ь к Франклину.
     Франклин   сидел,   словно  аршин  проглотив,  с   выражением  крайнего
неодобрения на лице.  Когда же  на сцене вторично появились восемь девушек в
черных  с блестками  одеждах,  он  поднялся, коротко кивнул Флоре и  пошел к
выходу. Флора беспрекословно последовала за ним.
     В  десять они легли. Франклин  предварительно  полностью  раскритиковал
непристойных   комедиантов   и   грязных   уличных    шлюшек,   становящихся
танцовщицами.  Потом  почистил  зубы,  выполнил  ритуал  втирания  в  волосы
специального   спиртового  состава,   изготовленного   для  него  эльгинским
аптекарем,  отмел робкое предложение Флоры еще разок сходить  в игорный зал,
просто  так, посмотреть,  и улегся в постель. Флора, как всегда, почти сразу
уснула. Франклин же лежал, заложив  руки за голову и вперя взгляд в потолок.
Над дверью  горел маленький ночничок, разливая по комнате тусклый  оранжевый
сает.  Серебряные  доллары  лежали  столбиком  на  туалетном  столике  перед
зеркалом.  Время  от времени взгляд Франклина  опускался, останавливаясь  на
монетах.  Потом  веки  его  начали  смыкаться,  и он почти заснул, как вдруг
услышал:
     - Франклин!
     Это  монеты  вылетели  из машины  и  позвали  его:  "Франклин!"  И  так
повторилось еще два раза, пока он не сел в постели, оглядываясь по сторонам.
Странный голос. Больше всего,  подумал Франклин, похожий на голос робота. Он
поглядел  на  монеты  на  туалетном  столике  и был слегка  удивлен тем, что
столбик  вроде  бы вырос.  Пожалуй, в нем было более десяти монет. Долларов,
этак, двадцать.  И  чем дольше он  смотрел,  тем  выше, казалось,  вырастала
серебряная башенка.
     Франклин встал и подошел к столику. Взял монеты и взвесил их на ладони.
Прекрасное ощущение,  подумалось  ему. Ощущение приятной  тяжести в руке. Он
бросил  взгляд на свое отражение  в зеркале, и то,  что  он  увидел,  слегка
смутило его. На лице Франклина Гибса, который глядел на него,  были написаны
алчность и жадность,  страстная жажда, ничем не прикрытое желание.  Это лицо
напоминало его собственное только самыми общими чертами.
     Проснулась Флора.
     - Что-нибудь случилось, дорогой? - спросила она.
     - Не случилось ничего, - ответил он, заставляя голос звучать как обычно
ровно,  - кроме... -  Он  разжал  ладонь.  -  Это  греховные деньги,  Флора.
Безнравственно  брать  их.  Деньги, добытые  таким путем, не могут пойти  на
пользу. Я пойду обратно и брошу их в машину. Избавлюсь от них.
     Флора уже снова почти спала.
     - Олл  раит,  дорогой, - пробормотала она  сквозь  сон.  -  Делай,  как
считаешь нужным.
     К тому времени, как одевшийся Франклин причесывался перед зеркалом, она
уже спала.
     - Если и-есть что-то, в  чем  я  разбираюсь  очень хорошо, - сказал  он
отражению спящей жены, - так это нравственность!  И я  не позволю,  чтобы от
нас несло этой заразой. Я вернусь туда и самым решительным образом избавлюсь
от этих денег. - Он повернулся к жене. - Спокойной ночи, Флора.
     Ответом   ему  было  спокойное  размеренное   дыхание.  Франклин  снова
повернулся  к зеркалу,  разгладил пиджак, взял серебряные доллары, улыбнулся
им  и, чувствуя охватывающее его возбуждение, направился в  зал, не  знающий
сна.
     Три часа  спустя Франклин стоял перед машиной.  Галстук  съехал  набок,
пиджак и рубашка были расстегнуты. Он абсолютно не слышал ни шума в зале, ни
музыки.  Его  не  заботил  ни  внешний  вид,  ни что-либо  другое.  Все  его
существование свелось к простой последовательности действий. Бросить монету.
Дернуть  рычаг.  Посмотреть  и подождать.  Бросить  монету.  Дернуть  рычаг.
Посмотреть  и подождать.  Смотреть  на вращающиеся барабаны,  унимая  бешено
стучащее сердце. Вишни приносят удачу.
     Лимоны -  это смерть. Надписи  появляются лишь в нескольких  выигрышных
комбинациях. Колокольчик пробуждает  надежду, но их должно  быть три подряд,
чтобы получить чего-нибудь  стоящее,  а вот от слив -ничего хорошего не жди.
Он еще не  осознавал,  что все  его  тщательно  разработанные  и продуманные
нормы, вся стройная  система  идеалов, все  то, что  он  отстаивал  или,  по
крайней  мере,  считал,   что  отстаивал,  было   отброшено  в   сторону  за
ненадобностью. Что было для него теперь  важно, так это вишни, колокольчики,
сливы  и  комбинации,  в  которых  они  появлялись,   когда  останавливались
барабаны.
     Он все скармливал машине монеты, дергал рычаг,  смотрел на появляющиеся
рисунки, дергал рычаг и скармливал монеты, и дергал, и скармливал, и дергал.
Трижды  он  подходил  к кассе, чтобы  разменять  деньги,  то  и  дело нервно
оглядываясь через плечо, дабы  убедиться, что никто не подошел к его машине.
И каждый  раз, получив серебряные доллары,  назад он  возвращался  буквально
бегом, не отдавая себе  отчета,  что еще двадцать четыре часа  назад  ничего
подобного ему и в голову не могло прийти.
     В два утра  Франклин Гибс все еще не осознавал, что с ним произошло. Он
покрылся  липким  потом.  Вращающиеся  барабаны  вызывали  во всем  его теле
нервную дрожь. Желудок был абсолютно пуст.  Он  понимал, что проиграл ужасно
много.  Сколько точно - он не  знал, да и  просто не позволял себе думать об
этом. С уверенностью он знал лишь одно: что он, Франклин Гибс, не может быть
побежден  этой  мерзкой  безнравственной  машиной.  И  кроме  того, он хотел
обладать серебряными долларами. Отчаянно  хотел.  Он хотел  услышать  щелчок
механизма, а  потом  -  волнующий  звон сталкивающихся  между  собой  монет,
потоком льющихся из машины. Он  хотел набить  ими карманы и ощутить приятную
тяжесть.
     Он хотел сунуть руки в карманы и перебирать монеты потными пальцами.
     Поэтому он  продолжал  играть, и  в  три тридцать  утра  Франклин  Гибс
представлял собой  отчаявшегося маленького  человечка с одеревеневшей правой
рукой, одержимого навязчивой идеей,  которая отгораживала  его от остального
мира и заставляла оставаться у  "однорукого бандита" и сыпать в него монеты.
Три выигрыша, пять проигрышей. Два выигрыша, три проигрыша. Шесть выигрышей,
потом десять проигрышей.
     Через полчаса пришла Флора. На лице  -  смесь сна и заинтересованности.
Она  проснулась,  обнаружила,  что  постель  пуста, и  не  сразу  припомнила
разговор с Франклином перед его уходом.
     Глаза ее расширились, когда она увидала мужа около машины.
     Она никогда  не  видела его  таким. Костюм его был  помят,  на  рубашке
проступали  потные  пятна,  лицо  с  успевшей  вырасти  щетиной было  белого
устричного цвета. Глаза наполнял какой-то непривычный  блеск, и  они  словно
смотрели сквозь предмет, а не на него.  Флора нервно подошла и услышала  его
вскрик: "Проклятье!"
     Барабаны показывали сливу,  лимон  и  колокольчик.  Раздался отчетливый
металлический  щелчок, означающий проигрыш,  и  лицо  ее мужа  исказилось  в
гримасе.
     Флора тихонько коснулась его рукава и сказала:
     - Франклин, дорогой, уже поздно.
     Он обернулся и  уставился  на нее, какое-то время не узнавая,  роясь  в
своем сознании, чтобы воссоздать мир, покинутый несколько часов назад, и  не
представляющийся теперь ему реальным.
     -  Стой здесь,  Флора,  - сказал он.  -  Мне нужны серебряные  доллары.
Никому не позволяй трогать эту машину, поняла?
     - Франклин, дорогой... - полетел вслед ему ее голос и пресекся, ибо муж
был уже далеко.
     Она  видела,  как он достал из бумажника купюру,  подал ее в окошечко и
получил взамен тяжелую пригоршню долларов. Потом вернулся, прошел мимо нее и
принялся одну за одной кидать  монеты  в машину. Он опустил  пять  долларов,
прежде чем Флора снова взяла его за рукав, на этот раз более решительно,  не
дав бросить очередной доллар.
     - Франклин! - голос ее зазвучал более твердо. - Сколько ты проиграл? Ты
играл всю ночь?
     Его ответ был краток: -Да.
     - Но ведь ты, наверно, проиграл много денег?
     - Очень возможно.
     Флора облизнула губы и попыталась улыбнуться.
     - Но, дорогой, ты не думаешь, что пора остановиться?
     Он взглянул на нее, словно она предложила ему выпить банку краски.
     - Остановиться? - почти выкрикнул он. - Как я могу остановиться, Флора?
Господи,  как  я  могу  остановиться? Я проиграл очень много. Проиграл очень
много!  Погляди! Погляди  на это. - Он ткнул пальцем в  надпись над машиной:
"Специальный  приз - 8000  долларов".  - Видишь?  - сказал  он. -  Когда она
заплатит, ты получишь восемь тысяч долларов! - Он снова повернулся к машине,
обращаясь скорее к ней, чем к  жене.  - А теперь  самая пора  платить.  Если
человек стоит здесь достаточно долго, эта штука просто обязана заплатить.
     Словно для того, чтобы подтвердить логику  своих слов, он сунул в  щель
новую монету, дернул рычаг и вперил взгляд во  вращающиеся барабаны. Вишня и
два лимона. Три доллара скатились в монетоприемник. Снова он выиграл меньше,
чем проиграл, да еще на глазах у Флоры. Он потерял пять долларов и испытывал
то едкое раздражение, что приходит с проигрышем.
     -  Франклин, дорогой, - начала  снова Флора, -  ты ведь знаешь, как  ты
плохо чувствуешь себя по утрам, когда поздно ложишься спать...
     Он  бешено обернулся  к ней и закричал:  -  Флора,  почему  бы тебе  не
заткнуться?
     Она  отпрянула  с побелевшим  лицом.  Ее  прямо-таки бросило в дрожь со
стыда  за  его  дурной  характер.  Франклин заметил это,  и на душе  у  него
полегчало.  Он  всегда  испытывал  какое-то извращенное удовольствие,  когда
кричал на Флору. Она была такой беспрекословной, такой  слабой. Словно кусок
теста, который месят, мнут, бьют.  И она стоила того, чтобы на  нее кричали,
потому что могла как-то реагировать. В  отличие  от  машины, которая столько
времени  была  его  врагом,  его  мучителем.  Ему хотелось  ударить  машину,
расцарапать ее, выбить ее дурацкие глаза, сделать ей больно.  Но машина была
бесстрастна и неуязвима. В отличие от  Флоры. Флоры с ее  мышиным личиком. В
какой-то момент ему захотелось ударить ее, разбить ее лицо кулаком.
     Но кричать на жену и видеть ее реакцию было почти так же приятно.
     - Я терпеть не могу грымз вроде тебя, Флора! - закричал он.
     На них стали оглядываться.
     - Я не  могу вынести, когда женщина подглядывает из-за плеча и приносит
тебе неудачу.
     Он услыхал, как всхлипы прервали ее дыхание,  и  это подбавило масла  в
бушующий в нем огонь.
     - А именно это ты и  делаешь,  Флора... Ты приносишь  мне неудачу. Ты и
твой  Лас-Вегас. Ты и твой  чертов  конкурс.  Убирайся с глаз  моих, поняла?
Убирайся сейчас же!
     Флора предприняла слабую, жалкую попытку протеста:
     - Франклин, пожалуйста, ведь люди смотрят...
     - К черту людей! - заорал он. - Плевать на людей! Пусть катятся ко всем
чертям!
     Он повернулся и вцепился потными руками в машину, плотно сжав  губы. На
лице   его  смешались  злоба  от  преследующих  его  неудач  и  лихорадочное
выражение, типичное для азартных игроков.
     - Вот единственное, что меня интересует, - сказал он. - Эта машина! Эта
проклятая  машина! - Злость его  стала  еще  сильней.  Неудачи отступили  на
задний  план.  Он  ударил  кулаком по  передней  панели  автомата.  - Просто
бесчеловечно,  как  она  сперва  позволяет тебе  немного выиграть,  а  потом
забирает все обратно. Это издевательство. Посулит, поманит.  А потом... - Он
бросил в щель еще .один доллар, обеими руками дернул рычаг.
     Барабаны  показали  две  сливы  и  лимон,  раздался  глухой  щелчок,  и
установилась тишина.
     Он больше не видел Флору, не видел людей, собравшихся позади нее. Он не
слышал шума  вокруг, не  видел света люстр, не чувствовал ни покрывшей  тело
испарины,  ни исказившей  лицо гримасы.  Перед ним  стояла  машина. Машина с
человеческим лицом. Она обобрала его, и он должен был заставить ее заплатить
за  это.  Он  должен был отомстить  за  себя, и  единственным доступным  ему
оружием были серебряные  доллары.  Он  бросал их в  прорезь,  дергал  рычаг,
смотрел, слушал, ждал.
     Он не видел, как Флора, прижав к лицу носовой платок, выбежала из зала.
Он не слышал, как какой-то  мужчина в  кашемировом спортивном пиджаке громко
сказал  своей  жене,  что  "маленький человечек  просто  помешался  на  этой
машине".  Подошедший  официант  спросил, не  желает  ли  он  выпить.  Он  не
посмотрел  на официанта и не  ответил ему. В  мире  Франклина Гибса остались
лишь две вещи: он сам и машина. Все остальное перестало существовать.
     Он был  маленьким, старомодно одетым человечком с ожесточенным лицом, и
он стоял  перед машиной, пичкая ее серебряными  долларами в надежде, что  ее
вырвет. Он  был  теперь оконченным наркоманом, глубоко и надежно сидящим  на
игле, и в пять утра, когда зал опустел и в  нем никого не осталось, - он еще
не знал, что по всем медицинским меркам сошел с ума.
     Из всего,  что поддерживало его  обычно в хизни:  воли,  твердолобости,
самомнения  и  предубеждений -  сковал он себе доспехи, в которых вышел этим
утром на  битву с  машиной. Бросить  монету, дернуть  рычаг. Бросить монету,
дернуть рычаг. Еще и еще. Не останавливаясь. Не прерывая последовательности:
ладонь-рука-глаз-ухо. В его жизни наступило новое времяисчисление.  Рано или
поздно эта машина  заплатит.  Он  положит  ее на  лопатки. Она  признает его
превосходство, выплюнув восемь тысяч серебряных долларов.  Это единственное,
о чем он думал, не видя ни  света  занимающейся зари, ни чего-либо еще кроме
"однорукого бандита", перед которым  он стоял  лицом к лицу, один-одинешенек
во всем мире.
     Когда  ночной  кассир  окончил  работу,  то,  пожелав сквозь  с  трудом
удерживаемую  зевоту  доброго утра  сменщику,  он  обратил  его внимание  на
забавного коротышку, восьмой час стоящего у машины.
     - Видал я ребят, попавшихся на крючок, -  сказал он, покачав головой, -
но это чего-то уж из ряда вон!
     И это была эпитафия первой ночи Франклина Гибса в Лас-Вегасе.
     Но  только первой. Полдевятого утра, когда Флора  пришла в игорный зал,
он все еще был там.
     Около одиннадцати у Марти Любоу происходил разговор с менеджером отеля.
Они поговорили о проведении парочки новых конкурсов на побережье и рекламной
кампании для Сэмми Дэвиса-младшего,  который  должен был .появиться  в отеле
недели через две, и когда Любоу уже собрался уходить, менеджер спросил его о
Франклине  Гибсе,  о  котором  ему  уже  несколько раз говорили.  "Агентство
ОЗС"[ОЗС  -  одна знакомая сказала. ]  работает в  Лас-Вегасе с  неимоверной
быстротой. Достаточно человеку взять семь взяток подряд-за карточным столом,
как через пять минут это становится известно  всему городу. Стоит кинозвезде
закатить  скандал бросившему ее  любовнику, как через час это уже попадает в
колонки хроники.
     Но даже в городе, полном характеров  и  карикатур,  всегда найдется еще
одно свободное место.  А маленький  человечек с озлобленным лицом в  костюме
1937  года  устанавливал,  похоже,  новый   рекорд  по  времени  и  деньгам,
потраченным при игре на одной долларовой машине. Менеджер спросил у.Любоу об
этом упрямце,  и тот со смехом  ответил, что  если Гибс продержится до шести
вечера, то, может быть, будет смысл  сфотографировать  его. Возможно, "Лайф"
этим заинтересуется.
     Однако  в  три часа Любоу, посмотревший  на все еще  стоящего  у машины
Франклина,  передумал  звать  фотографа. Одного  взгляда на  лицо маленького
человечка  было достаточно, чтобы он набрал номер врача  гостиницы  и как бы
невзначай поинтересовался, сколько времени человек может не спать.
     К  половине  шестого  Франклин   Гибс  истратил  три  тысячи  восемьсот
долларов,  разменял  три  чека,  осушил   стакан  апельсинового  сока,  съел
полбутерброда с ветчиной и чуть не подбил  глаз жене, когда та, с катящимися
по щекам слезами, принялась умолять его вернуться в номер и поспать.
     Франклина  Гибса  буквально  засасывало  в  прорезь  для  монет стоящей
напротив него машины. Ему уже казалось, что всю свою жизнь  он тем только  и
занимался, что опускал монеты и нажимал рычаги.
     Он не испытывал ни  голода,  ни жажды. Он осознавал, что страшно устал,
что перед глазами все плывет, но не могло быть и речи о том, чтобы сдаться.
     Но  в девять вечера, когда менеджер отеля сказал,  что дал распоряжение
кассиру  не  менять его чеки, а Флора послала  телеграмму  брату в  Айову  -
путаную  и невнятную телеграмму,  в  которой говорилось  о  болезни  мужа  -
Франклин  Гибс  почувствовал,  как  сердце  сдавила  ледяная  рука.  У  него
оставалось всего три серебряных  доллара,  и он дошел  до того, что принялся
уговаривать машину отдать ему его деньги. Эти восемь тысяч долларов были его
собственностью, в этом не могло быть никаких сомнений. Так что же  случилось
с  этой  машиной? Разве она не  знает правила? Он продолжал  говорить с ней,
убеждать, уговаривать...  потный,  отупевший,  мучимый  навязчивой идеей. На
часах  была  ровно двадцать одна минута  двенадцатого,  когда  Франклин Гибс
опустил последний  доллар.  Машина  издала какое-то странное жужжание, рычаг
остановился на полпути,  что-то громко щелкнуло, и рычаг заклинило. Какое-то
время Франклин Гибс стоял, словно пораженный громом, не веря своим глазам, а
потом до  него постепенно начало доходить, что вот  сейчас-то, вот в этот-то
самый  момент его  и  провели.  Что  он  стал  жертвой  величайшего  в  мире
жульничества.
     Само собой, это была та самая монета, которая  должна была принести ему
восьмитысячный выигрыш. Он нисколько в этом не сомневался. На этот раз удача
пришла к нему, но эта машина,  эта машина с уродливым лицом, машина, которая
заманила его, называя по  имени, теперь опустилась до самого низкого обмана,
отказываясь заплатить.
     Франклин почувствовал  поднимающуюся откуда-то из самой глубины ярость:
слабенький  ручеек,  которыйм гновенно превратился во всесокрушающий  поток.
Ярость, которая  кипела, клокотала  и бурлила.  Ярость, которая щипала  его,
кусала и рвала на части.
     - В  чем дело? - закричал он машине. - В чем  дело, дрянь поганая? Будь
ты проклята. Отдай мой доллар. Он же последний, грязная ты, безмозглая...  -
У  него перехватило дыхание, и он  смог лишь  тяжело прохрипеть: - Отдай мне
мой доллар.
     Он ударил машину. Он  лягнул ее. Он вцепился в  нее. Он принялся трясти
ее. Два  охранника,  кассир и  помощник менеджера бросились к  нему с разных
сторон зала, но им удалось справиться с Франклином только после того, как он
в  кровь  разбил  суставы на правой руке,  сбросил  тяжело рухнувшую на  пол
машину .с подставки, кинулся на, нее,  порезал руки о разбившееся стекло  ее
"носа" и закапал кровью все вокруг.
     Они  отвели  его в  номер: кричащего, плачущего, отбивающегося руками и
ногами. Флора бежала следом, плача и ломая руки.
     Гостиничный  врач промыл  и  забинтовал  Франклину  кисть,  наложил  на
предплечье  три  шва,  дал успокоительное.  Мужчины раздели  его,  уложили в
постель, постояли, пока он не забылся тяжелым сном.
     Доктор сказал  Флоре, что лучше бы им завтра же отправиться  домой, что
Франклину  следует  сразу  показаться  своему  врачу,  что  он  нуждается  в
длительном лечении. Посоветовал обратиться попозже к психиатру. Флора на все
кивала головой, лицо ее было бледным, в глазах стояли слезы. Когда все ушли,
она села и стала молча глядеть на мужа.
     Где-то  в  глубинах  своего подсознания  Франклин  Гибс услышал  голос,
далекий,   но   отчетливый.   Голос   сталкивающихся   между  собой   монет.
Металлическое,   звенящее   "Франклин!",   выкрикнутое   далеко-далеко.   Он
моментально проснулся и снова услыхал свое имя. И снова. Он  встал с постели
и прошел мимо испуганной жены к двери.
     - Франклин! - Это  доносилось из коридора. Голос смеялся над ним. Голос
издевался  над ним. Голос презирал его. Франклин распахнул дверь. В коридоре
стояла машина, и ее огни-глаза загорались и гасли.
     - Франклин! - позвала она. - Франклин, Франклин, Франклин.
     Он закричал и