корбь бо, яже по Бозе, говорит"241. Печаль выступает как качество очищения во взаимодействии индивидов в русском коллективе, а покаяние выполняет роль регулятивного инструмента в этих взаимоотношениях.
     Шестой грех уныние (депрессия, по психологической терминологии), или потеря надежды и как следствие: в одном случае - "леность ко всякому доброму делу"242, апатия, потеря потребностей, отсутствие желаний, ожесточение. В целом это состояние, характерно для русского человека, описанное выше как "мыслительная пессимистическая агрессия". В другом случае, состояние характерное для энергичных людей, описанное Пушкиным в поведении Евгения Онегина после дуэли. Серафим Саровский так описывает это состояние: "в [унынии] он [индивид] испытывает душевную тесноту и это есть предвкушение геенны; вследствие же сего находит дух исступления, от которого происходят тысячи искушений: смущение, ярость, хула, жалоба на свою участь, развращенные помыслы, переселение из места в место и тому подобное"243
     Преодоление это греха описывает Дьяченко: "Усердие ко всякому доброму делу. Неленостное исправление церковного и келейного правила. Внимание при молитве. Тщательное наблюдение за всеми делами, словами и помышлениями и чувствами своими. Крайняя недоверчивость к себе. Непрестанное пребывание в молитве и Слове Божием. Благоговение. Постоянное бодрствование над собою. Хранение себя от многого сна и изнеженности, празднословия, шуток и острых слов. Любление нощных бдений, поклонов и прочих подвигов, доставляющих бодрость душе. Редкое по возможности исхождение из келий. Воспоминание о вечных благах, желание и ожидание их"244. Такое преодоление именуется "трезвение". Описанные действия - не более чем методика психологического преодоления уныния (депрессии), но в отличие от преодоления других грехов здесь нет трансцендентального обоснования такого преодоления. А поэтому грех уныния по Нилу Сорскому "зело лют"245, и по Серафиму Саровскому "от него раждается всякое зло"246. 
     Грех уныния в большей мере, чем представителям других культур, свойственен именно русскому человеку. Не случайно в концепции западного этического строя нам трудно найти некий аналог данному качеству. Источником этого греха является лень и целенеопределенность русской души. А поэтому "трезвение" - преодоление греха уныния полагается одним труднейших нравственных "подвигов"247.
     Седьмой - грех тщеславия. "Искание славы человеческой. Хвастовство. Желание и искание земных и суетных почестей. Любление красивых одежд, экипажей, прислуги и келейных вещей. Внимание к красоте своего лица, приятности голоса и прочим качествам тела. ... Стыд исповедовать грехи свои. ... Лукавство. Самооправдание. Прекословие. Составление своего разума. Лицемерие. Ложь. Лесть. Человекоугодие. Зависть. Уничижение ближнего. Переменчивость нрава. Потворство. Бессовестность"248. 
     Последовательно сравним все характеристики греха тщеславия с основными моментами этической концепции "капитализма", описанной Вебером. 
     Первый принцип, собственно религиозный, фундамент протестантской этики, идущий от Лютера, - Бог есть дело личной совести каждого человека, между человеком и Богом не должно быть посредника249.
     Сравним: "Самооправдание. ... Составление своего разума"250.
     Следующий за первым второй принцип призвания и вытекающее из него стремление "завоевать себе положение в обществе"251. 
     Сравним: "Искание славы человеческой. Хвастовство. Желание и искание земных и суетных почестей"252.
     Явно обнаруживается одна вещь - "тщеславие" является ключевой точкой, различающей Православную и Протестантскую нравственные концепции, а в целом определяющим границу между западным и русским этическим строем. Отношение к тщеславию - нравственная граница наших культур, образно говоря, "железный занавес", или "бор брани". 
     Длительное соприкосновение России с Западом способствовало выработке весьма деятельного механизма регуляции человеческого поведения - "смирение". Смирение как модель поведения заложена в коллективном характере русского человека (описывалось выше), а тем самым это качество смирения органично в нравственной Православной парадигме, приобретя в ней дополнительное трансцендентальное обоснование. На наш взгляд, именно в смирении находится основа религиозной формации русской души. В этом основа устойчивости русского характера. С потерей смирения начинается нравственный развал русского общества. Именно тщеславие открывает русскому человеку формулу: "все дозволено". Русское тщеславие далеко не похоже на "игрушечный" аналог, свойственный западному человеку, проявляемый в потребности в признании, авторитете (по терминологии Маслоу). Тщеславие западного рационалиста предельно заземлено и определено, т.е. предсказуемо. Действия и цели западного человека "запрограммированы" и известны. А, будучи вписаны в систему общественного договора, они вообще не представляют социальной опасности. И  даже более того, тщеславие оказывается дополнительным стимулом активности, обеспечивающей баланс социальной системы. Совсем иное иррациональное тщеславие русского человека, необузданное и непредсказуемое. Тщеславие влечет за собой более страшный грех - гордыню. 
     Самый страшный смертный грех - гордыня. Как и тщеславие, этот грех соотносим с четвертой потребностью Маслоу. Но если тщеславию более свойственен нарциссизм, инфантильный эгоизм, то эгоизм в гордыне доходит до презрения к другим людям и цинизма. Дьяченко так описывает гордыню: "Презрение ближнего. Предпочтение себя всем. Дерзость. Омрачение, дебелость [тучность] ума и сердца. Пригвождение их к земному. Хула. Неверие. Лжеименитый разум. Непокорность Закону Божию и Церкви. Последование своей плотской воле. Чтение книг еретических, развратных и суетных. Неповиновение властям. Колкое насмешничество. Оставление христоподражательного смирения и молчания. Потеря простоты. Потеря любви к Богу и ближнему. Ложная философия. Ересь. Безбожие. Невежество. Смерть души"253. Нил Сорский полагает, что гордая мысль может быть свойственна любому, но грехом становится не мысль, "гордыня есть то, когда человек приемлет гордостные помыслы, как приличные и достодолжные, и не почитает их за губительные и богопротивные. Верх гордости - когда страсть сия обнаруживается и в словах, и в делах: сие не останется без осуждения"254. 
     Гордыня, как и тщеславие, и сребролюбие, - водораздел русской и западной культур. Западный мир принимает рациональную гордость, протестантская этика оправдывает и обосновывает гордыню, которая, как и тщеславие, органично вплетено в западную культуру. Совсем иное иррациональная гордыня русского человека. Необузданная и непредсказуемая. Гордыня, усиленная мессианской идеей255, русским догматизмом, переключившимся с религиозных на иные цели256. В поведении личности гордыня выводит индивида за пределы коллективного всевидения и превращает в маргинала ("беспредельщика" - в современной бытовой лексике), не знающего границ, пределов, правил. А гордыня как социальный феномен влечет за собой русский бунт, революцию, русский радикализм. Все это описано Бердяевым257. 
     Смирение - добродетель, противостоящая тщеславию, вырастает из русского коллективизма. Но устойчивость его обеспечивается религиозной формацией, трансцендентальным обоснованием. Утрата религии, потеря Бога, в результате Октябрьской революции открыла простор русскому тщеславию и гордыне - неограниченному иррациональному стремлению. Культ личности Сталина - феномен неограниченного иррационального тщеславия, в социальном действии превращается в сталинскую деспотию (гордыню), призванную, и в этом иррациональный парадокс тирании, ограничить русское тщеславие и гордыню. Если так можно выразиться, тирания, убив Бога, встала на его место. На место нравственного смирения, и христианской любви, трансцендентально обоснованных в страхе Божием, приходит идеологическая "смирительная рубашка" "любви к партии", сшитая из страха перед репрессивными органами. Естественно, такой эрзац традиционного русского смирения будет устойчив, пока устойчивы репрессивные органы. Но вместе с падением памятника Дзержинскому, в России опять стало "все дозволено".
     В православной нравственной концепции противостоит гордыне христианская любовь. И как гордыня вырастает из тщеславия, так и христианская любовь вырастает из смирения. Любовь - высшее трансцендентальное обоснование русской нравственности. Любовь - акциденция и закономерная метаморфоза страха Божия258. Любовь - высшая ценность православной нравственности, в любви происходит снисхождение Духа Святого  на человека и отступление всех страстей259. Сам "Бог есть Любовь"260.
     
     Сравним схематически нравственный строй Западного общества, аккумулированный в концепции Маслоу с нравственным строем русской социальной системы, оформленной Православием.
       Таблица 6. Этический строй России и Запада (добродетели и грехи в Православной нравственной концепции261 и потребности по концепции Маслоу262)
     Добродетели
     Грехи
     Потребности Маслоу
     1) Воздержание
     1) Чревообъястный
     1) физиологические
     2) Целомудрие
     2) Блудный
     1) физиологические
     3) в принадлежности и любви
     3) Нестяжание
     3) Сребролюбивый
     2) в безопасности
     4) Кротость
     4) Гневный
     2) в безопасности
     5) Блаженный плач
     5) Печальный
     3) в принадлежности и любви
     4) в признании
     6) Трезвение
     6) Уныние
     
     7) Смирение
     7) Тщеславный
     4) в признании
     8) Любовь
     8) Гордостный
     4) в признании
     Свобода духа
     Раб страстей
     Самоактуализация
     
     Главное отличие одного от другого - русская мораль ориентирована на сдерживание и кумуляцию энергии; западная мораль - на снятие факторов, сдерживающих активность индивида, свободу его действий. Вряд ли имеет смысл утверждать, что одна из концепций лучше другой. Вывод, следующий с необходимостью, - каждому социуму соответствует свой собственный этический строй. Протестантская этика, используя образ, напоминает механизм наполнения резервуара водой, в котором главная задача - "прочистить" каналы, питающие этот резервуар, дать "свободу" движения в этот резервуар. Естественно, даже не предполагается, что "частная инициатива" "свободных" потоков может быть направлена в "другой" резервуар. Чем больше каналов (чем больше "частной инициативы") в резервуар, тем он полнее. Наполнение "резервуара" социума энергией индивидов - "цель" социальной системы Запада. 
     Совсем иное русская социальная система. Наш "резервуар" либо пуст, а чаще переполнен. В первом случае русские в печали и унынии. А для выхода из этого состояния может быть использована "палка" как инструмент социального управления. Но инструмент, не дающий определенно ожидаемый (планируемый) результат. Преодоление депрессивного состояния возможно в нравственном деянии, каковыми и оказываются православные добродетели.
     Во втором случае страсти или грехи - действие нашей спонтанности, импульсивности. Социальное управление в состоянии кратковременно подавить нашу неорганизованную активность, но управлять ей может только нравственный, трансцендентально обоснованный закон.
     Православие, пришедшие из Византии в Россию, принесшее и нравственный христианский закон, оказалось наиболее адекватной формой русскому духу. За тысячелетие русская душа оформилась православной этикой. На сегодняшний день этика, построенная на православной нравственности и предполагающая трансцендентальное обоснование, является действенным регулятивным механизмом русского характера. 
     Необходимость трансцендентального обоснования диктуется не только общими принципами, сформулированными еще Кантом в "Критике практического разума" как категорический императив: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом"263; "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству"264, но и спецификой русского человека в его отношении к социальным запретам. Как отмечалось, русскому человеку свойственно к любому социальному правилу или норме относится как к игре, если таковые не ощущаются им как священные. Поэтому русскому человеку, не знающему меры, как никому другому, необходима "священная" мера. Мера его бытия, открываемая через трансцендентальный смысл.
     В целом, русский человек не является более духовным, чем западный, но его энергию следует направить в духовную сферу. Иначе она приобретает разрушительный характер, или в "унынии" уходит в песок. Особенность русского этического строя в том, что он не носит принудительный характер (как иерархическая форма социального управления). Русский (Православный) этический строй - это вольный путь к Богу. Этический строй не предписывает, он открывает человеку направление движения. И в этом еще одно важное отличие от западного (капиталистического, протестантского) этического строя, предписывающего индивиду программу его нравственных действий. В целом, западная этика, в той мере деспотична по отношению к индивиду, в какой мере свободным оказывается плюралистичная форма социального управления. 
     Западный человек с момента вхождения в общество, в процессе социализации оказывается под тяжелым принудительным этическим прессингом. Этический строй довольно жестко регламентирует человека. Такое принуждение иерархически обуславливает потребности индивида (о чем свидетельствует описание Вебера и Маслоу), действует и в профессиональной деятельности, и в отдыхе. Для основной массы западных индивидов нравственный регламент не является тяжелым, он привычен. В тех случаях, когда активность индивида вступает в противоречие с этическим строем, на помощь индивиду приходит психоаналитик, помогающий человеку разрешить конфликт Ид и Суперэго. 
     На наш взгляд, психоанализ - сугубо Западный феномен. Своеобразный регулятивный инструмент культуры. Используя образ, можно сказать, психоаналитик выполняет функцию чистильщика каналов, которые несут энергию индивидов на благо общего резервуара. Жесткость этического строя, Суперэго настолько велика, что возможен слом личности. Задача же психоаналитика не допустить неврозов, психических нарушений, "засорений каналов". В итоге форматируется высоко дисциплинированная личность, способная эффективно выполнять свое социальное предназначение. Хотя с российской точки зрения - довольно ограниченный индивид.
     Русский человек психологически не дисциплинирован, но в этой недисциплинированности, вольности ему дан нравственный шанс выбора: "На то направь всю свою волю - чтоб потерять всю свою волю..."265. Этический строй российской социальной системы - это не жестко заданный регламент. Это внутренний закон. Закон не принуждающий и обуславливающий: "если ..., то ...", а общий принцип поиска, что в большей мере соответствует русскому импульсивному характеру. Индивид ищет свой путь от волевой борьбы с личным грехом к миру и гармонии в душе. А в этой связи православная этика открывает, что индивид должен "стремиться к тому, чтобы стать "жилищем Духа Божия", что и является единственным смыслом и целью христианской жизни"266.
     
     
ГЛАВА 5. ЛИЧНАЯ ПРЕДАННОСТЬ: ОРАГНИЗАЦИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ЭНЕРГИИ В ИЕРАРХИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ
     
     
     
     Личная преданность иерарху - та сила, которая обеспечивает прочность "пирамидальной" конструкции власти. Личная преданность - аналог частной инициативы в плюралистической организации. И личная преданность, и частная инициатива - формы организации социальной энергии. Одна типична для эгрессивных систем, другая - для плюралистических. Частная инициатива в плюралистической системе носит характер броуновского, разнонаправленного движения. Личная преданность однонаправленна, ей свойственно стремление к центру. Такова общая характеристика принципа "личной преданности", характерного для эгрессивных систем.
     Феномен личной преданности в данном случае понимается как социальный факт, или, опираясь на принцип "понимающей" социологии267, как "идеальный тип"268, т.е. такой образ "правильного" 269 действия, который становится моделью для реализации энергии индивидов российской социальной системы. Для того чтобы понять специфику личной преданности, необходимо опираться на два исходных момента, определенных еще Максом Вебером. Первый момент: "Специфически важным для понимающей социологии является прежде всего поведение, которое, во-первых, по субъективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого (субъективно) предполагаемого смысла, понятно объяснено"270. Второй момент: ""общественными" [в узком смысле] действиями мы будем называть общностно ориентированные действия в том случае (и в той мере), если они, во-первых, осмысленно ориентированы на ожидания, которые основаны на определенных установлениях, во-вторых, если эти установления "сформулированы" чисто целерационально в соответствии с ожидаемыми в качестве следствия действиями обобществление ориентированных индивидов и, в-третьих, если смысловая ориентация индивидов субъективно целерациональна"271. Таким образом, необходимо определить, что движет индивидами, мотивы их деятельности в пространстве иерархической пирамиды, и систему ценностей, нормативное поле, именно то, что обеспечивает ориентацию индивида в сообществе.
     Прежде всего, необходимо особо обратить внимание на то, что в российском обществе (в целом и в отдельных коллективах, в первую очередь иерархических) главной ценностью является "личная преданность". Данное утверждение может быть принято как гипотеза, основанием для которой служат история формы управления в России, современные отношения в различных организациях. Вместе с тем данная гипотеза не может быть абсолютно обоснованна: во-первых, в силу, обилия материала, с одной стороны, а с другой - его недостатка невозможно составить полную картину истории формы управления в России, построенной на личной преданности. Во-вторых, по этой же причине невозможно рассмотреть все множество организаций современной России. Таким образом, индуктивный метод обоснования (на котором в значительной мере построена вся современная эмпирическая социология) по отношению к данной гипотезе оказывается весьма тяжеловесным и неэффективным. 
     Выдвинув утверждение "личная преданность есть стержень иерархической пирамиды", примем его как предварительный индуктивный вывод и апробируем это утверждение в самом исследовании. Поэтому для начала ограничимся признанием этого утверждения как рабочей гипотезы. 
     Проводя психологические и социологические исследования, работу по оптимизации сотрудничества в трудовых коллективах г. Ижевска, автор столкнулся со следующей установкой: руководители предпочитали брать на работу людей, внушающих им доверие и лично преданных272 (в общей массе было проведено более тридцати психологических и социологических исследований, в которых около тысячи руководителей ответили подобным образом на наш вопрос).
     Итак, в российских организациях существует нормативная ценность как социальная установка: лично преданный работник предпочтительней профессионала.
     Вместе с тем, анализ западной литературы по менеджменту273 и личное общение с представителями западного общества привели к выводу, что в западном мире существует иная культурная ценность (как социальная установка) - предпочтение профессионализма личной преданности.
     
     Принцип "личная преданность" проявляется по-разному, но характер реализации этого принципа зависит от двух встречных сил: 
     * авторитета руководителя и 
     * мотивации личной преданности членов коллектива.
     Рассмотрим эти определяющие силы.
     
§ 1. СИЛА АВТОРИТЕТА
     
     
     
     Авторитет руководителя (лидера) определяет силу личной преданности. Авторитет в иерархической системе создает "центростремительную" силу. Как Солнце пр