м  там конец. Но случилось иначе. Вещи пережили своего
хозяина.
     Старику  коллекционеру  пришлось-таки расстаться  со  своими вещами,  а
наследники его живо  распродали все, что он  собирал  десятки лет. Флейтист,
барабанщик и утка опять очутились на свободе. Но тут оказалось, что флейтист
не может пошевелить и пальцем, барабанщик разбит параличом, а утка
     разучилась крякать и  хлопать крыльями. Пришлось отдать их на излечение
искусному мастеру.
     Потом опять началась для них веселая жизнь в  ярмарочных балаганах. Что
стало  в  конце  концов с  флейтистом и  барабанщиком, мне неизвестно. Может
быть, они и сейчас еще живут где-нибудь на покое -- в музейном шкафу. А утки
уже нет на  свете. Она  погибла на  сто  сорок  первом году  своей  жизни --
сгорела во время пожара на Нижегородской ярмарке.
     Особенно прославились своими автоматами Дрозы, отец и сын.
     Одна  из сделанных ими игрушек изображала маленького  ребенка,  который
пишет, сидя на табурете за маленьким столиком.
     Время от времени он погружает перо в  чернильницу и потом  стряхивает с
него  излишек чернил.  Красивым  почерком  он пишет целые фразы,  ставя, где
нужно, прописные  буквы, разделяя слова и  переходя от конца одной строчки к
началу  другой.  При  этом он то и дело взглядывает на книгу, которая  лежит
перед ним и с которой он списывает свой урок.
     Другая  игрушка представляла  собачку,  охраняющую корзинку с яблоками.
Стоило взять яблоко, как  собачка  начинала  лаять так громко и естественно,
что настоящие собаки, если они были поблизости, принимались лаять в ответ.
     Между  прочим,  Дрозы  также  сделали  механическую пианистку,  которая
играла  на  клавесине  различные  вещи.  Не  эту  ли  "музыкальную   машину"
показывали потом в Петербурге?
     Но  самым замечательным созданием Дрозов был  театр марионеток, которые
представляли целую пьесу.
     Сцена  изображала альпийский луг, окаймленный высокими  горами. На лугу
паслось   большое  стадо,  охраняемое  овчаркой.  У   самой  горы  виднелась
крестьянская хижина, а напротив-- на другом краю сцены -- мельница на берегу
ручья.
     Действие начинается с  того, что  из ворот крестьянского двора выезжает
крестьянин верхом  на осле.  Он едет  на мельницу. Когда  он  приближается к
стаду,  собака  начинает  лаять,  а  из   маленького  грота,  расположенного
поблизости,  выходит  пастух,  чтобы  посмотреть,  в  чем дело.  Прежде  чем
вернуться в грот, он вынимает свирель и наигрывает на ней красивую  мелодию,
которой отвечает эхо.
     Между тем крестьянин, проехав мост, переброшенный через речку, въезжает
во двор мельницы. Он возвращается оттуда пешком, ведя под уздцы своего осла,
нагруженного двумя мешками с мукой. Скоро он достигает своей хижины,  пастух
возвращается  в  грот,  и сцена  приобретает тот вид, который она  имела  до
представления.
     Нужно еще прибавить, что над этой маленькой сценой было устроено  небо,
по  которому медленно поднималось солнце. Когда часы показывали .двенадцать,
солнце  достигало  наиболее  высокой  точки своего  пути  и  потом  начинало
опускаться.
     Интересно,  что один из Дрозов построил очень любопытную паровую машину
с деревянным котлом.
     Забавное это было время, когда наряду с "самоходными судами" и паровыми
машинами  инженеры изобретали  механических  собачек и пастушков,  когда, по
словам Пушкина,  в  гостиных торчали по  всем  углам разные дамские игрушки,
изобретенные в конце XVIII века вместе с Монгольфьеровым шаром.
     И  все-таки  эти игрушки, так же как и часы, сделали большое  дело. Они
толкали  вперед  воображение изобретателей. Многие детали,  придуманные  для
игрушек,  появились потом в настоящих  машинах. Изучая историю машин,  можно
обнаружить нить, которая связывает вокансоновские игрушки с ткацким  станком
и паровозом.  Эту нить давно уже видел острый  глаз Маркса. В одном из своих
писем к Энгельсу Маркс пишет:
     "...в  XVIII веке  часы впервые подали  мысль применить автоматы  (и, в
частности,  пружинные)  к  производству.  Можно  исторически  доказать,  что
попытки Вокансона  в  этом  отношении оказали большое  влияние  на  фантазию
английских изобретателей".
     Были и в России искусные мастера автоматов. В Музее крепостного быта (в
Ленинграде) я видел,  например, дрожки с музыкальным ящиком и  счетчиком для
измерения пройденного расстояния. Когда вы едете, музыкальный ящик увеселяет
вас песнями  и маршами,  а счетчик отсчитывает версты,  сажени  и аршины. На
задней стенке музыкального ящика изображен человек с большой бородой, одетый
в крестьянский кафтан. Под портретом подпись:

     Сих дрожек делатель
     Нижне-Тагильского завода житель
     ЕГОР ГРИГОРЬЕВ ЖЕЛИНСКОЙ,
     которые сделаны им
     по самоохотной выучке
     и любопытному знанию.
     Начал в 1785 году,
     кончил в 1801 году.

     Шестнадцать  лет  своей  жизни  человек потратил на то,  чтобы  сделать
игрушку!
     Другой русский самоучка, Кулибин,  смастерил часы величиной  с  гусиное
яйцо, которые  били  часы,  половины и  четверти. Каждый час в середине яйца
растворялись   двери.   В   глубине  появлялись  маленькие  фигурки.   После
представления играли куранты, и двери закрывались.
     О  замечательном  русском  часовщике  и  изобретателе  Иване  Петровиче
Кулибине стоит рассказать подробнее.
     Если бы Кулибин родился где-нибудь  в Америке или в  Англии, он был  бы
сейчас так же знаменит во всем мире, как Фультон и Аркрайт.
     Но Кулибин  родился и вырос при крепостном  строе.  И поэтому  судьба у
него была совсем другая, чем у Аркрайта и Фультона.

     Судьба изобретателя

     Судьба изобретателя -- это судьба его изобретений.
     Самым большим днем в жизни Фультона был тот день, когда изобретенной им
пароход развел пары, заворочал колесами и  отчалил от пристани в  Нью-Йорке,
отправляясь в свой первый рейс.
     Такие большие дни были и в жизни Кулибина.
     Его  "машинное судно",  которое шло против  течения под действием  силы
самого течения, блестяще выдержало  испытание и на  Неве и на Волге.  Ялик с
двумя  гребцами едва поспевал за "машинным судном",  которое  везло  груз  в
четыре тысячи пудов.
     Толпы народа стекались в Таврический  сад  в  Петербурге посмотреть  на
выставленную  там  большую модель кулибинского одноарочного  моста,  который
должен был  одной громадной  дугой соединить  оба берега Невы. А кулибинский
семафорный телеграф был наряду с телеграфом француза
     Шаппа одной  из самых удачных  попыток построить,  как тогда  говорили,
"дальноизвещающую машину".
     Но в то время  как Фультон  спускал  на  воду один пароход за другим, а
Шапп строил  во  Франции  башни  своего телеграфа,  с  изобретением Кулибина
происходило нечто  совершенно  нелепое.  После  всех похвал  и  восторгов по
поводу "смекалки простого  русского человека" Кулибину приказано было  сдать
машинное   судно  на  "хранение"  нижегородской  думе,  а  затем  губернское
правление распорядилось-- очевидно, для лучшей сохранности  -- продать судно
на слом. Судно купил на дрова за двести рублей какой-то коллежский  асессор.
"Машина-телеграф" была отправлена в  кунсткамеру как курьезная  редкость.  А
модель  одноарочного  моста,  которую  оставили   в  Таврическом   саду  без
присмотра, погибла там под совместным натиском непогоды и ребятишек.
     Если бы в  Америке  кто-нибудь предложил продать на  слом фультоновский
пароход, он был бы поднят на смех. Но в крепостной России никто и не подумал
усомниться в  здравом уме  тех чиновников из губернского  правления, которые
приговорили к смерти машинное судно Кулибина.
     Напрасно  Кулибин доказывал, что его судно освободит, от лямки  десятки
тысяч бурлаков на Волге. Труд человека  был так  дешев, что не  было особого
расчета его беречь. Помещикам  не нужны были машинные  двигатели Кулибина: у
них было сколько угодно живых двигателей в лаптях.
     На машины не было спроса, зато на всякие игрушки, безделушки спрос был.
И вот  гениальный  изобретатель  тратит  годы  своей  жизни  на  изобретение
хитроумных вещиц для увеселения знатных особ. Часы-яйцо, например,  он делал
целых пять лет!
     Сохранилось  письмо Кулибина в Мануфактур-коллегию, в котором он просит
представить на рассмотрение Александра I проект одноарочного моста. В письме
Кулибин перечисляет свои особые заслуги перед царем.
     Что же это за особые заслуги?
     "Для увеселения детского  его возраста  сделал я  и представил ветряную
мельницу с  атласными  крыльями,  с  жерновыми мраморными  каменьями, к коей
приделана  и толчея с  серебряными  ступками и  пестиками, которая  мельница
действовала на столе с часовым скрытным заводом...  Когда государь был около
шести лет своего возраста, сделана мною
     машина,  представляющая   гору  со   сделанными   в  тринадцати  местах
водопадами  из  хрустальных  винтиков... При подошве горы  построена была  и
действовала водяная мельница; в  предместий  той  горы сделаны были каналы и
речки,  в коих  плавали гуси  и  утки,  из  белого  стекла сделанные,  между
каналами  -- поля  с растущей зеленью, которая машина действовала с часового
заводу по восьми минут времени. Для заводу и присмотру той машины ходил я по
повелению ежедневно и через день месяца  два времени. О таковой моей службе,
может, вспомнит государь император".
     Не  знаю,  удосужился ли государь  вспомнить о  механике  Кулибине.  Но
проекты Кулибина так и остались проектами.
     Единственное,  что  удалось  Кулибину  осуществить  за всю  его  долгую
жизнь,--  это несколько  игрушек да еще зеркальные фонари для карет и прибор
для открывания окон в дворцовых коридорах.
     Так великому  изобретателю  пришлось  в крепостные  времена  заниматься
изобретением игрушек.
     И   это   не   случайность.   Не   лучше    была    судьба   и   других
изобретателей-самоучек.
     Был,  например,  в городе Ржеве  часовщик Волосков.  Его вечно видели с
книгой  в  руках.  Дом  его был  завален трактатами  по  астрономии,  химии,
математике. Даже  на улице он  не расставался  с книгой. Не разбирая дороги,
брел  он, уставившись в книгу,  по  пыльным ржевским улицам мимо бесконечных
заборов, мимо кабаков  и лавок, мимо четырех-оконных домишек, в которых люди
жили и умирали, не зная, что такое наука.
     Но Волосков не только  читал. Он пытался приложить  свои знания к делу,
он изобретал. Чего только он  ни придумал! Тут и краска для крашения бархата
в  малиновый цвет с отливом, тут  и "календарь на перстах", для счета дней и
месяцев  по суставам и черточкам пальцев, тут  и зрительная труба, в которую
Волосков  по вечерам созерцал звезды, тут и удивительные часы. По этим часам
можно было узнать  не  только час,  но и  год, и месяц, и число, и положение
Солнца, и фазы Луны, и все церковные праздники. В конце  месяца стрелка сама
перескакивала на первое число.  А  в феврале часы  сами показывали  двадцать
восемь  дней, если год  был обыкновенный,  и двадцать девять -- если год был
високосный.
     Часы  эти  были  хитроумнейшим  сооружением --  не  игрушкой, а  точным
прибором.
     Какие удивительные вещи изобрел бы Волосков, если бы жил в наше время!

     Чудеса Страсбургского собора

     Для счета часов мы пользуемся механическим счетчиком, а дни до  сих пор
считаем  чуть ли не по  способу Робинзона Крузо,  который каждый день  делал
зарубку на своей  палке.  Почему бы не сделать и  календарь  механическим --
наподобие того календаря, который изобрел. Волосков?
     В самом деле, представьте себе  календарь,  который заводился бы раз  в
год или, еще лучше, раз в  десять лет. Для рассеянных людей такой  календарь
был  бы ценным .приобретением.  Ведь иному ротозею ничего не  стоит оторвать
вместо одного  листка  два  подряд  или,  наоборот, не отрывать  листков  из
календаря в течение целой недели.
     А из-за этого сколько  неприятностей!  Пятого числа  рассеянный человек
забывает  о срочном  заседании, потому  что  на листке  календаря черным  по
белому напечатано:

     МАРТ
     8
     ВТОРНИК

     А  в  день отдыха  он  отправляется на  работу,  потому что  вероломный
календарь еще не распростился со вчерашним днем.
     В те  времена, когда в моде были  всякие  механические затеи, появилось
немало и механических  календарей. Самый  замечательный  из них находится  в
городе Страсбурге.
     Есть в этом городе старый собор. Строили его много веков подряд, да так
и  не достроили. Из двух башен, которые,  по плану архитектора, должны  были
возвышаться  над широким и  тяжелым зданием, только одна уходит в небо своей
остроконечной вершиной.
     Внутри  здания под  цветным высоким окном  приютился  другой  маленький
собор,   с   такой   же   островерхой  башенкой.  Это   --  знаменитые  часы
Страсбургского собора.
     На башенке -- целых три циферблата.
     Внизу -- календарь, огромный, медленно вращающийся круг, разделенный на
триста  шестьдесят  пять  частей --  дней. По  бокам --  фигуры  бога солнца
Аполлона и богини луны Дианы. Стрела в руках Аполлона указывает день.
     Каждый год 31 декабря  в 12 часов ночи  все дни недели  занимают  новые
места;  такие  праздники,  как  пасха, которые  ежегодно перемещаются, также
располагаются,  как  надо.  Если год  високосный,  прибавляется  еще  триста
шестьдесят шестой день -- 29 февраля.
     Вот какой удивительный механический календарь удалось создать часовщику
Швалиге, строителю страсбургских часов.
     Средний   циферблат  --  самые   обыкновенные  часы.  А  верхний--  это
планетарий.  Если  аы хотите  знать, где находится сейчас  на небесном своде
какая-нибудь планета,  вам доста- -точно  взглянуть  на планетарий. По кругу
расположены двенадцать созвездий зодиака: так называются те созвездия, среди
которых перемещаются по небу планеты. Семь стрелок, передвигаясь, показывают
положение семи планет.
     Теперь устраивают еще более замечательные планетарии. Планетарий нашего
времени --  это  целое здание, вмещающее  множество зрителей. На  внутренней
поверхности огромного купола горят звезды, проплывают среди  звезд  планеты,
восходят и заходят солнце и луна.
     Посреди   планетария   стоит  большой   проекционный  фонарь.  Он-то  и
отбрасывает на  купол, как на  экран, светлые кружки, изображающие звезды  и
планеты.
     Такой планетарий построили недавно и у нас в Москве.
     Сидя в  планетарии,  невольно забываешь о  том, что над тобой  не яркое
звездное небо, а железобетонный свод, о том,
     что  на  улице совсем не  ночь, а  ясный, солнечный  день или дождливое
утро.
     Но вернемся  в  Страсбургский  собор.  Для путешественников, посещающих
этот  собор, самое  интересное -- не календарь и  не планетарий, а множество
механических фигурок, которые своим движением оживляют всю сложную постройку
часов.
     В верхней  части башенки  расположены одна  над другой две  миниатюрные
галереи. Каждые  четверть  часа по галерее нижнего этажа  проходит маленькая
человеческая  фигурка.  В  первые  четверть  часа  --  это   ребенок,  через
пятнадцать минут  на его месте  появляется  юноша;  проходит  еще пятнадцать
минут, и  его  заменяет человек  средних  лет,  и, наконец,  когда  минутная
стрелка приближается к двенадцати, в галерее  показывается дряхлый старик, а
за его плечами смерть с косой в руках.
     Так на  глазах  у  зрителя в течение  одного  только часа проходит  вся
человеческая жизнь.
     Каждая   из  этих  фигурок,  выходя  на  середину  галереи,   звонит  в
колокольчики, отбивая четверти часа.
     Ровно  в  двенадцать  часов  дня по  галерее  верхнего  этажа  проходит
торжественная  процессия  из   двенадцати  маленьких  фигурок  в  монашеских
облачениях.  И  в  это  же самое мгновение по соседству на маленькой башенке
раздается  веселое  и  далеко  не  торжественное "кукареку".  Это  маленький
игрушечный петушок по-своему приветствует полдень.

     Биг-Бен

     Биг-Бен --  это не имя негритянского вождя и  не название  тропического
растения. Биг-
     Бен-- это Большой Бен, самые большие часы в Лондоне, а может быть, и во
всем мире. Помещаются они на Вестминстерской башне, там, где когда-то жил их
предок Большой Том.
     У  Большого  Бена  --  четыре  циферблата, по одному  с  каждой стороны
четырехугольной  башни. Поперечник циферблата--  8 метров. Если вам кажется,
что это мало, попробуйте-ка измерить высоту вашей комнаты.
     Я уверен, что циферблат Большого Бена окажется гораздо выше.
     Минутная стрелка  -- 3'/2  метра  в длину. Человек рядом  с  ней -- все
равно что муравей рядом со спичкой.
     Каждая  цифра -- в 3/4 метра. Маятник весит  больше, чем  трое взрослых
мужчин,--  200  килограммов.  Минутная   стрелка  движется   прыжками  в  15
сантиметров.
     Вот какой великан Биг-Бен!
     Но кажется,  ему  скоро придется  уступить первое место огромным часам,
которые строятся сейчас в Нью-Йорке. Вот вам вырезка из газеты:

     ГИГАНТСКИЕ ЧАСЫ
     В Нью-Йоркском порту заканчиваются работы по установке гигантских часов
с двумя  циферблатами,  из которых один будет  обращен к  морю, а  другой  в
сторону города. Диаметр каждого циферблата -- 12 метров, высота каждой цифры
-- 2 метра, длина  больших  минутных стрелок -- 5 метров,  и  часовых  --  4
метра.  Стрелки  будут освещаться при помощи  мощных прожекторных фонарей. В
подзорную трубу можно  будет видеть часы с моря  с  расстояния в 2  мили, то
есть около 14 километров.

     Маятник карманных часов

     Искусственные люди, часы Страсбургского собора, Большой Бен -- это все,
конечно, чудеса часового дела. Но самые обыкновенные карманные часы -- разве
это не удивительная вещь? Со  времен Петера  Генлейна карманные часы  сильно
изменились не только с внешней стороны, но и внутри.
     Если  вы помните, в "нюрнбергских яйцах"  ход часов регулировался такой
же вертушкой с грузиками, какая в старину устраивалась и в часах с гирей. Но
тот же самый Гюйгенс,
     который заменил  в стенных часах  старинную вертушку маятником, изобрел
маятник и для карманных часов.
     Для  чего  нужен  маятник,  вы,  вероятно, не  забыли.  Он  задерживает
вращение  ходового  колесика,  не позволяя  пружине  развертываться  слишком
быстро. Чтобы  часы  шли  правильно, эти  задержки должны  происходить через
одинаковые промежутки времени. Каждый  размах  маятника продолжается  всегда
одно и  то  же  время, и  при каждом  размахе  ходовое колесико продвигается
вперед на один зубец. Но к карманным часам маятника как будто не пристроишь.
Ведь им приходится работать и лежа, и стоя, и вверх тормашками.
     И все-таки Гюйгенсу удалось и для карманных часов придумать маятник.
     "Маятник"  карманных часов, или, вернее, балансир,-- это  маховичок,  к
оси  которого прикреплен один конец спиральной  пружинки --  волоска. Другой
конец волоска приделан к пластинке часов, неподвижно.
     Если  маховичок  повернуть вправо  или  влево  и отпустить,  он  начнет
вращаться взад и вперед, напоминая своими размахами маятник.
     Все дело тут в том свойстве пружины, которое мы уже знаем,-- упрямстве,
или, по-ученому, упругости.
     Когда мы повернули  колесико, мы  закрутили пружину.  Из упрямства  она
начинает раскручиваться, как только мы даем ей свободу. Если бы  колесика не
было,  пружинка раскрутилась бы, и делу конец. Но колесико -- все равно  что
тяжелая вагонетка:  разгонишь,  так сразу  не  остановишь. Тяжелое  колесико
заставляет   пружинку   развернуться   чересчур   сильно.   Приходится    ей
закручиваться  обратно. И так снова  и снова. Если бы ничто  не мешало,  наш
балансир  качался бы  вечно. Но трение  оси в упорах и сопротивление воздуха
скоро остановили бы балансир,  не будь часового механизма. Как и  в  стенных
часах с маятником, ходовое колесико то  и дело  толкает балансир и  помогает
ему качаться, А балансир, качаясь, делает вращение колесика равномерным.
     Между маятником стен