Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
ь. Голова его работала безостановочно. Он
вспоминал все происшествия прожитого дня, и в душу к нему закрадывалось
какое-то приятное и в то же время жуткое чувство. Приятно ему было
сознавать, что от Катерины он больше не зависит и что теперь он свободен,
как птица. Пугала его только мысль о том, что незнакомец может его бросить,
и он тогда останется один с бессловесным Мойпесом. Потом Рыжик думал еще о
панычах, о Дуне, об Аксинье. Думал он о том, как он уйдет далеко-далеко, как
он вырастет, как он много денег заработает и как он тогда всех осчастливит и
обрадует.
Детские наивные мечты усыпили Рыжика, и он уснул спокойным, крепким
сном.
Мойпес, растянувшись у ног Саньки, также уснул. В лесу сделалось до
того тихо, что малейший шорох, малейший звук явственно нарушали строгое
молчание ночи.
- Эй, товарищ, вставай кушать! - услыхал Рыжик и проснулся.
Возле него на траве сидел фокусник и перочинным ножиком резал хлеб.
Санька не совсем еще пришел в себя и с удивлением поглядывал на него, не
понимая, в чем дело.
- Ты что это на меня свои колеса таращишь, аль не узнал? - смеясь,
спросил незнакомец.
Санька при первых звуках его голоса улыбнулся и весело тряхнул рыжей
лохматой головой.
- Ну, ступай к озеру, умойся, а потом садись завтракать.
Рыжик бодро вскочил на ноги и побежал к озеру. По обыкновению, за ним
последовал и Мойпес.
- Ну и собака у тебя, чтоб ей кошкой подавиться! - сказал фокусник,
когда Рыжик вернулся с озера. - Ни на шаг, четвероногий трубочист, от тебя
не отходит...
Рыжик весело рассмеялся, погладил собаку и уселся подле незнакомца.
- Ты где это взял? - спросил Санька.
- Что?
- Да вот хлеб, масло, лук, соль...
- Ты еще, брат, спал, когда я на промысел отправился... Вон где я
был... Видишь церковь?
- Вижу.
- Ну, так вот я там был.
Спустя немного, когда путники наелись и когда накормлен был и Мойпес,
фокусник стал готовиться в путь-дорогу. Он снял с себя башмаки и крылатку,
тщательно уложил их вместе с остатками завтрака в мешок, а затем, найдя
рябину, стал вырезывать палку.
Рыжик молча следил за всеми движениями незнакомца и со страхом ожидал
окончания этих приготовлений. Он боялся, что тот не возьмет его с собою.
- Ну, брат, я готов, - сказал незнакомец, вернувшись с палкой.
Он подошел к своему мешку, бросил его себе на плечи и, сняв шляпу,
промолвил, обращаясь к Рыжику:
- Прощай!..
Но не успел он договорить, как Санька, точно ужаленный, вскочил с
места, судорожно обнял его и так вскрикнул, что у того сердце сжалось в
груди.
- О чем ты? Что с тобой?.. Перестань же! - заговорил фокусник ласковым
голосом. - Ну и спутника нашел я себе, - добавил он и улыбнулся. - Ну, брат,
сядем, поговорим.
Рыжик, успокоившись немного, снова опустился на траву рядом с
фокусником.
- Ты выслушай меня внимательно, - начал незнакомец, - а потом уже
скажи, пойдешь ли ты за мной или нет. Я еще вчера тебе сказал, что я
бродяга. Кроме того, у меня еще и паспорта нет. Когда-то я был гимназистом,
а теперь я пьяница. Характер у меня такой, что с людьми я жить не могу. Вот
почему я всю жизнь брожу без цели, без пользы. Жизнь моя не всякому
понравится. Часто, очень часто я голодаю, а осенью провожу ночи под открытым
небом. В душе я великий артист. Я так много понимаю и чувствую, что самому
себе иногда удивляюсь. Но это все в душе у меня. На самом же деле я никуда
не гожусь, и цена мне грош. Вот почему я сделался не артистом, а фокусником
и клоуном. Зимою я работаю в цирках и балаганах и все, что получаю, пропиваю
до последней копейки... Летом я брожу... Теперь подумай, что ждет тебя, если
ты пойдешь со мною. Что могу я, балаганный клоун, тебе дать?
- Мне ничего не надо! - живо воскликнул Рыжик и добавил, скорчив
жалостную мину: - Дяденька, добрый, хороший, возьми меня!.. Я тоже хочу
клоуном быть.
- Довольно клянчить! - остановил Саньку фокусник. - Я вижу, что ты
рожден быть бродягой, а потому я беру тебя. Но только помни: ежели ты хоть
раз мне скажешь: "Дяденька, домой хочу!" или реветь станешь - только ты меня
и видел. Как щенка, брошу я тебя на дороге. Затем надо тебе с Мойпесом
расстаться. Он нам не нужен. Мы не на охоту вышли...
- Он не уйдет... - сказал Рыжик, и голос у него дрогнул.
- А мы вот что сделаем: выйдем на большую дорогу, привяжем его к дереву
- у меня ремешок есть, - а сами и уйдем. Пока он ремешок перекусит, мы уже
будем далеко. Он поищет-поищет нас, а потом домой убежит... Там ему лучше
будет. Согласен?
- Ладно, - тихо ответил Рыжик.
- В таком случае, мы пошли... Ах да, забыл сказать: меня дяденькой ты
не зови, терпеть не могу. Меня зовут Иван Раздольев, а клоуны да акробаты
прозвали меня за мой маленький рост и легкость в весе Полфунта. Можешь и ты
меня, если хочешь, так называть.
Полфунта первый встал, а за ним уже Рыжик и Мойпес. Выйдя на дорогу,
Полфунта достал из кармана длинный кожаный ремешок и передал его Рыжику.
- Вот к этому дереву привяжи его, - сказал фокусник Саньке, подойдя к
одному из тополей, росших по обеим сторонам дороги.
Рыжик дрожащими руками обвязал ремешком шею Мойпеса, а затем другой
конец ремня прикрепил к толстой нижней ветке тополя. Мойпес все время
доверчиво смотрел на своего хозяина и тихо вилял хвостом. Когда Рыжик,
привязав собаку, поднял голову, Полфунта увидал слезы на его глазах.
- Э, брат, ты плачешь!.. Так я один пойду, - полушутя, полусерьезно
заметил фокусник.
- Ишь ты, чай, жалко мне его!.. - насильно улыбаясь, сказал Рыжик, и
крупная слеза, точно хрустальный шарик, упала с ресниц и покатилась по щеке.
- А мне вот ремешка жалко: десять лет служил мне... Ну, пойдем, нечего
тут стоять.
Путники поспешно ушли.
Рыжик долго не оглядывался. Ему было и грустно и больно. Больше всего
жалел он Мойпеса.
Когда было пройдено порядочное расстояние, Рыжик не вытерпел и
оглянулся. Ни поля, ни дороги, ни Мойпеса мальчик уже не видал. Только вдали
зеленым треугольником выступал сосновый бор. Лохматые вершины деревьев,
качаемые ветром, кланялись, и Рыжику казалось, что лес шлет ему прощальный
привет.
"XIV"
"ПРИКЛЮЧЕНИЯ РЫЖИКА НАЧИНАЮТСЯ"
На седьмой день Полфунта и Рыжик подошли к Киеву.
Путешественники имели бодрый, здоровый вид. Бродячая жизнь понравилась
Саньке, и он чувствовал себя прекрасно. Все время стояла чудная погода, и
путники отлично проводили дни и ночи под открытым небом. Во время пути Рыжик
не переставал восхищаться всем, что только не попадалось ему на глаза. К
Раздольеву он привязался всем пылом детской души и не отходил от него ни на
шаг. Полфунта оказался очень знающим человеком. На все вопросы Рыжика он
отвечал так интересно и понятно, что мальчик готов был его слушать без
конца. Полфунта держал себя по отношению к Саньке как добрый товарищ и делил
с ним поровну каждый кусок. Если он замечал, что Рыжик задумался или
грустит, он тотчас начинал шутить и выкидывать такие штуки, что мальчик
покатывался со смеху и мгновенно забывал о своем горе.
Несомненно, что этот странный и никому не ведомый человек искренне
привязался к Рыжику и сердечно полюбил его.
- Из тебя, брат, человек выйдет, - сказал он ему как-то раз, - ты
мальчик способный... До балагана я тебя не допущу, а определю в такое место,
что потом спасибо скажешь. Дай только до Одессы добраться. Жаль вот, что у
тебя метрики нет... Ну, да мы вытребуем и это.
Рыжик на все был согласен. Слушая Полфунта, он млел от восторга и
заранее строил в уме грандиозные планы.
И вот наконец они дошли до Киева. Благодаря тому, что они пришли в
город вечером, древний Киев произвел не особенно сильное впечатление на
Рыжика. Помимо этого, Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все
какими-то закоулками да проулками. К девяти часам они пришли на вокзал. Вот
здесь Рыжик насмотрелся диковин! Прежде всего его поразила громадная зала
третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и
женщины, и солдаты, и дети, и купцы - все смешалось в одну шумливую,
беспокойную толпу, на скамьях, на широких подоконниках - всюду, где только
возможно было, лежали сундуки, мешки, узлы и чемоданы. Люди беспокойно
сновали взад и вперед, о чем-то кричали, с кем-то переругивались; грудные
дети оглашали громадную залу резкими криками.
Санька, попав в эту кашу, до того растерялся, что в первую минуту
потерял даже способность соображать. В глазах у него зарябило, и голова
закружилась.
- Что здесь? - спросил он у Полфунта, который взял его за руку.
- Здесь вокзал.
- Что это значит?
- А это значит, что отсюда народ уезжает по железной дороге, куда ему
нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.
- А где дорога?
- Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.
Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:
- Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи...
- А ты? - обеспокоился Санька.
- А я пойду с кондукторами поговорю. Мы зайцами поедем, - добавил он
шепотом.
- Как это - зайцами? - воскликнул Рыжик.
- Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.
- Ай-ай! Глянь-кось, что летит! - вдруг закричал Рыжик, увидавший в
окно промчавшийся мимо паровоз.
- Вот это и есть машина, которая нас повезет.
- А как она летит?
- Паром.
- А лошадь где?
- Ах, боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не
уходи отсюда, - сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.
Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то, что делалось
на полотне дороги. Там, по мнению Саньки, происходило нечто невероятное.
Громадные фонари, как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги.
Рельсы, сверкая сталью, длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то
расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По
платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа
в фуражках с красными донышками и разный другой люд. Но не это занимало
Рыжика. Его вниманием всецело овладел подходивший к платформе поезд. Два
чудовищных глаза у паровоза и длинные движущиеся дома, наполненные
пассажирами, до того его поразили, что он рот разинул от изумления и даже
немного струсил.
- Ну что, как ты тут? - услыхал Рыжик голос Полфунта.
- Ай, что там делается! - воскликнул мальчик. - Ты посмотри, народу-то
сколько!.. Куда это они бегут?
- Выходят из вагонов. Приехали, ну и выходят. Не ночевать же им.
- И мы так поедем?
- Поедем.
- Когда?
- Через полчаса. Только слушай: я тебя (тут Полфунта понизил голос до
шепота) положу под скамейку. Ты лежи смирно и не шевелись. Я буду около. А
как приедем, я тебе скажу, и ты вылезешь. Понял?
- Понял. Только бы поскорей.
- Успеешь, еще надоест тебе.
- А долго ехать мы будем?
- Долго, говорю - надоест.
В это время раздался звонок, и толпа, точно обезумев, ринулась к
выходу. Поднялась невообразимая давка. Рыжику и Полфунту удалось первыми
проскользнуть на платформу. Первыми они попали и в вагон.
- Скорее лезь! - прошептал Полфунта Рыжику и сам помог ему.
Санька мгновенно исполнил приказание. Затаив дыхание, он улегся
комочком и закрыл даже глаза.
- Лежишь? - нагнулся к нему Полфунта.
- Лежу, - прошептал Санька.
- Ну и лежи знай! Я скажу тебе, когда вылезать. Кушать не хочешь?
- Хочу, - живо ответил мальчик, обладавший волчьим аппетитом.
- Хорошо! Погоди немного: пусть народ войдет; я побегу за булкой...
- Ты с кем это там? - вдруг раздался над головой Полфунта чей-то
хриплый бас.
Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним с чемоданом в руке стоял
толстый купчина, с лопатообразной светлой бородой и хитрыми, но добродушными
глазами.
- Двуногого зайца везешь, а? - усмехнулся купец.
- Братишка мой... Платить нечем, я его и того... - начал было Полфунта,
но купец перебил его:
- Дорога не моя: вези сколько хочешь... Только гляди, чтобы воришкой
зайчик не оказался.
- Что вы, что вы!.. Ведь я тут буду...
- А у тебя билет есть?
- У меня... Скажу правду, и у меня нет. Было у меня два рубля -
кондуктору отдал... Уж вы пожалуйста!
- Да чего ради просишь! Сказывал я, что не моя дорога.
Вагон наполнился народом. Перед глазами Рыжика замелькали ноги. Под
скамейкой сделалось темно.
Раздался второй звонок. Полфунта вспомнил, что обещал Рыжику булку, и
стремглав бросился вон из вагона. Толкая встречных, он побежал к буфету
третьего класса. Там он схватил булку и бросил буфетчику двугривенный.
- Скорее, пожалуйста, сдачи, а не то я опоздаю, - дрожа от нетерпения,
проговорил Полфунта, обращаясь к буфетчику.
Тот, не торопясь, внимательно осмотрел монету, бросил взгляд на
покупателя и сквозь зубы процедил:
- Все едино опоздал.
С этими словами он подал клоуну сдачу.
- Как - опоздал?! - не своим голосом воскликнул Полфунта и как
сумасшедший бросился на платформу.
Там, к ужасу его, поезда уже не было. Оказалось, что третий звонок он
принял за второй, когда побежал в буфет.
С фокусником чуть дурно не сделалось.
- Что я наделал? Что теперь будет с мальчиком!.. - в отчаянии прошептал
он и прислонился к холодной каменной стене вокзала.
" * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * "
"I"
"НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ"
Рыжик лежал под скамейкой и долго прислушивался к монотонному стуку
колес. Этот стук в конце концов убаюкал его. Привыкший ко всякого рода
постелям, Санька и под скамейкой вагона уснул крепким, сладким сном.
Ночью кондуктора закрыли окна, и в вагоне сделалось душно и жарко.
Пассажиры, кто лежа, кто сидя, боролись с дремотой, настойчиво овладевавшей
ими. Лучше и покойнее всех спал бородатый купец, с которым разговаривал
Полфунта. Он лежал на скамье лицом вверх и храпел на весь вагон.
Толстые стеариновые свечи трепетно горели в двух висевших над дверьми
фонарях. Освещение было слабое, и в вагоне царил полумрак. Движение,
хлопанье дверьми и разговоры давно уже прекратились, и все вокруг
успокоилось, умолкло и притихло. Только сам поезд, не боясь темной ночи, с
грохотом и свистом мчался вперед и, точно звезды, разбрасывал по сторонам
красные, быстро гаснущие искры...
Рыжик спал и видел какой-то чрезвычайно интересный сон, как вдруг он
почувствовал, что его кто-то тянет за ноги. Рыжик проснулся. Забыв, где он
находится, он хотел было вскочить на ноги, но при первой же попытке так
ударился головой о скамейку, что окончательно потерял соображение.
Вытаскивал Рыжика из-под скамейки младший кондуктор, сухопарый мужчина
высокого роста, с черными тонкими усами, опущенными вниз, как у китайца.
Помощник действовал по приказанию обер-кондуктора, стоявшего тут же, рядом с
контролером. Случилось так, что контролер, проверяя билеты, нечаянно уронил
щипцы возле скамейки, под которой лежал Рыжик. Контролер нагнулся и увидел
ноги мальчика.
- Это что такое? - строго спросил контролер у обера.
- Что-с?
- А вот то-с!.. Ноги чьи?.. А ну-ка, опусти фонарь! - строго обратился
контролер к младшему кондуктору.
Помощник немедленно исполнил приказание. Ручной фонарик, поставленный
на пол, бросил яркую полосу света и осветил грязные босые ноги Рыжика,
торчавшие из-под скамейки.
- Тащи его! - коротко скомандовал контролер.
Младший кондуктор стал вытаскивать Саньку.
- Ишь, брыкается! - проворчал кондуктор. - Шалишь, брат, у меня живо
вылезешь...
Саньку вытащили и поставили посередине вагона.
- Ты кто такой? - строгим голосом спросил у Рыжика обер-кондуктор и
навел на него фонарь.
Яркий, сильный свет ударил мальчику в лицо, и он невольно закрыл глаза.
Обер-кондуктор отлично знал, откуда взялся Рыжик, потому что он от
Полфунта недаром получил два рубля. Но об этом не должен знать контролер. И
вот, чтобы снять с себя всякое подозрение, обер напустил на себя
необыкновенную строгость.
- Этакий клоп, а уже зайцем разъезжает! - воскликнул обер и опустил
фонарь.
- Откуда ты взялся? - спросил, в свою очередь, контролер.
Рыжик упорно молчал. Он не мог говорить: страх сковал его, и он стоял
перед кондукторами в каком-то оцепенении. Мысли его спутались, и он не мог
даже ясно понять, что, собственно, с ним случилось. Обстановка, в которой он
очутился, пуще всего пугала его. Этот качающийся, плохо освещенный вагон,
эти спящие пассажиры, усатые кондуктора и, главное, отсутствие Полфунта
совершенно ошеломили и уничтожили Рыжика. Горе мальчика было так велико, что
он не только говорить, но даже плакать не был в состоянии.
- Его спустить надо... - не получив от Рыжика ответа, сказал контролер.
- На полустанке прикажете? - спросил обер.
- Конечно! Не в Одессу же везти его без билета! Пусть погуляет по
степи...
Контролер повернулся к выходу. За ним последовал обер-кондуктор.
- Ты его на первой остановке спустишь, - прежде чем уйти, сказал обер
младшему кондуктору.
- Слушаю-с! - ответил тот и взял Рыжика за плечо.
Санька был ни жив ни мертв. Он плохо понял, о чем говорили кондуктора,
но какое-то предчувствие подсказывало ему, что с ним сейчас сделают нечто
ужасное.
- А, зайца поймали! - вдруг пробасил проснувшийся купец. - А где же
тот, в крылатке который?
Рыжик бросил робкий взгляд на купца, на его лопатообразную бороду и
низко опустил голову. Младший кондуктор крепко держал его за плечо, точно он
боялся, чтобы Санька не убежал.
Пассажиры, разбуженные поднятым кондукторами шумом, с любопытством
стали следить за всем, что происходило в вагоне. Некоторые из них вставали
со своих мест, подходили к Саньке и заговаривали с ним. Но Рыжик,
перепуганный и растерянный, не проронил ни звука.
- Откуда он взялся?.. Куда он едет? - спрашивали пассажиры друг у
друга.
- Он из Киева едет, - громко заговорил купец. - Тут был с ним один, в
крылатке...
- Где же он? - спросила какая-то женщина с ребенком на руках, сидевшая
напротив купца.
- А кто его знает!.. Втолкнул под скамейку мальца, а сам побежал... за
булкой, сказывал; а, одначе, нет его... Мазурики они... - закончил купец
таким тоном, будто он имел неопровержимое доказательство, что те, о ком шла
речь, были мазурики.
- Вот они какие!.. - протянула женщина и, глядя на Рыжика, укоризненно
закачала головой.
В это время поезд замедлил ход. Кондуктор потащил Рыжика к дверям.
- Послушайте, куда вы мальчика тащите? Нельзя так ребенка вышвыривать!
- запротестовал кто-то из пассажиров.
- Вот уж ироды! Ночью мальчика выбрасывают... - послышался еще чей-то
голос.
Кондуктор на мгновение остановился, посмотрел в ту сторону, откуда
раздавались голоса, а затем широко раскрыл дверь и вышел вместе с Рыжиком из
вагона. Поезд с каждой секундой замедлял ход. Ночь была теплая, душная и
темная. Чувствовалось приближение грозы. Рыжика залихорадило. Страх
окончательно овладел мальчиком.
Поезд между тем стал останавливаться. Раздался свисток, протяжный,
унылый... Вагоны запрыгали, переходя с одних рельсов на другие. Мелькнули
два-три зеленых огонька. Поезд