менно он  занимался,  но  это  было
как-то связано с торговлей  недвижимостью.  Бреветт  ворочал  миллионами,  а
сейчас задумал собрать лучшую коллекцию скаковых лошадей в стране  -  как  я
подозревал, не столько из любви к лошадям, сколько из желания во  всем  быть
первым.
   Когда я собрался уходить, на продажу как раз должны были выставить лучший
из сегодняшних лотов, так что публика валом валила на торги, и я  пробивался
против течения. Я видел, что Керри Сэндерс ждет  в  машине,  глядя  на  меня
из-за стекла, усеянного дождевыми каплями. К  соседней  машине  прислонились
двое мужчин, которые прикуривали из горсти.
   Когда я проходил мимо их машины, один  из  них  взял  лежащую  на  капоте
железяку и огрел меня по голове.
   Я пошатнулся, осел на землю, и у меня действительно посыпались  искры  из
глаз - точь-в-точь как рисуют в комиксах. Я смутно слышал, как Керри Сэндерс
вскрикнула  и  распахнула  дверь  машины,  но,  когда  мир  снова   приобрел
устойчивость очертаний, я увидел, что она  по-прежнему  сидит  в  машине,  и
дверь закрыта, но стекло опущено. Лицо у нее  было  не  столько  испуганное,
сколько возмущенное.
   Один из мужчин держал меня за правую руку - видимо, это  и  не  дало  мне
плюхнуться носом в грязь. Другой спокойно стоял и ждал. Я прислонился  к  их
машине, судорожно пытаясь сообразить, что к чему.
   - Ублюдки! - уничтожающе сказала  Керри  Сэндерс,  и  я  от  души  с  ней
согласился.
   - Четыре фунта! - неразборчиво промямлил я.  -  У  меня  с  собой  только
четыре фунта!
   - Нам твои деньги не нужны. Нам нужна твоя лошадь.
   Гробовое молчание. Если они хотели добиться от меня толку, не  надо  было
так сильно бить по голове.
   - Я уже вам сказала, что хочу  оставить  его  себе!  -  произнесла  Керри
Сэндерс ледяным тоном. Ситуацию это не прояснило.
   - Мало ли что вы сказали! А мы  вам  не  верим!  Говоривший  был  веселый
плечистый мужик с бицепсами вышибалы и  кучерявыми  мышино-бурыми  волосами,
которые окружали его голову неким ореолом.
   - Я вам предлагаю выгодную сделку, - сказал он Керри. - Чего ж  вам  еще,
дорогуша?
   - Какого черта, - выдавил я, - что здесь происходит?
   - Ну ладно,  три  шестьсот,  -  сказал  Кучерявый,  не  обращая  на  меня
внимания. - Больше дать не могу.
   - Нет, - ответила Керри Сэндерс. Тогда Кучерявый обернулся ко мне.
   - Слушай, красавчик, - улыбаясь, сказал он, - вы с  леди  должны  продать
нам эту лошадь. И лучше сделать это по-культурному. Так что  дай  ей  ценный
совет, и разойдемся по-хорошему.
   - Купите другую лошадь, - все еще невнятно пробормотал я.
   - Слышь, красавчик, у нас мало времени! Три шестьсот. Либо да...
   - Либо нет, - машинально закончил я.
   Керри Сэндерс едва не рассмеялась.
   Кучерявый полез во  внутренний  карман  и  достал  пачки  денег.  Отделив
несколько бумажек от одной из пачек, он швырнул ее в окно, на  колени  Керри
Сэндерс. За этой пачкой последовали еще  три  запечатанные,  которые  он  не
пересчитывал. Леди тут же ловко выкинула деньги обратно в окно, и они  упали
на мокрый асфальт, сделавшись грязными в прямом смысле слова.
   Туман у меня в голове начал постепенно рассеиваться, и  колени  перестали
дрожать.  Почуяв  перемену,  Кучерявый  немедленно  сменил  образ   делового
человека на образ первостатейного грабителя.
   - Ладно, шутки в сторону, - сказал он. - Мне  нужна  эта  лошадь,  и  она
будет моей. Ясно?
   Он расстегнул ?молнию? на моей непромокаемой куртке.
   Я попытался высвободиться из цепкой хватки его  приятеля,  но  обнаружил,
что еще не полностью оправился от удара. У меня снова закружилась голова.  В
прошлом мне  достаточно  часто  приходилось  прикладываться  головой,  чтобы
определить, что нормально действовать я смогу  не  раньше  чем  минут  через
пятнадцать.
   Под курткой у меня был свитер, а под свитером - рубашка. Кучерявый  сунул
руку под свитер и нащупал  бандаж,  который  я  ношу  на  груди.  Он  мерзко
ухмыльнулся, задрал свитер, нашел пряжку на бандаже и расстегнул ее.
   - Ну что, красавчик, - сказал он, - теперь ты понял,  как  я  получу  эту
лошадь?
 
Глава 2 
 
   Я сидел в своей машине на водительском  месте,  прислонившись  головой  к
окну. Керри Сэндерс сидела рядом со мной, на коленях у нее, поверх  дорогого
замшевого  пальто,  лежали  грязные  пачки  денег.  Весь  ее  облик  выражал
неподдельный гнев.
   - Ну не могла же я просто  смотреть,  как  они  вас  мордуют!  -  сердито
говорила она. - Кто-то ведь должен  был  вытащить  вас  из  этой  передряги,
верно?
   Я молчал. Она вышла из машины,  подобрала  деньги  и  приказала  громилам
оставить меня в покое. Она пожелала  им  подавиться  этой  лошадью.  Она  не
пыталась позвать на помощь, убежать или сделать что-нибудь еще толковое, ибо
повиновалась современному  золотому  правилу,  гласящему,  что,  если  сразу
подчиниться требованиям грабителей, это вам обойдется дешевле.
   - Вы были бледный, как покойник, - продолжала она. -  Что  вы  думали,  я
буду сидеть и любоваться? Я не ответил.
   - Что у вас там с рукой-то, черт возьми?
   - Привычный вывих, - сказал я. - Плечо вывихивается.
   - Что, все время?!
   - Да нет. Не так уж часто. Только  в  определенном  положении.  Но  очень
неприятно. Я ношу бандаж, чтобы это предотвратить.
   - А сейчас оно у вас не вывихнуто?
   - Нет, - я невольно улыбнулся. - Если бы оно у меня было вывихнуто, я  бы
не сидел сейчас так уютно в машине. А все благодаря вам, - добавил я.
   - Вот то-то же!
   - Само собой.
   Они забрали у меня из кармана сертификат на  покупку  и  заставили  Керри
Сэндерс расписаться в  получении  денег.  А  потом  просто  ушли  туда,  где
подписываются бумаги, чтобы переоформить документы на  себя.  Керри  Сэндерс
была не в том состоянии, чтобы попытаться им помешать,  а  я  сам  сейчас  и
ходить-то мог с трудом. И если я в чем-то и был уверен, так это в  том,  что
Кучерявый и его дружок, не теряя времени,  увезут  Катафалка  в  неизвестном
направлении. И, разумеется, никто  не  усомнится,  что  они  это  делают  на
законном основании. Перепродажа лошади сразу после торгов  -  самое  обычное
дело.
   - Но почему?  -  в  двадцатый  раз  спрашивала  Керри.  -  Зачем  им  так
понадобилась эта чертова лошадь? Почему именно эта?
   - Понятия не имею. Ей не сиделось на месте.
   - Вы сказали, что к четырем уже сможете вести машину.
   Я взглянул на часы на приборной доске. Пять минут пятого.
   - Ладно, поехали.
   Я оторвал голову от стекла и осторожно покрутил ею. Вроде бы в порядке. Я
завел мотор и направился к Лондону. Керри Сэндерс поначалу беспокоилась, но,
когда мы проехали полмили и я ни разу не налетел на столб, она  успокоилась.
К этому времени шок сменился обидой.
   - Я буду жаловаться! - решительно сказала она.
   - Хорошая идея. Кому?
   -  Как  кому?  -  удивилась  Керри  Сэндерс.  -   Устроителям   аукциона,
разумеется.
   - Они вам посочувствуют и ничего не сделают.
   - Как это ничего не сделают? Они же обязаны! Я знал, что они ничем никому
не обязаны. И так и сказал.
   Она посмотрела мне в лицо.
   - Ну, тогда в Жокейский клуб. Они ведь распоряжаются всем на скачках.
   - Аукционы они не контролируют.
   - А кто же их контролирует?
   - Да никто.
   - Тогда обратимся в полицию! - Голос ее сделался резким от разочарования.
   - Если вам угодно...
   - В здешнюю?
   - Хорошо.
   Я остановился у полицейского  участка,  и  мы  рассказали  нашу  историю.
Замотанный дежурный сержант записал наши показания, дал нам  расписаться  и,
без  сомнения,  сразу  после  нашего  ухода  засунул   их   куда   подальше:
действительно, нас ведь не ограбили. Да, конечно, ударили по  голове  -  это
очень нехорошо. Но ведь мой бумажник на месте? И даже часы не сперли?  Более
того, эти хулиганы дали миссис Сэндерс лишние двести фунтов. Где  же  здесь,
спрашивается, состав преступления?
   С тем мы и уехали. Я смирился со своей судьбой, но Керри Сэндерс  бурлила
от ярости.
   - Я не позволю, чтобы мной вертели! - кипятилась  она.  -  Ну  кто-то  же
должен что-то сделать!
   - А мистер Бреветт? - спросил я. Она резко взглянула на меня.
   - Я не хочу впутывать его  в  это  дело.  -  Голос  ее  сделался  заметно
холоднее.
   - Да, конечно.
   Миль десять мы проехали в задумчивом молчании. Наконец она спросила:
   - Вы сможете найти другую лошадь к пятнице?
   - Могу попробовать.
   - Попробуйте.
   - А если у меня получится, вы можете гарантировать, что меня не огреют по
голове и не отберут ее, как в этот раз?
   - А я думала, жокеи - люди отважные, - заметила она.
   После этого обидного замечания  мы  молчали  еще  миль  пять.  Потом  она
спросила:
   - Вы этих людей не знаете?
   - Нет.
   - Но они-то вас знают. Они знали про ваше плечо.
   - Да.
   - Вы об этом уже думали, да? - Она казалась разочарованной.
   - Угу.
   Я осторожно проехал по  оживленным  лондонским  улицам  и  остановился  у
гостиницы ?Беркли?, где жила Керри Сэндерс.
   - Зайдемте ко мне, выпьем, - предложила она. - Судя по вашему  виду,  вам
не помешает.
   - Э-э...
   - Да ладно, идемте! - сказала она. - Не съем я вас! Я улыбнулся.
   - Ну, хорошо.
   Окна ее номера выходили  на  Гайд-парк.  По  скаковой  дорожке  двигалась
вереница пони, группка всадников  упражнялась  в  выездке.  Лучи  заходящего
солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики  льда
у нас в стаканах.
   Мой выбор ее разочаровал.
   - Вы уверены, что будете пить эту кока-колу?
   - Она мне нравится.
   - Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку...
   - Мне пить хочется, - доступно объяснил я. - И голова болит. И к тому  же
я за рулем.
   - А-а! - Она смягчилась. - Понимаю. Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне,
конечно, было не привыкать  к  ударам  по  голове,  но  это  был  первый  за
последние три года, и я обнаружил, что за это время успел отвыкнуть.
   Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто.  Ее  костюм
отличался той простотой, какую могут позволить  себе  только  очень  богатые
люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал.  Она  приняла
мое молчаливое  восхищение  как  должное,  словно  этого  требовала  простая
учтивость.
   - Так, - сказала она. - Вы  ни  черта  не  сказали  о  том,  что  с  нами
произошло. Теперь я хочу, чтобы вы объяснили, что это могли быть за люди.
   Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой.
   - Понятия не имею.
   - Но вы должны хотя бы догадываться!
   - Нет... - Я помолчал. - Вы никому не говорили, что едете  на  аукцион  в
Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке?
   - Послушайте, - возразила она, - они же напали на вас, а не на меня!
   - Откуда нам знать?
   - Ну как же? Ваше плечо...
   - Ваша лошадь.
   Она  беспокойно  встала,  пересекла  комнату,  бросила  пальто  на  стул,
вернулась.  Изящные  сапожки  были  в  грязных   разводах   и   на   светлом
розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно.
   - Я говорила, может быть, троим, - сказала она. - Во-первых, Паули Текса.
   Я кивнул. Паули Текса - это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой
телефон.
   - Паули сказал, что вы - честный барышник, а это такая же  редкость,  как
хорошая погода в воскресенье.
   - Спасибо.
   - Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, -  задумчиво
продолжала она.
   - Какому парню?
   - Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская...
   - А-а.
   - А вчера я обедала с Мэдж... С леди Роскоммон. Это просто моя подруга.
   Она  неожиданно  уселась  в  стоявшее  напротив  кресло  с   обивкой   из
бело-голубого ситца. Большая  порция  джина  и  коньяка  заставила  ее  щеки
разрумяниться и слегка  смягчила  несколько  диктаторские  манеры.  Пожалуй,
сейчас  она  впервые  увидела  во  мне  человека,  а  не  просто  нерадивого
работника, который не справился с поручением.
   - Не хотите снять куртку? - спросила она.
   - Да нет, мне пора...
   - Ну ладно... Хотите еще этой чертовой газировки?
   - Да, пожалуйста.
   Она налила мне еще, принесла стакан, снова села.
   - Вы что, никогда не пьете?
   - Редко.
   - Вы что, алкоголик? - сочувственно спросила она.
   Я подумал: странно, что она задает такие интимные вопросы. Но улыбнулся и
ответил:
   - Нет.
   Она вскинула брови.
   - Почти все непьющие, кого я знаю, - бывшие алкоголики.
   - Я ими восхищаюсь, - ответил я. - Но я  не  алкоголик.  Я  с  шести  лет
пристрастился к кока-коле и так и не вырос.
   - А-а... - Она потеряла ко мне интерес. - Дома я состою в  попечительском
совете частной клиники.
   - Где лечат алкашей?
   Моя грубость ее не затронула.
   - Да, мы помогаем людям, у которых проблемы со спиртным.
   - И как, получается? Она вздохнула.
   - Иногда. Я встал.
   - Всем все равно не поможешь. Поставил стакан  на  стол  и  направился  к
двери, не дожидаясь, пока Керри Сэндерс встанет.
   - Вы дадите мне знать, когда найдете другую лошадь?  -  спросила  она.  Я
кивнул.
   - И если вам придет в голову что-то насчет этих двоих - тоже.
   - Ладно.
   Я не спеша доехал до дома и поставил машину в гараж рядом с конюшней. Три
лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу в денниках, молчаливо жалуясь
на то, что я на час запоздал с вечерней кормежкой. Они были здесь  ненадолго
- ждали, когда их  переправят  иностранным  покупателям.  Это  были  не  мои
лошади, но пока что отвечал за них я.
   Я поговорил с ними, похлопал их по мордам, вычистил денники, накормил их,
напоил, укрыл попонами, чтобы они не замерзли холодной октябрьской ночью,  и
только после этого позволил себе уйти в дом и заняться своей ноющей головой.
   У меня не было жены, которая  ждала  бы  меня  с  улыбкой  на  лице  и  с
соблазнительным горячим ужином. Зато у меня был брат...
   Его машина стояла в гараже рядом с моей. В доме было темно.  Я  вошел  на
кухню,  включил  свет,  вымыл  руки  горячей  водой,  всем   сердцем   желая
препоручить моего собственного алкаша Керри Сэндерс и  ее  частной  клинике,
где их иногда успешно лечат. К сожалению, это было невозможно.
   Он храпел в темной гостиной. Включив свет, я увидел, что он лежит  ничком
на диване и на ковре рядом с его безвольно свесившейся  рукой  стоит  пустая
бутылка из-под виски.
   Он напивался не часто. Он очень старался не пить,  и,  собственно,  из-за
него-то я и сам не пил. Когда от меня пахло спиртным, он чуял это с  другого
конца гостиной и начинал беспокоиться. Воздержание не представляло для  меня
труда, просто иногда бывало неудобно:  Керри  Сэндерс  не  одинока  в  своем
представлении  о  том,  что  все  трезвенники  -  бывшие  алкоголики.  Чтобы
доказать, что ты не алкоголик, приходится пить, точно так же, как  человеку,
от природы склонному  к  холостяцкой  жизни,  приходится  заводить  любовные
связи.
   Мы с братом не близнецы, хотя очень похожи. Он на  год  старше,  на  дюйм
ниже, красивее меня, и волосы у него более темные. Когда мы были моложе, нас
часто путали, но теперь, когда мне тридцать четыре,  а  ему  тридцать  пять,
такого уже не случается.
   Я взял пустую бутылку и выкинул в мусорное ведро. Поджарил себе  яичницу,
поел на кухне, потом сварил себе кофе, принял  аспирин  и  стал  бороться  с
головной болью и унынием.
   Мне есть за что благодарить судьбу. У  меня  есть  дом,  конюшня,  десять
акров загонов, и за два года работы барышником  мне  наконец  начало  что-то
удаваться. Это плюс. В минус следовало  записать  неудавшийся  брак,  брата,
сидящего у меня на шее,  потому  что  ни  на  одной  работе  он  подолгу  не
задерживался, и ощущение, что Кучерявый - это только макушка айсберга.
   Я взял бумагу и ручку и написал в столбик три имени.
   Паули Текса.
   Парикмахер (его имени я не знал).
   Леди Роскоммон (а попросту Мэдж).
   Почтенные все люди, отнюдь не пособники грабителей.
   Для ровного  счета  я  добавил  самое  Керри  Сэндерс,  Николя  Бреветта,
Константина Бреветта и двоих улыбчивых громил. Что получится, если свести их
всех вместе? А получится засада, которую организовал  человек,  знавший  мое
слабое место.
   Вечер я провел у телефона, пытаясь найти замену Катафалку.  Это  было  не
так-то просто. Тренеры лошадей, владельцы которых могли бы их продать, вовсе
не стремились с ними расставаться, а я  не  мог  гарантировать,  что  Николь
Бреветт оставит лошадь у прежнего тренера. Связанный  словом,  данным  Керри
Сэндерс, я вообще не мог упоминать его имени.
   Я еще раз перечитал каталог аукциона в Аскоте на следующий день, но так и
не нашел ничего подходящего.  В  конце  концов  я  вздохнул  и  обратился  к
барышнику по имени Ронни Норт, который сказал, что знает подходящую лошадь и
может ее достать, если я поделюсь с ним прибылью.
   - Сколько? - спросил я.
   - Пятьсот.
   Это не значило, что лошадь стоит  пятьсот  фунтов.  Это  значило,  что  я
должен взять с Керри Сэндерс лишних  пятьсот  фунтов  и  отдать  эти  деньги
Норту.
   - Это слишком, - сказал я. - Если добудешь  мне  хорошую  лошадь  за  две
тысячи, я дам тебе сотню.
   - А не пошел бы ты?..
   - Сто пятьдесят.
   Я знал, что он все равно купит лошадь за полторы тысячи, а мне ее продаст
за три - если Норт не получал на сделке сто процентов  прибыли,  он  считал,
что потратил время впустую. Так что для него эти пятьсот сверху - глазурь на
тортике.
   - И еще, - сказал я, - прежде, чем заключить сделку, я  хочу  знать,  что
это за лошадь.
   - Разбежался!
   Норт боялся, что, если я узнаю, что это за лошадь и кто  ее  владелец,  я
перехвачу у него сделку и он лишится прибыли. Я бы такого никогда не сделал,
но сам Норт сделал бы, и, естественно, судил он по себе.
   - Если ты ее купишь, а она меня не устроит, я ее не возьму, - сказал я.
   - Это именно то, что тебе нужно! - сказал Норт. - Можешь мне поверить.
   Его мнению о лошади, пожалуй, можно было доверять, но это и все. Если  бы
лошадь предназначалась не для Николя Бреветта,  я  бы,  пожалуй,  рискнул  и
купил вслепую, но сейчас я не мог себе этого позволить.
   - Сперва я должен ее одобрить.
   - Ну, тогда мы не сговоримся! - отрезал Норт и повесил трубку.
   Я задумчиво грыз карандаш, размышляя  о  джунглях  торговли  лошадьми,  в
которые я так наивно сунулся два года тому назад. Я  полагал,  что  хорошему
барышнику достаточно  великолепно  разбираться  в  лошадях,  знать  наизусть
племенную книгу, иметь сотни знакомых в  мире  скачек  и  некоторые  деловые
способности. Я жестоко ошибался. Первоначальное изумление, вызванное царящим
вокруг беззастенчивым мошенничеством, сменилось сперва отвращением, а  потом
цинизмом. В целях самосохранения я успел нарастить толстенную шкуру. Я думал
о том, что среди всеобщей бесчестности иногда бывает  трудно  найти  честный
путь, а следовать ему еще труднее.
   За два года я успел понять, что  бесчестность  -  понятие  относительное.
Сделка, которая мне представлялась вопиющей, с точки зрения прочих выглядела
просто разумной. Ронни Норт не видел ничего дурного в том, чтобы выдоить  из
рынка все возможное до последнего пенни; и вообще, он славный парень...
   Телефон зазвонил. Я снял трубку.
   - Джонас!
   Это снова был Ронни. Я так и думал.
   - Этот конь - Речной Бог. С тебя за него три пятьсот плюс пятьсот сверху.
   - Я тебе перезвоню.
   Я  нашел  Речного  Бога  в  каталоге,  посоветовался  с  жокеем,  который
несколько раз на нем ездил, и наконец перезвонил Норту.
   - Хорошо, - сказал я. - Если  ветеринар  подтвердит,  что  Речной  Бог  в
порядке, я его возьму.
   - Я же тебе говорил, что ты можешь на меня  положиться!  -  с  притворным
вздохом сказал Ронни.
   - Ага. Я тебе дам две пятьсот.
   - Три тысячи, - сказал Ронни. - И ни фунтом меньше. И пятьсот сверху.
   - Сто пятьдесят, - отрезал я. Сошлись на двухсот пятидесяти.
   Мой приятель-жокей сообщил, что Речной Бог принадлежит фермеру из Девона,
который купил его необъезженным