овет  ближнего!  Никогда Иов  не
последует ему, не  потому, что боится смерти, а потому, что боится отпадения
от Бога. Бог - высшая радость его, несмотря на ужас бытия. А в  то  же время
он так страдает, что зовет смерть и говорит о ней, как об успокоении:

     "Там беззаконные перестают наводить
     Страх, и там отдыхают истощившиеся в силах.
     Там узники вместе наслаждаются
     покоем, и не слышат криков наставника.
     Малый и великий там равны, и
     раб свободен от господина своего".
     Ибо здесь на земле:
     "Нет мне мира, нет покоя, нет отрады:
     постигло несчастие".
     Смерть  есть  избавление от  бед,  смерть  - успокоение  отчаявше-гося,
освобождение  от  страдания, но разрешить ее  себе  человек не может. Сердце
Иова разрывается, но он должен жить, жить среди лю-дей.
     От "Книги Иова"  до  наших  дней человек строит  множество  иллюзий  по
поводу своей соразмерности с кем-то,  сопереживания и  сопонимания людей: от
человека к  человеку. История  культуры  человечест-ва  -  это попытка найти
Человека  и  Человека. Потому  что  нет  тяжелее испытания  для  людей,  чем
одиночество.   Может   ли   че-ловек,    существо   думающее,   чувствующее,
одухотворенное,  соединиться  душою  со-переживания,  со-ития,  со-знания  с
другим  человеком? Может  ли донести  самого себя  другим: ближним, дальним,
сейчас и  через  века, детям  и потомкам?  Через  эту жажду соития  приходит
чело-век к искусству; оставляет себя вечности, попирает смерть. Прекрасное -
есть  мир, который  творит человек, - хотя  не все Прекрасное  есть творение
человеческое, -  на  этом  стоит  Античность,  Возрождение, гуманизм.  Миры,
сотворенные человеком, есть время, преодоленное человеком. Если искусство (в
широком смысле) есть новый, человеком сотворенный мир  и преодоление времени
и смерти, то оно как ничто другое связывает нас с Творцом.
     В  искусстве  живо только то, что  одухотворено,  то,  в чем  есть Дух.
Творчество как духовный акт абсолютно человечно, но одухотворен-ность -  то,
что  дано  человеку  Богом. Божественная  одухотворенность, переходя от Бога
через  человека в  произведение искусства, делает  его бессмертным,  но если
этого нет, то нет и бессмертного произве-дения.  Сколь ни совершенны формы -
без Духа  они мертвы. "Книга Иова" как произведение искусства уникальна тем,
что она впервые показывает, что попытка  обратиться от человека к человеку -
не-состоятельна. Через две  с половиной тысячи лет, в XX веке н.э., мы вновь
поняли, что "человек и человек"  -  это формула одиночества, неприкаянности,
непонимания, потому  что  нет чего-то  связующего.  Недаром  Иов отвечает  с
горечью на речи друзей своих:
     Доколе вы будете мучить душу мою
     И сокрушать меня речами?
     Все    искусство   модернизма,   особенно   литература   и    философия
экзистенциализма, начиная  с Кьеркегора, раскрывает  как беспредельно одинок
человек, лишившийся  Бога.  Объективно человек всегда  одинок  в  высочайшие
моменты бытия - рождения и смерти. Здесь никто дру-гой не может участвовать,
но если в течение  жизни  человек утерял Бога, и Бога  в душе  нет, то зачем
жизнь перед лицом  такой  бездны одиночества? Субъективно это выражено в сне
Раскольникова  на  каторге:  ему снилось,  что  все  люди  поражены  неки-ми
трихинами.  Болезнь  заключается в том,  что  люди перестают  пони-мать друг
друга.  Каждый кричит,  что именно  он знает истину, и не слышат друг друга.
Это болезнь нашего времени, болезнь нетерпи-мости и абсолютного одиночества,
незнания Высшей Истины, о которой Лев Толстой говорил, что "только там,  где
есть  Бог,  там  есть Добро,  Красота и  Правда",  ибо  Бог  во  всех  своих
проявлениях   есть  Любовь,   есть   объединение  единичных  истин.  Поэтому
состоятельна только  связующая триада: "Человек - Бог - человек", - причем в
этой  триаде  не  может  отсутствовать  ни одно  звено,  иначе рухнет  самая
устойчивая  модель  Мироздания - треугольник, и  человек  погибнет в  пучине
собственного одинокого "Я". Выстраивая линию "человек - человек", мы в конце
кон-цов лишаемся духа и приходим к одиночеству, войнам и гибели.
     Современное  искусство,  начиная  с  Достоевского и Ницше, показало нам
страшную   опасность  -   попытку  вместо  Бога   поставить   сверхчеловека.
Сверхчеловек   не   нуждается   в  Боге.   Он  устанавливает  свои   законы,
отсутствующие в мироздании: "Убивайте,  убивайте,  убивайте!  Я беру на себя
ваши грехи" (Герман Геринг). "Сверхчеловек" лишен понятия о человеке, ибо он
лишен Духа, как будто не было тысячелетий ра-боты Духа над плотью, как будто
плоть устала от напряженней духовной работы.  Кроме того, обычному человеку,
то есть  тому, кто обла-дает Духом Божьим,  сверхчеловек  предназначил  роль
раба.  Добиться этого он может только силой. В  таком деле ему, кроме орудий
циви-лизации в  виде автоматов и танков, помогают и заменяющие Дух поня-тия:
нация, каста, партия, класс.
     Несостоятельно  и  другое  убеждение: нет  ничего,  кроме Бога.  В этом
случае  мы   приходим  к  инквизиции   и  крайнему  экстремизму  ис-ламского
фундаментализма, ибо  тогда жизнь  человека  -  не высочай-шее  таинство, не
высочайшее воплощение Духа, а  ничто,  нечто,  не  имеющее цены и  ценности.
Будем благодарны  Достоевскому,  Кьеркегору, Камю,  Сартру, Фрейду,  Фромму,
Ясперсу,  показавшим ужас того,  к  чему мы пришли.  Выявив  истинную  цену,
которую мы заплатили, отка-зываясь  от Духа  и самих  себя,  дойдя  до краха
самоуничтожения, надо попытаться вернуться к великой триаде:
     Человек - Бог - человек.
     Полная  ее  расшифровка,  наверное,  невозможна.  Конец  Света  еще  не
наступил, и  понять  замысел  Божий до  конца нам не  дано. Дано априори две
вещи:  вечное движение к  Истине  и  полная свобода в выборе между  Добром и
Злом. Мы не можем дать определение: что  есть Бог. Повторим слова  Владимира
Соловьева - Бога нельзя познать, Бога можно почувствовать в  своей душе. Это
тоже  тройст-венная формула, выраженная  другими  словами. Можно  попытаться
найти какие-то  определения божественного начала,  которые в  ходу со времен
Авраама   до   современных   научных   изысканий.   Бог  есть   бесконечное,
всеобъемлющее,  во  все   времена  сущее,   из  себя   творящее,  все  собой
одухотворяющее, всезнающее, во времени и пространстве бесконечное, любящее и
созидающее начало. ОтБогалюбовь, созидание и  гармония.  От другого начала -
зло,  раз-рушение, хаос.  И совершенный Бог созидает человека.  Зачем? Какая
сила любви, нам  недоступная, требует сотворить  сущее, огра-ниченное, как и
все во вселенной, во  времени и в форме,  но  имеющее  то,  чего нет во всей
вселенной - Частицу  Духа. Разве без человека  вселенная  не была  бы полна?
Может быть,  через человека Бог  тоже  познает что-то,  хотя бы самоощущение
сотворенного существа. Тогда каждый из нас есть драгоценность в сущном мире.
Теология говорит, что  в  каждом  человеке отражен  лик Божий. Причиняя друг
другу  боль,  сея смерть,  мы создаем зло, и чем больше  мы творим  зло, тем
больше оно  обрушивается  на нас, отодвигая  от Бога. Свобода в выборе между
Добром  и злом  есть главный дар Бога в человеческой жизни, и самое  тяжелое
бремя.  Иов тем и  потрясает,  что  перед  лицом  абсолютного зла  абсолютно
свободно выбирает Добро.
     За две с половиной тысячи лет плоть, кажется,  устала от поиска  Добра.
Достоевский устами  Ивана Карамазова  говорит  о  том, что  человек  слаб. В
"Легенде  о  великом  инквизиторе"  высказана  фи-лософская идея,  которая в
голову  не пришла бы  древнему иудею  или античному греку.  Идея  XХ  именно
столетия:  "Нет  заботы  беспре-рывнее  и  мучительнее  для  человека,  как,
оставшись  свободным,  сыскать  поскорее того,  перед кем преклониться".  Мы
только сейчас начинаем понимать, что человек не оставлен Богом, а автономен,
свободен.  Самое страшное  в  том, что человек боится свободы,  он  и зло-то
творит  по  большей части  длдя того, чтобы заглушить  чувство  свободы;  он
постоянно совершает бегство от свободы и отдает ее - самый святой дар Бога -
любому конкретному физическому  лицу, лишь бы не  чувствовать гнета свободы,
ибо свобода не есть индивидуальный  произвол  личности, не считающейся  ни с
чем, а жизнь по совести. Перефразируя Канта,можно сказать, что свобода - это
совесть внутри нас, сверенная с Богом. Отказавшись от Бога,  мы отказываемся
и от свободы. Парадокс заключается в том, что без Бога нет свободы. На наших
глазах   происходит   сокрушительное  падение  духовности,  предсказанное  в
Апокалипсисе.
     А счет  за все происходящее  предъявляется Богу. И Достоевский  показал
почему: земля переполнилась страданиями.  Приходится констатировать диагноз:
нравственная старость человечества. Отсюда  и  казуистика  взаимоотношений с
Богом.  Современный человек (Иван Карамазов) может и веровать в Бога; но так
сострадать человеческим мукам, что мира Божьего не принимать.
     ". . . И если страдания детей пошли  на пополнение той суммы страданий,
которая необходима была для покупки истины; то я ут-верждаю заранее, что вся
истина не  стоит такой  цены. Не  хочу  я наконец, чтобы мать  обнималась  с
мучителем, растерзавшим ее сына псами! Не смеет она прощать ему! Если хочет,
пусть  простит  за  себя,  пусть  простит  мучителю   материнское  безмерное
страдание свое; но  страдания своего ребенка она не имеет права простить, не
смеет  простить их  ему!А  если  так,  если они  не смеют  простить,  где же
гармония?  Есть  ли  во всем  мире существо, которое могло бы и  имело право
простить?  Не хочу гармонии,  из-за  любви  к  человечеству не  хочу. Я хочу
оставаться  лучше со  страданиями  неотомщенными.  Лучше  уж я  останусь при
неотомщенном страдании моем и неутоленном него-довании моем, хотя бы я был и
неправ. Да  и  слишком дорого  оценили гармонию,  не по карману нашему вовсе
столько платить  за вход.  А  потому  свой  билет  на вход  спешу возвратить
обратно. И  если только я честный человек,то обязан возвратить его как можно
заранее. Это и делаю.  Не Бога  я не принимаю,  Алеша,  я  только билет  ему
почтительнейше возвращаю".1 Драма в том, что
вместе с Иваном мы все готовы "билетик" Богу вернуть.
     За две с половиной тысячи лет чаша страданий человеческих переполнилась
настолько,  что объяснить и оправдать прошлые и настоящие страдания человека
будущей вечной гармонией - невозможно, через край пере-лилось. Человек устал
верить, и потому всей душой чувствуем - Апокалипсис близко .
     Парадоксальность  заложена  во всех взаимоот-ношениях  человека и Бога.
Трагедия  бытия  в том, что человеку дана возможность  услы-шать ответ  Бога
только  в момент  предсмертной боли. Тому, кого  Бог отметил, Он дает вторую
жизнь. Иов рассказал нам о своих страда-ниях, потому что выжил. Неважно, что
он говорит о Боге, неважно, что Бог  говорит ему; важно, что говорит  Иов  о
человеке,  что  Бог  даровал Иову  вторую  жизнь  в  благоденствии  - в этом
заключается  от-вет Бога.  Иов праведен и, пройдя страдания,  был услышан. А
миллиарды страдальцев  сошли с лица  земли, не рассказав  нам, что испы-тали
они и что ответил им Бог.
     Бог  услышал  Иова  -  и  в  этом был залог пришествия  Христа.  Высшая
нравственность воплотилась в том, что говорил Иов о человеке,и Высшее Начало
преисполнилось состраданием к человеку, поэтому повторим тривиальную истину:
главное  сокровище  человека  -  мудрость его.  Иов, прокаженный, в  язвах и
ранах, сидящий в рубище на пепе-лище дома своего, оплакивающий  смерть детей
ипотерю богатства, говорит:
     А мудрость - где она обретается,
     И где оно, разума место?
     Не знает человек дороги к ней,
     И не находится она на земле живых.
     . . .
     Бог один знает дорогу к ней,
     И Он лишь ведает место ее.
     . . .
     "Вот страх Господень - это и есть мудрость,
     И удаление от зла - разум".
     Если  бы человечество  поверило этим словам,  почувствовало ра-дость от
осознания  Истины,  то не  появилась бы формула  зла:  "уби-вайте, убивайте,
убивайте  - я  беру  на  себя  ваши грехи".  Сверхчело-век  -  вне Бога, вне
человека.
     Удаление от зла - разум. Но человек не  услышал Бога, потому и не знает
- зачем страдание.
     Если  мудрость приходит через страдания, то  все страдания человеческие
можно понять  и объяснить. Вопрос Ивана Карамазова страшнее: страдания детей
зачем нужны  Богу, страдания матерей их, несущих двойную боль - и за себя  и
за ребенка, - чем оправданы? Иван Карамазов говорит от имени самых невинных:
там, в бесконеч-ности и  вечности, они свидетельствуют перед  Богом, а здесь
на земле, кто в ответе  за их страдания? Неужели смысл их страдания  в  том,
чтобы  Бог  именно их  услышал? Иван  Карамазов бросает Богу  самый страшный
ответ  человека  -  не  хочу,  чтобы в конце времен,  когда все  воскреснут,
восстанут  и  поймут друг  друга, не хочу,  чтобы мать прощала убийцу своего
сына. Бог простит, убиенный, если может, простит, а мать не должна простить.
С человеческой точки  зрения гораздо справедливее погрузиться в вечную тьму,
превратить-ся в прах,  смешаться  с  пылью вселенской, чем простить  то, что
простить невозможно.
     Карамазовский  вопрос  весьма  актуален,  но  его  можно  поставить  по
другому:  нужно  ли  было  человека  создавать  свободным, чтобы  на вершине
цивилизации  в  самой  образованной  стране  мира  совершенно  свободно  "по
совести" поощрялась  смерть трех  миллионов  детей? Три  миллиона  еврейских
детей, умерших  в гетто от голода  и побоев,  сложенные штабелями скелетики,
сожженные  в  одной яме;  поезда  детей в Дахау,  Освенциме, Треблинке,  где
малышей раздевали, аккуратно отбирая платьица, кос-тюмчики, ботинки, стригли
и вели в  газовые камеры.  Что услышал Бог в  их  криках  за  пять  минут до
смерти? Какой  ответ Он даст  челове-честву?  И  вместе  со страданиями всех
детей,  о  которых  говорит  Иван, неискупленными  страданиями,  что  за мир
сотворится?
     Понадобилось пятьсот лет, чтобы праведный Иов, засвидетельствовав-ший о
человечестве, вызвал сострадание Всевышнего и воплощение Его на родине Иова,
в  Иудее, в образе правоверного еврея  Иисуса,  ко-торый  провозгласил  одну
крамольную по тем временамистину:  все человечество достой-но  сострадания и
спасения. Воплощение  Христа  было предвозвещено  возвращением Иова к  новой
жизни и зафиксировано в Библии  рас-сказом  Иова  о  падении  и  возрождении
человека с Божьей помощью.
     Но из  трех миллионов  маленьких страдальцев не спасся ни один, ни один
не рассказал нам, что  ему ответил Бог, и дух  их, соприкос-нувшись с Вечным
Бытием, что засвидетельствовал о человечестве?
     Богу все равно, к какой расе вы принадлежите, к какому народу, к  какой
конфессии.  Бесконечное Всеобъемлющее  Начало  ждет  от  человечества общего
подвига духа - приятия Добра. Судьба еврейства свидетельствует об ином, ибо,
вечно  гонимые, они неуклонно исполняли избранничество Божье. Недаром Адольф
Гитлер говорил:  "Чтобы убить  совесть, нужно  убить хотя  бы одного еврея".
Тот,  кто  уверен  в  избранничестве  своего  народа, готов ли заплатить  за
разговоры с Богом тремя миллионами хладнокровно сожженных детей? Избранность
состоит только в том, чтобы  пять  тысяч  лет нести  миру идею Единого Бога.
Выполнив  свою   миссию,  пережив   холокост,  евреи   вернулись  на   землю
обетованную, как и было предсказано.
     Перед предыдущими  поколениями  у нас есть одно  преимущество: мы можем
воочию узреть ответ Бога  на  крик тех миллионов убитых, погубленных душ, на
предсмертное  вопрошание малышей, погибших  не только в  лагерях,  но и  под
бомбежками, при обстрелах и пожарах во всех странах мира, гибнущих и сейчас,
не  сотнями,  не  тысячами,  а  миллионами.  Мы видим  перед собой  реальное
воплощение Апокалипсиса, когда технотронная цивилизация вот-вот погубит сама
себя.Спасение  измученного  человечества,  стоящего,  как Иов,  на  пепелище
своего  дома, потерявшего в  немыслимых жертвах,  принесенных  "прогрессу" в
ходе войн и экологических катастроф огромную часть населения земли, больного
и измученного эпидемиями и болезнями - спасение его, -  как пишет Хайдеггер,
- в умении вопрошать.
     "Чем ближе мы подходим к опасности, тем ярче начинают светить-ся пути к
спасительному,  тем  более вопрошающими  мы  становимся. Ибо вопрошание есть
благочестие  мысли"  (Хайдеггер).   Иов  -  прообраз,   символ  современного
человека, не знающего Истины,  но  перед смертельной опасностью, затронувшей
все его бытие, вновь вопрошающего: "Что есть  Истина?" И в  этом  вопрошании
человек  обретет  спасение.  "Книга   Иова"  -   книга  о  пути  к  спасению
челове-чества. Ибо вопрошание Бога - есть высшая форма Бытия.


     1   Ф.М.Достоевский  "Братья  Карамазовы"

       2

     3
      "ГАМЛЕТ" ИЛИОПРАВДАНИЕДОБРА

     Мы  привыкли говорить о драматизме человеческого  существования, однако
само появление  человека,  история как таковая,  является драмой вселенского
масштаба.  История, воспринятая как  драма,  дает  нам понять, что первыми и
главнейшими вопросами,  которые встали перед осознавшим  себя человечеством,
были  вопросы нравст-венные, вечные вопросы отношения  человека  к человеку,
человека ко  всей вселенной, и, наконец,  человека к Богу.  В разные времена
эти вопросы  то  отходят  на второй план, то  выступают  вперед и заставляют
вновь  и вновь искать  ответы, которые заведомо не  могут  быть  даны раз  и
навсегда. Если рассматривать историю с точки зрения проблем бытия, то  можно
говорить о некоем нравственном времени, которое не идет поступательно, а как
бы  делает  виток по  спирали,  постоянно возвращая  человечество  к  вечным
вопросам, чтобы оно пыталось приблизиться к истине,  изначально заложенной в
систему развития человека во вселенной.
     На   спирали   нравственного   времени  совпадают   исторически  весьма
отдаленные эпохи. Приходится  согласиться со словами Эриха Фромма о том, что
наше  время  во многом  совпадает  с эпохой рефор-мации, когда пошатнувшаяся
история заставила людей пересматривать сложившиеся представления и догмы.
     Волею провиденья и исторической судьбы на пороге XXI  века мы оказались
современниками Шекспира. Эпоха глобальных потрясений и мировых войн дала нам
ощутить,  что  рухнуло  то  нравственное  самосознание,  которое  называлось
европейским или христианским,  и  которое  должно  быть переосмыслено, чтобы
выявить источник нового ощущения нравственной силы христианства. В "Гамлета"
мы всматриваемся как в зеркало, показывающее наше нравственное будущее.
     Действие трагедии о Гамлете проходит  под знаком  события,  начинающего
историю  человечества,  и эта  общечеловеческая трагедия -  фон для  жизни и
смерти человека, протестующего против первоубийства.
     Две темы все время  повторяются в  "Гамлете":  тема Каина, первоубийцы,
убийцы брата, первого нарушившего мировую гармонию,  первого  подчинившегося
злу,  и  тема  человека,  сопротивляющегося  злу, жертвующего  собой  во имя
спасения мироздания.
     Искушение зла одержало победу над Клавдием, как и над первоубийцей.
     "Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу.
     И  Авель  также  принес от  первородного стада  своего и от тука их.  И
призрел Господь на Авеля и на дар его.
     А  на Каина и на дар его не  призрел. Каин сильно огорчился,  и поникло
лицо его.
     И сказал  Господь Каину: почему  ты огорчился?  И  отчего поникло  лицо
твое?
     Если  делаешь доброе, то  не  поднимаешь ли  лица?  А если  не  делаешь
доброго, то  у дверей  грех лежит;  он влечет тебя к себе, но ты господствуй
над ним.
     И сказал Каин Авелю, брату своему.  И  когда они были в  поле,  восстал
Каин на Авеля, брата своего и убил его.
     И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: разве я сторож
брату моему?
     И сказал: что  ты сделал