ершенно неожиданно для себя быстрым шепотом прочитал "Отче наш"
и успел удивиться, откуда взялась в голове эта христианская молитва.  Он  не
был иудеем, но и христианином тоже себя не считал.
   В трех метрах от контейнера он перекрестился щепотью из трех пальцев, как
православный. Потом, закрыв нос и рот защитной маской, которая висела у него
на шее и в общем не особенно защищала, он  стал  осторожно  разгребать  снег
вокруг контейнера.
   Вертолет стрекотал у него над головой. Сверху было видно,  как  профессор
медленно, осторожно выкапывает контейнер. Через минуту  он  сорвал  защитную
маску, неуклюже, как-то боком, плюхнулся на  снег,  держа  в  руках  предмет
цилиндрической формы. С вертолета взглянули в бинокль, увидели его лицо, и в
первый момент не могли понять, что происходит.
   Бренер смеялся. Он хохотал, слезы текли ручьями из его покрасневших глаз.
Смеха не было слышно, и с вертолета казалось, что профессор плачет навзрыд.
   По приказу с вертолета спецназовцы вскочили, нацепили лыжи, поднялись  на
холм к Бренеру.
   - Ну, мать твою, ой, не могу,  -  повторял  он  по-русски,  задыхаясь  от
смеха.
   В руках у него была пустая консервная банка. Бумажная этикетка  ободрана.
На гладкой жести красовался череп с костями,  под  ним  надпись  "Осторожно,
опасно для жизни", а дальше шли надписи по-немецки и  по-французски,  всякие
скабрезности, шедевры  типа  тех,  которые  пишут  на  стенках  общественных
уборных. Все это  было  нанесено  на  жесть  при  помощи  набора  переводных
картинок, какие обычно покупают металлисты  и  прочая  дурная  молодежь  для
нанесения оригинальных устрашающих татуировок. Они держатся довольно долго и
смываются с кожи только при помощи специального раствора.

Глава 38

   - Мне нужен телефонный номер вашего знакомого, который собирался морить у
вас тараканов, - Харитонов возник на пороге Максимкиной  комнаты  совершенно
бесшумно.
   Алиса поила ребенка чаем, вздрогнула и расплескала чай на пододеяльник.
   - Слушайте, выйдите отсюда! Вы  понимаете,  что  ребенок  болен,  у  него
высокая температура? Выйдите и закройте дверь. - Она поставила чашку с  чаем
на тумбочку у кровати и стала вытаскивать одеяло из мокрого пододеяльника. -
Я чуть не ошпарила его из-за вас. Убирайтесь вон, Валерий Павлович!
   - Прекратите орать. Я уже сказал, что никуда не уйду. Телефон, быстро!
   Алиса вовсе не орала. Это он вопил, как базарная баба. Лицо его  налилось
багровой краской. Он был уже в пиджаке, в галстуке, даже,  кажется,  умыться
успел.
   Максимка смотрел на Харитонова с ужасом, глаза его  наполнились  слезами.
Алиса чувствовала, что ребенок дрожит и сейчас расплачется.
   - Я  не  помню  наизусть.  Мне  надо  посмотреть  в  книжке,  -  медленно
проговорила она, - я прошу  вас,  уйдите,  пожалуйста.  Дайте  мне  спокойно
перестелить постель ребенку.
   Она бросила на  пол  промокший  пододеяльник,  накрыла  Максимку  пледом.
Чистое белье лежало в шкафу в ее комнате.
   - Сначала вы найдете телефонный номер этого вашего Валеры,  потом  будете
перестилать постель.
   Максимка громко всхлипнул. Алиса села к  нему  на  кровать,  прижала  его
голову к груди и тихо сказала:
   - Валерий Павлович, я не двинусь с места, пока вы не выйдете из комнаты.
   Повисла тишина. Алиса слышала, как быстро, тревожно, колотится у  ребенка
сердце. Он был таким горячим, температура подпрыгнула до тридцати девяти.
   Харитонов шагнул к кровати, грубо схватил Алису за локоть и вдруг  замер,
перестал дышать.
   Через секунду Алиса отлетела в другой конец комнаты, шарахнулась  головой
о батарею. Боль оглушила и ослепила ее на несколько мгновений. Она  очнулась
от жалобного Максимкиного крика, вскочила на ноги и сначала  увидела  широко
открытые глаза сына, потом Харитонова, который притиснул к себе  мальчика  и
держал дуло у его виска.
   - Не двигаться! Брось оружие! - орал Харитонов. В  дверном  проеме  стоял
Карл с пистолетом в руке.

***

   -  Как  это  могло  произойти?  -  медленно  проговорил  Геннадий   Ильич
Подосинский, выслушав доклад своего "наружника". - Как вы его пропустили? Он
что, призрак? Через стенку просочился?
   - Я не знаю... Возможно, через чердак,  мы  только  что  проверили,  там,
оказывается, чердак проходной и несколько дверей открыто.
   - Почему только сейчас проверили? Раньше не могли?
   - В таких домах обычно чердаки закрыты. Да и дом оцеплен со всех  сторон,
честно говоря, я сам не понимаю, мистика какая-то.
   - Ладно, подключай меня напрямую, чтобы я  слышал,  что  там  делается  в
квартире.
   В квартире было тихо. Никто не кричал. Было слышно, как  капает  вода  из
крана то ли в ванной, то ли на  кухне.  Потом  в  гробовой  тишине  раздался
глухой металлический стук.
   - Бросил оружие, - заметил Азамат.
   - Кто именно? - с усмешкой спросил Подосинский.
   Азамат ничего не ответил. Он отвратительно себя  чувствовал.  Подосинский
свалился как снег на голову и заявил, что  будет  сам  лично  контролировать
операцию, причем, надо же было этому случиться, в самый неприятный момент.
   Сначала все шло спокойно. Петька Мальков подсуетился на удивление быстро,
разыскал сокурсника Майнхоффа по аспирантуре,  и  тот  за  небольшие  деньги
вспомнил фамилию девушки Алисы, рассказал, что она училась  в  архитектурном
институте.
   Выяснить адрес и телефон Воротынцевой Алисы Юрьевны не  составило  труда.
Полученную информацию Азамат счел резервной  и  не  собирался  предпринимать
никаких шагов в этом направлении, но тут  позвонил  Подосинский  с  Кипра  и
сказал, что надо  срочно  выяснить  все  о  женщине,  с  которой  встречался
Майнхофф в Москве.
   Азамат не без удовольствия ответил, что все уже выяснено,  и  выдал  свою
резервную информацию.
   - Это не все, - жестко произнес Геннадий Ильич, - узнай, что она делала в
последние две недели. Поставь "наружников"  к  дому.  Выясни  дату  рождения
ребенка и достань его фотографии.
   И тут на голову Азамата обрушился целый  шквал  сюрпризов,  последним  из
которых был сам Подосинский, вернувшийся с Кипра раньше времени.
   - Почему пустили Харитонова в квартиру? - спросил он с порога.
   - Мы подключились позже. Попытались убрать  его,  заложили  взрывчатку  в
машину. Но он каким-то образом обнаружил и вызвал своих людей.  Там  еще  до
них вертелся МОССАД.  В  общем,  полный  финиш.  Не  хватало  только  ЦРУ  и
Интерпола для коллекции.
   - Тем более надо действовать очень быстро, - сказал  Подосинский.  -  Они
мне нужны живые. Все трое. Майнхофф, женщина и  ребенок.  И  чтобы  никакого
шума.
   Был    засечен    телефонный    звонок    Майнхоффа,    по    специальной
экспресс-технологии опознан голос, было также зафиксировано, что  звонил  он
из таксофона в нескольких кварталах от дома. Но  перехватить  по  звонку  не
успели.
   Планировалось сначала тихо убрать Харитонова из квартиры и спокойно ждать
Майнхоффа, который рано  или  поздно  обязательно  появится.  Никто  не  мог
рассчитывать, что это произойдет прямо  сегодня,  сейчас.  Из  прослушанного
телефонного разговора следовало, что Алиса предупредила Карла о  Харитонове,
назвав его Валерой. Правда, никто не понял, что она имела в виду, говоря про
тараканов, но это уже не важно. Главное,  она  предупредила:  приходить  ему
сейчас нельзя ни в коем случае. Лучше переждать. А он вот возьми  и  заявись
именно тогда, когда его не ждали.
   - Безобразие какое, -  подала  голос  Елена  Петровна  Терехова,  которая
сидела тут же, прихлебывая  остывший  чай,  -  больной  мальчик,  с  высокой
температурой, издерганная женщина и два бандита с пистолетами.  Разве  можно
так работать, Азамат Мирзоевич?
   - Вы совершенно правы, Елена Петровна,  так  работать  нельзя,  -  кивнул
Подосинский.
   - Между прочим, это вы, Елена Петровна,  придумали,  чтобы  она  оставила
открытой входную дверь, - проворчал Азамат.
   - Будто ваш Майнхофф и так  не  вошел  бы?  -  хмыкнула  Терехова.  -  Не
переношу, когда страдают дети. Терпеть этого не могу.
   - Может, попытаться пустить группу захвата? - задумчиво произнес Мирзоев.
   Но Подосинский раздраженно махнул  рукой.  Стали  опять  слышны  какие-то
звуки в квартире.
   - Отпусти ребенка, Харитонов, -  произнес  Карл,  -  я  бросил  пистолет.
Отпусти ребенка.
   - У тебя наверняка есть второй, - хрипло ответил Харитонов.
   - Нет.
   - Раздевайся! -  Валерий  Павлович  не  кричал,  а  шипел,  как  вода  на
раскаленной сковородке.
   - А почему ты так уверен, что я готов делать то, что ты скажешь? Я сейчас
просто уйду, и ты останешься ни с чем. Предположим, ты  выстрелишь.  Но  это
меня не остановит. Тебя арестуют, Харитонов, - Карл говорил очень медленно и
спокойно, акцент звучал сильней, чем обычно.
   - Он здорово нервничает, - заметила Терехова, - он, конечно, не уйдет.
   - Ты никуда не уйдешь, Майнхофф, - прохрипел  Харитонов,  -  ты  ведь  не
хочешь, чтобы я прострелил голову твоему единственному сыну?
   - С чего ты взял, что это мой сын?
   - Ну хватит валять дурака, Майнхофф. Я знаю все твои  штучки.  Ты  сейчас
начнешь изображать, будто тебе дела нет до мальчишки. У  меня  имеется  даже
документальное подтверждение твоего отцовства, Карл.
   - Иди к черту, Харитонов, какое подтверждение?
   -  Результаты  специальных  анализов,  задокументированные  и  заверенные
несколькими судебными медиками.  Самая  высокая  степень  вероятности.  Плюс
сроки и внешнее сходство.
   - Покажи, - тихо сказал Карл.
   - Ну ты что, совсем  меня  за  идиота  держишь,  Майнхофф?  -  усмехнулся
Харитонов. - Так я и полезу сейчас в карман пиджака.
   - Полезешь. Иначе я уйду. И можешь делать с ними что угодно. Я  вовсе  не
уверен, что это мой сын.
   - Прекрати надо мной издеваться! - взревел  Харитонов.  -  Раздевайся!  Я
должен видеть, что у тебя больше нет оружия!  Ну!  Я  прострелю  ему  башку!
Раздевайся!
   И  тут  послышался  какой-то  приглушенный  быстрый  шум,  что-то   мягко
стукнуло, и коротко, сухо треснул выстрел.

***

   Алиса издала страшный, сдавленный крик, ничего не видя вокруг, кинулась к
Максиму. Лицо его  было  в  крови,  глаза  закрыты.  Она  не  заметила,  как
Харитонов медленно сползает на пол. Она  припала  ухом  к  груди  ребенка  и
ничего не слышала, кроме страшного стука собственного сердца.
   Карл шагнул к ним, присел на корточки, взял руку  мальчика,  стал  щупать
пульс.
   - Уйди, - хрипло прошептала Алиса, - уйди...
   - Нашатырь есть у тебя в доме? - спокойно спросил Карл.
   - Вызови "Скорую", пожалуйста... - Она не могла плакать. Она смотрела  на
кровь, которая была на лице Максимки и на ее руках, и не могла плакать.
   - Где у тебя лекарства? Ты слышишь меня, Алиса? Обморок у ребенка,  нужен
нашатырь!
   - Ты выстрелил...  ты...  -  Внезапно  она  вскочила,  схватила  пистолет
Харитонова, который валялся на полу у кровати, и направила дуло в Карла.
   - Совсем с ума сошла? Ты мать или кто? У тебя  ребенок  в  обмороке.  Ну,
соображай быстрее! Надо приводить его в  чувство,  это  же  вредно,  столько
времени без сознания! Где аптечка у тебя? В ванной? На кухне?
   И тут послышался слабый тихий стон:
   - Мама...
   Алиса выронила пистолет и кинулась к кровати. Максимка приоткрыл глаза.
   - Мамочка, я весь мокрый... Что это липкое? Пойдем  в  ванную,  мне  надо
вымыться, - Максимка попытался приподняться, но не смог, упал на  подушку  и
выдохнул еле слышно:
   - Мамочка, кружится голова, мне ужасно плохо.
   Карл, ни слова не говоря, подошел и осторожно взял его на руки,  понес  в
ванную.
   - Вы кто? - спросил Максим, обнимая его за шею.
   Карл ничего не ответил.

***

   - Как же он умудрился кончить Харитонова? - Азамат загасил сигарету и тут
же закурил следующую.
   - Знаете, господа-товарищи,  от  этих  ваших  радиоспектаклей  свихнуться
недолго, - проворчала Терехова и тоже закурила.
   Все, кто находился в комнате, уставились на нее, словно  видели  впервые.
Елена Петровна была яростной противницей курения.
   - Надо было доводить мальчика до обморока, - продолжала она, закашлявшись
от первой затяжки, - а теперь там труп в детской комнате. Безобразие.
   - Именно потому, что ребенок потерял сознание, Карл  получил  возможность
выстрелить. Я с самого начала подозревал, что у него есть  второй  пистолет,
задумчиво произнес Геннадий Ильич.
   - Какие будут дальнейшие указания? - спросил "наружник" по радиосвязи.
   - Пока никаких, - ответил Подосинский, - наблюдайте за домом.
   - Гена, ты что? - удивился Мирзоев. - Надо брать его. Теперь ведь можно.
   - Ну дай ты людям отношения выяснить, - поморщился Геннадий Ильич.
   Терехова загасила сигарету и резко поднялась.
   - Я могу идти? - спросила она.
   - Вы мне нужны, Елена  Петровна,  -  сказал  Подосинский,  -  останьтесь,
пожалуйста.
   - Зачем?
   - Я хочу, чтобы вы слышали, как они будут выяснять отношения.
   - И так все ясно,  -  ответила  Терехова  довольно  резко,  но  на  место
все-таки села.
   - Что именно вам ясно?
   - Ладно, Геннадий Ильич, - она махнула рукой, - решили  слушать,  так  уж
давайте помолчим.

***

   - Мам, ты можешь мне объяснить, кто он такой и откуда взялся?  -  спросил
Максимка.
   Алиса быстро обмыла его теплым душем, завернула в махровую простыню.  Его
била сильная дрожь. Карл ушел на кухню, сидел там и курил.
   -  Потом,  малыш.  Сначала  ты  выпьешь  чаю,  успокоишься,  а  потом  мы
поговорим. Хорошо?
   - Я уже успокоился.
   - Ну конечно, у тебя зуб на зуб не попадает,  -  Алиса  вытащила  его  из
ванны, - держись за шею, я тебя отнесу.
   - Мам, ты что, я же тяжелый!
   - Ну-ка, давай я его возьму. - Карл открыл дверь, отстранил Алису,  понес
Максима в ее комнату.
   Алиса сняла покрывало со своей  кровати,  откинула  одеяло.  Карл  уложил
Максима, накрыл, быстрым неловким движением погладил по взъерошенным влажным
волосам и сел рядом.
   - Сейчас сюда приедет милиция, - сказала Алиса, - прямо сейчас. С  минуты
на минуту.
   - Когда ты успела? - тихо спросил Карл.
   - Я  написала  записку  детскому  врачу,  попросила,  чтобы  она  вызвала
милицию. Мне надо было как-то избавиться от Харитонова. Странно, что  их  до
сих пор нет.
   - Ну вот, я тебя избавил от Харитонова без всякой милиции.
   - Он... этот, которого убили... он правду  сказал?  -  медленно  произнес
ребенок.
   - О чем? - взглянул на него Карл.
   - О том, что вы... будто вы мой отец?
   - А ты у мамы спроси.
   - Мама, это правда?
   Алиса долго молчала. Потом, глядя в упор на Карла, сказала:
   - Ты понимаешь, что с минуты на минуту здесь будет милиция? У нас труп  в
соседней комнате. Труп отставного полковника ФСБ. Все в крови,  и  пистолеты
на полу валяются.
   - Не волнуйся. Сначала, будь добра, ответь ребенку  на  его  справедливый
вопрос, а потом разберемся с трупом.
   - Карл, ты сумасшедший.
   - Я много раз от тебя это слышал.
   - Хорошо, ты хочешь, чтобы Максим знал правду?
   - Я хочу знать правду! - крикнул Максим и тут же закашлялся.
   - Малыш,  посмотри  внимательно  и  скажи,  где  ты  раньше  видел  этого
человека? Чтобы было проще, я напомню.  Ты  видел  его  в  Израиле.  Трижды.
Первый раз в том кабачке на рыночной площади. Второй раз он  разговаривал  с
тобой на пирсе. В третий раз ты видел его на  катере,  когда  погиб  Деннис.
Только он был в гриме, с приклеенной  седой  бородой,  в  арабском  костюме.
Помнишь того деда, который рассыпал деньги по палубе?
   Максимка вгляделся в лицо Карла и неуверенно произнес:
   - Да, я видел его в ковбойском  кабачке.  Ты  очень  нервничала  и  стала
зачем-то фотографировать. Потом я разговаривал с ним  на  пирсе,  он  сказал
мне, что нельзя ловить морских ежей, у них ядовитые  колючки.  Ты  почему-то
так испугалась, что сорвала голос и подвернула ногу. Но на катере в арабском
костюме был совсем другой человек.
   - Малыш, его трудно было узнать, - мягко напомнила Алиса, - грим,  темные
очки, борода, арабский платок. Мы с тобой много  раз  говорили,  как  опасно
обманывать себя и принимать желаемое за действительное.
   - Мама, я не обманываю ни себя, ни тебя. Я того арабского  деда  запомнил
на всю жизнь. Я его отлично разглядел. Видел глаза.
   - Он был в темных очках.
   - Он снимал их дважды. У него были темные, почти черные глаза. Нос у него
был толстый, картошкой, и лицо широкое. Нет, мамочка,  Денниса  убил  совсем
другой человек.
   - Это сделал МОССАД, - тихо произнес Карл, - американец шел  за  мной,  и
они его убрали.
   - Вот видишь! Он не убивал. Ну а теперь скажи мне.
   - Да,  малыш,  это  твой  отец,  -  произнесла  Алиса  совершенно  чужим,
деревянным голосом. - Его зовут Карл Майнхофф. Он международный террорист.
   - Но он живой! Он не погиб в автокатастрофе до моего рождения. Пусть  кто
угодно: террорист, бандит. Он не убивал Денниса. Может, он вообще никого  не
убивал, кроме этого серого... - Максимка быстро взглянул на  Карла.  -  Если
вас посадят в тюрьму, я буду вас ждать.
   - Карл, тебе пора уходить, - сказала Алиса.
   - А почему ты решила, что я собираюсь уходить? Я хочу  принять  душ,  чаю
выпить. Я, наконец, хочу с сыном своим побыть. Хотя бы немного.
   - Карл, тебя арестуют.
   - Ну и пусть. Максим ведь будет меня ждать.
   - Вот теперь давайте группу захвата, - скомандовал Подосинский, -  только
очень тихо, чтобы соседи ничего не поняли.
   - А если окажет сопротивление?
   - Не окажет, - подала голос Терехова.
   - А с трупом что делать?
   - Не должно быть никакого трупа. Харитонов исчез.  Пропал  без  вести.  В
квартире все убрать, кровь замыть. С оружия снять отпечатки.

Глава 39

Москва, май 1998 года

   С площади Белорусского вокзала по Тверской  двинулась  небольшая  мрачная
толпа. Пожилые, неопрятные, крикливые мужчины и женщины несли красные  флаги
со звездами и  свастиками.  Следом  вышагивали  молодые  люди  и  девушки  в
полувоенной униформе. На плакатах написаны были  лозунги:  "Позор  продажной
дерьмократии!", "Долой  кровавое  правительство!",  "Россия  для  русских!",
"Коммунизм - это молодость мира".
   На длинных палках красовались  портреты  Ленина,  Сталина,  Дзержинского,
Берии.  Какая-то  крошечная  писклявая  женщина  даже  волокла,  щебеча  без
остановки,  портрет  Гитлера,  но  соратники  быстренько  заставили  убрать.
Откровенно фашистской символики на первомайской демонстрации не допускалось.
Коварные власти могли придраться к этому.
   В толпе  мрачно  пели  "Интернационал".  Иногда  прорывались  дребезжащие
оглушительные голоса особенно старательных пожилых певуний.  Толпу  тактично
сопровождала милиция. День обещал быть жарким. В десять утра  светило  яркое
горячее  солнце.  Толпа  не  спеша  подкатила  к   площади   Маяковского   и
притормозила. Здесь должен был состояться митинг.
   Натан Ефимович Бренер стоял на углу, у выхода из  метро  "Маяковская"  и,
напрягая глаза, с интересом вглядывался в надписи на транспарантах. Он  ждал
Алису и Максима. Они договорились встретиться в десять, погулять  вместе  по
праздничному Центру. Но опаздывали, как всегда.
   Натан  Ефимович  так  увлекся  зрелищем  этой  невероятной   первомайской
демонстрации, так старательно вглядывался в транспаранты и лица,  мелькающие
в маленькой полусумасшедшей толпе, что не заметил, как  выскочили  из  метро
Алиса с Максимкой.
   - Простите, мы опоздали, - Алиса чмокнула Натана Ефимовича в щеку, Максим
пожал ему руку.
   - Мы опять проспали, - сообщил Максимка, - я маму еле разбудил.
   - Ничего, я привык. Вы всегда опаздываете, - улыбнулся Натан Ефимович, до
сих пор не могу забыть, как в начале февраля, когда я только нашел  вас,  мы
договорились покататься на лыжах и  и  вас  ждал  сорок  минут  на  кругу  у
Серебряного Бора.  Ведь  бог  знает  что  о  вас  думал.  Промерз  насквозь,
простудился, между прочим. А сейчас  совсем  другое  дело.  Тепло,  солнышко
светит. А главное, ужасно интересно.
   - Натан Ефимович, - хмыкнула Ал