Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
му ты ее отдельно поставила? Она ведь не виновата, что
запачкалась.
Мама говорит:
- Да, она, конечно, не виновата, но все-таки придется ее в одиночку
стирать. А то у нас все белье синее станет. И вообще я думаю, что эту
скатерть уже не отстираешь. Придется, наверно, выкрасить ее в синий цвет.
Девочки говорят:
- Ой, как красиво будет!
- Нет, - говорит мама, - я думаю, что это не очень красиво будет. Если
бы это было действительно красиво, то, наверно, люди каждый бы день кляксы
на скатерти ставили.
Потом говорит:
- Ну, хватит болтать, берите каждая по тряпке и идемте пол мыть.
Девочки говорят:
- По-настоящему?
Мама говорит:
- А вы что думали? По-игрушечному вы уже вымыли, теперь давайте
по-настоящему.
И вот девочки стали по-настоящему пол мыть.
Мама дала им каждой по уголку и говорит:
- Смотрите, как я мою, и вы тоже так мойте. Где вымыли, там по чистому
не ходите... Луж на полу не оставляйте, а вытирайте досуха. А ну, раз-два -
начали!..
Засучила мама рукава, подоткнула подол и пошла пахать мокрой тряпкой.
Да так ловко, так быстро, что девочки за ней еле успевают. И конечно, у них
так хорошо не выходит, как у мамы. Но все-таки они стараются. Белочка даже
на коленки встала, чтобы удобнее было.
Мама ей говорит:
- Белочка, ты бы еще на живот легла. Если ты будешь так пачкаться, то
нам придется потом и тебя в корыте стирать.
Потом говорит:
- А ну, сбегай, пожалуйста, на кухню, посмотри, не кипит ли вода в
бельевом баке.
Белочка говорит:
- А как же узнать, кипит она или не кипит?
Мама говорит:
- Если булькает - значит, кипит; если не булькает - значит, не вскипела
еще.
Белочка на кухню сбегала, прибегает:
- Мамочка, булькает, булькает!
Мама говорит:
- Не мамочка булькает, а вода, наверно, булькает?
Тут мама из комнаты за чем-то вышла, Белочка Тамарочке и говорит:
- Знаешь? А я апельсины видела!
Тамарочка говорит:
- Где?
- В сетке, в которой мясо висит. Знаешь, сколько? Целых три.
Тамарочка говорит:
- Да. Будут нам теперь апельсины. Дожидайся.
Тут мама приходит и говорит:
- А ну, поломойки, забирайте ведра и тряпки - идем на кухню белье
стирать.
Девочки говорят:
- По-настоящему?
Мама говорит:
- Теперь вы все будете делать по-настоящему.
И девочки, вместе с мамой, по-настоящему стирали белье. Потом они его
по-настоящему полоскали. По-настоящему выжимали. И по-настоящему вешали его
на чердаке на веревках сушиться.
А когда они кончили работать и вернулись домой, мама накормила их
обедом. И никогда еще в жизни они с таким удовольствием не ели, как в этот
день. И суп ели, и кашу, и черный хлеб, посыпанный солью.
А когда они отобедали, мама принесла из кухни сетку и сказала:
- Ну, а теперь вы, пожалуй, можете получить каждая по апельсину.
Девочки говорят:
- А кому третий?
Мама говорит:
- Ах вот как? Вы уже знаете, что и третий есть?
Девочки говорят:
- А третий, мамочка, знаешь кому? Третий - самый большой - тебе.
- Нет, доченьки, - сказала мама. - Спасибо. Мне хватит, пожалуй, и
самого маленького. Ведь все-таки вы сегодня в два раза больше, чем я,
работали. Не правда ли? И пол два раза мыли. И скатерть два раза стирали...
Белочка говорит:
- Зато чернила только один раз пролили.
Мама говорит:
- Ну, знаешь, если бы вы два раза чернила пролили, - я бы вас так
наказала...
Белочка говорит:
- Да, а ведь ты же не наказала все-таки?
Мама говорит:
- Погодите, может быть, еще и накажу все-таки.
Но девочки видят: нет, уж теперь не накажет, если раньше не наказала.
Обняли они свою маму, крепко расцеловали ее, а потом подумали и выбрали
ей - хоть не самый большой, а все-таки самый лучший апельсин.
И правильно сделали.
1938-1947
ПРИМЕЧАНИЯ
РАССКАЗЫ О БЕЛОЧКЕ И ТАМАРОЧКЕ
За несколько лет до войны Пантелеев жил на даче в Разливе под
Ленинградом. Вместе с ним жила его маленькая племянница Ирина (героиня
рассказа "Буква "ты""). Л.Пантелеев сочинял для нее всякие забавные истории
о двух непослушных девочках. Потом записал их. В 1940 году вышла книга
"Белочка и Тамарочка", в ней было три рассказа - "На море", "Испанские
шапочки", "В лесу". В 1947 году Пантелеев написал еще один рассказ "Большая
стирка", который вначале опубликовал в журнале "Мурзилка".
Писатель хорошо знает жизнь детей. Казалось бы, какие конфликты могут
быть в пяти-шестилетнем возрасте? Между тем они бывают сплошь и рядом, и
причиной их является недостаточный жизненный опыт ребят: им кажется, что они
могут делать все, что делают взрослые, и с таким же успехом.
Белочке и Тамарочке - героиням Л.Пантелеева - тоже свойственна
безграничная вера в свои возможности, потому и возникают у них недоразумения
с мамой.
Нарушая ее запреты, девочки попадают в смешное положение ("На море"),
им становится по-настоящему страшно ("В лесу"). Поплатились они и за свою
неумелость ("Большая стирка"). Воспитывая своих героинь то смехом, то
страхом, то настоящим трудом, Пантелеев помогает им освоить нормы поведения.
В "Рассказах о Белочке и Тамарочке" настоящая стихия детской жизни,
точно наблюденные характеры и всепроникающий юмор. Причем события даны, как
говорил А.Н.Толстой, "в масштабе и манере восприятия читателей", когда можно
всерьез разгонять руками тучи или считать невероятным приключением встречу с
теленком в лесу.
"Рассказы о Белочке и Тамарочке" многократно издавались в составе
сборников и отдельно.
Белочка и Тамарочка стали героинями нескольких телевизионных фильмов.
Существует и диафильм "Большая стирка".
С. 376. "Одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками".
- Такие головные уборы, напоминающие пилотку, носили бойцы республиканской
армии во время фашистского мятежа в Испании (1936-1939). Л.Пантелеев
рассказывает о таком факте: в конце 1936 года в Ленинградской филармонии
устраивали вечер-концерт в пользу испанских детей-сирот. Пантелеев предложил
продавать на вечере пилотки с кисточками. Он достал фотографию, где были
сняты бойцы-республиканцы, и несколько вечеров жены писателей шили эти
шапочки. Советские дети вскоре стали носить такие пилотки в знак
солидарности с патриотами Испании.
Г.Антонова, Е.Путилова
Алексей Иванович Пантелеев. Зеленые береты
Цикл "Шкидские рассказы"
---------------------------------------------------------------------
Леонид Пантелеев
Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2.
Л.: Дет. лит., 1984.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 февраля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Я никогда не был пионером, хотя по возрасту вполне мог не один год, а
даже несколько лет носить красный галстук. И мало того, что я сам не состоял
в пионерской организации, какое-то время я считал всех юных пионеров своими
смертельными врагами.
Вот как это получилось.
В то лето Шкида почему-то не поехала на дачу. Все лето мы томились в
городе.
Помню знойный июньский день, послеобеденный час, когда все окна во всех
классах и спальнях настежь распахнуты и все-таки в помещениях нечем дышать.
Озверелые от жары шкидцы, те, что за "хорошее" поведение оставлены без
отпусков и прогулок, слоняются из комнаты в комнату, пытаются читать, лениво
перекидываются в карты и на чем свет стоит ругают халдеев, по чьей милости
они сидят в этот душный солнечный день взаперти.
Эх, хоть бы дождь пошел, хоть бы гром загремел, что ли!..
И вдруг - что такое? Кажется, и в самом деле гром? Нет, это не гром! Но
за окнами что-то рокочет, погромыхивает, приближается... Постойте, братцы,
да это же барабан!.. Барабанная дробь! Откуда? Что? Почему?
И тут мы слышим в соседней комнате, в столовой, чей-то ликующий голос:
- Ребята! Ребята! Зекайте! Бойскауты идут!
Мы кинулись к окнам. Облепили подоконники.
По Петергофскому проспекту - от Обводного канала к Фонтанке - не очень
четким строевым шагом двигались под барабанную дробь человек тридцать
мальчиков и девочек, в белых рубашках, в синих коротких штанах и юбках и с
красными галстуками на шее. Под мышками они держали (как держат охотники
ружья - дулом вниз) "посохи" - длинные круглые палки, с какими еще недавно
по петроградским улицам разгуливали бойскауты. Только начальник этих ребят,
длинноногий парень с бритой наголо головой, был без посоха, да маленький
барабанщик, шагавший впереди всех, да знаменосец, выступавший за ним следом.
На красном бархатном полотнище знамени мы разглядели слова:
...ЗАВОДА "КРАСНАЯ БАВАРИЯ"
Конечно, любоваться этим зрелищем молча шкидцы не могли. Не успел
барабан приблизиться к нашим окнам, как кто-то из старшеклассников
оглушительно свистнул. Из соседнего окна закричали:
- Дю!..
- Дю! Дю! - подхватили на всех шести подоконниках.
Белые рубахи продолжали свой мерный шаг, только маленький барабанщик,
оглушенный разбойничьим свистом, вздрогнул, споткнулся и испуганно взглянул
на наши окна.
- Эй, ты! Отставной козы барабанщик! - загоготали шкидцы. - Гляди,
бубен свой потеряешь!
- Эй вы, голоногие!
- Гогочки!
- Голоштанники!
- Бойскауты недорезанные!..
Но тут за спиной у себя мы услыхали гневный окрик:
- Это что за безобразие?! Сию же минуту вон с подоконников!
В дверях класса, грозно поблескивая стеклами пенсне, стоял Викниксор.
Однако на этот раз ни этот блеск, ни сердитый голос нашего президента не
произвели на нас сильного впечатления.
- Виктор Николаевич! - позвал Янкель. - Идите сюда, посмотрите!
Бойскауты идут!
Недоверчиво усмехнувшись, Викниксор подошел, ребята посторонились, и
он, наклонившись, выглянул на улицу.
- Полно вам, какие это бойскауты! - сказал он. - Это не скауты, это
юные пионеры.
Для многих из нас это было совсем новое, неслыханное слово.
Барабан стучал все тише и глуше, отряд голоногих приближался уже,
вероятно, к Калинкину мосту, а мы обступили Викниксора и наперебой
расспрашивали его: что это за новость такая - юные пионеры?
- Юные пионеры - это недавно созданная детская коммунистическая
организация, - говорил Викниксор. - Пионер - это значит: следопыт,
первооткрыватель, разведчик... Если вы не забыли Фенимора Купера, объяснять
вам не надо...
Нет, мы, конечно, не забыли Фенимора Купера. Но Купер тут был ни при
чем. И бойскауты тоже. Мы поняли, что эти ребята, над которыми мы только что
так дико смеялись и вслед которым так неистово улюлюкали, - наши, советские
ребята. Стало ли нам стыдно, не скажу, но помню только, что нам самим
страшно захотелось повязаться галстуками и с палками в руках пройтись по
улицам.
И вот за ужином, когда, набив животы пшенной кашей, мы допивали
жиденькое, без молока и без сахара какао, встал Колька Цыган и попросил
слова.
- Виктор Николаевич, - сказал он, - а нельзя ли и у нас тоже
организовать отряд юных пионеров?
Викниксор нахмурился и зашагал по столовой.
- Нет, ребята, - сказал он после паузы, - у нас нельзя.
- Почему?
- А потому, что школа у нас, как вы знаете, тюремного или, точнее
сказать, полутюремного типа...
- Ага!.. Понятно! Рылом не вышли! - крикнул кто-то за столом четвертого
отделения.
Викниксор повернулся и поискал глазами виновного.
- Еонин, выйди из столовой, - сказал он.
- За что? - взъерепенился Япончик.
- Выйди из столовой, - повторил Викниксор.
- За что, я спрашиваю!
- За грубость.
- За какую грубость?! Я же, Виктор Николаевич, не про вас сказал "рылом
не вышли". Это не вы, это мы рылом не вышли.
- Еонин, имеешь замечание в "Летописи", - так же невозмутимо объявил
завшколой и, обращаясь к воспитанникам, продолжал: - Нет, ребята, как я уже
объяснил вам, мы, к сожалению, не имеем права основать у себя в школе ни
комсомольскую организацию, ни пионерскую...
На эту тему, как, впрочем, и на всякую другую, Викниксор мог говорить
часами. Он долго растолковывал нам, почему мы, бывшие правонарушители,
беспризорники, хулиганы, поджигатели и бродяги, не имеем права состоять даже
в детской политической организации. Но мы не слушали Викниксора. Нам было
неинтересно.
"Ладно, - думали мы. - Чего там. Нельзя так нельзя - не привыкать. Мало
ли чего не разрешено делать нам, трудновоспитуемым шкетам. Жили без
галстуков, проживем без них и дальше..."
Все мы быстро успокоились, и только Японец, которому и в самом деле
влепили замечание в "Летопись", еще больше озлился и на халдеев и на
пионеров. Стоило ему теперь увидеть из окна или на прогулке парнишку с
красным галстуком, как Японец терял остатки самообладания и накидывался на
юного пионера со всем пылом, на какой только был способен. Врать не буду -
часто и мы не отставали от нашего товарища. Может быть, тут играла роль
зависть, то, что мы "рылом не вышли", а может быть, просто мы были в то
время сорванцами, которые только и ждут случая, чтобы затеять драку или
перебранку.
Однажды в воскресенье мы отправились всей школой на прогулку в
Екатерингоф. Не знаю, что там сейчас, а в наше время это был довольно
большой и довольно паршивый, грязный и запущенный парк. Через парк протекала
речонка Екатерингофка, а подальше было что-то вроде увеселительного сада с
маленьким ресторанчиком и с дощатой эстрадой, где по вечерам выступали
борцы, куплетисты, фокусники и жонглеры. Днем эстрада не работала, сад был
открыт для всех желающих, и мы, помню, всегда устремлялись в первую очередь
именно туда, потому что в саду, на его посыпанных желтым песочком дорожках,
в любое время дня и ночи можно было разжиться приличным окурком.
Но на этот раз нас ожидало в саду нечто куда более интересное, чем
недокуренные нэпманские "Сафо" и "Зефир Э 6". Неподалеку от входа, под
открытым небом, за столиком буфета сидел и пил пиво могучего сложения усатый
человек в просторном чесучовом костюме. Увидев этого богатыря, мы замерли.
Кому из нас не приходилось видеть его - если не в кино, не в цирке и не на
эстраде, то хотя бы на афишах и фотографиях! Да, сомнений не было: перед
нами сидел "русский богатырь" Иван Поддубный, чемпион России по борьбе и
поднятию тяжестей.
Окружив столик, мы застыли в благоговейном молчании. А он не смотрел на
нас - привык, вероятно, к тому, что на него постоянно глазеют, - отхлебывал
из кружки пиво и лениво заедал его моченым горохом.
Помню, мы обратили внимание, что железный стул, на котором сидел
Поддубный, дюйма на четыре ушел в песок и продолжает туда погружаться.
- Весь уйдет, - прошептал одноглазый Мамочка.
- Не... весь не уйдет, - так же шепотом ответил Купец.
Завязывалось интересное пари. Но состояться ему было не суждено. Именно
в эту минуту мы услыхали у себя за спиной душераздирающий вопль, оглянулись
и увидели первоклассника Якушку, который со всех ног мчался от садовой
калитки по направлению к нам. Он бежал, нелепо размахивая руками, и
тоненьким голосом кричал:
- Ребята! Ребята! Скорей! Бегите! Пионеры Япончика бьют!..
Мы ахнули, переглянулись и, забыв Ивана Поддубного, с диким боевым
кличем кинулись туда, куда указывал нам путь маленький Яковлев.
Он привел нас на берег Екатерингофки. И мы увидели такое, что заставило
нас заскрипеть зубами.
Тщедушный Япончик катался по траве в обнимку с таким же тщедушным
пареньком в пионерской форме, а несколько других пионеров кидались к нему,
пытаясь оттащить его или ударить. Нам некогда было рассматривать, что там
происходит, кто прав и кто виноват.
Раздался трубный голос Купца:
- Сволочи! Наших бить?!
И, зарычав, мы ринулись на выручку Японца.
Позже мы узнали, как было дело. Придя вместе со всеми в Екатерингоф,
Японец в сад не пошел, а свернул в сторону и направился в свои любимые места
- на берег речушки, где под сенью серебристой разлапистой ивы, среди пыльных
лопухов и облетелых одуванчиков, так славно всегда мечталось и думалось. За
поясом у Японца были припрятаны книга и тетрадка, он рассчитывал посидеть,
почитать, посочинять стихи... И вдруг он приходит и видит, что на его месте,
у той самой плакучей ивы, где он столько раз сидел и мечтал, стоит
вытянувшись как солдат и приставив к ноге посох какой-то карапет с
пионерским галстуком.
Япошка остановился и вперил в пионера гневный гипнотический взгляд. Это
не подействовало, тот продолжал стоять как истукан.
Тогда Японец спросил, что ему здесь надо.
Пионер не только не ответил, но и бровью не повел. Потом-то выяснилось,
что у них тут происходила какая-то военная игра и этот парень стоял на
часах, а часовому, как известно, разговаривать с посторонними не полагается.
Но Японец знать этого не мог. В первую минуту он опешил, потом рассвирепел,
а потом, увидев, что перед ним стоит не человек, а статуя, осмелел и стал
задевать пионера. После он клялся нам, будто не трогал этого парня, а только
"словесно пикировал" его. Но мыто хорошо знали остроту Япошкиного языка и
понимали, каково было пионеру от этой пикировки.
Одним словом, дело кончилось тем, что пионер слушал-слушал,
терпел-терпел и наконец не вытерпел, оглянулся и без лишних слов хрястнул
Японца своим посохом по шее.
Японец не отличался ни силой, ни храбростью, драться не умел и не
любил, но тут то ли пионерский посох оказался чересчур крепким, то ли
противник выглядел не таким уж страшным, только Японец не стал раздумывать,
кинулся на маленького часового, сбил его с ног и стал дубасить своими
жиденькими кулачками. Пионер по мере сил отвечал на удары. До последней
минуты этот мужественный человек помнил, по-видимому, что он часовой, и
дрался молча. Но когда Японец подобрался к его шее и стал душить его,
часовой не выдержал, поднял голову и стал звать на помощь. Примчались другие
пионеры, кинулись их разнимать. На шум прибежал гулявший поблизости Якушка.
Через минуту появились мы.
Не знаю, чем бы все кончилось и какие размеры приняло бы это
екатерингофское побоище, если бы на горизонте не возник длинноногий
пионерский вожак. Мы услыхали трель его футбольного свистка и тут же
увидели, как он мчится к реке на своих длинных, как у страуса, ногах.
- Ша! Ша! - кричал он, размахивая длинными руками. - Ребята, ша! Что
тут происходит? Ша, я говорю!!
Пионеры оторвались от нападающих шкидцев, сбились в кучу.
- Костя, Костя, мы не виноваты, - загорланили они наперебой. - Это
приютские на нас напали...
- Что-о-о? - закричал он и повернулся - не к нам, а к своим пионерам. -
Какие еще "приютские"? Что за выражение - "приютские"? Вы что, где - при
капитализме живете?.. А ну, ребята, отсекните, - повернулся он к нам. -
Живо!.. Кому я сказал? Чтобы ноги вашей здесь не было...
Мы поняли его и почему-то беспрекословно послушались: повернулись и
зашагали прочь.
И тут мы увидели нашу воспитательницу Эланлюм. Из-за кустов выглядывало
ее красное, распаренное и разгневанное ли