начинаем с основных предметов, последовательно рассматриваем и сравниваем их, чтобы судить о связях, если они имеются. Когда благодаря этому способу мы узнаем взаимное расположение, мы рассматриваем один за другим все те предметы, которые заполняют промежутки, сравниваем каждый из них с ближайшим основным предметом и определяем его положение.
Тогда мы распознаем все предметы, форму и положение которых мы уловили, и охватываем их одним взглядом. Значит, порядок, в каком они располагаются в нашем уме, является не последовательным, а одновременным. Это тот самый порядок, в котором они существуют, и мы видим их все сразу отчетливым образом.
Благодаря этому способу ум может охватить большое
количество идей
Это именно те знания, которыми мы обязаны исключительно искусству, с каким мы направляли наши взоры. Мы приобретали их лишь одно за другим; но, приобретенные однажды, все они одновременно сохраняются в уме, так же как предметы, которые они нам изображают, все сохраняются в глазу, который их видит. Следовательно, с умом дело обстоит так же, как и с глазами; он видит одновременно множество вещей, и не нужно этому удивляться, потому что все ощущения зрения принадлежат душе.
Это зрение ума простирается настолько же, насколько простирается зрение тела; если мы хорошо организованы, то и тому и другому нужно лишь упражнение, и нельзя было бы каким-либо образом ограничить пространство, которое они охватывают. На самом деле упражнявшийся ум видит в предмете, над которым он размышляет, множество связей, не замечаемых нами, как проделавшие много упражнений глаза большого художника в одно мгновение различают в пейзаже множество вещей, на которые мы смотрим вместе с ним, но которые тем не менее от нас ускользают.
Мы можем, отправляясь из замка в замок, изучать новые равнины и представлять их себе как первую равнину. Тогда мы или отдадим предпочтение какой-то одной, или найдем, что каждая из них имеет свою прелесть. Но мы судим о них только потому, что сравниваем их; а сравниваем мы их лишь потому, что вспоминаем их все одновременно. Значит, ум может видеть больше, чем может видеть глаз.

192
193
 

Потому что,
наблюдая
таким образом, он
расчленяет вещи
для того, чтобы их
снова соединить,
составляет себе
о них точные н
отчетливые идеи
Если теперь мы размышляем о том, каким путем мы приобретаем знания посредством зрения, мы замечаем, что весьма сложный предмет, такой, как обширная равнина, до некоторой степени расчленяется, потому что мы познаем ее лишь тогда, когда ее части располагаются в уме в определенном порядке.
Мы видели, в каком порядке делалось это расчленение. Сначала расположились в уме главные предметы; затем туда поступили другие и расположились там сообразно отношениям, в которых они находятся с первыми. Мы делаем это расчленение лишь потому, что нам недостаточно мгновения для того, чтобы изучить все эти предметы. Но мы расчленяем только для того, чтобы вновь соединить; и когда знания получены, вещи, вместо того чтобы следовать друг за другом, располагаются в душе в том же самом одновременном порядке, в каком они расположены вне ума. Именно в этом одновременном порядке заключается знание, которое мы о них имеем, ибо, если бы мы не могли представить их себе в совокупности, мы никогда не смогли бы судить о том, в каких отношениях друг к другу они находятся, и знали бы их плохо.
Это расчленение
и последующее
соединение есть то,
что называется
анализом
Следовательно, анализировать - это не что иное, как наблюдать в последовательном порядке качества предмета, для того чтобы дать им в уме одновременный порядок, в котором они существуют. Именно это природа и заставляет нас применять ко всему. Анализ, который считают известным только философам, известен, таким образом, всем, и я ничему не научил читателя; я только обратил его внимание на то, что он делает постоянно.
Анализ мысли
производится
таким же способом,
что и анализ
чувственных
предметов
Хотя с одного взгляда я распознаю множество предметов на равнине, которую я изучил, однако зрение никогда не бывает более точным, чем тогда, когда оно само себя ограничивает и когда мы рассматриваем лишь небольшое число предметов одновременно; мы различаем всегда меньше предметов, чем видим.
Так же обстоит дело и со зрением ума. Я одновременно имею в наличии множество знаний, которые стали для меня

привычными, я вижу их все, но я не различаю их одинаково. Чтобы видеть отчетливо все то, что одновременно встречается в моем уме, нужно, чтобы я это расчленял, как я расчленил то, что встретилось моим глазам; нужно, чтобы я анализировал свою мысль.
Этот анализ производится точно так же, как анализ внешних предметов. Мы так же расчленяем: мы представляем себе части своей мысли в последовательном порядке, чтобы восстановить их в одновременном порядке; мы производим это соединение и расчленение, сообразуясь с отношениями, существующими между вещами, как главными, так и подчиненными; и так, как мы не анализировали бы равнину, если бы зрение не охватывало се всю целиком, мы не анализировали бы свою мысль, если бы ум не охватывал ее также всю целиком. И в том и в другом случае нужно видеть одновременно, иначе мы не могли бы быть уверены в том, что увидели одну за другой все части 5.
ГЛАВА III О ТОМ, ЧТО АНАЛИЗ ДЕЛАЕТ УМЫ ПРАВИЛЬНЫМИ
Ощущения,
рассматриваемые
как представляющие
чувственные предметы, являются
в сущности тем, [то называется идеями
Каждый из нас может заметить, что он познает чувственные предметы лишь благодаря ощущениям, которые от них получает; именно ощущения представляют их нам. Если мы уверены в том, что когда они присутствуют, мы видим их только в ощущениях, которые они производят в нас теперь, мы не менее уверены в этом и тогда, когда они отсутствуют, когда мы видим их только в воспоминании об ощущениях, которые они в нас вызывали прежде. Следовательно, все знания, которые мы можем иметь о чувственных предметах, в принципе являются и могут быть только ощущениями.
Ощущения, рассматриваемые как представляющие чувственные предметы, называются идеями - фигуральное выражение, которое в собственном смысле означает то же самое, что и образы.
Сколько мы различаем ощущений, столько мы различаем видов идей; и эти идеи суть или актуальные ощущения, или только воспоминания об ощущениях, которые мы имели 6.

194
195
 

Один только анализ
дает точные идеи, или истинные знания
Когда мы приобретаем их при помощи аналитического метода, изложенного в предыдущей главе, они располагаются в нашем уме по порядку, они сохраняют в нем порядок, который мы им придали, и мы можем легко воспроизвести их в памяти с той же четкостью, с какой мы их приобрели. Если, вместо того чтобы приобрести их при помощи этого метода, мы нагромождаем их кое-как, они будут находиться в сильном смешении и так и останутся смешанными. Это смешение не позволит уму отчетливо воспроизводить их в памяти; и если мы хотим говорить о знаниях, которые, как мы думаем, мы приобрели, в нашей речи ничего нельзя будет понять, потому что мы сами в ней ничего не поймем. Чтобы говорить понятно, нужно постигать и выражать свои идеи в аналитическом порядке, который расчленяет и вновь составляет каждую мысль. Этот порядок является единственным порядком, который мог бы придать идеям всю ясность и всю точность, какие только возможны; и так как у нас нет другого средства для обучения самих себя, мы не имеем и другого средства для передачи наших знаний. Я это уже доказал, но возвращаюсь к этому и буду возвращаться еще; ибо эта истина недостаточно известна; она даже оспаривается, хотя и является простой, очевидной и фундаментальной.
В самом деле, если я хочу ознакомиться с машиной, я разберу ее, чтобы отдельно изучить каждую из ее частей. Когда у меня будет точная идея о каждой части и я смогу вновь расположить их в том же порядке, в котором они находились, тогда я пойму устройство машины, потому что я се разобрал и заново составил.
Итак, что же значит понимать, как устроена машина? Это значит иметь мысль, состоящую из стольких идей, сколько частей в самой этой машине, идей, которые точно представляют каждую часть и расположены в том же самом порядке. Когда я изучил ее при помощи этого метода, который является единственным, тогда моя мысль дает мне только отчетливые идеи и анализируется сама собой, хочу ли я дать отчет в ней себе самому, или же я хочу сообщить о ней другим.
Этот метод известен всем
Каждый может убедиться в этой истине на собственном опыте: нет никого, вплоть до самых захудалых портних, кто не был бы в ней убежден; ибо, если, давая им в ка-

честве образца платье необычного фасона, вы предлагаете им сшить подобное, они, естественно, додумаются распороть и вновь сшить эту модель, чтобы понять, как сшить платье, которое вы просите. Следовательно, они знают анализ так же хорошо, как и философы, и знают его полезность гораздо лучше гех, кто упорно утверждает, что существует иной метод, для того чтобы обучить себя.
Поверим вместе с этими портнихами, что никакой другой метод не может заменить анализ. Никакой другой метод не может внести в познание такую же ясность; мы будем иметь доказательство этому всякий раз, когда захотим изучить сколько-нибудь сложный предмет. Этот метод мы не придумали, а только нашли, и мы не должны бояться, что он собьет нас с пути. Мы могли бы вместе с философами изобрести другие методы и установить какой-нибудь порядок между нашими идеями; но этот порядок, который не был бы порядком анализа, внес бы в наши мысли такую же путаницу, какую он внес в их сочинения; ибо, по-видимому, чем больше они выставляют напоказ порядок, тем больше запутываются и тем меньше становятся понятными. Они не знают, что один только анализ может нас обучить; это практическая истина, известная даже самым невежественным ремесленникам.
Именно благодаря
анализу
формируются
правильные умы
Есть люди, обладающие правильным умом (esprits justes) и, кажется, ничему не учившиеся, потому что они, по-видимому, не задумывались над тем, как они обучались; тем не менее они прошли учзние и прошли его хорошо. Так как они проходили его не преднамеренно, они не помышляли брать уроки у какого-нибудь учителя и имели лучшего из всех - природу. Именно она заставила их производить анализ вещей, которые они изучали; и то немногое, что они знают, они знают хорошо. Инстинкт, являющийся столь надежным руководителем; вкус, который судит столь правильно и при этом судит в тот самый момент, когда чувствует; таланты, которые сами являются лишь вкусом, когда он производит то, о чем он судит,- все эти способности суть произведение природы, которая, заставляя нас анализировать без нашего ведома, кажется, хочет скрыть от нас все, чем мы ей обязаны. Именно она вдохновляет гениального человека; она - муза, призывающая его, когда он не знает, откуда к нему приходят его мысли.

197
196
 

Плохие методы
создают заблуждающиеся умы
Есть люди с заблуждающимся умом (esprits faux), много обучавшиеся. Они ставят себе в заслугу множество методов и рассуждают о них плохо; дело в том, что, когда пользуются плохим методом, чем более тщательно ему следуют, тем больше заблуждаются. Они принимают за принципы расплывчатые понятия, слова, лишенные смысла, создают себе научный жаргон и усматривают в нем очевидность; но они не знают на самом деле ни того, что они видят, ни того, о чем они думают, ни того, о ем они говорят. Мы способны анализировать свои мысли лишь постольку, поскольку они сами являются результатом анализа.
Значит, повторяю, мы должны обучать себя при помощи анализа, и только при помощи анализа. Это наиболее простой путь, потому что он самый естественный; мы увидим, что это и самый короткий путь. Именно этим путем совершены все открытия; благодаря ему мы снова найдем все, что было найдено; и то, что называется методом изобретения, есть не что иное, как анализ ("Курс занятий", "Об искусстве мыслить", ч. II, гл. 4).
КАК ПРИРОДА ЗАСТАВЛЯЕТ НАС НАБЛЮДАТЬ
ЧУВСТВЕННЫЕ ПРЕДМЕТЫ, ЧТОБЫ ДАТЬ НАМ
ИДЕИ РАЗЛИЧНЫХ ВИДОВ
Обучают
только тогда,
когда ведут
от известного
к неизвестному
Мы можем идти только от известного к неизвестному - это банальный принцип в теории и почти неизвестный на практике. По-видимому, его понимают только люди, которые совсем не учились. Когда они хотят объяснить вам вещь, которой вы не знаете, они сравнивают ее с другой, которую вы знаете; и если они не всегда удачно выбирают сравнения, то по крайней мере показывают, что они понимают то, что нужно сделать, для того чтобы их поняли.
Не так обстоит дело с учеными. Хотя они желают наставлять, они легко забывают о том, что идти следует от известного к неизвестному. Однако если вы хотите, чтобы я понял идеи, которых у меня нет, мне нужно придерживаться идей, которые у меня есть. Именно в том, что я знаю, начинается все то, чего я не знаю, все, что возможно узнать;
198

и если имеется метод, чтобы дать мне новые знания, он может быть только тем самым методом, который мне их уже дал.
В самом деле, все наши знания происходят из чувств - как те знания, которых я не имею, так и те, которые у меня есть; и люди более ученые, чем я, были так же невежественны, как я невежествен сейчас. А ведь если они обучались, идя от известного к неизвестному, почему бы мне не обучаться, идя, как и они, от известного к неизвестному? И если каждое знание, приобретенное мною, подготавливает меня к новому знанию, то почему я не могу идти путем последовательного анализа от одного знания к другому? Одним словом, почему я не найду то, что мне неизвестно, в ощущениях, в которых они это нашли и которые являются для нас общими?
Несомненно, они облегчили бы мне открытие всего того, что они открыли, если бы сами всегда знали, как они обучались. Но они не знают этого, либо потому, что плохо наблюдали, либо потому, что относительно этого нет единого мнения.
Конечно, они обучались постольку, поскольку производили анализ и поскольку производили его хорошо. Но они этого не замечали; природа производила в них анализ, так сказать, бзз них; и они предпочитают думать, что преимущество приобретать знания есть дар, талант, который легко не передается. Значит, не нужно удивляться, если мы с трудом их понимаем; как только люди приписывают себе какие-то особые таланты, они ничего не делают, чтобы стать доступными для других.
Как бы то ни было, все вынуждены признать, что мы можем идти топько от известного к неизвестному. Посмотрим, как мы можем применять эту истину.
Всякий, кто
приобрел знания,
может приобрести
их еще
Еще будучи детьми, мы приобрели знания при помощи ряда наблюдений и анализа различного рода. Следовательно, именно с этих знаний мы
должны вновь начинать, чтобы продолжать наше учение. Нужно их рассмотреть, проанализировать и открыть, если это возможно, все, что они в себе заключают.
Эти знания представляют собой собрание идей; и это собрание есть хорошо упорядоченная система, т. е. ряд точных идей, в которых анализ установил порядок, имеющийся между самими вещами. Если бы идеи были менее точными и неупорядоченными, у нас были бы лишь несо-
199

вершенные знания, которые по существу даже не были бы знаниями. Но нет никого, кто не имел бы какой-нибудь системы хорошо упорядоченных точных идей, если не связанной с умозрительными вопросами, то по крайней мере касающейся обычных вещей, относящихся к нашим потребностям. Большего и не нужно. Именно этих идей нужно придерживаться тем, кого хотят обучать, и очевидно, что нужно указать им на происхождение и формирование этих идей, если их хотят вести от этих идей к другим.
Идеи рождаются последовательно одни из других
Ведь если мы проследим происхождение и формирование идей, мы увидим, как они рождаются последовательно одни из других; и если эта последовательность сообразуется с тем способом, каким мы их приобретаем, мы правильно произведем их анализ. Таким образом, порядок анализа является здесь самим порядком возникновения идей.
Наши первые идеи
являются
индивидуальными
идеями
Мы сказали, что идеи чувственных предметов по своему происхождению лишь ощущения, которые представляют эти предметы. Но в природе существуют только индивиды; следовательно, наши первые идеи - это только индивидуальные идеи, идеи такого-то и такого-то предмета.
Классифицируя идеи, мы образуем роды и виды
Мы не придумали названия (noms) для каждого индивида; мы только распределили индивидов на различные классы, которые мы отличаем при помощи отдельных названий; эти классы и называют родами и видами. Например, мы отнесли к классу дерево все растения, стволы которых поднимаются на определенную высоту, разделяясь на множество ветвей и образуя из всех своих веток более или менее крупные пучки. Это общий класс, называемый родом. Когда затем было замечено, что деревья различаются по величине, строению, плодам и т. д., то стали различать другие классы, подчиненные первому, который их все включает; эти подчиненные классы называются видами. Таким образом, мы распределяем по различным классам все вещи, которые нам известны; благодаря этому способу всем им мы даем предназначенное место и всегда знаем, где их взять. Забудем на минуту эти классы и вообразим, что каждому индивиду было дано различное название; мы тотчас же почувствуем, что наша память настолько утомлена множеством названий,

что все перепутала и мы уже не в состоянии изучить предметы, множащиеся на наших глазах, и составить себе о них отчетливые идеи.
Следовательно, нет ничего более разумного, чем это распределение на классы; и когда люди обсуждают, насколько оно для нас полезно и даже необходимо, они склонны думать, что мы создали его преднамеренно. Но это было бы заблуждением - такой замысел принадлежит исключительно природе; она начала без нашего ведома.
Индивидуальные
идеи вдруг
становятся
общими
Ребенок вслед за нами назовет деревом первое дерево, которое мы ему покажем, и это название будет для него названием индивида. Однако если ему показать другое дерево, ему не придет в голову спросить его название: он назовет его деревом и сделает это названием, общим для двух индивидов. Он делает его также общим для трех, четырех и, наконец, для всех растений, которые ему покажутся имеющими какое-либо сходство с первыми увиденными им деревьями. Это название сделается даже настолько общим, что он будет называть деревом все то, что мы называем растением. Он обладает естественной склонностью обобщать, потому что ему удобнее пользоваться од"им названием, которое он знает, чем брать новое. Таким образом, он обобщает, не имея намерения обобщать и даже не замечая, что он обобщает. Так индивидуальная идея внезапно становится общей; часто она становится даже слишком общей; а это случается каждый раз, когда мы смешиваем вещи, которые полезно было бы различать.
Общие идеи
подразделяются
на различные виды
Ребенок скоро сам это почувствует: "Я слишком обобщил, мне нужно отличать разные виды деревьев"; он будет образовывать, непреднамеренно и не замечая этого, подчиненные классы, как он образовал, непреднамеренно и не замечая этого, общий класс. Он будет только подчиняться своим потребностям. Вот почему я говорю, что он будет производить такое распределение естественно и безотчетно. В самом деле, если привести его в сад и позволить ему срывать и съедать различного рода плоды, мы увидим, что он быстро узнает названия вишни, персика, груши, яблони и будет отличать разные виды деревьев.
Следовательно, наши идеи, вначале индивидуальные, вдруг становятся настолько общими, насколько это воз-

201
200
 

можно; и мы распределяем их по различным классам лишь постольку, поскольку чувствуем потребность их различать. Таков порядок их возникновения.
Наши идеи образуют
систему,
соответствующую
системе наших
потребностей
Поскольку наши потребности являются побудительной причиной этого распределения, оно и производится в соответствии с ними; классы, более или менее увеличивающиеся в числе, образуют, таким образом, систему, все части которой естественно связаны, потому что все наши потребности зависят друг от друга; и эта система, более или менее обширная, соответствует тому, как мы хотим