мечательно, что это  острое, но  правдивое  изображение американской
действительности  не помешало "Рассказу о великом плане" получить  признание
нью-йоркского "Клуба лучшей книги за месяц" (тогда это еще было возможно!).
     Помню, задолго до окончания книги я как-то сказал Ильину, что она может
встретить  широкий   отклик   во  всем  мире,   если  только  удастся  найти
пронизывающую  всю  книгу  внутреннюю фабулу, которая держала бы  читателя в
напряжении от первой главы до последней.
     Я сказал это и тут же подумал: уж не хватил ли я через край? Так далеко
было от этой  скромной  комнаты  на одной из окраинных  улиц тихого Детского
Села до "всего мира".
     Да и сам Ильин не принял моих слов всерьез. Он решил, что это не более,
чем педагогический прием -- желание поддержать его в трудную минуту.
     Прежние книги Ильина имели у читателей успех, но были популярнее своего
автора, которого еще не успела как следует заметить критика.
     И вот наконец большая работа над совсем небольшой по объему книгой была
закончена. Книга пошла в печать.
     Первые отзывы критики были не слишком благоприятны. Но, по  счастью для
авторов, первые отзывы редко бывают окончательным приговором.
     Вскоре "Рассказ о великом плане" случайно попал в руки  одному из самых
неутомимых  и  неравнодушных  читателей  --  Алексею  Максимовичу  Горькому.
Горький "читал и смеялся от радости".
     "Очень  радует меня успех "Рассказа о великом плане",-- писал он Ильину
из Италии,-- огромное значение имеет этот успех".
     По  поручению   Алексея  Максимовича  книга  была  послана  в  Нью-Йорк
профессору Каунтсу, который перевел ее на английский язык. Вслед за тем  она
вышла  в Англии, Франции,  Германии, Чехословакии -- более  чем  в  двадцати
странах.
     Разумеется, этот успех объясняется не  только достоинствами книги, но и
тем огромным интересом, который вызвал во всем мире наш пятилетний план.
     "У  Москвы есть  план" -- так  прямо  и  называлась книга в  английском
издании.
     Но  по-настоящему горячо ее встретили  наиболее  прогрессивные круги  в
Европе, в Китае, в Японии.
     Ромен Роллан писал Государственному издательству в 1932 году:
     "Эта книга --  маленький шедевр, и было бы хорошо, если  бы ее перевели
на все языки.  Ни  одна  книга  не передает так ясно  и общедоступно великое
значение героической работы Советского Союза..."
     Не меньшим успехом пользовалась у нас и за рубежом книга Ильина "Горы и
люди". Горький назвал ее "поэмой о настоящем" '.
     А вслед  за этими двумя книгами стали издаваться и переиздаваться у нас
и во многих странах более ранние книги Ильина: "Солнце на столе", "Черным по
белому", "Который час?", "Как автомобиль учился ходить", "Сто тысяч  почему"
и другие.
     У  Ильина явилась  возможность  отдохнуть  и  основательно  полечиться.
Несколько  месяцев  в 1931-- 1932 году он провел  в  горах  Шварцвальда, где
среди снегов его грело южное солнце.
     В этом горном санатории Ильин немного поздоровел и окреп, а затем снова
взялся за работу. Он задумал новую большую книгу о том, как человек научился
мыслить.
     Тема книги была  подсказана Алексеем Максимовичем  Горьким. Ему книга и
посвящена.
     На подготовку  к работе ушло  много месяцев, если не считать нескольких
лет, которые Ильин ранее посвятил истории материальной культуры.
     В сущности,  все, что  он писал до тех  пор,  вело к  большой  книге  о
Человеке.
     В  предыдущих  его книгах было  рассказано  о  тех  простых  и основных
завоеваниях человечества, которые теперь никого не удивляют.
     Человек  не довольствовался светом солнца, луны и звезд и сам  научился
добывать свет.
     Человек определял время по  солнцу, но этого ему было мало. Он придумал
часы, где  стрелкой стала солнечная тень,  и перепробовал множество способов
измерять время, ибо --  "все, что продолжается сколько-нибудь времени, может
быть  мерой  времени, как  вое, что имеет длину,  может  быть  мерой длины".
Только  после длительных поисков человек изобрел пружинные часы. Достоинство
пружины  Ильин   определил  несколькими  словами:  главное  ее  свойство  --
упрямство.
     Но, пожалуй, величайшим из достижений человека было то, каким теперь он
овладевает  в  первом классе  школы:  он  научился  писать.  Для  этого  ему
понадобились не месяцы, а века.
     И  вот; появляется книга  -- в продолжение многих столетий рукописная и
наконец печатная. Человеческая мысль вырвалась на широкий простор. Но кто же
он такой, сам-то Человек, который создал весь этот мир вещей?
     Его биографию  дает читателю объемистая  книга -- вернее, две книги  --
"Как человек  стал  великаном", написанные М.  Ильиным  в  сотрудничестве  с
Еленой Сегал.
     Первая книга начинается, как сказка о некоем загадочном  великане. Руки
его  поднимают  любые  тяжести  и  простираются  очень  далеко,  ноги  могут
пробежать в день тысячи километров. Он летает выше и быстрее птиц, плавает и
ныряет дальше и глубже  всяких рыб, видит далекое  и даже невидимое, слышит,
что говорят на других материках.
     Такой великан существует на самом деле. Это -- современный человек.
     Но прежде, чем  стать великаном, человек должен  был  стать  человеком,
пройти "школу-тысячелетку",-- вернее, "многотысячелетку".
     Несмотря на сказочные  образы и  обороты речи, первая  книга серьезно и
обстоятельно   рассказывает   о   том,   как   труд   сделал   человека   из
обезьяноподобного существа.
     Точно  так же как и в других книгах  Ильина,  научные сведения здесь не
излагаются, а претворяются в живые образы. Вот будущий великан только учится
ходить. Вот впервые спускается "с верхнего яруса"  девственных лесов, где он
жил до того, на землю.
     Тут ноги первобытного человека, которым уже  не приходится цепляться за
стволы  и   ветви   деревьев,  освобождают  его  руки  для  работы.  Человек
переселяется из лесу в речные долины.
     Откуда же нам  известны  детство и юность героя книги? Об этом  говорят
следы.  Но  следы  не  ног,  а  рук:  камни,  найденные  в  речных  долинах,
камни-орудия,  которые имеют  такую  форму,  какую могла  им  придать только
человеческая рука. "Самые древние из каменных орудий --  это камни, обитые с
двух сторон ударами другого камня".
     У  человека нет таких орудий для работы, данных природой, как у бобров,
умеющих  валить деревья острыми, крепкими  резцами,  или как у рыжих  лесных
муравьев,   орудующих   ножницами,   которыми   снабжена    их   голова,   и
лапами-лопатами, которые копают и отбрасывают землю.
     "К  двадцати пальцам и тридцати двум зубам, которые  человек получил от
своих  предков,  он добавил  еще  тысячи  самых  разнообразных -- длинных  и
коротких, толстых  и  тонких, острых и  тупых, колющих, режущих,  бьющих  --
пальцев, резцов, клыков, когтей, кулаков".
     Это  дало ему  столь  значительные преимущества в состязании  с другими
живыми существами, что угнаться за ним стало невозможно.
     И тут сам собой приходит на память вопрос, который часто задают дети:
     "Не  смогут ли  когда-нибудь муравьи или бобры  догнать человека,  если
только человек не  будет разрушать их построек? И не может ли так случиться,
что, скажем, через  миллион лет муравьи будут читать свои муравьиные газеты,
работать на  муравьиных заводах, летать на муравьиных самолетах и слушать по
радио выступления муравьев?"
     На этот вопрос мы находим исчерпывающий ответ в самой книге.
     Может показаться странным, что  две книги, вышедшие под общим названием
"Как  человек  стал великаном", так различны по своему объему. Первой книге,
охватывающей больший период времени, уделено гораздо меньше страниц.
     Почему же так неравномерно распределен материал?
     А  потому, что в  первой  книге  речь  идет о детстве Человека,  о  его
первобытном состоянии,  когда он развивался  очень  медленно, оставляя  мало
памятников -- следов своей жизни и работы.
     К тому же обе книги  посвящены одной главной теме: как человек научился
мыслить.  А мыслить по-настоящему,  отличая воображаемое от действительного,
он учился очень долго. Для этого понадобились тысячи и тысячи лет.
     Первые  обобщенные понятия об окружающем  дались  ему еще труднее,  чем
самые  первые  орудия.   Прошло  много  веков  прежде,   чем   из  отдельных
представлений о  камнях, с  которыми  ему приходилось  иметь  дело,  у  него
возникло понятие о камне вообще.
     "Все камни тверды,  значит камень --  твердая вещь. Ни один  камень  не
заговорил, значит камни не говорят.
     Так появляются первые зерна науки -- понятия о вещах".
     Та же способность обобщения понадобилась людям для того, чтобы осознать
последовательность и периодичность времен года.
     "После зимы бывает весна". Нас  с вами этим не удивишь...  Но для наших
предков смена времен года была одним из первых научных открытий, которое они
сделали после долгих наблюдений".
     Любопытно, что наряду с рассказом  о  возникновении  и  развитии  общих
понятий, основанных на непосредственных  наблюдениях над  природой, в  книге
говорится о том,  как постепенно обобщались  и  мифологические представления
наших отдаленных предков.
     "Человек перестал думать, что в каждом животном обитает дух. Всех духов
зверей заменил в его представлении лесной бог, обитающий в чаще.
     Земледелец перестал верить, что духи есть  в каждом снопе. Для него все
духи хлеба соединились в богиню  плодородия, которая заставляет произрастать
колосья.
     Эти боги, которые  пришли на смену прежним  духам,  уже не  живут среди
людей. Знание все дальше и дальше вытесняет их из человеческого жилья. И они
переносят свое  жилище туда, где  еще не  бывал человек: в темные  священные
рощи, на лесистые вершины гор.
     Но человек идет и туда.  Знание освещает лесные дебри, разгоняет туман,
лежащий на горных склонах.
     И  боги,  изгнанные  из своего  нового прибежища, возносятся  на  небо,
опускаются на морское дно, скрываются в недрах земли -- в подземном царстве.
     Все реже появляются боги среди людей. Из уст  в уста переходят сказания
о  том,  как боги  спускались на  землю,  для того  чтобы принять участие  в
сражении, в осаде крепости...
     Так  все дальше  и дальше проникал  человеческий опыт, все шире делался
светлый круг, заставляя богов отступать из близкого в далекое, из настоящего
в прошлое, из этого мира в "потусторонний" мир".
     В  сущности, многовековая борьба за расширение  "светлого круга" и есть
основная  сюжетная  линия  обеих книг, объединенных  общим заглавием. Это не
популярное изложение истории культуры,  а полная все нарастающего драматизма
поэма о рождении человеческой мысли -- той силы, которая и  сделала человека
великаном.
     Люди столетиями  отвоевывают у неведомого  пядь за  пядью.  Темный  мир
мифических чудовищ и богов отступает перед растущим сознанием.  Кровля храма
становится первой астрономической вышкой,  гончарная мастерская и кузница --
лабораториями, где сама работа будит мысль, рождая новый опыт.
     Человек учится наблюдать, вычислять, делать выводы.
     "У этой древней науки было  мало сходства с нашей  теперешней. Она была
еще  очень  похожа  на магию, от которой ей не так-то легко было отделиться.
Люди не только  наблюдали звезды, но и гадали по ним. Изучая  небо и  землю,
они молились богам неба и земли. И все-таки туман понемногу рассеивался".
     Однако  и дальше путь мысли не был гладким и ровным. Старые поверья еще
долго сопротивлялись новым взглядам на мир. Да и сама мысль часто попадала в
тупик, терялась в дебрях противоречий.
     Пути развития мысли тесно связаны в обеих книгах с путями истории.
     Эпоха следует за эпохой. И все чаще мелькают  на страницах этих книг --
особенно второй -- исторические даты:
     "Уже не пять, а четыре тысячи лет осталось до нашего времени..."
     "Уже не  четыре тысячи  лет, а двадцать восемь веков остается до нашего
времени..."
     Кажется, будто четко и гулко бьют часы истории.
     Как ни бегло изображена в книге та или иная эпоха, все же она предстает
перед читателем в своих характерных чертах и даже в красках. А быстрая смена
эпох   позволяет  нам   отчетливо  представить  себе   основные  направления
человеческой мысли в их развитии.
     Однако    повествование    нередко   замедляется,   останавливаясь   на
подробностях  быта  и даже на  характеристике  отдельных  лиц  -- философов,
путешественников.
     Это бывает там, где пути развития  мысли делают рывок вперед или крутой
поворот в сторону, а то и назад.
     Таков, например,  рассказ  о Египте  тех времен, когда разделение труда
привело к обмену, а обмен, постепенно расширяясь, заставил людей общаться со
своими соседями.
     Море, которое раньше разделяло племена, стало их соединять.
     "Вокруг открывался огромный,  беспредельный мир.  Но сторонники старого
упорно отстаивали  древние  стены,  древние верования, которые возникли  еще
тогда, когда египтяне жили в тесном, маленьком мире".
     Люди в Египте уже начали признавать не только своих богов, но и чужих и
даже вселенского бога, покровителя всех народов.
     Египетский фараон Эхнатон  построил новому богу храм и сложил во  славу
его гимн, в котором были такие слова:
     "Прекрасен  восход  твой,  о  владыка  веков!  Лучи  твои  озаряют  все
человечество..."
     Так 3300 лет назад,  "еще во времена  Эхнатона... на стенах  египетских
храмов впервые появилось слово "человечество".
     Казалось, это было знаменьем новой эпохи.
     "Но не все видели так далеко, как Эхнатон. У него было много врагов,  у
этого  царя, который жестоко преследовал  сильных  и знатных, а приближал  к
себе  чужеземцев и "маленьких" -- так  тогда называли незнатных людей. После
его смерти  власть опять оказалась в руках жрецов и знати. Эхнатона объявили
преступником. Каменотесы счищали его имя со стен гробниц и храмов".
     И  в одной из следующих глав книги, где речь идет о зарождении науки  в
древней Греции, мы тоже видим пример тех зигзагов и петель, которые образует
на своем пути человеческая мысль.
     Действие происходит  в городе Милете на западном побережье Малой  Азии.
Здесь,  на  перекрестке дорог, вместе с  бойкой  торговлей идет  живой обмен
новостями, новыми веяниями и взглядами.
     С  первых  же строк  мы оказываемся  в  многолюдной  гавани  греческого
торгового города, каким он был двадцать пять столетий тому назад.
     "Потолкаемся среди людей. Тут говорят на  всех языках. Тут сталкиваются
и смешиваются все наречия, обычаи, верования.
     Вот среди  шума  и  говора  раздаются звуки флейт и громкие  крики. Это
финикийские  моряки по  случаю  своего прибытия славят бога Мель-карта.  Они
пляшут под звуки флейт, подпрыгивают, катаются по земле.
     А рядом греки с далеких островов  Эгейского моря вытащили на песок свой
корабль и  разводят  огонь, чтобы принести жертву морскому богу Посейдону...
море  перемешало  и  людей  и богов.  Чего  только не услышишь,  не увидишь,
странствуя по свету! Как разноречивы сказания о богах!..
     Жители  Милета --  деловые люди -- купцы, мореплаватели.  Они давно уже
стали  сомневаться в старых сказках  о богах  и героях.  Ведь если послушать
бродячих певцов, так выходит, что все знатные ведут свой род от богов.
     Но коли  так, то почему же боги не заступились за свое потомство, когда
милетские купцы и ткачи, матросы и грузчики расправлялись со знатью?.."
     В книге,  охватывающей  целые  столетия, автору  приходится дорожить не
только каждою страницей, но и  каждою строкой. И все  же  у  него  оказалось
достаточно  досуга, чтобы  окунуться в  самую гущу  разноплеменной  толпы  в
Милетской гавани и прислушаться к народным толкам и пересудам.
     Но это  не досужие, не  праздные строки, призванные служить своего рода
беллетристическим  антрактом  в  истории  развития  человеческой  мысли. Они
возвращают жизнь далекой эпохе и вместе с тем показывают, какую  важную роль
сыграл этот шумный приморский город, лежавший на перекрестке торговых путей,
в ломке старых, уже отживающих свой век верований.
     Недаром   именно  здесь,   в   Милете,   родились   два  человека,   по
справедливости считающиеся родоначальниками древнегреческой философии, Фалес
и его ученик Анаксимандр.
     Из  стран,  чья  культура была старше греческой,-- из Египта, Вавилона,
Финикии,--  Фалес  вывез  на  родину  много  мыслей  и  знаний,  накопленных
столетьями. Но главная заслуга его  в том, что "он сумел по-новому взглянуть
на вещи... Там, где для вавилэнских жрецов была богиня водной пучины Тиамат,
он увидел вещество  --  воду. Где для них  был  бог  бездны Апсу,  он увидел
пространство... Для него Солнце не было больше богом. Он говорил, что Солнце
-- "землистое", оно  составлено из того же  материала,  что и  Земля. И Луна
тоже по природе землистая...
     Это как  будто небольшая  поправка -- слово "кто" заменить словом "что"
и, вместо того, чтобы  спрашивать: "От кого произошел мир?" -- задать вопрос
иначе: "Из чего произошел мир?"
     Но этой поправки  было довольно, чтобы наука пошла дальше  своим путем,
все больше удаляясь от религии".
     Мореплаватель Фалес  полагал, что  мир  произошел из воды. Все  вещи из
воды возникают и в воду обращаются.
     Как ни наивно было это утверждение, в нем заключалось зерно истины: мир
материален, материя не может появиться из ничего и не может исчезнуть.
     Анаксимандр пошел дальше  своего учителя. Он  не верил его утверждению,
что  Земля  качается на  волнах  океана, как плоский, круглый плот. Он лишил
Землю какой бы то ни было опоры и представил ее себе висящей в беспредельном
пространстве.
     "Он еще не знал,-- говорится в книге,-- что Земля шар. Она казалась ему
отрезком колонны -- ведь надо же было  дать  земному диску какую-то толщину.
Но эта колонна не поддерживала свод и не опиралась на фундамент.
     Беспредельное!
     Нам трудно  представить  себе  бесконечное  пространство. Мы до сих пор
говорим о небесном своде, о небесной тверди, как будто небо -- это крыша над
нашей головой.
     А две с половиной тысячи лет назад люди  не только так говорили, но так
думали, так видели.
     Какая же нужна была смелость, чтобы отвергнуть то, что видят все, чтобы
сказать:  мир  безграничен,  у  него нет пределов ни  в пространстве,  ни во
времени!"
     И вот  спустя  несколько лет  ученик Анаксимандра  Анаксимен решительно
отказался   от  его   дерзновенной  догадки  о   том,   что  Земля  висит  в
беспредельности. Самое  понятие о беспредельности так устрашило его и других
учеников  Анаксимандра, что  они  стали снова строить  -- конечно, только  в
своем  воображении  -- твердый  небесный  свод,  огромный  хрустальный  шар,
который  вращается вокруг  Земли  вместе  со звездами, вбитыми  в  него, как
золотые гвозди. Звезды неподвижны, а Солнце, Луна и планеты носятся осенними
листьями между Землей и небом.
     Этот  отказ   оробевших  учеников  от   замечательной  находки  учителя
характеризуется в книге метким сравнением.
     Ученики Анаксимандра,--  говорится там,-- "торопились снова воздвигнуть
хоть какие-то стены вместо разрушенных". Птенец старался забраться обратно в
разбитую скорлупу.
     Таких птенцов, которые, испугавшись  открывшегося перед ними  простора,
пытались залезть с головой в разбитую скорлупу, можно найти немало в истории
науки -- не только древней, но и более поздней.
     Вряд ли имя Анаксимена осталось бы в истории, если бы он ограничился на
своем веку идеей "хрустального" неба.
     Нет, он  был  пытливым мыслителем и  вслед за Фалесом  и Анаксиманд-ром
задумывался над вопросом: что такое  материя,  что такое первое вещество, из
которого все возникает.
     Он долго  ищет  ответа, наблюдает окружающий мир,  воду,  небо, облака,
радугу, лучи солнца,  вслушивается в шум ветра и  приходит к заключению, что
все на свете образуется из воздуха.
     В   главе  "Наука  пр