Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
дет один у
всех нас.
Бен-Кадех, глядя в землю, ответил глухо:
- Вы - князья моря, а я - сын моря. Я построил этот корабль не для
того, чтобы его доски поливать кровью и чтобы люди бежали от него, как
от страшного дракона. Я хотел, чтобы путники на нем не боялись бурных
волн моря и могли плавать от одного конца земли до другого. С вами
вместе, князья моря, я быть не могу.
- Он не с нами, он не наш! Бросить его сейчас со скалы! Чего ждать? -
закричали пираты, хватаясь за ножи.
- Постойте! - сказал Лала-Зор. - Он может еще передумать. Незачем
терять опытного моряка. Мы его прикуем на цепь, и он будет нашим хорошим
гребцом. А пока запрячьте его в клоповник. Уведите его!
Два пирата повели Бен-Кадеха в глубину ущелья. Остальные пели песни,
дикие, как вой ветра. Один заиграл на свирели. Некоторые вышли на
середину, взялись за руки, подняли их кверху и заплясали, выбрасывая
очень искусно ноги. Пираты хлопали в ладоши в лад музыке. Потом
закричали:
- "Газлоним"! Спляшите "газлоним"!
Я знал эту пляску - ее пляшут и наши рыбаки в Авали. В ней один
плясун изображает испуганного путника, а другой - свирепого разбойника.
Все закричали:
- Пускай старик-лекарь спляшет "газлоним"!
Но Софэр сказал:
- Дети мои, я буду лечить ваши раны, которые вы получаете по глупости
вашей, но у меня волосы побелели от того горя, которое я видел в жизни.
Поэтому не заставляйте меня уподобиться шуту на базаре. Сердце мое
разорвется, и некому будет лечить вас.
Тогда я выскочил вперед и закричал:
- Я буду плясать "газлоним"! Кто хочет плясать со мной?
- Ай да петушок! Ну-ка Махарбал, выходи плясать с ним.
На середину круга выступил огромный силач с одним глазом. За поясом у
него было два ножа и широкий меч на бедре. Свирель засвистела песенку
"газлоним". Мне дали в руки два ножа. Я стал изображать разбойника,
прыгал как можно выше, потрясая ногами и делая страшное лицо, пират
делал вид, что меня боится, ползал на четвереньках, становился на
колени, протягивал руки, прося не убивать его. Наконец я простил его и
даровал ему жизнь, поставив ногу ему на затылок. Всем пиратам очень
нравилась эта пляска, они гоготали и требовали, чтобы я еще и еще
плясал. Наконец я упал на ковер около Софэра, и меня оставили в покое.
Я крепко заснул и, вероятно, спал долго.
Холод разбудил меня. Месяц освещал ущелье, черные тени залегли в
глубоких трещинах скал. Все пираты спали, костер потухал, и только
вспыхивали его последние огни.
4. ВЕТЕР ПОДХВАТИЛ ПАРУСА
Мы находились внутри громадной каменной чаши. Софэра около меня не
было. Это меня встревожило. Жив ли он? Что с ним сделали эти люди? Я
поднял кем-то брошенный нож, тихонько вышел из круга, где на коврах
лежали спящие, и спустился вниз по ущелью. Я думал о Софэре и
Бен-Кадехе.
Тропинка, извиваясь, шла вдоль мрачных скал. Около одной из них я
услышал легкий свист. Как будто кто-то позвал меня. Осторожно
приблизился я к скале и заметил небольшую дверь с засовом.
В окошко смотрел блестящий глаз.
- Мальчик, - услышал я шепот, - подойди поближе.
Страшно было подойти - все казалось, что сзади по тропинке сейчас
прибегут пираты и сбросят меня в море.
- Куда эта дверь? - спросил я.
Голос из окошка ответил:
- Это яма, клоповник. Сюда князья запирают своих пленных.
- Посадили к вам сегодня старика?
- Нет, сюда сегодня сбросили молодого корабельщика со связанными
руками.
- Может ли он поговорить со мной?
- Мы сейчас ему поможем подняться сюда.
Послышались стоны, тихие голоса, потом в окошечке снова показался
чей-то глаз.
- Это ты, мальчик из Авали?
- Ты ли это, кормчий Бен-Кадех?
- Я. Скажи скорей, что делают теперь эти собаки?
- Все крепко спят.
- Если ты хочешь сделать храброе дело, достойное взрослого воина,
осмотри дверь и попытайся открыть ее.
Я осмотрел дверь. Засов был большой, дубовый, ремни крепкие. С
помощью ножа я разрезал ремни и сдвинул засов. Тяжелая дверь с трудом
подалась. Из черного отверстия вышел Бен-Кадех с руками, скрученными за
спиной. Я перерезал ремни, и Бен-Кадех с трудом расправил онемевшие
руки.
- Скорей, выходите! - шептал он в отверстие двери.
Оттуда вышли четыре человека, грязные, обросшие длинными волосами,
как звери; ужасное зловоние исходило от них. Все они были покрыты язвами
и кровоподтеками. Бен-Кадех запер дверь, заложил засов и снова затянул
его ремнями.
- Идите за мной, - сказал один из вышедших узников, седой, тощий
старик. - Я покажу путь, по которому можно спуститься к морю.
- А где твой Софэр, жив ли он? - прошептал Бен-Кадех.
Я объяснил, что около меня его не оказалось.
- Где искать его?
- Подымись на вершину, посмотри кругом, - торопил Бен-Кадех, - и как
можно скорей приведи его вниз, к кораблю. Если сможешь, захвати с собой
оружие. Мы ждать не будем. Если вы запоздаете, то погибнете.
Я понимал, что надо торопиться, что каждое мгновение дорого, и быстро
поднялся к тому месту, где спали пираты. Ничего не изменилось. Некоторые
лежали, разметав руки, что-то бормотали, вскрикивали и хрипели, точно
кто-то душил их.
Я подошел к хижине. Высокий человек преградил мне дорогу.
- Я давно замечаю, что ты ходишь и чего-то ищешь. Чего тебе надо?
Это был Лала-Зор. Его лицо было мрачно, он опирался на топор с
длинной рукояткой.
- Я ищу старика Софэра, - ответил я. - Я спал около него на ковре, а
теперь его там нет.
- Наверное, сидит на корабле и смотрит в ту сторону, где осталась его
родина. Ты его еще увидишь. На этом острове никто и ничто не пропадает.
А сейчас пойди со мной. - Лала-Зор толкнул ногой дверь и прошел в
хижину.
Я прошел с ним в небольшую комнату, освещенную коптящим светильником.
В ней спало несколько человек. В глубине была вторая, низкая дверь.
Мы пошли дальше и оказались в большой пещере. С потолка свисали
хрустальные сталактиты, в которых играли огни от трех бронзовых
подсвечников. Стены и пол были убраны множеством разноцветных ковров.
Ряд сундуков стоял около стен. На них лежали потемневшие от времени
панцири и шлемы и разное оружие.
Лала-Зор опустился в красивое кресло, отделанное слоновой костью, и
указал рукою на скамеечку у его ног.
- Сядь, мальчик, и слушай, что я скажу. Здесь, в этих сундуках,
сложены бесчисленные богатства. Их там так много, что мне мог бы
позавидовать любой царь. Отныне ты будешь моим слугой. Я очень болен,
часто открываются старые раны, и тогда я теряю все мои силы. Мне
нравится, как ты ухаживаешь за слабым стариком, я хочу, чтобы ты так же
ухаживал за мной. Старик мне сказал, что ты добрый и честный мальчик.
Если я увижу, что ты предан мне, я тебя объявлю моим сыном, и все это
богатство будет твоим.
Он внимательно посмотрел на меня.
- Но что я буду делать со всем этим богатством? - спросил я. - Я
думаю, что оно и тебе только мешает. У моей матери есть хижина на
высоком берегу моря, и около нее растет пальма, которая каждый год дарит
нам мешок фиников. В нашей хижине есть очаг, он нас греет, и на нем
Ам-Лайли печет лепешки. У нас есть циновка и бараний мех, на которых мы
спим, и есть плащ - он нас покрывает и защищает в холодную погоду. Разве
тебе нужно столько светильников, когда достаточно одного, чтобы писать
буквы, как Софэр, или прясть нитки, как делает мать? Я хотел бы
сделаться моряком. Мать хочет, чтобы я был горшечником, а Софэр учит
меня читать книги. Я очень тебя жалею. Сколько эти богатства доставляют
тебе забот!
Лала-Зор улыбнулся. С удивлением я увидел, что его мрачное, с
суровыми морщинами лицо могло светиться какой-то лаской и радостью.
- Ты первый, кто не хочет моих богатств. А они все только и думают,
чтобы их отнять...
Лицо Лала-Зора снова стало суровым, побледнело; он оглянулся кругом и
двумя руками сжал рукоятку топора. С дикими глазами он стал шептать:
- Пока я силен, они боятся и слушаются, но если только они увидят,
что я ослабел, то придут и задушат меня... Вот, ты слышишь? Они уже
идут... Джемма, сюда!
Из угла пещеры раздалось мурлыканье. Громадная пятнистая пантера в
два прыжка очутилась около Лала-Зора и остановилась, подняв лапу,
готовая броситься. В ее глубоких черных глазах вспыхивали голубые искры.
- Тише, Джемма, не тронь! Это наш новый друг.
Пантера успокоилась, потянулась, зевнула и улеглась у ног Лала-Зора.
Он осторожно прислушивался и шептал:
- Вот они, я слышу шаги... Они уже раскрыли дверь...
Но все было тихо в пещере, так тихо, что в моих ушах стучала кровь.
Где-то со сталактита мерно падали капли воды.
Я сидел неподвижно. Топор выпал из рук Лала-Зора. Он спал.
Я вспомнил наказ кормчего, поднял топор и осторожно вышел из пещеры.
Все дремало. Бесшумно прошел я мимо спящих пиратов, затем ускорил
шаги, быстро поднялся на перевал и стал спускаться вниз, к кораблю. Если
бы не светил месяц, я никогда бы не смог спуститься. Тропинка шла по
краю высокого обрыва; ступать приходилось по выбитым в скале, едва
заметным ступеням. Босыми ногами я ощупывал каждую выемку в камнях и
наконец благополучно спустился вниз.
Бен-Кадех и четверо узников были на корабле. Они объясняли
прикованным гребцам, что все будут свободны, если помогут провести
корабль через бурные рифы. Гребцы обнимали Бен-Кадеха и целовали его
одежду. Здесь я увидел Софэра. Он сидел на носу корабля и смотрел вдаль.
- Что с тобой, Софэр-бобо?
- Я плачу над тем, что стар, бессилен и не могу помочь этим людям.
Или сейчас мы все снова получим свободу, или погибнем навсегда.
Бен-Кадех не терял ни минуты. Вместе с узниками он оттолкнул корабль,
и все взялись за весла. Самый опытный узник стоял на площадке и давал
знаки, куда направлять судно. Веслами и баграми все продвигали судно
между камнями и боролись с волнами, которые катились навстречу и то
поднимали корабль, то бросали его в пенящуюся бездну.
Я смотрел на удалявшийся от нас скалистый остров. На его вершине,
около сломанного кедра, показался человек. Он глядел в нашу сторону. Кто
провожал нас взглядом - Лала-Зор или один из пиратов, - узнать было
нельзя. Видно было только, как ветер трепал его одежду.
Корабль наконец вышел из бурунов. На мачте поднялся парус, и мы
понеслись в открытое море. Скалистый остров Лала-Зора скоро потерялся в
тумане.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КАРФАГЕН
1. НАС БЫЛО ТРИНАДЦАТЬ
Буря несла наш корабль в неведомую даль. Низкие серые тучи заволокли
небо. Иногда косой дождь поливал нас тяжелыми каплями. Бен-Кадех и два
рулевых не сходили с мостика и, накинув концы плащей на голову,
продолжали вести корабль.
Куда мы летели? Каждый строил свои догадки: одни - что к берегам
Египта, другие - что обратно, к сидонским портам. А корабль,
поскрипывая, то взлетал на гребни валов, то нырял в прозрачную бездну;
всплески волн перелетали через него. Как на качелях, когда падаешь
сверху вниз, замирало сердце, и казалось, вот-вот доски вылетят из-под
ног и ты погибнешь в пучине.
Нас было тринадцать человек. Бен-Кадех правил кораблем, ему помогали
четыре бежавших узника - когда-то они были моряками. Все четверо были
очень худы; из-под нависших волос горели неугасимым пламенем глаза.
Желание жить и бороться за свою свободу заменяло им силу. Только
когда Бен-Кадех позволял им оставить канат или весло, они падали и сразу
засыпали.
Из шести прикованных рабов один, грек, был мне знаком: когда-то я
угостил его лепешками. Был еще египтянин с остроносым, как у птицы,
лицом и высоко поднятыми прямыми плечами. Он никогда не смеялся и ходил
невозмутимый, на длинных ногах, как журавль. Были два скифа с широкими
светлыми бородами. Они были много сильнее других гребцов. На руках и
плечах у них вздувались шары, когда они ворочали тяжелыми веслами. Были
также двое чернокожих по имени Муха и Хадо, с сильными цепкими руками и
прямыми, как палки, тонкими ногами. На голове у них волосы вились, как у
барана. Оба часто ссорились между собой и так кричали, ворочая белками
глаз, что казалось, они сейчас убьют друг друга. Потом они мирились,
смеялись и вместе распевали песни.
Шесть гребцов, как только мы отошли от острова, были сейчас же
раскованы, и бронзовый топор, захваченный мною у Лала-Зора, помог сбить
цепи и кольца с ног. Грести не нужно было - красный парус, наполненный
ветром, неудержимо увлекал корабль вперед.
К утру следующего дня буря стала усиливаться. Бен-Кадех приказал
опустить и свернуть парус и повернуть корабль носом против ветра. Все
просмоленные канаты, протянутые к мачте, свистели и выли, рулевые
сменялись, утомленные борьбой с ураганом, но Бен-Кадех, с похудевшим
лицом и красными, воспаленными глазами, все не хотел оставить своего
места.
Мы все страдали от непрерывной качки и от голода. На корабле среди
многих тюков с тирскими пурпурными одеждами не было ни одного с едой.
Кто-то нашел только мешок с сушеным виноградом. Это была наша
единственная пища, и мы получали виноград поровну - по две горсти.
Труднее всего было плыть ночью в полной темноте, когда слышны только
свист ветра, грохот бури и удары волн о борта корабля; каждое мгновение
казалось, что мы сейчас погибнем.
На второй день я заметил странное явление. От качки по дну корабля
перекатывалась вода и несла разный мусор. Среди мусора были финиковые
косточки. Откуда они могли явиться? Я вычерпывал воду вместе с мусором,
но косточки снова появлялись. Значит, у кого-то есть мешок фиников, и он
тайком ест их, не делясь с другими. Нет ли среди тюков мешка с финиками?
Может быть, их грызут крысы? Я полез под палубу на корме. Там было
очень тесно, но я кое-как пролез вперед и приблизился к самому концу.
Сквозь щель в палубе падал слабый свет, и я различил лежащего боком
человека. Что-то знакомое показалось мне в его горбоносом лице и длинных
тощих ногах.
Я скорее отполз обратно и пришел к Бен-Кадеху:
- На корабле оказался еще один человек.
- Опять в кожаном мешке?
- Нет, он лежит под палубой и ест финики. У него большой запас, и
потому он не вылезает, чтобы не делиться с нами. Это тот самый Меремот,
который был слугой у Лала-Зора.
Бен-Кадех поручил двум чернокожим привести Меремота. Но вытащить его
было нелегко - он упирался и кусался. Тогда Муха и Хадо схватили его за
ноги и приволокли на палубу к кормчему. Здесь Меремот бросился лицом
вниз:
- Я буду гребцом всю жизнь до самой смерти, только не убивай меня!
- Ты зачем спрятался?
- Когда корабль поплыл, я вскарабкался на него и спрятался, чтобы не
остаться на острове - делить злую судьбу с пиратами. Я мирный купец, не
пират.
- Пой песни, нас не проведешь! Ты, как крыса, прогрыз мешки. За это
ты умрешь с голоду! Привяжите его к мачте!
Меремот, поняв, что его не убьют, сразу успокоился. Его руки были
прикручены к мачте. Он перестал выть и только злобно, исподлобья смотрел
на всех.
На третий день утром обнаружилась течь: вероятно, где-нибудь
расшатались доски. Вода постепенно прибывала. Всем пришлось непрерывно
вычерпывать воду и забивать щели паклей. Но буря стала стихать, парус
снова поднялся, и мы опять помчались вперед.
В воздухе потеплело. Холодные порывы ветра прекратились, и начало
парить. От тюков и досок подымался, как дымок, легкий пар. Вдруг среди
туч показалось ослепительное солнце, и все закричали:
- Земля!
Вдали, среди бурного моря, протянулась низкая желтая полоска земли, и
на ней подымались стройные пальмы с пушистыми верхушками. Оба скифа
стали бить себя в грудь кулаками, завыли и заплакали, как дети.
- Что с вами? Ведь спасение близко? - спросил их Софэр, понимавший
скифский язык.
- Почему здесь пальмы? Почему не сосны и ели, покрытые снегом? Мы
думали, что плывем на нашу родину, в Эвксинский Понт , а теперь видим
эти длинные метелки и знаем, что мы опять очень далеко от родной земли.
Софэр развернул свой пергаментный свиток с картой земли и стал
высчитывать, куда мы могли попасть.
- Буря унесла нас так далеко, - сказал он, - что это, быть может,
Счастливые острова.
Тучи мчались вдаль, небо становилось все синее, и берег все
отчетливее приближался к нам. Вдали показались голубые горы; перед ними
рассыпались бесчисленные песчаные холмы, и неожиданно под низкими серыми
тучами выплыл странный розовый город.
Зубчатые стены, высокие башни, большие храмы, кубические дома и
одинокие пальмы - все было нежно-розового цвета, как крылья фламинго.
- Это Счастливый остров! - восклицал Софэр. - Смотрите, как прекрасен
этот город! Там, наверное, живут блаженные люди, не знающие ни слез, ни
горя. Там нет гнева и преступлений, нет рабства и бичевания. О небо, как
я рад, что перед смертью увижу счастливый край, который искал всю жизнь!
Теплый ветер уносил наш корабль к розовому городу, а мы, обессилевшие
от напряженной работы, продолжали вычерпывать воду.
2. РОЗОВЫЙ ГОРОД
Приближался вечер, и багровое солнце опускалось в море, когда наш
корабль проплыл мимо сторожевой башни. Мы вошли в тихую внутреннюю
гавань.
Множество судов стояло там, упираясь выгнутой кормой в каменную
набережную. Среди них причалил и наш "Кокаб-Цафон". С соседних кораблей
моряки кричали:
- Вам Мелькарт помог добраться до берега! Кто же выходит в море в
такую бурю!
Мы пристали вовремя, так как вода в корабле все прибывала.
Все наши корабельщики выскочили на берег и общими усилиями втащили
корму корабля на набережную и прикрепили ее канатами к каменным столбам.
Несколько человек с короткими копьями в руках и широкими мечами у
пояса остановились около нас.
- Кто хозяин корабля? Откуда вы прибыли? - спросил один, сурового
вида человек с рогатым шлемом на голове. В руках он держал деревянную
дощечку и заостренную палочку для письма.
- Хозяин корабля - купец Макар из Сидона, - ответил Бен-Кадех. - Мы
плывем из Яфо. Буря отнесла нас в эту сторону.
- Не верь ему, он лжет перед солнцем и людьми! - вдруг закричал с
корабля Меремот. - Все они пираты! Они напали на корабль, перерезали
путников, я один остался в живых.
- Вот как! Ценные птицы попались в сети, - сказал человек в шлеме. -
Отвяжите-ка этого человека и приведите ко мне. Позовите еще воинов и
поставьте стражу. А вы, морские разбойники, ступайте назад на корабль и
не смейте сходить на берег!
Бен-Кадех ответил:
- Ты веришь одному человеку, помеси грязной свиньи и лживой сороки, а
не веришь мне, честному кормчему купца Макара?
- Сегодня поздно вас судить - ночь близка. Вас зорко будут сторожить
воины и побьют копьями каждого, кто попытается убежать с корабля. А
завтра я допрошу вас - тогда я узнаю, кто из вас говорит правду. Я вижу,
что у вас все рабы без цепей, а это плохой знак.
Воины отвязали Меремота; он подбежал к начальнику и поцеловал подол
его одежды.
- Этот кормчий - самый опасный пират, - сказал он, указывая на
Бен-Кадеха. - Он режет детей, женщин и славится тем, что живыми сжигает
пойманных купцов. Его надо казнить...
Что мы теперь могли сделать?
Начальник с Меремотом ушли, а воины, угрожая и подкалывая копьями,
заставили всех нас вернуться на корабль. Затем они разложили на берегу
яркий костер и уселись вокруг него. С нами они не разговаривали и на
всякий вопрос подымали копья, точно хотели пронзить нас.