ицизма.
Наши лоцманы - слишком опытные моряки, чтобы нам нужно было бояться
подобной напасти. Мы всегда найдем добровольцев, чтобы сменить уставших
часовых, и как бы ни был плох мир в своем нынешнем переходном состоянии,
он все равно сможет время от времени поставлять нам по нескольку человек".

  Вернувшись к своей собственной переписке, к последнему письму, которое я
получил от Кут Хуми перед тем, как оставить Индию и отправиться в поездку
домой, во время которой я и пишу эти страницы, я прочитал следующее:

  "Надеюсь, хотя бы вы поймете, что мы (или большинство из нас) отнюдь не
похожи на те иссохшие, нравственно бессердечные мумии, какими нас кое-кто
воображает. Меджнур очень хорош на своем месте, то есть как идеальный
персонаж захватывающей, во многом правдивой истории. Однако, поверьте мне,
немногих из нас прельстила бы в жизни роль анютиных глазок, засушенных
между страницами томика высокопарных стихов. Мы, возможно, не совсем
"мальчишки", как выразился в наш адрес мистер "...коль свою надежду
человек Лишь в человеке может обрести, Я не позволю плакать никому
Из тех людей, кого могу спасти ".
  Однако признаюсь, что лично я еще не освободился от некоторых земных
привязанностей. Одни люди все еще привлекают меня больше, чем другие, и
филантропия в том 'виде, в каком ее проповедовал наш Великий Покровитель,
"...Спаситель мира, тот,
Кто возвестил Нирвану и Закон", -
никогда не могла истребить во мне ни индивидуальных предпочтений в дружбе
и в любви к ближайшим родственникам, ни горячего чувства патриотизма по
отношению к стране, где я в последний раз воплотился как личность".

  Ранее я спросил у Кут Хуми, в какой степени мне дозволено использовать его
письма в работе над этой книгой; поэтому через несколько строк после
процитированного отрывка он пишет:

  "Я не накладываю никаких ограничений на использование вами всего, что я
писал вам или мистеру


  ОККУЛЬТНЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ДОКТРИНЫ

  Как уже неоднократно утверждалось, оккультная философия, пройдя через
различные страны и исторические периоды, сохранилась до наших дней по
существу неизменной. В разные эпохи и в разных местах расцветали,
постепенно вытесняя друг друга, весьма несхожие мифологические системы,
которыми пользовалась большая часть народа; однако религиозные знания,
лежащие в основе каждой общенародной религии и доступные лишь посвященному
в них меньшинству, оставались практически идентичными. Конечно, с точки
зрения современных западных представлений о том, что верно, а что неверно
в этом отношении, представляется оскорбительной сама мысль о религии,
которая является достоянием узкого круга людей, в то время как для нужд
простого народа создается "псевдорелигия", как окрестили бы ее сейчас.
  Однако прежде чем, поддавшись этому чувству, позволить себе слишком
категорично осуждать древних укрывателей истины, было бы неплохо решить, в
какой степени это чувство определяется некоей разумной уверенностью в том,
что обычной пастве пойдет на пользу учение, которое по природе своей
должно быть слишком изысканным и утонченным для восприятия основной массы
народа, и насколько упомянутое чувство вызвано приобретенной привычкой
рассматривать религию как нечто такое, что важно просто исповедовать,
независимо от понимания.
  Несомненно, если допустить, будто вечное блаженство человека зависит от
сделанного им заявления, что он исповедует единственно правильную веру
(причем неважно, понимает он ее или нет), которую он удачливо вытащил из
колоды судьбы, тогда высшим долгом людей, сознающих, что они обладают
такою верою, было бы провозглашать это "на кровлях", во всеуслышание.
Однако другая гипотеза гласит, что ни одному человеку нет пользы от того,
что он бормочет ту или иную словесную формулу, не вкладывая в нее никакого
смысла, и что грубым умам подходит лишь грубое, краткое изложение
религиозных идей. Согласно этой гипотезе, политика скрытности,
культивировавшаяся в древности, была более передовой, нежели кажется на
первый взгляд. Разумеется, в современном европейском обществе
взаимоотношения между простым народом и посвященными поддаются изменению.
Простой народ - если иметь в виду публику в целом, включая самые
утонченные умы нашего века, - в состоянии воспринимать метафизические
идеи, по крайней мере, не хуже, нежели те, кто принадлежит к любому
особому классу. Эти утонченные умы определяют общественное сознание, так
что без их помощи среди европейских народов не могут восторжествовать
никакие великие идеи, а эту помощь можно гарантированно обеспечить лишь в
условиях свободного рынка интеллектуальной конкуренции. Отсюда следует,
что малейшее упоминание о некоей эзотерической науке, более возвышенной,
нежели те, что открыто предлагаются вниманию ученой общественности,
производит на современное западное сознание впечатление нелепости. С этим
вполне естественным чувством сейчас просто необходимо бороться -
постольку, поскольку вообще можно просить людей следить за тем, чтобы оно
не мешало им мыслить логически, то есть не считать, что коль скоро
современному европейцу, овладевающему новой истиной, никогда не пришло бы
в голову делать из нее секрет и раскрывать ее только какому-либо Братству,
взяв с этих людей обязательство хранить ее в тайне, то, следовательно,
подобная идея ни за что и никогда не могла бы посетить какого-нибудь
древнеегипетского священнослужителя или интеллектуального титана,
воспитанного цивилизацией, которая, согласно одной, не лишенной оснований,
гипотезе, распространилась по всей Индии еще до расцвета наук и искусств в
Древнем Египте. На самом деле, система тайных обществ была так же
естественна для древнего ученого, как и общедоступная система науки - для
ученых нашей страны и нашего времени. Разница здесь не только в эпохе или
в моде. Необходимо сущностно различать те занятия, которым посвящают себя
образованные люди в наши дни, и те, которым предавалось культурное
общество в прошедшие эпохи. Мы принадлежим к эпохе материального
прогресса, а лозунгом материального прогресса всегда была гласность.
Посвященные древнего знания принадлежали к эпохе духовности, а лозунгом
субъективного совершенствования всегда была секретность. Можно спорить о
том, были ли эти лозунги в обоих случаях обусловлены ситуацией, но
подобные размышления, во всяком случае, демонстрируют, что было бы
неразумно делать слишком уверенные заявления о характере той философии и о
философах, которые могли довольствоваться тем, что хранили в тайне свою
мудрость, преподнося толпе религию, приспособленную скорее к уровню
понимания тех, кому она была адресована, нежели к вечным истинам.
  Сейчас невозможно строить догадки о том, когда же оккультная философия
начала принимать ту форму, в которой мы знакомимся с нею в наши дни.
Разумно предположить, что последние две-три тысячи лет не прошли даром для
преданных этой философии посвященных, которые все это время хранили и
передавали ее, и что за данный период времени они внесли какой-то свой
вклад в ее совершенствование. И все же опыт и умения посвященных,
принадлежавших к самым ранним периодам, которые изучает история,
представляются почти такими же внушительными и удивительными, как опыт и
умения посвященных нашего времени; поэтому мы должны отнести самые первые
истоки оккультных знаний на этой земле к глубочайшей древности. Конечно,
подобный вопрос нельзя поднимать до тех пор, пока мы не познакомимся
поближе с соображениями, которые подталкивают к совершенно потрясающим
выводам в этом отношении.
  Однако, если даже абстрагироваться от специфических археологических
теорий, уже отмечалось, что "столь глубокая философия, столь
облагороженные нравственные нормы и столь убедительные, постоянно
доказуемые практические результаты не являются продуктом одного поколения
или даже одной отдельно взятой эпохи. Приходилось нанизывать факты на
факты, выводы на выводы, из одной науки должна была развиваться другая,
бесчисленному множеству ярчайших умов человечества приходилось размышлять
о законах Природы, прежде чем это древнее учение обрело конкретную форму.
Доказательства того, что основополагающее учение идентично во всех
религиях, находят в повсеместном распространении системы посвящений, в
тайных жреческих кастах, ведавших мистическими словами силы, и в публичных
демонстрациях необыкновенной власти над силами Природы, что указывало на
связь со сверхъестественными сущностями. Среди всех этих народов одинаково
ревностно охранялись все подступы к их таинствам, а посвященные любых
степеней, разглашавшие доверенные им секреты, карались смертью". Только
что приведенная цитата из книги показывает, что так обстояло дело с
элевсинскими и дионисийскими мистериями, с таинствами халдейских магов и
египетских иерофантов. В "Агрушада Парикшай" - индусской книге
брахманических церемоний - содержится тот же закон, который, по-видимому,
переняли и ессеи, и гностики, и теурги-неоплатоники.
  Масонство воспроизвело эту старую формулировку, хотя ее raison d'etre в
данном случае был утрачен одновременно с угасанием в среде масонов
оккультной философии, на которой их обряды и церемонии построены в большей
степени, нежели обычно представляют себе сами масоны. Доказательства
тождественности, о которой идет речь, можно обнаружить в обетах, формулах,
ритуалах и учениях различных древних религий, и это подтверждают те люди,
которые, я уверен, имеют полное право заявить по поводу данного факта, что
"в Индии не только все еще сохранились воспоминания обо всем этом, но и
по-прежнему живо Тайное Общество, и оно действует так же активно, как
действовало всегда".
  Коль скоро я должен подкрепить только что высказанные взгляды несколькими
цитатами из "Разоблаченной Изиды" - великой книги мадам Блаватской, - то
необходимо привести определенные пояснения относительно происхождения
этого труда. Читатель, следивший по предыдущим страницам за моим
повествованием об оккультных опытах, теперь уже лучше подготовлен к этим
пояснениям. На самых обычных примерах из повседневной жизни я показал, как
мадам Блаватская посредством системы психической телеграфии, используемой
посвященными, поддерживает регулярные контакты со своими старшими
"Братьями" по оккультизму. Стоит лишь осознать подобное положение дел - и
станет легче понять, что при сборе материалов для такого труда, как
"Изида", который включает в себя исчерпывающие объяснения всего, что
только можно поведать об оккультизме внешнему миру, мадам Блаватской
отнюдь не приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.
  Истина, которую мадам Блаватская стремится скрыть меньше всех на свете,
состоит в том, что помощь, которую она оккультными способами получала от
Братьев на протяжении всего периода работы над книгой, была такой обильной
и длительной, что мадам не столько является автором "Разоблаченной Изиды",
сколько входит в группу collaborateurs*, фактически создавшую этот труд.
Мне дали понять, что, приступая к работе над "Изидой", мадам Блаватская
еще ничего не знала о масштабах той задачи, которую она на себя взяла.
  В соответствии с пожеланиями ее тайных друзей, мадам стала писать под
диктовку, однако сейчас, когда вышли в свет все тома этой книги, она
начинается не с пассажей, написанных таким способом. Мадам Блаватская еще
не представляла себе, во что выльется эта работа - в газетную статью, в
эссе для журнала или в более крупное сочинение. Но объем произведения
непрерывно возрастал. Конечно, еще не успев зайти слишком далеко, мадам
стала понимать, что она собирается написать. Мадам Блаватскую явно
подталкивали к выполнению этой задачи, и она, в свою очередь, внесла
большой вклад в работу благодаря собственному природному уму. Однако
Братья, по-видимому, всегда поддерживали ее в этой работе не только
телепатически диктуя ей текст, как в самом начале, но и прибегая порою к
методу "осаждения" текста на бумагу (несколько образцов текста, созданного
подобным методом, довелось получить и мне).
  Благодаря этому методу нередко, пока мадам спала, изрядное количество
подлинных страниц ее рукописи оказывалось написанным чужим почерком.
Иногда, просыпаясь по утрам, мадам обнаруживала, что к рукописи, которую
она оставила ночью на своем письменном столе, прибавилось до тридцати
таких страниц. Книга "Разоблаченная Изида", не говоря уже об ее
удивительном содержании, сама по себе является столь же значительным
феноменом, как и те невероятные явления, что я описал.
  Этим объясняется не только необыкновенная ценность книги для тех, кто,
возможно, стремится как можно глубже исследовать тайны оккультизма, но и
недостатки данного произведения, очевидные для простого читателя.
Божественные способности, которыми обладают Братья, не могут предохранить
литературное произведение, являющееся плодом совместного труда нескольких
умов, пусть даже из числа Братьев, от композиционной неорганизованности,
которая возникает, если создавать книгу подобным способом. Помимо
композиционных недостатков, книга отличается чрезвычайной пестротою стиля,
что снижает ее литературные достоинства, наверняка раздражая и приводя в
замешательство обычного читателя. Но для тех, кто понимает, чем вызвано
несовершенство формы данной книги, это несовершенство оборачивается скорее
преимуществом, нежели недостатком. Оно может объяснить проницательному
читателю некоторые мелкие несоответствия в изложении, встречающиеся в
разных частях книги, и к тому же позволит ему как бы по голосу различать
отдельных авторов, когда они поочередно пускаются в рассуждения.
  Книга была написана (имеется в виду физический процесс написания и
составления рукописи) в Нью-Йорке, где мадам Блаватской явно недоставало
справочной литературы. Однако произведение изобилует ссылками на
всевозможные книги, включая и весьма необычные по характеру, а также
цитатами, точность которых легко проверить в крупных европейских
библиотеках, так как в сносках указаны номера страниц тех произведений,
откуда взяты цитируемые отрывки.
  Теперь я могу продолжить подбор фрагментов из "Изиды", дабы
продемонстрировать единство эзотерической философии, лежащей в основе
различных древних религий, и ту особую ценность, которую для изучающих
оккультную философию представляет чистый буддизм. Из всех существующих в
мире философских систем именно он преподносит нам оккультную философию в
ее наименее искаженной форме. Конечно, читателю не стоит увлекаться
ошибочным представлением, будто буддизм в том виде, как его истолковывают
авторы, не являющиеся оккультистами, можно воспринимать как воплощение их
собственных взглядов. Например, в интерпретации западных ученых одна из
главных идей буддизма состоит в том, что "нирвана" равносильна
уничтожению. Возможно, западные ученые правы, утверждая, что именно к
такому заключению приводит объяснение нирваны, которое дает экзотерический
буддизм, однако он, во всяком случае, не является оккультным учением.

  "Нирвана, - утверждается в "Изиде", - означает несомненность личного
бессмертия в духе, но не бессмертия души, которая, будучи конечной
эманацией, должна распасться на составляющие ее частицы. Представляя собою
соединение человеческих чувств, страстей и сильнейшего стремления к некоей
объективной форме существования, душа должна разрушиться, прежде чем
бессмертный дух Эго освободится и будет застрахован от перевоплощений в
какой бы то ни было форме. А как может человек достичь такого состояния,
пока упадана, это состояние жажды жизни больше жизни, не исчезнет у
чувствующего существа - ахамкары, в какое бы возвышенное тело оно ни было
облачено?
  Именно упадана, или сильное желание, создает волю, и именно воля развивает
силу, а последняя порождает материю, или объект, имеющий форму. Таким
образом, развоплощенное Эго, только одним лишь неумирающим в нем желанием,
бессознательно создает условия своего последовательного воспроизведения в
различных формах, которые зависят от его ментального состояния и кармы -
благих или дурных поступков, совершенных им в предшествующем
существовании, обычно называемых "заслугами" и "прегрешениями"."

  В этом пассаже содержится просто бездна метафизической информации для
размышлений, которая, вместе с тем, послужит подтверждением мнения, только
что предложенного читателю, - мнения о том, как понимать буддийскую
философию с оккультной точки зрения.
  Неправильное понимание смысла нирваны настолько распространено на Западе,
что прежде чем продолжить толкование философии, которую эти ошибочные
представления так неприлично извратили, уместно будет рассмотреть также
следующее разъяснение.

  "Под уничтожением в буддийской философии подразумевается только
разрушение, рассеивание материи, в какой бы форме или видимости формы оно
ни происходило; ведь все, что имеет форму, было некогда создано и, значит,
должно рано или поздно погибнуть, т. е. изменить форму. Следовательно,
форма, как нечто временное, хотя и кажущееся постоянным, есть не более чем
иллюзия, "майя", потому что вечность не имеет ни начала, ни конца. Для
вечности любое более или менее продолжительное существование какой-либо
конкретной формы проносится, так сказать, подобно мгновенной вспышке
молнии. Мы еще не успели осознать, что же, собственно, мы увидели, а оно
уже ушло, исчезло навсегда. Поэтому даже наши астральные тела - создания
чистого эфира - всего лишь иллюзии материи, постольку, поскольку они
сохраняют свой земной облик. Последний изменяется, как утверждают
буддисты, согласно заслугам и прегрешениям человека в период его земного
воплощения: это и есть метемпсихоз.
  Духовная сущность должна вырваться на свободу, расставшись с каждой
частицей материи; только тогда эта сущность переходит в вечную и
неизменную нирвану. Эта сущность живет теперь в духе, в ничто: как форма,
как образ, как видимость она полностью уничтожается и, следовательно,
больше никогда не умрет, ибо только дух является не "майей", а
единственною реальностью в этом иллюзорном мире преходящих форм...
Абсурдно обвинять буддийскую философию в том, что она отвергает Высшую
Сущность - Бога и бессмертие души, то есть в атеизме, на том лишь
основании, что "нирвана" означает "уничтожение", а "Свабхават" - это не
личность, а просто ничто. "Эйн" (или "Айн") в древнееврейском термине
"Эйн-Соф" тоже означает nihil, или "ничто", то есть нечто такое, что можно
определить лишь через отрицание (quo ad nos), но никто еще не осмеливался
упрекать евреев в атеизме. В обоих случаях реальное значение термина
"ничто" заключает в себе идею того, что Бог - это не что-то, не какая-либо
конкретная или видимая сущность, к которой вообще можно правильно
приложить название любого из известных нам объектов".
  Опять же: "Нирвана - это мир причин, в котором исчезают все обманчивые
следствия, или иллюзии наших ощущений. Нирвана - это высшая из достижимых
сфер".
  Тайные учения магов, до-ведических буддистов, иерофантов египетского бога
Тота, или Гермеса, были, как утверждается в "Изиде", изначально
идентичными. Эту идентичность в равной мере можно отнести к доктринам
какой угодно эпохи, какого угодно народа, включая халдейских каббалистов и
древнееврейских назаров. "Употребляя термин "буддисты", мы имеем в виду
вовсе не экзотерический буддизм, учрежденный последователями Гаутамы
Будды, или современную буддийскую религию, а тайную философию Шакьямуни,
которая по своей сути идентична древней религии-мудрости, религии
избранных - религии до-ведического брахманизма. Так называемая ересь
Зороастра, или Заратустры, служит этому прямым подтверждением, так как
она, строго говоря, является не ересью, но всего лишь частично открытым
изложением строго монотеистических религиозных истин, которые до тех пор
преподавались только в святилищах и которым Заратустра научился у
брахманов. Зороастра, древнего учредителя культа поклонения Солнцу, нельзя
назвать основателем дуалистической системы, равно как и первым, кто стал
проповедовать идею единобожия.
  Макс Мюллер док