ь с оружием  в  руках,  чтобы
поддержать славу руссов, никогда не  склонявших  головы  перед  врагами.  Но
никто не говорил о продолжении  обороны  Доростола,  потому  что  дружинники
сварили в котлах последних коней и голодали...
   Князь Святослав терпеливо выслушивал советы, но отвечал  всем  одинаково:
"Ждать! Будем ждать!" Воеводы недоумевали. На что надеется князь?
   Князь Святослав дождался своего часа. Верный человек, пробравшийся  ночью
через византийские заставы, принес в Доростол  вести  о  новом  мятеже  Льва
Куропалата, брата убитого Цимисхием императора Никифора Фоки.  Пришло  время
действовать.  Пришло  время  доказать  Цимисхию,  что  войско   руссов   еще
достаточно сильно и может при желании оборонять Доростол бесконечно долго, а
потому  лишь  заключение  необременительного  для  руссов   мира   освободит
императора от связавшей его по рукам и ногам осады. А чтобы императору легче
было расстаться с честолюбивыми надеждами, нужно  еще  раз  ударить  его,  и
ударить покрепче...
   Князь Святослав догадывался, что император Цимисхий по-прежнему возлагает
большие надежды на метательные орудия, которые постепенно подтягивались  все
ближе к Доростолу и вот-вот должны были начать свою  разрушительную  работу.
Нужно выбить из рук Цимисхия это опасное оружие!
   В полдень 19 июля, когда  византийская  стража,  отягощенная  выпитым  за
обедом вином и разморенная зноем, утратила  бдительность,  руссы  неожиданно
выбежали из ворот. Метательные орудия оказались в их руках. Начальник стражи
Иоанн Куркуас, родственник императора, успел вскочить на коня и  кинулся  со
своими воинами на  выручку.  Но  конь  его  споткнулся  в  рытвине,  сбросил
всадника.  Руссы,  привлеченные  позолоченными  доспехами  Иоанна  Куркуаса,
приняли его за самого императора, яростно набросились на упавшего и изрубили
на части вместе с доспехами.  Жарким  пламенем  вспыхивали  деревянные  рамы
катапульт и баллист. Рассеченные топорами, ремни и веревки из  воловьих  жил
шевелились в огне, как паучьи ноги.
   Подоспевшие катафракты  сумели  отбить  раненых,  которых  руссы  волоком
подтащили к городу, но останки императорского родственника  руссы  унесли  с
собой. На позор византийцам они водрузили отрубленную голову Иоанна Куркуаса
над воротной башней и с торжествующими криками указывали на нее  подъехавшим
к стенам катафрактам. Стратиоты шептались, что магистр Иоанн  Куркуас  понес
наказание за безумные преступления против христианских храмов: он ограбил  в
Мизии  многие  церкви,  а  святые  сосуды   переплавил   в   слитки.   Среди
военачальников Цимисхия было немало людей, совершивших подобные  подвиги,  и
страх небесного возмездия охватил грешников...
   20 июля руссы под предводительством Икмора, знаменитого воина,  занявшего
место убитого Сфенкела, снова вышли из города. Густая фаланга  руссов  долго
сражалась с катафрактами и нанесла им тяжелые потери. Все  меньше  в  войске
Цимисхия находилось храбрецов, желавших очертя  голову  бросаться  на  копья
руссов. Только гибель Икмора от меча одного  из  телохранителей  императора,
Анемаса, сына предводителя критян, смутила руссов. Они неторопливо отошли.
   Византийцы, осматривая убитых руссов,  обнаружили  среди  воинов  женщин,
которые в доспехах и с копьями сражались так же храбро, как мужчины. И снова
в страхе зашептались стратиоты: "Можно ли вообще победить народ, у  которого
мужчины  и  женщины  одинаково  мужественны?"   Император   Цимисхий   велел
объяснять, что женщин князь Святослав послал в поле  только  потому,  что  у
него осталось совсем мало воинов. Но  этим  объяснениям  мало  кто  поверил,
потому  что  все  видели  своими  глазами,  как  много  руссов  благополучно
возвратилось в Доростол.
   Ночью,  когда  взошла  луна,  руссы  вышли  на  равнину,  неторопливые  и
угрожающе безмолвные. Они собрали тела своих убитых товарищей  и  сожгли  на
кострах, разложенных у стены. Византийцы  издали  смотрели  на  это  ужасное
зрелище, не осмеливаясь помешать тризне.  Волхвы  резали  черных  петухов  и
бросали их в  воды  Дуная,  чтобы  боги  проявили  благосклонность  к  душам
погибших воинов...
   Князь Святослав готовился к новому сражению. Чтобы воодушевить войско, он
собрал воевод и выборных от каждой сотни и произнес речь:
   - Погибнет  слава,  спутница  русского  оружия,  без  труда  побеждающего
соседние народы и без пролития  крови  покоряющего  целые  страны,  если  мы
теперь постыдно уступим грекам! С храбростью предков наших и  с  верой,  что
русская сила непобедима, сразимся мужественно за  жизнь  нашу!  У  нас  один
обычай - жить победителями или умереть со славой!
   - Слава не погибнет!  -  сурово  заверили  воеводы  и  поклялись  сложить
головы, но не посрамить земли Русской. Следом за ними  принесли  клятву  все
воины, а волхвы скрепили клятвы новыми жертвоприношениями...
   Наступило 22 июля, день последнего сражения  под  стенами  Доростола.  На
этот раз войско вывел в поле сам князь Святослав. Он велел накрепко запереть
городские ворота, чтобы ни у кого не возникло соблазна  искать  спасения  за
стенами, но думать только о победе. Или о  смерти,  если  боги  не  признают
руссов достойными победы.
   Руссы не стали ждать, пока катафракты начнут свои атаки, сами устремились
вперед.  Зашатался  византийский  пехотный  строй,   привыкший   заслоняться
атакующей конницей, стал подаваться назад.  Попятились  катафракты,  которые
из-за стремительного наступления руссов  не  успевали  разогнать  коней  для
копейного  удара.  Только  прибытие  императора  Цимисхия  с  "бессмертными"
остановило отступление. Но  попытки  отбросить  руссов  оказались  тщетными.
Воины князя Святослава сражались с невиданным мужеством.
   Император  Цимисхий  чувствовал,  что  в  прямом  рукопашном  бою   руссы
одолевают, и, оставив против  русской  фаланги  пехоту  полководца  Петра  и
патриция Романа, послал отборную конницу Варды  Склира  в  обход.  Остальные
катафракты спешились, чтобы укрепить пехотный строй.
   Неожиданное  появление  в  тылу  вражеской   конницы   заставило   руссов
приостановить  свое  победное  шествие.  Натиск   на   пехотные   таксиархии
полководца Петра и патриция  Романа  ослабел.  Но  сражение  продолжалось  с
прежним упорством.  Всадники  Варды  Склира  тщетно  атаковали  задние  ряды
руссов, повернувшихся к ним лицом. Сам император с  "бессмертными"  вынужден
был вступить в бой.
   Из византийских рядов специально выделенные люди кричали на языке руссов,
что князь Святослав тяжело ранен,  но  руссы  не  поверили  и  не  поддались
панике. Они видели, что  князь  в  блестящей  кольчуге  появляется  в  самых
опасных местах, воодушевляя воинов.
   Святослав почувствовал,  что  наступает  критический  момент  боя,  когда
полководец должен бросать на весы победы последнее, что у него  осталось,  -
личное мужество...
   Но, наверное, боги и стихийные  силы  природы  были  в  тот  день  против
руссов. С юга надвинулись черные зловещие тучи.  Шквальный  ветер  ударил  в
лицо русским воинам, пыль ослепила глаза,  а  потом  хлынули  потоки  косого
стегающего ливня. Едва слышны были в свисте ветра сигналы трубачей, но руссы
уловили их тревожный зов,  разом  повернулись,  закинули  щиты  за  плечи  и
двинулись к Доростолу.
   Всадники Варды Склира поспешно расступались, освобождая им дорогу.
   Препятствовать отступлению руссов было так же бессмысленно, как  пытаться
хрупким  плетнем  остановить  горную  лавину   -   масса   тяжеловооруженных
пехотинцев задавила бы катафрактов...
   Снова в зале доростольского дворца собрался совет военачальников.
   Воеводы подсчитывали потери. Погибло пятнадцать  тысяч  воинов.  Потеряно
двадцать тысяч щитов. Многие дружинники  получили  раны  и  теперь  способны
сражаться в половину прежней силы. Почему же так спокоен князь Святослав?
   Бодрится, чтобы поддержать  веру  в  победу?  Или  действительно  считает
сегодняшнее кровопролитие победой?
   Святослав мог бы объяснить воеводам, что иного исхода сражения  он  и  не
ожидал. Победить  многочисленное,  сытое  и  отдохнувшее  войско  императора
Цимисхия  было  почти  невозможно.  Но  то,  что  задумал  Святослав,   было
достигнуто. Византийцам нанесены такие тяжкие потери, что последние  надежды
императора Цимисхия на скорое завершение войны должны  рассеяться  как  дым.
Еще немного продержаться, и Цимисхий сам будет умолять о мире.
   - Передайте воинам -  жертвы  не  напрасны!  -  заключил  Святослав  речи
воевод. - Цимисхий не забудет нынешней бойни! Укрепитесь духом и ждите!
   Воеводы кланялись и, придерживая левой рукой  ножны  мечей,  выходили  из
зала. А вслед им неслись многократно повторенные слова князя Святослава:
   "Ждите! Ждите! Ждите!"
   А сколько еще ждать? И чего?
   Этого они так и не услышали от князя Святослава, и только глубокая вера в
счастливую звезду предводителя войска удерживала их в повиновении.
   Князь бодр и деятелен, а потому, наверное, еще не все потеряно...

Глава 11

   Ночью к воротам Доростола подошел человек в  плаще  патриция,  с  горящим
факелом в руке. Десятнику  воротной  стражи,  высунувшемуся  в  бойницу,  он
крикнул:
   - От императора Иоанна Цимисхия - к князю руссов!
   Тяжелые створки ворот приоткрылись, пропуская посланца императора.
   Сам Святослав не пожелал  разговаривать  с  византийцем.  Князю  прилично
принимать посольства от соседних государей, а не тайных  вестников,  которые
неизвестно с чем пришли. Святослав приказал проводить византийца в  парадный
зал,  поручил  Свенельду  выслушать   предложения   Цимисхия,   если   посол
действительно пришел от императора,  а  сам  остался  в  небольшой  комнате,
отделенной от  зала  пологом  из  полупрозрачной  ткани:  он  видел  в  ярко
освещенном зале все, сам оставаясь невидимым.
   Переговоры длились недолго.  Свенельд  вошел  в  комнатку  к  Святославу,
радостно воскликнул:
   - Княже! Греки просят мира!
   - На чем хочет замириться Цимисхий?
   Свенельд, медленно загибая пальцы, принялся перечислять:
   - Мы должны отдать грекам  Доростол...  Отпустить  пленников...  Покинуть
Болгарию и возвратиться в  Русь...  Император,  со  своей  стороны,  обещает
безопасно пропустить наши ладьи, не нападая  своими  огненосными  кораблями,
дать хлеб для всего  войска,  а  наших  людей,  которые  будут  приезжать  в
Царьград для торговли, считать по-прежнему друзьями...
   - Пишите хартию! - кивнул Святослав.
   Нельзя сказать, чтобы согласие было дано Святославом  с  легким  сердцем.
Договор перечеркивал почти все, что было достигнуто в дунайских походах.  Но
выбора не было. Мир был тяжелым, но необидным. А что касается  будущего,  то
лишь от него, Святослава, зависит, сохранятся ли в силе невыгодные для  Руси
условия. Спор с Византией из-за Болгарии будет продолжаться. Пока же граница
между двумя государствами пройдет по Дунаю...
   За полог снова заглянул Свенельд:
   - Грек спрашивает, на сколько воинов давать хлеб?
   - Скажи: на двадцать две тысячи!
   Потом Свенельд вошел с пергаментным  свитком  в  руках.  Князь  Святослав
закоптил  над  свечой  перстень  с  печаткой  и  скрепил   черным   оттиском
начертанные на пергаменте строки...
   Грек отбыл из Доростола так же тихо и незаметно, как пришел.
   Пергамент с хартией  мира  остался  у  Свенельда,  потому  что  император
Цимисхий настаивал, чтобы руссы сами обратились с мирными предложениями.
   Цимисхий считал умаленьем чести Византийской империи самому искать мира.
   Кто ищет  мира,  тот  не  является  победителем.  А  Цимисхию  по  многим
соображениям нужно было, чтобы люди считали, что  его  поход  на  Дунай  был
победоносным...
   Князь Святослав вынужден был согласиться. Тщеславие не  должно  затмевать
разума. Не время спорить, кто поклонится первым.  Пусть  утешенная  гордость
будет  Цимисхию  вознаграждением  за  кровь  тысяч  и  тысяч  катафрактов  и
стратиотов. Славы князя Святослава это не убавит!
   Утром воевода Свенельд в сопровождении  десяти  самых  рослых  и  крепких
дружинников отправился в византийский стан. Император Иоанн Цимисхий  принял
русское посольство в большом шатре, украшенном дорогими тканями и  статуями.
Император сидел на походном троне. По обеим сторонам от него стояли вельможи
в нарядных одеждах.
   Великий логафет,  первый  вельможа  императора,  сказал,  что  византийцы
охотно  принимают  предложение  мира,  ибо  они  обычно   побеждают   врагов
благодеяниями, а  не  силой  оружия.  Свенельд  восхитился  благородством  и
благоразумием императора, заботливо оберегающего жизни своих воинов.
   Кое-кто из византийских вельмож воспринял  последние  слова  как  обидный
намек на огромные потери катафрактов, но лицо императора  было  спокойным  и
приветливым, и вельможи не осмелились показать своего возмущения.
   Ласковыми и  полными  взаимного  славословия  были  посольские  речи,  но
обмануть они не могли никого. Врагами встретились руссы и греки,  врагами  и
расставались. Только равновесие во многих  сражениях  привело  императора  к
вынужденному миру. Но надолго ли сохранится такой мир?
   Свенельд от имени своего  князя  попросил  императора  послать  послов  к
печенегам, чтобы  уведомить  их  о  мире  и  предостеречь  от  нападений  на
возвращающихся  в  свою  землю  руссов.  Великий  логафет  заверил,  что   к
печенежским  вождям  тотчас  же  отправятся  знатные  люди  и  даже  Феофил,
архиепископ Эвхаитский, примет участие в  этом  посольстве.  Тогда  же  было
сговорено, что правители скрепят мирный договор личной встречей.
   Встреча князя Святослава с императором произошла на берегу Дуная.
   Описание этой  встречи  столетиями  кочевало  по  страницам  исторических
сочинений, потому что это описание, включенное в "Историю Льва  Диакона"  со
слов очевидца, было единственным в своем  роде  -  только  из  него  потомки
узнали о подлинном облике прославленного русского князя. Вот оно:
   "Император Цимисхий в позлащенном вооружении, на коне, приехал  к  берегу
Дуная,  сопровождаемый  великим  отрядом  всадников,  блестящих   доспехами.
Святослав приплыл по реке на скифской ладье и, сидя за веслом, греб  наравне
с прочими без всякого различия. Он был среднего роста, не слишком высок,  не
слишком мал; с густыми бровями, с  голубыми  глазами,  с  плоским  носом,  с
бритою бородою и с длинными висячими усами. Голова у него была совсем голая,
только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея
толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался  мрачным  и
свирепым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная  карбункулом,
а по обеим сторонам от него двумя жемчужинами. Одежда на нем  была  простая,
ничем, кроме чистоты, от других не отличная. Поговорив немного с императором
о мире, сидя на лавке в ладье, он отправился обратно..."
   Провожая глазами ладью князя  Святослава,  император  Цимисхий  задумчиво
проговорил:
   - Этот варвар не должен вернуться на Дунай!
   - Он  не  вернется!  -  заверил  паракимомен  Василий.  -  С  посольством
архиепископа Феофила поедут в Печенегию мои верные слуги...
   Но Святослав еще раз обманул императора Цимисхия. Напрасно ждали руссов в
днепровских порогах подкупленные византийским золотом печенеги.
   Напрасно  бороздили  море  возле  днепровского  устья   огненные   триеры
херсонского стратига, которому при встрече с ладьями руссов  было  приказано
поступать так, как будто бы он ничего не знает о заключении мира. Отправив в
Киев  воеводу  Свенельда  с  частью  войска,  князь  Святослав   остался   в
Белобережье, на одном из бесчисленных островов дунайской дельты, и зазимовал
там. Не только забота о  собственной  безопасности  руководила  Святославом.
Своим присутствием у границы Болгарии он хотел ободрить и поддержать болгар,
с которыми расправлялся император Цимисхий.
   А для болгар действительно наступили тяжелые времена. Восточная  Болгария
потеряла свою независимость. Царь Борис был  низложен,  ему  было  приказано
сложить с себя царские регалии: пурпурную шапку, вышитую золотом и жемчугом,
багряную мантию. Взамен утраченной короны Бориса пожаловали скромным титулом
магистра. Младший брат низложенного болгарского царя - Роман был оскоплен по
приказу императора. Спешно переименовывались  на  греческий  лад  болгарские
города. Преслав становился отныне Иоаннополисом, в честь  самого  императора
Цимисхия, Доростол - Феодорополисом. Замерла Болгария,  скованная  железными
обручами византийских гарнизонов. Страшной оказалась расплата  за  малодушие
царя Бориса...
   Воины князя Святослава провели в  Белобережье  всю  зиму,  терпя  великий
голод. За мерзлую конскую голову платили  по  полугривне,  варили  в  котлах
вместо мяса ремни от щитов. Ждали Свенельда с обозом и  новыми  воинами,  но
Свенельд не пришел...
   Весной 972 года ладьи князя Сватослава направились к днепровскому  устью.
Совсем близкой казалась отчизна -  рукой  подать.  Но  самый  терпеливый  из
печенежских князей, коварный и мстительный  Куря,  не  ушел  от  днепровских
порогов. Когда  воины  князя  Святослава  вытащили  ладьи  на  берег,  чтобы
перенести их на другую сторону порога, на них напали печенеги.
   Князь Святослав рубился мечом, как простой воин,  и,  как  все  остальные
воины, погиб в сражении. Смерть, обходившая стороной в бесчисленных  битвах,
нашла наконец князя-витязя...
   Не сохранилось  кургана  над  могилой  князя  Святослава,  только  память
народная, вечная хранительница истинно ценного, бережно донесла до  потомков
славу князя-витязя, воителя за землю Русскую. Навечно остался  он  в  памяти
людей молодым и отважным - таким, каким представил  его  летописец  на  заре
жизни:
   "КОГДА СВЯТОСЛАВ ВЫРОС И ВОЗМУЖАЛ, СТАЛ ОН СОБИРАТЬ МНОГО ВОИНОВ  ХАБРЫХ.
И ЛЕГКО ХОДИЛ В ПОХОДАХ, КАК ПАРДУС, И МНОГО ВОЕВАЛ. В ПОХОДАХ ЖЕ  НЕ  ВОЗИЛ
ЗА СОБОЮ НИ ВОЗОВ, НИ КОТЛОВ, НЕ ВАРИЛ МЯСА, НО, ТОНКО ПОРЕЗАВ  КОНИНУ,  ИЛИ
ЗВЕРИНУ, ИЛИ ГОВЯДИНУ И ЗАЖАРИВ НА УГЛЯХ, ТАК ЕЛ. НЕ ИМЕЛ  ОН  И  ШАТРА,  НО
СПАЛ, ПОДСТЕЛИВ ПОТНИК, С СЕДЛОМ В ГОЛОВАХ. ТАКИМИ  ЖЕ  БЫЛИ  И  ВСЕ  ПРОЧИЕ
ВОИНЫ ЕГО. И ПОСЫЛАЛ В ИНЫЕ ЗЕМЛИ СО СЛОВАМИ: "ХОЧУ НА ВАС ИДТИ!"