изной заверил мент,  похлопывая  по
кобуре.- Натурально, Васькин. Ну что, мне в воздух стрелять или сами пойдете
до камеры?
   - Подождите,- опомнился Эмиль.- Давайте я вам все объясню подробно...
   -  Да  я  сам  все  вижу  подробно.  Попались,   граждане   хорошие,   от
рабоче-крестьянской милиции не уйдешь...
   Ника вдруг шагнула к нему и протянула зеленую бумажку:
   - Давайте как-нибудь договоримся? - предложила она, изобразив обаятельную
улыбку.
   У самой, как-никак, был изрядный опыт общения с  шантарскими  гаишниками.
Но зеленый Франклин,  моментально  превративший  бы  в  умилительного  агнца
самого злобного дорожного  волка,  здесь,  похоже,  всегдашнего  магического
действия  не  оказал.  Городская  была  магия,  незнакомая  местным   слугам
правопорядка...
   - Вы мне, гражданочка,  всяку  дрянь  не  суйте,-  неподкупно  отмахнулся
старшина.- А то еще одну статеечку к вам пришпилю.-  Он  опять  похлопал  по
кобуре.- Тут ваши штучки не проходят...- И внезапно  расплылся  в  вовсе  уж
масленой улыбке.- А я ведь знаю, хорошие  мои,  откеда  вы  сбежали,  Зна-аю
доподлинно! Думали, мы тут лаптем щи хлебаем?  И  не  удалось  вам  смыться,
граждане хорошие, как ни крутились!
   Сердце у Вадима не то что упало, согласно  известному  выражению,-  шумно
провалилось  куда-то  вниз,  затихло,  совершенно  не  чувствовалось.   Ника
непроизвольно ойкнула. Старшина же, оглядев их  с  неприкрытым  злорадством,
протянул:
   - Что, голуби, загрустили? Назад вас определим, в два счета  и  в  лучшем
виде, уж я вам обещаю. А поднимайте-ка ручки...
   Х-хэк! Эмиль крутнулся, ударил, ушел в сторону с  невероятной  быстротой,
ударил вновь... Старшина отлетел, как сбитая кегля, звучно ударился затылком
о коляску, сполз по ней на землю и упал  лицом  вниз,  разбросав  руки.  Все
произошло в считанные секунды. Ника так и стояла с баксами в руке, не  успев
руку опустить...
   Зато Эмиль не терял времени даром. Моментально присел на корточки,  полез
в кобуру.  Выпрямился,  затейливо  выругавшись,  швырнул  в  сторону  черный
пистолет, отлетевший неожиданно далеко, упавший как-то  очень  уж  медленно.
Ощерился:
   - Игрушка. Анискин долбаный, на понт  взять  пытался...  В  такой  глуши,
поди, им и табельного не полагается... Или потерял  по  пьянке,  как  в  том
кино...
   - Но откуда он знал? - спросила Ника дрожащим голосом.- Он же так прямо и
сказал...
   - От верблюда,- огрызнулся Эмиль.-  Некогда  голову  ломать.  Сматываться
надо - статейка получается и впрямь серьезная... Нападение при исполнении. С
таким и в Шантарске не сразу справишься, а уж здесь,  где  мы  на  положении
последних бичей, беспаспортных и бесправных...
   - Нет, откуда он узнал? - повторила Ника.- Значит, у н_и_х  есть  люди  в
округе?
   - У  него  спроси...-  Эмиль  присел  на  корточки,  порылся  в  карманах
бесчувственного  милиционера.-  Ни  денег,  ни  корочек,  ничего  полезного.
С-сука... Вадим, возьми какую-нибудь ветошку, протри все в кабине, чтобы  не
осталось пальчиков. Живо!
   На сей раз Вадим бегом бросился выполнять приказ - не тот  случай,  чтобы
обижаться на тон и дискутировать.
   - Тщательней! - прикрикнул Эмиль.- Руль, рычаги, дверцу - все!
   И принялся осматривать мотоцикл. Вадим  вытащил  из-под  сиденья  большую
тряпку, вонявшую бензином и черную от масла, старательно взялся  за  работу,
оставляя темные разводы на дверцах.
   Когда он закончил, Ника  присела  на  корточки  над  старшиной,  все  еще
лежавшим  в  прежнем   положении,   осторожно   потрогала,   выпрямилась   с
помертвевшим лицом:
   - Эмиль... По-моему он - того...
   - Сейчас  заплачу,-  бросил  Эмиль,  не  оглядываясь  на  нее.-  И  салют
устрою... Черт, и у этого бензина - хрен да маленько... Как они  так  ездят,
козлы? Ладно, сколько сможем, столько и проедем. Садитесь, живо! - Он ударил
ногой по рычагу, мотоцикл мгновенно завелся.
   Вновь наступил критический момент... Вадим держал  ушки  на  макушке,  но
Эмиль, не глядя на него, прыгнул за руль, Ника уже сидела в коляске. Тогда и
он забрался на второе сиденье, обеими  руками  уцепился  за  большую  черную
петлю, мысленно ругая себя за очередной приступ малодушия: тут бы голубков и
оставить, с мотоциклом худо-бедно управился бы...
   Глава пятая. "Язык"
   Бензина хватило, как скупо пояснил потом Эмиль, километров  на  двадцать.
За  это  время  они  разминулись  со  встречным  грузовичком  -   стареньким
"газиком",-  обогнали,  не  останавливаясь,  куда-то   шагавших   по   своим
примитивным делам двух мужичков, видели слева еще  одну  деревню,  побольше,
куда, конечно же, не стали заворачивать, миновали небольшое озеро  -  вокруг
него виднелось с полдюжины  ярких  легковушек,  сидели  рыбаки  с  удочками,
посередине озера кто-то плавал в черной резиновой лодке.
   Мотоцикл заглох, когда озеро осталось далеко позади, на  узенькой  лесной
дороге. Сняв крышку и заглянув в бак, Эмиль печально покривил губы и  ничего
не сказал, все было ясно и так. Все  места,  где  могли  остаться  отпечатки
пальцев, протерли полами бушлатов, зашагали прочь.
   Довольно скоро Ника робко спросила:
   - А что теперь?
   Эмиль едва не взорвался, но опомнился в последний  момент,  с  наигранной
бодростью пожал плечами:
   - Дальше бредем, Марковна... Места  пошли  населенные,  ну,  относительно
населенные, однако это внушает... Между  прочим,  помнит  кто-нибудь,  какой
сегодня день? Нет? Я тоже не помню. Очень может быть, что и выходной - то-то
рыбаки к озеру стянулись.
   - А какая нам выгода от выходного? - угрюмо бросил Вадим.
   - Некоторая... В выходной всегда легче убегать от  властей  -  чем  мы  в
данный момент и занимаемся. Ничего, найдут этого козла, может, и скоро, но с
нами его связать будет трудновато. В этом захолустье  на  выходные  казенная
жизнь замирает вовсе, вряд ли станут поднимать хай вселенский... - Он широко
улыбнулся.- А то и спишут  моментально  на  того  сопляка,  отчего  лично  я
плакать не буду, не тянет что-то... Но самое печальное - я  до  сих  пор  не
могу определиться на местности. Что Каразинский  район,  что  Мотылинский  -
если только дизик  не  напутал  -  отнюдь  не  Монако,  хоть  и  Франции  не
равняется...
   "Не так уж он спокоен,- отметил Вадим.- Разболтался, значит,  нервничает.
Хорошо бы свернуть за поворот, а там - город... Есть же тут какие-то города,
хоть и маленькие. В городе вряд ли посмеет".
   - Стоп! - Эмиль остановился, поднял руку.- А ну-ка, в лес!
   Они торопливо свернули с  дороги,  укрылись  за  толстой  сосной.  Звуки,
приближавшиеся с той стороны, куда они направлялись,  в  конце  концов  смог
опознать даже Вадим - стук копыт  и  грохот  телеги,  доводилось  их  видеть
раньше, не такой уж он урбанист, чтобы не распознать телегу...
   Она показалась на дороге - серо-белая невидная лошадка трусила не  спеша,
не  обращая  внимания  на  громкие  матерные  понукания.  Бразды   правления
находились в руках столь же невидного мужичонки, словно сошедшего с  экрана:
сапоги,  ватник,  простецкая  хмельная  физиономия.  Свесив  ноги  на  левую
сторону, он покрикивал скорее по обязанности, а за спиной у  него  в  телеге
помещались два ящика с темными  бутылками,  звеневшими  и  погромыхивавшими.
Одна, початая, пребывала у мужика в левой руке, он как раз к ней приложился.
На телеге он был один...
   Эмиль мотнул головой Вадиму - и первым вышел  на  дорогу,  махнул  рукой,
крикнул:
   - Эй, притормози!
   В общем, ничего пугающего в его облике не было.  -  штык-нож  он  заранее
спрятал в обширный боковой карман и застегнул его  на  пуговицу.  Мужичонка,
кажется, ничуть не удивившись, натянул вожжи:
   - Стый, холера!
   Лошаденка флегматично остановилась, повесила голову.
   - Здорово,- сказал Эмиль.
   - Коли не шутишь...- охотно отозвался  мужичонка.-  Стой-стой,  где-то  я
тебя видел... Семенов свояк?
   - Да нет,- сказал Эмиль терпеливо.- Раньше вроде бы не встречались...  Мы
геологи, заблудились немного.
   - А чего тут блудить?  -  на  конопатой  физиономии  мужика  изобразилось
крайнее удивление.- Не джунгли. Вон там - Парнуха, там -  Чебаки...  Вы  где
стоите?
   - В Чебаках,- сказал Эмиль.
   - Так вам что, туда надо?
   - Не совсем. Нам бы до города добраться.
   - До какого?
   - Ну...- Эмиль неопределенным жестом  показал  в  пространство.-  Как  он
называется-то... Совсем забыл, мы тут третий день...
   Вадим впервые в жизни осознал, каково приходилось шпионам и  диверсантам,
про которых любил иногда почитывать в отроческие годы. Вот так, наверное,  и
выглядело, когда по ошибке сбрасывали с парашютом черт-те где, в  незнакомом
месте...
   - Который день, говоришь?
   - Третий.
   В  хмельных  глазах,  смотревших  вразброс,  вдруг  мелькнуло  совершенно
трезвое подозрение:
   - Ч„-то ты мне буровишь...- протянул он.- Откуда в  Чебаках  геологи?  Их
там второй месяц нету...
   - Ну, может, и не Чебаки...- отчаянно импровизируя  на  ходу,  усмехнулся
Эмиль.- Говорю тебе, мы тут люди новые, все названия в голове  перемешались.
Вмазали вчера крепко, знаешь ли... Мозги до сих  пор  кувыркаются.  Есть  же
город поблизости, как там его...
   - И врешь ты все! - громогласно объявил мужичонка,  тыча  в  Эмиля  худым
грязноватым пальцем.- Как проститутка Троцкий. Что  я,  геологов  не  видел?
Насмотрелся. Сам месяц провод таскал у Пашки Соколова. Вот где не попьешь...
Вы откуда сбежали? А? Для зэков что-то больно обросшие, да и зон  поблизости
нету... Это что за полосатик? - он ткнул пальцем в Вадима.- Ох,  не  простые
вы ребятки-девочки...
   Судя по всему, он был в  том  дурманно-упертом  состоянии,  когда  голова
мало-мальски работает и способна  даже  подметить  в  окружающем  логические
несообразности, но вот всякое чувство  опасности  отшиблено  напрочь.  Иначе
держался бы совершенно по-другому...
   Он  продолжал  столь  же  триумфально,  целясь  пальцем  во   всех   трех
поочередно:
   - Непростые вы ребятки, сразу видно, и не надо  мне  вкручивать  мозги...
Никакие вы не геологи, а непонятно кто, и вот что я  вам  скажу:  надо  вас,
таких подозрительных, отправить парадным шагом, куда следует быть...
   - Бдительный ты, я  смотрю,  мужик,-  усмехнулся  Эмиль  одними  губами.-
Прямо-таки Карацупа и собака Ингус, хоть границ на тысячу верст в  округе  и
не  имеется...  Шпионы  мы,  шпионы,  и  послали  нас   выведывать   рецепты
самогона... Слушай, кончай дуру гнать. Мне в самом деле нужно в город...
   - К участковому тебе нужно! - огрызнулся мужичонка, явно не  собиравшийся
шутить..- А то недавно такие же болтались  по  деревням,  потом  у  Михалыча
телка пропала, сволокли в тайгу, дали по рогам, грудину вырубили и уволокли,
а остальное бросили... А может,  это  и  вы,  голуби?  С  ними  вроде  девка
была...- Как порой с поддавшими случается, он вмиг  перепрыгнул  к  крайнему
озверению.- Шагай, блядь, в деревню, там разберемся!
   Возможно, пронеслось во взбудораженном сознании Вадима, тут  были  скрыты
своего рода комплексы - допустим,  неполноценности.  И  мужичонка,  вряд  ли
почитавшийся в родной деревне справным хозяином, впервые получил  шанс  себя
таковым ощутить, пригнав к односельчанам на судный спрос непонятных  бродяг.
В любом случае - миром не разойдемся...
   К тому же выводу секундой раньше пришел Эмиль. Когда мужичонка,  отбросив
бутылку, для пущей убедительности  потянулся  к  лежавшему  в  задке  телеги
топору, прыгнул на него, вмиг сдернул с  телеги  и  свалил  наземь,  заломив
руку. Бросил Вадиму:
   - Лошадь держи!
   Вадим с опаской приблизился - Аллах ведает, как ее следовало держать.  От
кого-то он слышал, что лошади кусаются  почище  любого  бультерьера.  Однако
лошаденка стояла столь же отрешенно, повесив длинную голову, пофыркивая.
   - Эй, а как ее...
   - Вожжи к дереву привяжи! - крикнул Эмиль.- Вожжи!
   Сторонясь, стараясь держаться подальше  от  задних  ног  животины,  Вадим
подобрал с телеги вожжи и накрепко привязал их к  ближайшей  сосенке.  Эмиль
уже волок мужика подальше в лес. Ника с Вадимом заторопились следом.
   Отойдя от дороги метров на пятьдесят, Эмиль толкнул "языка" в мох,  встал
над ним со штык-ножом наголо:
   - Сиди, пейзан, и молчи в тряпочку...
   - Сам ты пейзан, бля,- плаксиво отозвался мужичонка. От прежнего  боевого
задора не осталось и следа.- Мужики, вы  чего?  Убить,  что  ли,  хотите?  Я
сватье портвешок везу, свадьба завтра, надо на стол и магазинного  поставить
для культуры, как у людей... Вы че, мужики? Не надо!
   - Что, жить хочешь? - жестко ухмыльнулся Эмиль.
   - А кто не  хочет?  -  Он  жалобно  сморщился:  -  Мужики,  не  убивайте,
заберите, чего хотите...
   - Раздевайся! - рявкнул Эмиль.- А то приткну, как Марата!
   - Да Марат живой, вчера приезжал...- машинально возразил мужичонка, так и
не поняв, что его сравнивают с исторической персоной.
   Увидев клинок  у  горла,  замолчал,  трясущимися  руками  стянул  сапоги,
фуфайку, пропотевшую голубую рубаху и дешевенькие серые штаны. Эмиль  бросил
Вадиму рубаху со штанами:
   - Вот и разжился, а ты плакался... Эй, ты куда?
   - Как в анекдоте,- вымученно улыбнулся Вадим.-И покакаю заодно..
   - Ладно, побыстрее. И полосатку назад  принеси...  Не  сидеть  же  мужику
голышом.
   Вадим   побыстрее   направился   в    лес,    благословляя    собственную
сообразительность,- ведь едва не стал переодеваться при них, в последний миг
вспомнил о нагане...
   Вернулся он быстро. Эмиль кинул мужичку полосатые,  крепко  припахивавшие
дерьмом тряпки:
   - Обряжайся. Вот, красивый получился... И не трясись, не убью -  не  стал
бы я тебе давать такой красивый костюмчик, если б собрался резать...
   - Да я, конечно...- приговаривал  пленник,  торопливо  натягивая  вонючие
лохмотья.- Да я понимаю...
   Эмиль присел на корточки, приказал Вадиму:
   - Возьми-ка во-он тот сук. Встань сзади. Если попробует  дурить,  шарахни
по кумполу.
   Вадим повиновался. Новая одежда пришлась ему  почти  что  впору,  но  вот
припрятанный наган теперь  доставлял  гораздо  больше  хлопот  -  в  кармане
портков был бы заметен, пришлось, туго затянув узенький ремешок из паршивого
кожзаменителя и тщательно запихав в штаны рубаху, сунуть револьвер сзади  за
ворот, так, чтобы провалился к поясу. Лучшего тут ничего не придумаешь.  Под
бушлатом незаметно, только нужно следить в  оба,  чтобы  не  выпал  в  самый
неподходящий момент...
   Он встал на страже, старательно  сжимая  здоровенный  сук.  Тем  временем
Эмиль очистил ножом от травы изрядный клочок земли, огляделся, сунул в  руку
мужичонке толстый сучок:
   - Это какой район, Каразинский или Мотылинский?
   - И вовсе даже Шкарытовский,-  отозвался  пленник,  то  и  дело  опасливо
косясь через плечо на Вадима.- Мотылинский во-он в той стороне, вы его давно
прошли и к нам в Шкарытовский вышли...
   Эмиль улыбнулся с неподдельной радостью. У Вадима тоже отлегло от  сердца
- в Шкарытово он не бывал, но примерно представлял, где это, в какой стороне
Шантарск. Километров двести до родного города...  или  двести  пятьдесят?  В
Шкарытово, кажется, есть вокзал, железная дорога тянется до Шантарска...
   - Рисуй,- распорядился Эмиль.- Карту рисуй, говорю! Шкарытово,  эти  ваши
улусы...
   - Я тебе что, Церетели - карты рисовать?
   - А ты  у  нас  в  искусстве  подкованный...  Рисуй,  как  умеешь.  Можно
приблизительно. Но чтобы было наглядно, чтоб у тебя Шкарытово не  залезло  к
Полярному кругу...
   - Мне бы...
   - Вероника! - обернулся Эмиль.- Бутылку принеси!
   Как следует отхлебнув из горлышка, пленник стал  самую  чуточку  веселее,
принялся корябать сучком по черной, пахнущей сыростью земле, приговаривая:
   - Вот тут получается Парнуха, тут Усть-Лихино, тут... тут у нас Чебаки...
   - Эй, эй! - прикрикнул Эмиль.- Ты мне тут  не  вырисовывай  каждый  пень!
Говорю тебе -  мы  не  шпионы,  нам  такая  точность  ни  к  чему.  Изобрази
подробнее, где Шкарытово, как туда проще добраться.
   Откровенно говоря, из корявого рисунка на  влажной  земле,  больше  всего
напоминавшего первобытные писаницы на скалах близ  Шантарска,  Вадим  ничего
толком не разобрал. Да и Эмиль, по лицу видно, должен был  всерьез  поломать
голову над каракулями. И все же  после  долгого  допроса  кое-какая  картина
начала вырисовываться... Даже Вадим кое-что уяснил.
   - Ну, вроде бы соображаю...- протянул Эмиль.
   Выпрямился, глядя сверху вниз на съежившегося "языка". В  глазах  у  него
было  нехорошее  раздумье.  Какой-то  миг  Вадиму  казалось,  что   широкий,
поблескивающий штык-нож сейчас воткнется мужичонке под ребро.  Что-то  такое
почуял и "язык" - таращился снизу вверх испуганно, льстиво, умоляюще,  не  в
силах вымолвить хоть слово.
   Махнув рукой, Эмиль отошел, на ходу пряча нож в карман. Судьба  пленника,
похоже, решилась - другими словами,  ему  еще  предстояло  пожить  на  нашей
грешной земле. "Не исключено,- ехидно подумал  Вадим,-  у  нашего  супермена
рука не поднялась на собрата-пейзанина, вспомнил детство золотое в такой  же
глуши,  расчувствовался...  Мою  судьбу,  скот,   решил   без   всяких   там
сантиментов".
   Эмиль вернулся с двумя откупоренными  бутылками  сквернейшего  портвейна.
Весело спросил:
   - Тебя как зовут?
   - Степаном,- настороженно ответил пленник.- Макарычем.
   - Вот и держи сосуд. Как писал который-то там столичный пиит по  другому,
правда, поводу: "Все печки-лавочки, Макарыч..." Пей, родной. Пей от души.  А
если не станешь  пить  или  будешь  сие  амонтильядо  назад  выбрасывать,  я
определенно нож выну, верно тебе говорю. Вероника, пошуруй  на  телеге,  там
где-то виднелся хлебушек и еще  что-то  немудреное.  Степан  Макарыч  гулять
изволят.
   - А она не цапнет? - опасливо поежилась Ника.- Лошадь?
   - Не цапнет,- усмехнулся Эмиль.- С чего бы ей человека цапать...
   - Да она тихая, дети под брюхо лазят,- вмешался пленник. Судя  по  всему,
включился могучий рефлекс исконно русского человека, и осознание предстоящей
обильной выпивки  отсекло  все  посторонние  чувства,  включая  страх  перед
загадочными незнакомцами, так неожиданно сграбаставшими в полон.- Ты  там  в
тряпке посмотри, я туда лук клал и сиг вяленый  должен  валяться,  если  его
Прошка не вытащил... Белая такая тряпка, в задке...
   Ника принесла и сверток, и сыскавшийся в телеге грязный граненый  стакан.
Пленника начали накачивать отравой - в глотку не лили, но и долгих пауз  меж
стаканами не допускали, Эмиль в случае малейшей заминки поигрывал ножом.
   Макарыч и в самом деле  не  собирался  выбрасывать  назад  жуткое  пойло,
хмелел быстро, в какой-то момент полностью перестал понимать,  где  он  и  с
кем, называл Эмиля с Вадимом Михалычем и Серегой, лез целоваться и жаловался
на бабу, на детей, на сватью, на  сельсовет,  на  весь  окружающий  мир.  По
дороге пару раз проезжали машины, но не останавливались. С дороги сидящих не
было видно, а если бы и увидели, наверняка не заподозрили бы ничего  плохого
и подошли только в том случае, если бы сами рассчитывали на выпивку.
   Потом у Макарыча сработал еще один старинный русский рефлекс -  он  начал
длинно,  путано  и  цветисто  врать,  что  на  самом  деле  никакой  он   не
механизатор,  а  секретный  майор,  вышедший  в  отставку  месяц   назад   и
поселившийся в  здешнем  тихом  захолустье  исключительно  потому,  что  его
преследовали американские шпионы,  не  дававшие  покоя  носителю  глобальных
секретов и на почетной пенсии. Врал, конечно, как сивый мерин - оба  некогда
служили в армии и быстро сообразили по некоторым деталям, что их  пленник  в
самом лучшем случае отбывал действительную в рядах серой пехтуры, а в худшем
- украшал своей персоной какое-нибудь подсобное  хозяйство  части,  если  не
стройбат. Какие уж там именные пистолеты от Жукова, с которым Макарыч просто
физически не мог состыковаться на армейских стежках,- сам проговорился,  что
от роду ему сорок три годочка. Когда он достиг  призывного