которые заставили его относиться с
отвращением к каннибализму,  желало научно убедиться,  что  гастрономические
отношения  с животным миром не являются некоторой разновидностью этого,  уже
преодоленного каннибализма.

Величие исторического процесса человечества как раз и  состоит  в  том,  что
любая  насущная  потребность людей,  как правило,  имеющая весьма отдаленное
отношение к добру - неминуемо реализуется.

Вспомним хотя бы историю создания атомной бомбы.  Даже великий Резерфорд был
убежден, что сие невозможно, ан нет: очень захотелось, и бомба была создана.

С той  же неизбежностью появилось и учение И.П.  Павлова,  которое все-таки,
несмотря   на   его   естественнонаучное   обличье,   является    по    сути
морально-этическим оправданием человека в его роли уничтожителя всего живого
на  Земле.  Хищник  из  "Мира  животных",  спокойно  поедающий  серну  перед
объективом   камеры   и   не   ищущий   оправдания  этому  в  своем  видовом
превосходстве,  по крайней мере не лицемерит,  чем,  кстати, и вызывает наше
отвращение.  Между  тем  стараниями  в основном сентиментального и гуманного
человека за последние 100 лет исчезло  75  видов  млекопитающих,  600  видов
обречено  на вымирание.  Под угрозой сейчас находится большинство оставшихся
высших видов растений и животных.  Те же из них,  которых человек выбрал для
удовлетворения своих потребностей в пище и сырье,  давно уже гибридизированы
и приспособлены к его  нуждам.  На  них  больше  не  распространяется  закон
естественного  отбора  и  генетической  эволюции.  Последствия  же селекции,
производимой человеком,  до сих пор неизвестны,  и неясно,  в какой  степени
одомашнивание   и   селекция   снижают  сопротивляемость  к  заболеваниям  и
паразитам.

Если бы это хоть кого-нибудь волновало, можно было бы говорить о планомерном
геноциде,  осуществляемом  человеком  в  животном  мире.  А  поскольку любой
геноцид обязательно сопровождается  пропагандой,  направленной  на  создание
мнения  об объекте геноцида как о неполноценном существе,  то учение Павлова
как  раз  и  выполняет  роль  такой  пропаганды   превосходства   высшей   -
человеческой  расы.  Вознеся  человека  до  богоподобных  высот и низвергнув
животное в пропасть неразумности,  учение Павлова возвело баррикады, по одну
сторону которых оказался человек, по другую - весь остальной живой мир.

Для меня  эта  граница,  проводимая  между  человеком  и  животными,  всегда
представлялась воплощением напыщенного и  самовлюбленного  антропоцентризма.
Более  того,  нередки  случаи,  когда  принадлежность  к  роду человеческому
перестает быть предметом  гордости  и  становится  источником  стыда.  Я  не
согласен,  когда говорят о чьих-то "зверствах" или, желая кого-то оскорбить,
называют  животным.  Помимо  того  что  подобные  высказывания  незаслуженно
оскорбительны  по  отношению  к  животным,  на  что  в  конце  концов  можно
наплевать:  мы  же  цивилизованное,  а  значит,  шовинистически  настроенное
человечество, - такие заявления по меньшей мере необъективны.

Наверное, более правильным будет называть это процветающее,  прогрессирующее
варварство, презрение к человеку и человеческой жизни, геноцид, равнодушие к
экологии,  маниакальную  тягу  к  всеобщему  взаимоубийству не зверством,  а
гуманизмом, как присущее только и исключительно человеку.

А. Кестлер,  называя в качестве одной из таких параноидных тенденций  обычай
человеческого   жертвоприношения,   прослеживает   его   во   всей   истории
человечества.  От древних обитателей Скандинавии, от этрусков и ацтеков этот
обычай складывался у самых разных цивилизаций, совершенно не связанных между
собой,  как проявление  извращенной  логики,  к  которой  явно  склонен  наш
биологический вид.

Австрийский этолог К. Лоренц доказывает, что способность человека к убийству
себе подобных  существ,  относящихся  к  собственному  биологическому  виду,
поистине уникальна.

Так где же все-таки,  по мнению современных психологов, биологов, философов,
пролегает та самая  граница,  что  навеки  разделила  человека  и  животное?
Заклинаниями,  произнесение которых мгновенно ставит упомянутую уже границу,
служат слова:  "рефлекс",  "язык",  "инстинкты".  Читаем у И.П.  Павлова: "В
развивающемся животном мире на фазе человека произошла чрезвычайная прибавка
к  механизмам   нервной   деятельности.   Для   животного   действительность
сигнализируется  почти  исключительно  только  раздражениями  и следами их в
больших  полушариях,  непосредственно  приходящими  в   специальные   клетки
зрительных,  слуховых.и других рецепторов организма.  Это то, что мы имеем в
себе,  как впечатления, ощущения и представления от окружающей внешней среды
как  общеприродной,  так и от нашей социальной,  исключая слово,  слышимое и
видимое.  Это - первая сигнальная система действительности,  общая у  нас  с
животными.  Но  слово составило вторую,  специальную нашу сигнальную систему
действительности,   будучи   сигналом   первых   сигналов.    Многочисленные
раздражения  словом,  с  одной стороны,  удалили нас от действительности,  и
поэтому мы постоянно должны помнить это,  чтобы не исказить наши отношения к
действительности. С другой стороны, именно слово сделало нас людьми..."

Итак, переиначивая  Библию,  можно  сказать,  что  "в  конце  было Слово..."
Значит,  слово и явилось той границей, что навсегда отделила животный мир от
человека.  Но  тогда куда же нам отнести глухонемого от рождение Герасима из
"Муму"? Или слепоглухонемых от рождения детей, которые благодаря современным
методам  обучения хотя и остаются физически неполноценными,  но в умственном
отношении они становятся вполне разумными людьми, среди которых есть ученые?
Если  это  все одни рефлексы,  то давайте считать упомянутые методы обучения
дрессировкой,  а таких людей,  в полном соответствии с  учением  Павлова,  -
животными, со всеми вытекающими для них из этого последствиями...

А.И.Мещеряков, посвятивший  всю  жизнь воспитанию и обучению слепоглухонемых
детей,  пишет: "...экспериментально опровергается бытующая до сих пор идея о
том,  что  человеческая  психика  рождается  или просыпается только вместе с
усвоением языка,  речи.  С нашей точки зрения,  язык на  первых  порах  лишь
оформляет  уже сложившиеся элементы человеческой психики,  возникшие в актах
предметно-практического поведения". Давно и неоднократно высказывались мысли
о  том,  что  при  теснейшей  всеобъемлющей  связи мышления с языком в нашей
психике,  в  аппарате  головного  мозга  все  же  имеются  и   функционируют
автономные системы - интеллект и язык.

В 1980   году   Н.И.  Жинкин  серией  экспериментов  доказал,  что  мышление
осуществляется  в  особой   кодово-информационной   системе,   принципиально
отличной  от  любого  национального  языка - средства общения.  В этой связи
интересны свидетельства многих авторов,  рассказывающих о  практике  высоких
йогов,  свободно  общающихся  между  собой,  несмотря на незнание языка друг
друга.

Теперь, в качестве примера,  я хочу привести небольшую  заметку,  где  автор
демонстрирует  образец  трактовки  поведения  животных  по Павлову.  Заметка
приводится почти полностью,  с сохранением  авторских  кавычек:  "Тщательное
изучение   жизни   муравьев   позволило   выявить   поразительное   сходство
общественной жизни человека и муравьев.  Вот несколько примеров:  только что
родившиеся  муравьи проводят свое детство в специальных "яслях" под надзором
профессиональных "воспитателей",  которые регулярно выводят малюток погулять
за  пределы  муравейника.  За  больными  ухаживают  "врачи".  Они  ежедневно
проводят профилактические осмотры,  в случае необходимости,  госпитализируют
своих  пациентов  и даже оперируют их - ампутируют,  например,  поврежденные
конечности.  В Южной Америке  обитают  муравьи-"фермеры",  которые  засыпают
землей   трещины  в  стволах  деревьев  и  засевают  эти  своеобразные  поля
различными  культурами.  В  уборке  урожая  принимают  участие   все   члены
сообщества.

Некоторые муравьиные   семьи   используют   для   посевов   участки   вокруг
муравейника.  Собранные семена идут в пищу,  а  соломка  -  на  строительные
нужды.  Существует у муравьев и церемония захоронения:  "могильщики" относят
усопшего на кладбище, расположенное неподалеку от муравейника, и предают его
земле на глубине 2-2,5 см. Разумеется, здесь и речи быть не может о зачатках
разума.  По  крайней  мере,  разума  в  нашем  понимании.  Большую  роль   в
жизнедеятельности муравьев,  по мнению, специалистов, играет сложная система
врожденных инстинктов, чрезвычайно развитая у этих общественных насекомых".

Логично, видимо,  предположить,  что медведю-исследователю - если,  конечно,
ему  придет  в  голову  заниматься такими исследованиями - вряд ли покажутся
осмысленными действия людей,  работающих у конвейера или идущих  в  парадном
строю: скорее, он придет к выводу о том, что это проявления "сложной системы
врожденных   инстинктов,   чрезвычайно   развитых"   у    этого    двуногого
млекопитающего.

Но однажды  лед  все-таки  тронулся,  и  вот  уже  не  столь одинок в своих,
казавшихся ученому миру "дешевыми сенсациями, абсурдом", гипотезах Дж.Лилли,
американский  нейрофизиолог,  еще  в  начале 60-х годов предположивший,  что
уровень интеллекта дельфина ничуть не ниже человеческого,  а может  быть,  и
выше;  что  дельфины  обладают собственным языком,  причем языком невероятно
сложным.  Исследователи определили,  что  при  общении  дельфины  используют
несколько  сотен  различных сигналов - примерно столько же,  сколько слов мы
используем при повседневном общении.  Известно,  что существуют определенные
приемы,   с   помощью  которых  можно  узнать,  как  устроена  та  или  иная
письменность.  Аналогичный подход был использован при  изучении  графической
записи  звуковых  сигналов  дельфинов.  Выяснилось,  что сообщения дельфинов
организованы примерно так же,  как наша речь,  но что эти  сигналы  -  нечто
большее   по   своему   значению  и  информационному  содержанию,  чем  наша
лексическая единица языка слово.  Иначе говоря,  сигнал  дельфина  -  что-то
среднее  между  словом  и  фразой.  Уже "установлено,  что дельфины способны
получать,  обрабатывать и использовать информацию такого характера,  которая
выходит  за реальные биологические потребности",  Оставляя на совести автора
цитируемой статьи туманное выражение "реальные  биологические  потребности",
хочу  отметить факт удивительного антропоцентризма,  когда автор,  собравший
поразительные наблюдения,  все же задает вопрос:  "Зачем дельфину  огромный,
хорошо развитый мозг?" Автору,  похоже, и в голову не приходит, что если нет
забот о деньгах,  автомобилях,  ценах, экологических проблемах, телевизорах,
наркомании,   зубодолбежных   станках,  росте  преступности,  энергетическом
кризисе и атомных бомбах,  то мозги вовсе и  не  нужны.  Неужели  невозможно
представить   себе   цивилизацию,  ценности  которой  практически  полностью
воплощены не в создании и потреблении материальных ее плодов, а в мышлении и
познании,  в  созидании  сложнейших  и изощреннейших философских и этических
систем,  в самопознании?  Есть еще одно слово-заклинание - "труд",  который,
как  известно,  "создал  человека".  С этим не приходится спорить,  но в еще
большей степени,  чем  человека,  труд  создал  человеческую  цивилизацию  -
явление уникальное на Земле и, видимо, в наших окрестностях космоса.

И опять  же  труд,  но  в  жизненно необходимой для существования расы мере,
присущ не только человеку. Упомянем хотя бы тех же муравьев, чей труд к тому
же является фольклорным примером для человека.

Не принято  испытывать  трудностей  и  при объяснении действий животных,  не
имеющих для них вроде бы никакой жизненной необходимости. Даже фантастически
сложные  игры  ворон,  о  которых  можно  было  бы  написать огромную книгу,
объясняются легко и просто чем-то вроде  "обучения  молодого  поколения".  Я
хочу  привести  пример  такой "внепрактической деятельности".  К счастью,  в
первоисточнике эта  прелестная  история  не  была  испорчена  дидактическими
разъяснениями.

Лесничий Том Бакли с Аляски,  сидя перед телевизором в рождественскую  ночь,
вдруг почувствовал, что кто-то наблюдает за ним в окно.

Повернувшись, Бакли увидел голову огромного медведя. Не обращая внимания. на
лесничего,  медведь уставился на экран,  где демонстрировались  мультфильмы.
Когда программа кончилась, медведь исчез в лесу.

Отодвигая границу   разума,  мы,  естественно,  хотим  где-то  остановиться,
обрести  потерянную  было  опору,  потерянное   превосходство,   но   факты,
необъяснимые даже при помощи самых сильных заклинаний - таких,  как "сложные
инстинкты",  отодвигают  границу  разума  все  ниже  и  ниже   по   лестнице
зоологической классификации до тех пределов, где находятся странные существа
- полуживотные-полурастения.

И вот - растения,  в которых,  как кажется,  просто нет места даже для искры
разума и эмоций.  Тем не менее однажды нашелся человек,  который усомнился в
этом и продемонстрировал миру удивительные,  сенсационные эксперименты. Этот
человек Клив Бакстер, один из ведущих американских специалистов по детектору
лжи,  бывший  в  то  время  главой  Исследовательского   комитета   Академии
криминалистических наук,  однажды решил на всякий случай проверить - есть ли
эмоции у растений?  Бакстер  присоединил  два  электрода  своего  детектора,
определяющего  измерение  электропроводности,  к  листу  растения  и опустил
другой лист в чашку с горячим кофе. Никакой реакции.

"А что если огонь?" - подумал Бакстер,  и в это время игла  самописца  резко
пошла вверх.  Бакстер продолжал опыты и в другом эксперименте,  поставленном
им:  механизм,  соединенный с датчиком случайных чисел,  опрокидывал чашку с
живой  креветкой в сосуд с кипятком.  Рядом стояло растение с наклеенными на
лист  электродами,   замеряющими   изменение   электропроводности,   которое
регистрировалось самописцем.  Этот опыт повторялся много раз,  в том числе и
ночью,  когда  все  покидали  лабораторию.  И  всякий  раз  была   устойчиво
зарегистрирована  эмоциальная  реакция,  совпадающая  по  времени  с гибелью
креветки.

"Любопытная деталь:   оказывается,   растение   постепенно   "привыкает"   к
трагическим  событиям.  Например,  интенсивность  выброса  кривой  в опыте с
креветкой падает после многократного повторения опыта.  Растение не обращает
внимания  на  бесполезную сто первую угрозу.  Однако при смерти человеческих
клеток (антисептик вводят в пробирку с  культурой  клеток)  привыкания  нет.
Домашнее  растение,  видимо,  чутко  реагирует  на болезнь хозяина и даже на
изменение его настроения".

Так все-таки есть ли какая-либо особенность,  кроме  совершенно  выдающегося
типа цивилизации,  которая отделяет человека от остального живого мира?  Мне
кажется,  что главное отличие,  по точному определению Р.  Мерля,  состоит в
том,   что   "мозг   дельфина  столь  же  искушенный,  как  у  человека,  но
контролируется добротой".  Я думаю, что это относится не только к дельфинам,
потому что основное качество,  которое отличает человека от животных,  - это
его злоба.  Злоба,  чаще всего  беспричинная,  злоба,  круто  замешанная  на
самовлюбленности  и  эгоизме.  Антропоцентристское учение Павлова,  конечно,
сыграло свою положительную роль:  мы с удовольствием и не задумываясь особо,
едим бифштекс, выламываем бивни у слонов и метким - прямо в глаз - выстрелом
бьем белок.  Но это же учение,  как и любое  другое,  утверждающее  чье-либо
превосходство,  стало  одной  из основных причин,  порождающих бессмысленную
злобу и жестокость человека, причиной его противопоставления всему живому на
Земле.

У обезьяннего жилища в одесском зоопарке  "экскурсоводы  любят  рассказывать
трогательную  историю о том,  как обезьяна "усыновила" котенка.  Но слащавая
история - ложь.  Молчаливое звериное царство знает,  как  все  произошло  на
самом деле.  Заметив злой нрав обезьяны, какие-то подонки забросили в клетку
полуживого от страха котенка.

Они ждали кровавого зрелища. Обезьяна спрыгнула с настила, отнесла котенка в
дальний угол - подальше от опасности - и дала корку хлеба".

И еще  про  зоопарк  такая вот коротенькая заметочка:  "На редкость доброй и
заботливой оказалась обезьянка по  кличке  Йода  из  зоопарка  Порт-Мейерса,
Флорида,  -  она вынянчила около 50 котят,  брошенных родителями на произвол
судьбы.  Йода окружила малышей трогательной заботой, ревностно охраняя их от
всяких неприятностей".

Я не  хочу  чернить  все  человечество-все  мы  знаем примеры поразительного
альтруизма,  бескорыстия и самопожертвования  самой  жизнью  во  имя  других
жизней.  Но  из  песни слова не выкинешь:  были и костры инквизиции,  и печи
Освенцима,  и одесский зоопарк тоже был.  И поэтому  с  нашей,  человеческой
колокольни   представляется   какой-то   дурацкой   толстовщиной   поведение
черноморских дельфинов:  сколько лет их безжалостно  расстреливали,  сдирали
шкуры и вытапливали жир - а они,  идиоты этакие, вместо того, чтобы из столь
близкого  каждому  человеку  священного  чувства  мести  топить  курортников
сотнями,  подплывают,  играют  с  детьми,  помогают  обессилевшим  пловцам и
улыбаются, улыбаются, улыбаются...

Человек выше всего этого.  Он мечтает о контактах со  звездными  братьями  и
плюет на братьев своих меньших,  понимая контакт с ними лишь как потребление
или насилие.  Даже исследовательские, вроде бы делу контакта должные служить
программы,  и  те  являются  одиозным  воплощением  идеологии  высшей  расы,
идеологии дремучего антропоцентризма. Ученые, пытающиеся найти хоть какой-то
контакт  с  животными,  не  представляют,  за  весьма  редкими,  счастливыми
исключениями,  другой  основы  для  взаимопонимания,  кроме  как  на   своих
собственных,  человеческих  началах.  Сколько лет пытались научить дельфинов
английскому языку?  А бесплодное насилие  над  шимпанзе,  которым  столь  же
безапелляционно вдалбливали  свою,  человечью  логику?  И  когда   произошел
прорыв,  это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Убежденность в
незыблемости границы между высшим и низшим оказалась сильнее.  И весь спектр
реакций  научной  общественности  опять уложился в привычный диапазон от "не
может быть!" до старой песни про рефлексы, подражание, дрессировку.

А в обезьяннике происходили удивительные вещи:  американские ученые  сделали
попытку обучения обезьян языку глухонемых, и эта попытка увенчалась успехом.
Они создали для детенышей обезьян условия,  подобные тем,  в которых живут и
воспитываются человеческие дети глухонемых родителей.  Работа,  проводимая в
течение нескольких лет,  дала целый ряд весьма любопытных результатов. Число
усвоенных   слов,   включая  не  только  знаки  предметов,  но  и  некоторые
абстрактные понятия,  достигало нескольких сотен,  и обезьяны довольно бойко
объяснялись со своими учителями на языке жестов. Ученый мир, однако, выразил
недоверие к этим результатам,  выразившееся  в  обычном  их  толковании  как
имитации  обезьяной  тех слов и выражений,  которые применял исследователь в
разговоре с ней. После этой критики был поставлен необыкновенно интересный и
остроумный  опыт.  В ходе эксперимента в одну клетку были помещены 13-летняя
шимпанзе Уошу,  уже обладавшая солидным словарным запасом,  и десятимесячный
детеныш Лули. В общении с ним Уошу использовала многие сотни слов, усвоенные
за многолетнюю учебу. Руководствуясь какой-то непонятной логикой, Уошу сразу
же  стала обучать Лули слову "приходить".  Сидя напротив Лули,  Уошу сделала
соответствующий жест и притянула детеныша к себе. Она повторяла с ним урок в
течение пяти дней.  Через неделю Лули,  к изумлению исследователей,  впервые
использовал выученное слово.

Между тем Уошу продолжала обучение.  Громкими криками она  выражала  чувство
голода, подтвержда