно  упускать  такой
случай?
   Воевода судовой рати отослал вперед ладьи, нагруженные продовольствием, а
с остальными причалил к берегу за лесом. Не слышно, как охотники за бобрами,
дружинники прошли через ночной лес и напали на греков. Много  погибло  здесь
воинов императора Цимисхия. Запомнилась та ночь грекам...
   Император в гневе топал  ногами  и  кричал  на  друнгария  флота  как  на
нерадивого раба. Жалко было обоза и погибших воинов, но еще  больше  сожалел
Цимисхий, что князь Святослав захватил много продовольствия  и  осада  могла
затянуться. А сколькими лишними жизнями придется заплатить за это?
   А то, что осада неизбежна, не вызывало сомнений ни  у  императора  Иоанна
Цимисхия, ни у его военачальников. Непобежденное  войско  руссов  засело  за
каменными стенами Доростола и досаждало частыми вылазками.
   Единственное, что мог противопоставить император дерзости руссов,  -  это
многочисленные сторожевые заставы, бодрствовавшие теперь днем и ночью.
   Недели тянулись, незаметно складываясь в месяцы... Прошел июнь, на вторую
половину своей быстротекущей жизни покатился июль, а над  воротными  башнями
Доростола по-прежнему развевались стяги князя Святослава...

Глава 10

   Чтобы найти правильный путь, нужно остановиться и оглядеться.
   Князь  Святослав  мысленно  перебирал  события  последнего  года,   искал
ошибочный поворот, который завел его в  каменную  ловушку  Доростола,  и  не
находил.
   Все сделанное представлялось правильным и единственно возможным.
   Необходимо было воевать Фракию и  Македонию,  чтобы  показать  императору
Иоанну Цимисхию, избалованному победами над восточными народами, силу  Руси.
И мирный договор был необходим, потому что не штурмовать стены Царьграда шли
русские рати, но лишь отвадить византийцев от Болгарии. И  воеводу  Сфенкела
нельзя было не поставить в Преславе, ибо лишь под надежным  присмотром  царь
Борис сохранял вассальную верность: глаза у царя, как у  стрекозы,  смотрели
во все стороны.
   Пожалуй, единственное, что надо было сделать, - еще зимой,  не  дожидаясь
установления водного пути, позвать  из  Руси  новые  рати.  Князь  Святослав
собирался это сделать. Но  воеводы  отговорили.  Принялись  доказывать,  что
подобного никогда не бывало,  что  зимой  ратники  не  привыкли  выходить  в
походы, и  у  Святослава  не  хватило  тогда  твердости,  чтобы  отмести  их
возражения. Может, успокоился прошлыми славными победами,  уверовал  в  свой
неизменно счастливый жребий?
   Но кто мог знать, что Цимисхий вероломно нарушит свои клятвы?!
   Князь Святослав понимал, что здесь, под Доростолом, император сильнее.  У
него больше воинов, и в кольце окружения не видно слабых мест.
   Если бы Святослав был только полководцем, он бы давно завязал  с  греками
мирные переговоры, чтобы не подвергать войско тяготам дальнейшей осады.
   Но князь Святослав был не только полководцем, но  и  правителем  огромной
державы, вверившей  ему  свою  судьбу  и  свое  войско.  Поля  его  сражений
простирались далеко за пределы окрестностей  Доростола  и  даже  за  пределы
Болгарии,  и  общая  картина  войны  представлялась   Святославу   несколько
по-иному, чем можно было ее увидеть с крепостной стены.
   У императора  Иоанна  Цимисхия  был  ненадежный  тыл.  Осаждая  Доростол,
император то и дело вынужден был оглядываться назад, тревожиться о том,  что
делается в покинутой им Византии. В ненадежном  тыле  -  слабость  Цимисхия,
которая могла свести на нет все его военные успехи. Каждый лишний день осады
увеличивал опасность мятежа внутренних врагов императора, а счет уже идет не
на дни и даже не на недели, а на месяцы!
   Вот почему князь Святослав отклонял советы воевод и упрямо повторял:
   "Ждать! Ждать!"
   А советов было много, и все они с военной точки  зрения  были  разумными.
Одни предлагали тайно, под покровом ночи или в непогоду, сесть  на  ладьи  и
уплыть к устью Дуная. Другие считали возможным силой прорвать кольцо блокады
и уйти в леса и горы Болгарии, жители которой  благожелательны  к  руссам  и
ненавидят греков. Третьи настаивали на немедленном мире с императором, чтобы
потом, собрав новое войско, возобновить войну. Четвертые, самые  отважные  и
безрассудные, призывали выйти в поле и погибнут