реподаватели  вузов,
попавшиеся  на взятках, начальники строительных  управлений,
распродавшие  вверенные  им  стройматериалы.  Забредали  для
того,  чтобы  поговорить с интеллигентным, умным  человеком,
именно таким и слыл Самсон Ильич на зоне.
      Но однажды в библиотеке появился мужчина, сделанный из
иного  теста,  чем  предыдущие  посетители.  Образованием  и
тонкостью манер он не отличался: простое, словно вырубленное
топором  из  деревянной колоды, лицо,  крепкая,  приземистая
фигура.
     - Кузьма Пацук, - представился он Лукину и подал руку с
таким видом, словно Лукин обязан ее пожать.
      Когда  рукопожатия  не произошло, Пацук  нисколько  не
огорчился.
      -  Почитать  чего-нибудь  не найдется?  Лукин  широким
жестом указал на стеллажи:
      -  Откуда  я  знаю, чего тебе хочется,  даже  в  нашей
библиотеке всякие книжки есть.
     - Я аккуратно читаю и книжки беречь умею, - предупредил
Кузьма  Пацук  и, сбросив ватовку, присел на корточки  возле
стеллажа.
      Лукин  на  какое-то время потерял к нему  интерес.  Он
сидел  за  письменным столом и сквозь увеличительное  стекло
рассматривал  прекрасно сделанные репродукции  древнерусских
икон.
      Прошли  полчаса,  час... Самсон  Ильич  даже  забыл  о
посетителе, так тихо он себя вел. Пацук возник перед Лукиным
внезапно, библиотекарь даже вздрогнул.
     - Выбрал что-нибудь? - спросил он, глянув на мозолистые
руки Кузьмы.
     - Не знаю даже. Может, вы чего посоветуете?
      -  Библиотека  здесь специфическая, - напомнил  Самсон
Лукин.
     - Я это заметил. Книги все больше по искусству.
     - Когда в дерьме сидишь, к возвышенному тянуться надо.
      -  Я понимаю, - зашептал Пацук, - мне бы книжку, -  он
закатил  глаза  к  облезлому потолку, -  о  войне  восемьсот
двенадцатого года.
       Лукин   пристально  посмотрел  на  пришельца.  Обычно
читателей  интересовали боевики, романы о любви,  в  крайнем
случае    научная   фантастика,   исторической   литературой
интересовались впервые.
      -  Почему  шепотом  спрашиваешь?  Пацук  осмотрелся  и
улыбнулся недоброй улыбкой.
     - Самсон Ильич, очень мне надо. Навскидку Лукин не Смог
назвать  нужную  книжку. Пробежался  пальцами  по  карточкам
каталога.   Первой  книжкой  на  заказанную  тему  оказалось
жизнеописание Наполеона.
     - Кажется, есть что-то, - сказал Самсон Ильич, исчез за
стеллажом  и  вернулся с толстой книжкой в простом  бумажном
переплете,   изданной   коммерческим  издательством   совсем
недавно.  В тексте густо встречались "яти" и "еры", издатели
даже  не  удосужились перенабрать текст, сделали перепечатку
$.`%".+nf(.--.#. издания.
     Лукин немного поколебался, стоит ли давать книгу Пацуку
на  руки  или  же пусть читает в библиотеке, но  перспектива
провести     несколько    ближайших    дней    в    обществе
малоинтеллигентного человека Самсона Ильича не прельстила.
     - Смотри, книгу вернешь в целости и сохранности.
     - За мной - железно, - пообещал Пацук.
     "Странный интерес у мужика", - подумал Лукин.
     Так уж случается, что незначительное происшествие может
запасть в память - так, как западает навязчивая мелодия. Что
ни делай, а из головы не идет.
      "Пацук... Наполеон.., восемьсот двенадцатый год..."  -
эти слова то и дело проносились в голове Самсона Ильича,  не
давая ему покоя. Не хватало ясности. Кто такой Пацук, на кой
черт   ему   понадобилось  подробно  разузнать  о   событиях
двухвековой давности?
      Лучший способ избавиться от навязчивых вопросов -  это
получить  на них ответы. Так Лукин и поступил.  Он  зашел  к
заместителю  начальника зоны, отвечавшего за  воспитательную
работу  среди  лишенных свободы, и напрямую поинтересовался,
кто такой Кузьма Пацук.
      -  Зачем  это вам, Самсон Ильич? Скрывать Лукину  было
нечего, и он рассказал о странной просьбе. Майор лишь  пожал
плечами, он не мог объяснить странное желание Кузьмы.
      -  Личное  дело  давать вам на руки,  в  общем-то,  не
положено,   -   предупредил   майор,   -   но   вы   человек
интеллигентный,  здравомыслящий, -  и  перед  Лукиным  легла
картонная папка с документами.
      - Это что-то вроде ребуса, - объяснил Лукин, - который
мне хотелось бы разгадать.
      Кузьма  жил  в  Беларуси, но как бывший военный  решил
сохранить за собой российское гражданство, потому и попал  в
российскую зону. Преступление, совершенное Па-цуком, ясности
не  добавило.  Сидел  он за то, что,  находясь  в  гостях  у
бывшего  сослуживца в Смоленской области, оказал вооруженное
сопротивление  инспектору рыбнадзора, выстрелил  в  него  из
охотничьего ружья. Убивать скорее всего не собирался,  хотел
лишь  попугать,  но  тем не менее пять  лет  получил.  Лукин
пробежался  глазами по анкете Пацука и  тут  же  взгляд  его
остановился на слове "Борисов".
      "Ах  так!  -  усмехнулся Лукин.  -  Место  рождения  -
Борисов!  А  стоит этот белорусский город на реке  Березине,
именно  там Наполеон, бросив остатки своей армии,  бежал  во
Францию,  предоставив  солдат  и  офицеров  самим  себе.  Ну
конечно  же,  человек, родившийся и выросший  неподалеку  от
места  переправы Наполеона через Березину, не мог не слышать
об  этом  событии. Об этом ему твердили в школе,  в  местном
музее, куда водили класс на экскурсии. Возможно, Пацук  даже
пытался  вместе  с  друзьями раскапывать берега  Березины  в
надежде  найти  пуговицы  от французских  мундиров,  ордена,
пряжки. У некоторых зуд кладоискательства проходит вместе  с
детством,  а  у  других остается на всю жизнь.  Наверное,  и
Кузьма  Пацук из таких людей: спит и видит себя  обладателем
клада, ускользнувшего от его предшественников".
      Кузьма  Пацук  книжку прочел на удивление  быстро.  Он
пришел с ней, завернутой в старую выцветшую газету, и  гордо
положил на стол перед библиотекарем.
      - Прочел? - с недоверием поинтересовался Самсон Ильич.
Пацук  стал ему уже чем-то интересен, бывший житель Борисова
был не совсем таким, как остальные зеки.
      -  От  корки  до  корки,  - важно  заявил  Пацук  и  с
несвойственной для зека деликатностью поинтересовался:
     - Сесть можно?
     - Садись, - благожелательно разрешил Самсон Ильич.
     - Книжка интересная, но главного-то в ней не написано.
     Лукин улыбнулся:
     - Главное всегда между строк написано.
     - Как это?
     - Если о чем-то писатели и историки умалчивают, значит,
оно - главное.
      - Понял, - Пацук поскреб свежевыбритую щеку. Под носом
кровоточил порез. - Еще что-нибудь о Наполеоне есть?
     - Нет, - Лукин развел руками, - не исторический профиль
у моей библиотеки.
      Кузьма растерянно заморгал. Он не мог взять в толк как
это так, книжек много, а нужной среди них не отыщется.
      -  Тебя  клад Наполеона интересует? - напрямую спросил
Лукин.
      Пацук  напрягся и медленно перевел взгляд  с  книжного
стеллажа на холеного по тюремным меркам библиотекаря.
     - Какой клад? - через силу выдавил из себя Пацук.
       -   Самый  знаменитый  и,  наверное,  самый  большой.
Известнее его разве что Янтарная комната.
     - Янтарная комната - байки. Была бы она в России, давно
отыскали  бы,  - как каждый одержимый бредовой идеей,  Пацук
заводился с пол-оборота. - А наполеоновский клад существует,
об  этом  у  нас  в  городе каждый  знает.  Мне  самому  дед
рассказывал.
     - Старые люди много о чем говорят. Но если бы клад был,
его  бы уже непременно нашли. Почти двести лет минуло с того
времени.
     - Золоту ничего в земле не сделается. Вы, Самсон Ильич,
человек образованный, толк в драгоценностях знаете.  Как  на
ваш взгляд, что было в обозе Наполеона, когда он отступал? Я-
то знаю, а вы?
      Глаза у Пацука полыхали адским огнем, словно в них уже
отражались награбленные французским императором сокровища.
     - Все золото Москвы, - с придыханием произнес Пацук.
     Лукин не выдержал и рассмеялся.
      -  Ты  -  любитель, наслушавшийся сказок.  Чем  беднее
город, тем охотнее в нем верят басням про сокровища. Борисов
же - город небогатый?
     - Это правда.
      -  Ты сам сказал, я человек образованный, значит, знаю
несколько больше, чем ты.
     - Согласен.
     - - Ничего ценного в обозе Наполеона быть не могло.
     - Он же Москву ограбил!
      -  Во-первых, - Лукин назидательно поднял указательный
палец,  - Москва к тому времени уже сто лет не была столицей
империи. А во-вторых, - он выбросил еще один палец, -  перед
сдачей  города  у богатых людей оставалось время  собрать  и
упаковать  ценные вещи. Вдобавок Москва была  почти  целиком
деревянной,  и  перед  отступлением  ее  подожгли.  Что   не
вывезли, то сгорело.
      -  Не знаю, - задумался Пацук, - люди зря говорить  не
станут.
      -  Если  бы что-то было, его уже нашли бы. Двести  лет
ищут клад, а найти не могут.
      Пацук  все еще сомневался. Ему не хватало образования,
но уверенности в том, что клад существует, было не занимать.
     - Ценное прячут надежно, - глухо сказал он.
     Лукин лишь пожал плечами.
      - Я подумаю и еще зайду, если можно, - Пацук побрел  к
выходу.
      Лукин не стал его останавливать, времени на зоне  хоть
отбавляй.
      -  Москва,  Москва,  -  проговорил  Самсон  Ильич.  Он
произнес  слова нараспев. - А если борисовский житель  прав?
Янтарную  комнату тоже найти не могут, но она существует,  -
он тряхнул головой. - Никаких ценностей в Москве быть уже не
могло,  и  все же почему Наполеон так рвался к  ней?  Вместо
того  чтобы  наступать на Петербург, он  двинулся  к  старой
столице.
     Впервые Лукин задумался об этом.
      - Постой, - сказал он сам себе, - во время любой войны
враг  стремится  захватить столицу. Кто сел в  императорском
дворце,   тот   и   правит  страной.  Зачем   же   Бонапарту
понадобилась Москва, полуазиатский город, в котором,  честно
говоря,   брезговала   жить  верхушка  Российской   империи?
Петербуржцы  откровенно  смеялись над  москвичами.  Это  уж,
потом, в конце девятнадцатого века и в начале двадцатого, да
и при советской власти, славянофилы-восточники вовсю раздули
значение  Москвы. Со времен Петра Первого там было запрещено
каменное  строительство, все мастера-каменщики  оказались  в
Петербурге. Наполеон, конечно, - маньяк, жадный  до  власти,
но тогда тем более его должен был привлечь Санкт-Петербург с
его дворцами и несметными богатствами.
      И  тут  Самсон Ильич вздрогнул. Минут пять  он  сидел,
задумавшись,  затем буквально подбежал к  стеллажу.  Снял  с
него огромную, изданную в шестидесятых годах в Америке книгу
по древнерусскому ювелирному искусству, принялся лихорадочно
листать  страницы.  Более полного издания  не  существовало,
сделано  оно было с американской педантичностью. Под  каждой
вещью указан музей, где она хранится, и примерная стоимость.
Улыбка  появилась  на губах Лукина, ему хотелось  немедленно
поделиться с кем-нибудь своим открытием, сделанным благодаря
безграмотному кладоискателю Пацуку.
      Реликвии  светской  власти великих князей  московских,
царей,  императоров шли в книжке чередою - от шапки Мономаха
до  короны последнего императора Российской империи  Николая
второго,   проданной  большевиками  в  двадцатые   годы   на
   -#+()a*.,  аукционе.  С  церковными  же  ценностями  дела
обстояли  более чем странно. Хронологию можно было отследить
лишь   на  вещах  из  провинции.  Новгородские,  суздальские
изделия, чаши, кресты, дарохранительницы, подсвечники -  все
они попадали в музеи и в частные коллекции из второстепенных
храмов.  За  редким  исключением, в  музеях  не  встречалось
вещей,   принадлежавших  патриархам   русской   православной
церкви.
     Лукин хлопнул себя ладонью по лбу:
      "Неужели  до меня этого никто не замечал? И объяснение
простое до банальности - патриаршество было введено на  Руси
в   шестнадцатом  веке,  а  до  этого  церковь   возглавляли
митрополиты,  назначаемые из Константинополя. Византия  пала
под  напором турок, и центр православной церкви сместился  в
Москву. Ценности главных Кремлевских соборов от митрополитов
по  наследству  перешли  к  патриархам.  А  потом,  -  Лукин
усмехнулся,   -   потом  был  Петр  первый,  ликвидировавший
патриаршество. Церковный раскол.., патриарх Никон.., разброд
и  шатания...  Не  знаю, чем уж патриархи  не  угодили  царю
Петру,  но церковью при нем стал управлять священный  Синод.
Значит,   все  ценности  из  патриаршей  ризницы   последний
патриарх  надежно спрятал в Москве, чтобы они  не  достались
Петру. Вот почему их нет ни в одном из каталогов, вот почему
целый пласт культуры буквально провалился, исчез, скрылся от
глаз  исследователей. Я был не прав, когда говорил, что если
вещь  не могут долго найти, то ее уже не существует. Исчезла
библиотека  Ивана Грозного, исчезли и реликвии из патриаршей
ризницы.  Нашел их Наполеон или нет, их ли искал  в  Москве?
Кто  знает, но вполне возможно, что исчезнувшие на два  века
реликвии всплывут вновь".
       Лукин  для  надежности  еще  раз  пролистал  книгу  и
окончательно  убедился в том, что ход его  мыслей  правилен.
Назавтра  при встрече с Пацуком Лукин, конечно же,  не  стал
рассказывать ему о том, до чего дошел своим умом. Но  теперь
к  Кузьме  Пацуку  он  стал  относиться  более  уважительно.
Намеками  дал  понять, что каналы для сбыта антиквариата  на
Запад  у  него  остались,  что  в  случае  чего  он  мог  бы
предложить неплохие деньги за хорошие вещи.
      "Чем  черт не шутит, - думал Лукин, - в моем  бизнесе,
как  на охоте, - поставил двадцать капканов, глядишь, в один
из  них  зверь  и  угодил. Шансов мало, но надежда  есть,  а
надежда питает человека".
      Еще с полгода продолжались встречи Лукина и Пацука.  И
чем  больше  было  этих  встреч, тем сильнее  разгоралось  в
Пацуке желание отыскать мифический клад.
      Пацук  вышел  на  свободу через полгода  после  своего
знакомства с Лукиным. На прощание зашел в библиотеку и долго
тряс руку торговцу антиквариатом.
     - Где вас можно будет на воле найти?
       Лукин  коротко  усмехнулся  и,  приставив  лесенку  к
стеллажу, дотянулся до верхней полки. Из небольшой картонной
коробки он извлек прямоугольник визитки с адресом и домашним
телефоном.
      -  Вы точно знаете, что будете жить там, когда выйдете
-  волю?
     - Абсолютно точно. - - Когда же вас освободят?
     Лунину лишь оставалось пожать плечами:
     - Точно не скажу, но пройдет не более двух лет.
      -  Увидимся,  встретимся, -  пообещал  Па-цук,  окинув
взглядом  стеллажи с книгами. - Эх, страшно  подумать,  все,
что  написано в этих книгах, есть в вашей голове, - и Кузьма
Пацук постучал заскорузлым ногтем указательного пальца  себя
по лбу.
     - Даже больше, - скромно заметил Лукин.
     - Мне бы такие знания, в золоте ходил бы.
     - Нужно лишь внимательно читать.
      -  На  разных языках, - вздохнул Пацук. - Стар  я  для
этого. Вернусь в Борисов, жена меня там ждет. Приедете к нам
в  гости  -  на  Березине порыбачим, я  вам  места  отличные
покажу. Медком угощу, своего нет, но мужик недалеко от  меня
живет,  пасеку  держит,  мед у него замечательный.  Все  его
Пасечником называют. А клад я обязательно найду,  -  он  еще
раз  сильно сжал ладонь Лукина, у того даже пальцы заболели,
и быстро пошел к выходу.
     - Дай Бог, свидимся, - прошептал Самсон Ильич, глядя на
чуть сгорбленную приземистую фигуру Пацука.
      Какого  черта он про мед вспомнил? И кличка  у  мужика
идиотская, но почему-то запоминается - Пасечник.
     Кузьма уже шагал к зданию администрации зоны.
      "Может,  зря  я у него адресок не спросил?  -  подумал
Лукин,  но,  поразмыслив, решил, что поступил  правильно.  -
Никогда   не  стоит  возможному  продавцу  показывать   свою
заинтересованность. Что будет, то и будет. Дай Бог, клад  он
найдет,  может, и медку поедим вместе... Нельзя тешить  себя
иллюзиями.  Время - странная субстанция. Можно не  прилагать
никаких  усилий, сидеть на месте и ничего не  делать.  Можно
спешить жить, не вылезать из дел, но и спешащий, и ничего не
делающий вместе окажутся на одной и той же временной точке".

                           Глава 3

     Жизнь маленьких городов отличается от жизни столицы так
же  сильно, как жизнь ребенка отличается от жизни взрослого.
События,  для  столицы  ничтожные,  малозаметные,  маленькие
провинциальные города буквально потрясают. И  тогда  неделю-
две  на  рынке, в магазинах, на перекрестках местные  жители
только и говорят о том, что случилось, кто виноват и  в  чем
причина  несчастья.  Смерть  пенсионера  для  мегаполиса   -
событие,  значимость которого приближается к нулю.  Дорожно-
транспортные происшествия со смертельным исходом в Москве  и
других  столицах случаются каждый день десятками и в  лучшем
случае соберут дюжину-другую праздных зевак.
      В  маленьком же городке иначе. Умер какой-нибудь  Иван
Иванович,  когда-то работавший заведующим баней, и заговорят
в  провинциальном городке об Иване Ивановиче, о его супруге,
детях,  братьях,  сестрах, родителях  и  даже  о  предках  в
третьем  колене. Ведь в небольших городках все друг о  друге
знают,  и  любой беде находится объяснение, более или  менее
cab` (" ni%% людей.
      Мол,  погиб  Иван  Иванович нелепо  в  первую  очередь
потому, что его дед в тысяча девятьсот двадцать пятом  году,
вернувшись  в  родные  края  из  Красной  армии,  полез   на
колокольню и сбросил крест, а потом глумился над ним.  А  во
вторую  очередь потому, что будущая бабушка Ивана  Ивановича
первой  пошла плясать в церкви, когда ее переделали в  клуб.
Вот  на  тех  танцах  предки покойного и  познакомились.  Из
такого  брака  ничего хорошего получиться,  ясное  дело,  не
может.
       Подобные   объяснения,  как  правило,   удовлетворяют
любопытство, разговоры понемногу стихают, городок замирает в
ожидании  чего-нибудь новенького. И это  новенькое,  пройдет
неделя, две или месяц, обязательно случится. Тогда все  враз
забудут  об  Иване Ивановиче - семидесятилетнем  пенсионере,
погибшем от удара током, и станут говорить о новой беде.

                             ***

      Последние три дня в провинциальном белорусском  городе
Борисове, стоящем на берегу Березины, все судачили об  одном
и  том  же.  Но  объяснить толком, что  произошло,  а  самое
главное, почему и зачем, никто не мог. Никто не мог  указать
и  виновников,  а Борисов тем временем гудел. О  случившемся
вели  споры  не только в парикмахерских, но и в ветеринарной
лечебнице, на базарах и в школах.
      Борисовскую  церковь  и кладбище осквернили.  Какие-то
мерзавцы разрисовали церковные стены пентаграммами и  прочей
дрянью.   Досталось   и  воротам  дома   настоятеля   храма,
протоиерея  Михаила  Летуна.  Железные  ворота,  выкрашенные
зеленой  краской,  разукрасили сатанинскими  знаками,  а  на
кладбище  вывернули из земли кресты и памятники. На  могилах
евреев  нарисовали шестиконечные звезды и свастики,  разбили
медальоны  с черно-белыми фотографиями, погнули, уложили  на
землю  ограды. В общем, мерзавцы старались вовсю,  оскверняя
кладбище.
      Борисов - город небольшой, почти все друг друга знают.
Но  кто  учинил подобные бесчинства? Как ни судили и  рядили
местные   пинкертоны  и  доморощенные  аналитики,  вычислить
негодяев  не  удавалось. В двух городских газетах  появились
статейки, и, естественно, как водится в таких случаях, когда
нет  на руках конкретных фактов, журналисты кивали на школу,
а  та - на родителей. Рассерженные родители, оскорбленные  в
лучших чувствах, указывали в гневных письмах на учителей, на
власти.  А  все  вместе, хором, сетовали  на  общее  падение
нравов.
       И   раньше   случалось,  что  на  местных   кладбищах
выворачивали  памятники,  оскверняли  могилы,  но  это  были
единичные случаи. Теперь же осквернили тридцать три  могилы,
церковь и дом православного священника.
      Протоиерей Михаил, стараниями которого местная церковь