Бен-Кадех, смеясь, обратился к Софэру:
   - Ты все еще думаешь, что это Счастливый остров? Не очень-то  ласково
нас здесь встретили. - Он крикнул корабельщикам ближайшего корабля:
   - Какой это город?
   На кораблях стояло много моряков; они смотрели в нашу  сторону.  Один
ответил:
   - Как, ты не узнаешь этого богатейшего города? Это же Карфаген .
   Все наши товарищи собрались вокруг  Софэра  и  стали  обсуждать,  что
делать. Старый узник сказал:
   - Я знаю хорошо Карт-Хадашт. Здешние люди - купцы,  торгаши,  они  не
лучше самого Лала-Зора. Если они решили забрать наш корабль, то  нас  не
выпустят, а продадут в рабство.
   Софэр спорил с ним:
   - Неужели ты не веришь в справедливость людей? Неужели  нет  чести  и
правды в сидонском сердце? Здесь нас не посмеют обидеть. В  этом  городе
живет мой друг, большой мудрец Сунханиафон. Он гостил у меня в Вавилоне,
когда изучал науки магов. Он жил в моем доме, ел мой хлеб, пил мое вино.
   Надо послать к нему кого-либо вестником и сказать, что я приехал.
   - Но кто же может сходить  к  нему?  Никого  отсюда  не  выпустят,  -
говорили товарищи. - А завтра всех нас продадут в рабство на уходящие  в
море корабли, и мы, прикованные к скамьям, разъедемся в разные стороны.
   - Значит, надо передать ему письмо сегодня же, - сказал Бен-Кадех.  -
Кто-нибудь из нас это сделает.
   Всегда молчаливый египтянин предложил:
   - Пусть пойдет мальчик Элисар: ему легко всюду пролезть, и воины  его
не задержат.
   От костра отделился и подошел к нам один воин.
   - Кто из вас самый главный пират?  Слушайте,  что  я  скажу.  Все  вы
будете распяты на крестах. Терять вам  нечего,  кроме  головы.  Если  вы
хотите перед смертью последний раз вкусно пообедать,  то  я  вам  сейчас
пришлю жареной баранины, соленой рыбы, вина и всего, чего вы хотите.  За
это подарите мне хороший плащ. Вы их награбили много.
   - Спасибо тебе, добрый воин, - сказал  египтянин.  -  На  твоем  лице
написана красота Мелькарта,  мудрость  Ваала,  а  в  плечах  видна  сила
Рефаима.
   Мы сделаем так, как посоветовало твое почтенное слово. За это позволь
сделать тебе ценный подарок. Возьми дорогую тирскую пурпурную одежду. Но
пусть твоя доброта не закроет уши  перед  нашей  просьбой:  пропусти  на
берег этого мальчика. Зачем страдать ребенку? Здесь в городе, в квартале
Мегары, живет его тетка.
   Воин поспешно схватил поданную ему красную одежду и  спрятал  ее  под
своим плащом.
   - Если я кого-нибудь из вас выпущу, то мне отрубят голову и  подвесят
ее под городскими воротами в птичьей клетке.
   Воин повернулся и ушел назад к костру.
   Софэр сказал мне:
   - Лучше быть голодным нищим на берегу, чем сытым гребцом  на  царском
корабле. Я напишу письмо другу, мудрому Сунханиафону,  а  ты  постарайся
разыскать его и спасти всех нас.
   Софэр достал кусок папируса, камышовую тростинку,  баночку  с  темным
соком каракатицы и стал писать письмо.
 
3. КАК ЗАПЛАКАЛ КАМЕННЫЙ БОГ 
 
   Воин вскоре вернулся. С ним шел слуга с большой корзиной на голове.
   Оба остановились около корабля и передали нам  корзину.  В  ней  были
хлеб, лук, большие лимоны и куски жареного мяса.
   Когда все припасы были вынуты, Бен-Кадех шепнул мне:
   - Ложись в корзину, не шевелись  в  ней  и  не  выглядывай,  пока  не
позволят выйти.
   Софэр передал мне свернутый в трубочку  папирус,  я  спрятал  его  за
пазуху, затем  улегся  в  корзину,  свернувшись  как  только  мог.  Меня
прикрыли пурпурной одеждой. Я неподвижно лежал в темноте  и  чувствовал,
как корзину подняли, передали через борт корабля слуге. Потом  я  слышал
мягкий звук шагов. Меня несли куда-то. Один раз какой-то голос окликнул:
   - Чей ты? Что несешь?
   - Я слуга начальника гавани, несу рыбу.
   - Ты бы уступил нам одну рыбешку!
   - Она вся сосчитана.
   - Эх, жадный! О, чтоб Мелькарт разорвал тебя на части!
   Через несколько времени корзина тряхнулась и ударилась о землю.
   - Вставай! Довольно я тебя нес. Теперь пойдем вместе. - Слуга  крепко
схватил меня за руку и вытащил из корзины.
   - А куда мы пойдем?
   - Понятно, куда: в дом моего хозяина. Он давно хотел  иметь  мальчика
для посылок.
   Его слова меня испугали: "Меня хотят сделать слугой! А письмо?..
   Товарищи на корабле ждут моей помощи. Нужно убежать!"
   Мы шли по пустынной улице.  По  обе  стороны  тянулись  стены  домов,
сменяясь густыми  зарослями  широколапых  кактусов.  За  стенами  иногда
слышались голоса, плач ребенка, заунывная песня. Сумерки все  сгущались,
быстро наступала ночь.
   В конце улицы послышался шум, и  нам  навстречу  метнулось  несколько
бродячих собак. Они с  визгом  бросились  вниз,  под  кусты  кактуса,  и
мгновенно исчезли. Я вспомнил мудрое правило Гамалиеля:  "Где  пролезает
собака, она показывает путь к сладости огорода и спасению от наказания".
Я не колебался и вцепился зубами в руку слуге. Он  выпустил  меня,  а  я
бросился на землю, отыскивая ту лазейку, где только что скрылись собаки.
   Ползком я стал пробираться под колючими лапами кактуса.
   Сзади слышались ругательства слуги, несколько комков  земли  полетели
мне  вдогонку,  но,  не  останавливаясь,  я  карабкался  все  дальше  по
собачьему ходу. Всюду висели клочья шерсти. Уже  шея  и  руки  мои  были
исцарапаны, но что до этого! Я был на свободе и думал только  о  письме,
которое мне нужно было скорее доставить ученому Сунханиафону.
   Кактусы кончились. Впереди в сумерках вырисовывался небольшой сад.
   Справа было каменное здание с покатой  крышей,  на  которой  блестели
стеклянные шары. Под  крышей  тянулся  ряд  колонн.  Между  ними  стояло
каменное изваяние чудовищного бога с  громадной  бараньей  головой.  Два
рога завивались около ушей. Я стал обдумывать, что делать дальше.
   Два человека в старой, рваной одежде, с небольшими корзинками в руках
прошли по дорожке мимо меня и опустились на колени перед каменным богом.
   Они подымали руки, вздыхали и падали ниц. Один говорил:
   - О ты, великий, сильный, как туча, летящая по небу! Прогони болезнь,
которая душит моего сына!
   - Великий Ваал, - взывал другой, - не гневайся на нас. На  мою  пашню
напали черви и поедают хлеб, а собиратель податей требует уплаты. Порази
его своим огнем, прогони  червей  и  сохрани  мою  пашню,  чтобы  я  мог
прокормить мою семью!
   Оба усердно стукали лбами о каменный пол.
   Вдруг черные глаза каменного бога засияли красным  светом,  и  глухой
голос прозвучал:
   - Я поражу моим гневом и тебя, и твоих сыновей,  и  внуков!  Молитесь
больше, не забывайте поминать господина  вашего,  и  болезнь  перестанет
терзать твоего сына, и хлеб уродится на пашне...
   Молившиеся упали и долго лежали. Свет в глазах каменного бога потух.
   Бедняки стали пятиться, посыпая головы морскими ракушками.
   - Бог услышал наши молитвы! Хвала тебе, великий Ваал-Хаммон!
   Затем, оставив свои корзины на ступеньках храма, оба бедняка поспешно
ушли.
   Из-за каменного чудовища вышел сухой, согнувшийся старик и,  бормоча,
ушел внутрь храма. В круглом окне под крышей засветился одинокий огонек.
   Я подождал немного и затем осторожно направился к храму.  Я  поднялся
по ступенькам каменного чудовища - оно ведь было похоже на  тех  божков,
которых у нас в Сидоне ставят  в  часовнях  на  перекрестках  дорог.  Со
ступенек храма был виден весь город. Бесчисленные  дома  со  светящимися
огоньками, окруженные деревьями и пальмами, спускались по склону холма к
морю. Оттуда доносился знакомый шум морского прибоя.
   Позади себя я услышал шипение и оглянулся. Две большие, длинные,  как
жерди, черные змеи ползли по белым плитам. Они высоко подняли  головы  и
шипели, как гуси, приближаясь с двух сторон ко мне.  Отступив  назад,  я
прижался к спине каменного бога и едва не упал -  сзади  меня  открылась
дверца, я проскочил внутрь и захлопнул ее. Сверху проникал слабый свет.
   Ступеньки вели к голове бога. Справа в углублении  в  медном  котелке
тлели раскаленные угли. Возле  них  висела  связка  восковых  свечей.  Я
поднялся по ступенькам, и моя голова оказалась в пасти каменного бога.
   Снаружи послышались голоса. Неизвестные говорили совсем близко.
   Женский голос ласково уговаривал:
   -  Дедушка,  не  бойся,  подходи  ближе.  Подымись  сюда  и  сядь  на
ступеньках, а я буду  петь  молитвы.  Подержи  корзинку  с  голубями.  Я
посмотрю, здесь ли жрец Эшмуназар.
   Слабый, старческий голос отвечал:
   - Не отходи от меня, Эмашторет! Я боюсь этого бога. Он глядит на меня
огненными глазами, точно хочет каменной лапой раздавить мне голову.
   Сандалии Эмашторет застучали по каменным плитам. Она воскликнула:
   - О священные змеи, не троньте меня! Вот я принесла вам чашку молока.
   Я не сделала ничего дурного, пропустите меня в храм!
   Скрипнула дверь. Кто-то сердито спросил:
   - Что тебе нужно? Зачем тревожишь меня так поздно?
   - Я целый день работала на поле и освободилась только сейчас. Протяни
мне  руку  милосердия  и  разреши  мне  произнести  молитвы  всемогущему
Ваалу-Хаммону.
   - Ну, хорошо, хорошо, дочь моя! А ты не  забыла  принести  положенное
даяние в пользу храма? Не скупись, не жалей даров на богоугодное дело.
   - Я принесла двух  белых  голубей,  четыре  рыбки  и  сноп  пшеничных
колосьев.
   - Скупы стали люди, - хрипел жрец. - Другие не жалеют для нас  барана
или теленка. О чем ты хочешь молиться?
   - Шесть лет  назад  в  этот  день  я  потеряла  сына.  Он  с  другими
мальчиками играл на морском берегу. Подъехали лодки, в них  сидели  злые
люди. Они схватили детей и увезли их в море. Только двое из игравших  на
берегу прибежали домой и рассказали про кражу детей... Тогда моему  сыну
было десять лет...
   - Стань здесь на колени, - ответил  жрец,  -  закрой  глаза,  протяни
могучему богу руки и молись.
   Нежный голос запел песню, в которой чувствовалось глубокое горе:
 
   Верни мне сына, моего прекрасного сына!
   Он был похож на жемчужину в раковине.
   Он был мое сердце,
   И сердце мое вынули у меня.
   Верни мне сына, моего прекрасного сына!
   И месяц и солнце по очереди светят на землю.
   Они освещают и днем и ночью мою грустную жизнь.
   Все для меня померкло с потерей сына,
   И в сердце моем и пламя и ад.
   Верни мне сына, моего прекрасного сына!
   Неужели он убит и не видит больше и не слышит?
   Лгут они, лгут! Не умер он, а скитается по свету.
   Кто скажет мне, несчастной, где мой прекрасный сын?
   Я обернусь белой голубкой и полечу к нему.
 
 
   Этот голос походил на голос моей матери,  песня  говорила  о  том  же
горе,  которым  страдала  теперь  Ам-Лайли.   Невольные   вздохи   стали
вырываться из моей груди. Я  не  мог  больше  удержаться,  стал  сильнее
всхлипывать и наконец громко зарыдал.
   Голоса затихли, раздался шепот:
   - Ты слышишь?  Даже  сердитый  бог  Ваал-Хаммон  не  выдержал  и  сам
заплакал.
   Потом раздались крики и топот ног.
   Я поспешил выбраться из каменного бога и вышел на ступеньки храма.
   Женщина с криком бросилась ко мне:
   - Вот он, мой Харух, мой маленький Харух! Ваал услышал мои молитвы  и
вернул мне сына!
   Она подбежала ко мне, схватила меня за руку и стала  всматриваться  в
мое лицо:
   - Те же кудри, те же глаза! Но где родинка на щеке? Кто ты?
   Я все еще продолжал обливаться слезами и, всхлипывая, сказал:
   - О добрая женщина! Мне стало жаль тебя - я тоже  оторван  от  матери
разбойниками моря. Поэтому я вышел к тебе. Прошу тебя, не плачь! Ты  еще
найдешь твоего сына! Но ты не моя мать. У нее  другое  лицо  и  на  щеке
синие черточки.
   Медленно приблизился старый жрец в высоком колпаке.
   - Этот мальчик послан тебе самим богом Ваалом, -  сказал  он.  -  Это
твой сын. Великое чудо случилось в этом храме.
   - Но мой сын похищен шесть лет назад - значит, он должен быть гораздо
старше этого мальчика.
   - Глупости ты говоришь, неразумная женщина! Бог Хаммон похитил его  и
держал на облаках. Это время пролетело, как один вздох, и  твой  сын  не
мог измениться. Это говорю я,  кохен  Эшмуназар,  а  кохены  никогда  не
ошибаются.
   Говори, мальчик, ведь тебя зовут Харух?
   Я раздумывал, что мне ответить, так как вся моя  забота  была  спасти
товарищей на корабле.
   - Не знаю, - ответил я.  -  Я  несу  записку  от  Софэра,  лекаря  из
Вавилона.  Он  мне  сказал:  "Ты  пойдешь  в  город  к  мудрому   хохому
Сунханиафону и отдашь ему мое письмо с приветом". Я спросил  Софэра:  "А
где живет этот мудрец?" Софэр-рафа ответил: "Не беспокойся. В  Карфагене
всякий проведет тебя к нему".
   - Разумеется! - воскликнул кохен. - Кто  же  не  знает  Сунханиафона,
мудрейшего из мудрейших? Он понимает  язык  птиц  и  читает  по  звездам
судьбу человека.
   - Но как же мне найти его?
   - Мы передадим письмо. А сейчас мы должны созвать народ и  рассказать
ему о великом чуде, как мальчик в один  день  перенесся  по  воздуху  из
далекого Вавилона в Карфаген...
   - Но я никогда не был в Вавилоне! - опять прервал я  старика.  -  Это
мой учитель Софэр прибыл из Вавилона.
   - Молчи, если тебя не спрашивают! Старшие лучше  тебя  понимают.  Как
зовут тебя?
   - Элисар.
   - Я ведь сказал уже тебе, что твое имя отныне будет Харух.
   Жрец подошел к дереву и потряс его. Зазвенели бронзовые  колокольчики
в виде голубей,  висевшие  на  ветвях.  Из  храма  вышли  два  заспанных
чернокожих раба.
   - Бали и Мхенд, принесите сюда носилки, сейчас мы пойдем к  правителю
города.
   Эмашторет с удивлением отшатнулась от меня:
   - Мальчик, неужели ты будешь говорить  не  правду,  что  прилетел  из
Вавилона? Ведь это ложь!
   - Что ты здесь путаешься! - закричал на нее  жрец.  -  О  неразумная,
беспокойная женщина! Я сам своими глазами  видел,  как  по  небу  летела
золотая колесница, запряженная огненными конями, и  спустилась  здесь  в
саду, опалив листья деревьев. Из колесницы вышел этот мальчик с  письмом
в  руке.  Я  сам  это  видел,  кохен  Эшмуназар,  а  кохены  никогда  не
ошибаются...
   Чернокожие   подошли   с   носилками,   разукрашенными   бахромой   и
бубенчиками, и опустили их на землю. Жрец Эшмуназар приказал мне лечь на
эти носилки. Мне было стыдно перед женщиной, похожей на  мою  мать.  Она
стояла в стороне, прижав  руки  к  груди.  Вероятно,  она  считала  меня
постыдным лгуном. Но я был не виновен! Мне нужно  было  только  поскорее
увидеть мудрого Сунханиафона.
   Чернокожие подняли носилки и пошли по дорожке сада. Впереди шел раб с
шестом, на конце которого был подвешен на  цепочке  горящий  светильник,
позади - два музыканта. Один свистел на флейте, другой ударял в бубен.
   Кохен шел сзади носилок, закутанный в белый плащ с черными полосами.
 
4. УЧЕНЫЙ СУНХАНИАФОН 
 
   Мы  двигались  по  пустынным  узким  улицам,  подымались  по   крутым
лестницам, проходили мимо закрытых лавок. Я видел высокие каменные  дома
со множеством окон. Флейта звонко свистела, бубен гудел.
   Отовсюду, из окон и дверей, выглядывали люди и спрашивали:
   - Кто едет?
   - Посол из далекого Вавилона, - отвечали носильщики.
   Внутри города была  стена,  сложенная  из  больших,  ровно  отесанных
камней. Несколько воинов нас окружили, но, узнав  кохена,  пропустили  с
восклицаниями:
   - Помолись, праведный кохен, о нас, защитниках города!
   Пройдя несколько улиц, мы остановились около длинного дома с  плоской
крышей, украшенной статуями и стеклянными шарами.
   Кохен  схватил  меня  за  руку  крючковатыми  пальцами,  и  мы  стали
подыматься по каменной лестнице.
   Над одной из дверей горел светильник. Кохен постучал, толкнул  дверь,
и мы вошли в маленькую комнату. Она была затянута большим ковром.
   Посредине на корточках  сидел  маленький,  очень  тощий  человек,  на
голове его не было ни одного волоса: она походила на страусовое яйцо. Он
читал развернутый свиток. Возле  него  на  ковре  было  разложено  много
папирусов. На некоторых были рисунки зверей, ящериц и червяков.
   - Привет тебе, Сунханиафон! - прошептал кохен.
   Сидевший не ответил и продолжал читать свиток.
   - Я пришел по важному делу к  тебе,  светило  мудрости,  -  продолжал
кохен. - Я привел к тебе мальчика, который прилетел по небу  в  огненной
колеснице.
   Сунханиафон повернул голову и смерил нас взглядом:
   - Вероятно, у тебя мало дохода  от  богомольцев,  и  ты  от  жадности
видишь то, чего нет, - ответил он и снова стал читать свиток.
   Тогда я воскликнул:
   - Софэр-рафа многоязычный тебе посылает письмо!
   Ученый сразу встал.
   - Я знал в Вавилоне мудрого человека, которого звали Софэр-рафа!
   Неужели он жив? Он собирался ехать к скифам. Где он теперь?
   - Он сидит здесь в гавани, голодный, без хлеба.  Его  не  пускают  на
берег и завтра продадут на базаре, как овцу.
   Сунханиафон взял от меня свернутый папирус, развернул его,  расправил
на колене и, опустившись на ковер, стал читать. Потом посмотрел на  меня
и сказал:
   - Подыми полу одежды твоей и утри нос и  глаза.  Недостойно  будущему
мудрецу или воину проливать слезы.
   Ученый еще раз прочел письмо и свернул в трубку.
   - Спасибо тебе, почтенный служитель храма, что ты  позаботился  и  об
отроке и о судьбе моего друга, мудреца из далекого Вавилона.  Если  тебе
нужна моя помощь, то говори. А на  огненных  колесницах,  как  некоторые
говорят, боги летали тысячу лет назад. Но так как теперь боги  не  хотят
показываться людям, сколько мы их ни просим, то ты  лучше  всем  говори,
что видел колесницу во сне, а не на небе, где теперь летают одни птицы.
   Мальчик, пойдем со мной.
   Сунханиафон завернулся в плащ и повел  меня  внутрь  дома.  По  витой
лестнице мы поднялись на крышу.
   Несколько человек сидели полукругом на красивых скамьях с  изогнутыми
ножками. На высокой бронзовой подставке горел  светильник,  сделанный  в
виде голубя, и от огня шел приятный аромат. Сунханиафон подошел к одному
из сидевших, украшенному золотыми браслетами и ожерельем.
   - Высокочтимый шофет! Я слышал, что ты хочешь послать корабли в такие
земли, где можно обменивать на золото товары нашего великого города.
   Позволь присоединиться к твоей эскадре светилу мудрости  из  далекого
Вавилона, хохому Софэру-рафа. Он  объехал  все  земли,  был  на  далеком
севере, где народы живут под вечно падающим снегом,  и  был  на  горячем
юге, где звероподобные карлики, покрытые шерстью, устраивают свои дома в
гнездах птиц.
   - Но где же этот мудрец из Вавилона? Приведи его  сюда,  я  бы  хотел
послушать его речи.
   - Он не может к тебе прийти. Корабль, на котором  он  прибыл  в  нашу
гавань, захватили твои стражники и  никого  не  выпускают  на  берег,  а
мудреца они хотят продать в рабство.
   Тогда один из сидевших вскочил,  и  в  нем  я  узнал  того  человека,
который в гавани приказал задержать наш корабль.
   - Это совсем не так, - сказал он, - я объясню тебе, как это было. Мне
донесли, что прибыл пиратский корабль, пострадавший от бури. Я  приказал
захватить его, а над всеми пиратами сделать скорый суд и одних  казнить,
а других послать на мельницу вертеть жернова. Корабль хорошо построен  и
пригодится нашим корабельщикам.
   Шофет вспылил и затопал ногами:
   - Ты плохо понимаешь мои приказания, начальник гавани! Да обезобразит
Мелькарт твое лживое лицо! Ты рад продать в рабство  мирных  путников  и
даже ученого лекаря, который мог бы  лечить  наших  моряков.  Ведь  наши
пираты нам  полезны,  когда  они  грабят  не  нас,  а  хитрых  греков  и
высокомерных египтян.
   Тотчас же отправляйся в гавань и освободи всех,  кого  ты  самовольно
взял под стражу. Торопись сделать это, иначе  я  не  стану  ждать  гнева
Мелькарта, а своей рукой обезображу твое лицо.
   Начальник гавани поклонился, коснувшись рукою ковра.
   - Твое приказание будет исполнено, - сказал он и поспешно ушел.
   Кажется, я запрыгал от радости, потому что шофет посмотрел на меня  с
удивлением и сказал:
   - А ты, прыгун, чему радуешься?
   - Я рад, что Софэр-бобо поедет вместе с твоими кораблями и