хватит денег  на  отправку  тела
домой... Часть тела я отвезу в Киев.
   Я кивнул. Было видно,  как  тяжело  на  душе  у  полковника.  Мне  не
хотелось его больше беспокоить, и я последовал примеру Петра,  сразу  по
приезде упавшего на свою подстилку рядом с Галей и уже вовсю храпевшего.
   - Спокойной ночи, - сказал я полковнику.
   Он устало ухмыльнулся и жестом руки отправил мой взгляд  на  верхушки
холмов, из-за которых уже просачивался свет наступавшего дня.
   Засыпая, я обнимал Гулю и думал об  Азре,  о  добром  ангеле  смерти,
принимающем вид влюбленной в тебя женщины.

Глава 52

   Проснулся я ближе к полудню, сжимая в руке пистолет с глушителем.
   Оглянулся. Гуля с Галей возились у костра, Петр еще спал.  Полковника
не было видно. Я несколько минут  приходил  в  себя,  вспоминал  события
прошедшего дня.
   Потом спрятал пистолет в рюкзак, сделал двухминутную зарядку  -  пару
раз присел и помахал руками в стороны для бодрости.
   Солнце висело прямо над нами, заколачивая тени в песок.
   Я подошел к женщинам, получил от их доброты пиалу с остывающим чаем -
видно, они сами недавно чаевничали, наслаждаясь отсутствием мужчин. Галя
была в своих неизменных джинсах, но зато сверху  грациозно  подчеркивала
ее  маленькую  грудь   темно-красная   маечка.   Гуля   сегодня   носила
рубаху-платье салатового цвета.
   Интересно, подумал я, а как она будет одеваться в Киеве? Ведь в таком
наряде спокойно даже по безлюдной улице не пройдешь!
   - Полковник не говорил, куда ушел? - спросил я у женщин, допив чай.
   - Вин вжэ давно пишов, - ответил Галя. - Годыны з тры  тому.  Мабуть,
до миста.
   - И ничего не сказал?
   - Казав, що до обиду прыйдэ.
   Я кивнул. Галя и Гуля как раз начинали заниматься обедом, так что  по
всей  видимости  ждать  возвращения   полковника   оставалось   недолго.
Любопытство и чувство голода заставили  меня  постоять  некоторое  время
рядом с костром и нашими кухарками. Приятный солоноватый  запах  щекотал
ноздри. Я присмотрелся - Галя раскатала тонкий лист теста и  резала  его
на ромбики, а Гуля на этой же доске с другого конца  нарезала  полосками
сухое мясо. Рядом в пиале лежала горка порезанного кольцами  фиолетового
лука. Похоже, что обед предполагался праздничный. Я сглотнул слюну.
   - Что это у нас сегодня? - спросил я.
   - Аман оставил  немного  баранины,  будем  казахский  суп  кушать,  -
ответила Гуля, не оборачиваясь.
   За моей  спиной  раздался  кашель.  Проснулся  Петр.  Приподнялся  на
локтях, покрутил головой по сторонам. Потом снова опустился на  спину  и
уставился полусонными глазами на белесое, засвеченное  ярким  полуденным
солнцем небо.
   Полковник действительно вернулся к обеду. Он словно носом учуял,  чем
грозит  возможное  опоздание.  В  котелке  доваривался  жирный  суп   из
баранины, и  аромат  его  создавал  вокруг  костра  атмосферу  ожидания.
Вчерашние поминальные сто грамм все еще требовали закуски.
   После обеда полковник отозвал меня и Петра в сторону.
   - Вам надо до вечера отоспаться, - сказал он добрым отеческим  тоном.
- Ночью будет много работы.
   Мы послушно отправились на свои подстилки. После сытного  и  вкусного
обеда дрема затуманила мое сознание,  как  только  я  улегся  на  спину,
накрыв лицо войлочной казахской шапкой - подарком отца Гули.
   Проснулся  от  рева  моторов.  Поднял  голову.  Шум  доносился  из-за
близкого песочного  горизонта,  за  которым  начинался  спуск  к  нашему
раскопу. Я вышел на край возвышенности и увидел внизу экскаватор  и  два
больших самосвала. Один из  "КрАЗов"  стоял  чуть  дальше  от  ямы.  Его
водитель-казах сидел на ступеньке кабины и курил.  Второй  "КрАЗ"  стоял
под загрузкой. Водитель был в респираторе.
   Экскаватор черпал песок из нашей ямы и ссыпал его  в  уже  наполовину
заполненный кузов самосвала. Присмотревшись, я заметил, что  и  казах  в
экскаваторе дышал через респиратор. Чуть поодаль  стоял  и  наблюдал  за
загрузкой полковник Тараненко.
   Я медленно спустился к яме. Подошел к полковнику.
   - Дело движется, - сказал он мне. - Вам уже пора собирать вещи.
   - Что? - переспросил я. - Мы уезжаем? Полковник кивнул.
   - Через час приедет Аман. Будем сопровождать груз. Дорога дальняя, до
Красноводска больше шестисот километров.
   Я вздохнул. Пустыня отучила меня от. резких движений, и поэтому мысль
о том, что надо быстро собирать вещи вызвала во мне крайнее неприятие.
   Я поднимался наверх к нашей стоянке в весьма раздраженном состоянии.
   Старался делать широкие шаги, но  песок  словно  смеялся  надо  мной,
осыпаясь под ногами и замедляя движение. В конце концов песок победил  -
я поднялся наверх успокоившись, немного усталый.
   Сказал Гуле, что надо собираться, и она послушно направилась к  нашим
вещам. Сложила полосатую подстилку, спрятала ее в двойной баул. Пошла  к
костру за треногой, котелком и другими кухонными принадлежностями.
   Я оглянулся по сторонам. Механический звук  экскаватора  противоречил
мертвой красоте этих руин. Я попробовал посчитать, сколько дней  провели
мы здесь, но шум отвлекал  меня.  Ладно,  подумал  я,  впереди  шестьсот
километров дороги - будет время и  дни  посчитать,  и  о  многом  другом
подумать...

Глава 53

   Выехали мы под вечер. Впереди шли два  "КрАЗа"  с  песком.  В  первом
рядом с водителем ехал уже знакомый нам казах Юра, во втором  -  Витольд
Юхимович. Мы вчетвером ехали сзади в "лендровере" Амана. Аман врубил все
фары,  и  оба  самосвала,  ехавшие  перед   нами,   казались   какими-то
нереальными, словно мы смотрели кинофильм. Дорога  виляла,  и  время  от
времени передний самосвал на мгновение выскакивал из светового коридора.
Но очень быстро мы снова выстраивались в более или менее ровную  колонну
и ехали дальше, медленно забираясь в горы  Каратау.  Горами  эти  холмы,
конечно, назывались условно. По сравнению с Кавказом их  можно  было  бы
назвать равниной. Но  все  равно,  под  лунным  светом,  придававшим  им
неестественную голубоватую окраску скорее лунного, чем земного  пейзажа,
они казались невероятно красивыми.
   Иногда нас подбрасывало, и я с опаской оборачивался к заднему  окошку
джипа, проверяя, не вылетели ли из кузова наши вещи. Но плотно уложенные
впритирку  друг  к  другу  рюкзаки,  сумки  и  баулы,  казалось,  меньше
реагировали на неровности дороги, чем мы.
   Небо загоралось все большим количеством звезд, но  увидеть  их  можно
было только через заднее окошко "лендровера" - яркий свет двух рядов фар
делал все впереди, кроме куска дороги и двух самосвалов, невидимым.
   В порт Красноводска мы приехали около часа дня. У  паромного  причала
стояло десятка два  машин,  в  основном  легковых.  Паром  "Нефтяник"  с
бортами, покрытыми ржавчиной, не внушал особого доверия.  Даже  ржавчина
на его бортах была двухцветная: нижние метра  полтора  отливали  грязным
зелено-коричневым  цветом,  а  выше  поднявшейся  над  водой  ватерлинии
царствовала уже классическая коричневая ржавчина. От Амана я  уже  знал,
что на линии Красноводск-Баку ходят  только  два  парома:  "Нефтяник"  и
"Дружба", так что шансы, что этот паром пойдет на  дно  именно  с  нами,
были минимальные.
   Самосвалы стояли в очереди на загрузку, но въезд  на  паром  бы  пока
перекрыт покрашенной в красный цвет цепью.
   Паром был похож на обычный сухогруз. Он был в несколько  раз  меньше,
чем рыбзавод, на котором я  плыл  от  Астрахани  до  залива  Комсомолец.
Только нос, опускавшийся и  становившийся  на  время  разгрузки-погрузки
мостом для автотранспорта, позволял этому судну называться паромом.
   Пока я осматривался,  изучая  полузаброшенный  порт  с  застывшими  в
вольных позах доковыми кранами, с ржавыми конструкциями, торчащими тут и
там из красноватой, словно тоже покрытой ржавчиной земли, к "лендроверу"
подошел полковник Тараненко.
   По его просьбе мы с Петром отошли от машины.
   - Паром отойдет через два часа, - сказал полковник. -  Слушайте  меня
внимательно.  Вы  теперь  -  представители  фирмы  "Каракум  лтд".   Вот
документы на песок, - он передал мне плотный большой конверт. -  Там  же
деньги. Я догоню вас по дороге,  у  меня  еще  здесь  есть  дела.  Вы  с
водителями выгружаетесь в Баку, они сами перегрузят песок и покажут вам,
с    какой    ветки    в    порту    вы    отправитесь    дальше.     На
азербайджанско-дагестанской границе с вас  снимут  пятьсот  долларов  за
транзит, потом, наверно, будут еще проблемы. В конверте три  тысячи,  до
Ростова-на-Дону должно хватить. Если не хватит - у вас есть  оружие.  Но
будьте с ним поаккуратнее. - Полковник сделал небольшую паузу, давая нам
с Петром возможность переварить услышанное. Потом продолжал:
   - В Ростове придется несколько дней постоять. Мой вам совет -  женщин
отправьте оттуда отдельно на пассажирском поезде. Из Баку это делать нет
смысла, слишком опасно. Ну что ж, удачи и до встречи! Ни пуха ни пера!
   Полковник  пожал  нам  руки  и  отошел  к  Аману,   курившему   возле
"лендровера".
   Мы с Петром стояли в полном оцепенении.  Я  держал  в  руках  большой
конверт.
   В ушах все еще звучал голос полковника. Я уже не думал о ветхом  виде
парома,  на  котором  предстояло  переплыть  Каспий.  Дальнейшая  дорога
вызывала у меня более серьезные опасения. Не только за  себя,  но  и  за
Гулю. Прежде всего за  Гулю.  Было  бы  глупо  рассчитывать,  что  можно
проехать через Кавказ без проблем, особенно в  наше  время,  когда  и  в
Дагестане, и в Чечне еще стреляют.
   Я посмотрел на Петра. Судя по его угрюмому виду, он тоже не испытывал
особой радости от предстоящей дороги.
   - Ну что будем делать? - спросил я.
   - А що робыты? - голосом фаталиста ответил он. - Трэба всэ довэсты до
кинця.
   Он достал свою трубку. Закурил.
   Я кивнул, а сам подумал: "Будь ты палестинцем,  радовался  б  наверно
каждой возможности умереть за родину и Аллаха".
   Оглянулся на  машину.  Галя  сидела  на  стальной  боковой  ступеньке
"лендровера", а Гули не было видно.  Я  заволновался.  Подошел,  спросил
Галю.
   - Вона туды пишла, - Галя показала рукой на  ангар  с  полураскрытыми
ржавыми воротами.
   - Зачем?
   - Пэрэодягтысь...
   Я направился к ангару, но не  успел  пройти  и  полпути,  как  увидел
вышедшую мне навстречу Гулю в джинсах и серой футболке. В руке она несла
сложенное темно-красное платье-рубаху.
   - Ты знаешь, куда мы едем? - спросил я ее шепотом.
   - Да, - ответила она, улыбнувшись.
   - Может, тебе лучше остаться сейчас здесь? А потом прилетишь в  Киев,
когда все уже будет в порядке. Я тебя встречу.
   Гуля отрицательно мотнула головой.
   - Мы теперь одно  целое:  муж  и  жена,  -  сказала  она.  -  Я  могу
потеряться без тебя, ты потеряешься без меня. Я не хочу остаться одна...
   Я обнял Гулю, крепко прижал ее к себе и ощутил ее  ответные  объятия,
ее сильные, красивые руки.
   "Кто из нас кого будет защищать?" - подумал я не без иронии.
   - Все будет хорошо, - прошептала мне в ухо Гуля  и  запечатала  слова
поцелуем.
   Я тоже поцеловал ее в ухо.

Глава 54

   Как только два азербайджанца в грязных синих комбинезонах появились у
въезда на паром, перекрытого покрашенной в красный цвет цепью, у причала
собралась  немалая  толпа  желающих  стать  пассажирами.  Очередь  машин
протянулась метров на двести до ржавого  ангара  и  хвост  ее  спрятался
где-то за ним. На козырьке ангара метровыми белыми буквами было написано
"ТУРКМЕНБАШИ". Сначала я  удивился,  но  быстро  понял,  что  это  новое
название Красноводска.
   Оба самосвала стояли теперь в первой десятке. Я с  грустью  оглянулся
на "лендровер". Эта машина внушала мне больше доверия,  чем  "КрАЗы".  И
хотя я особо не полагался  ни  на  Амана,  ни  на  Юрия,  было  бы  куда
спокойнее, если б они отправились с нами.  Но  то,  что  они  оставались
здесь, было вполне логично - они оставались  на  своей  территории.  Вот
только почему вместе с ними оставался полковник  Тараненко?  Какие  дела
задерживали его  здесь,  в  Туркменистане,  если  главной  задачей  была
доставка песка на Украину?
   Покрашенная  в  красный  цвет  цепь  с  грохотом   упала.   Один   из
азербайджанцев лениво потянул ее  на  край  и  там  придвинул  ногами  к
боковому борту. Второй  стал  посередине  въезда  и  приглашающе  махнул
передней машине. Красная "Лада" подъехала  и  остановилась.  Водитель  -
низенький и щуплый кавказец - вышел из  машины,  отсчитал  контролеру  в
синем комбинезоне определенное количество купюр и, вернувшись в  машину,
заехал на палубу.
   Контролер внимательно проследил,  куда  поехала  и  где  остановилась
"Лада", потом обернулся и позвал жестом следующую машину.
   Солнце припекало. Я вытащил из  бокового  карманчика  своего  рюкзака
войлочную остроконечную шапку, расправил ее и  надел  на  голову.  Снова
подошел к Гуле.
   - А тебе Аман ничего не говорил? - спросил я.
   - О чем?
   - О нашей поездке...
   - Нет, - ответила Гуля. - Он только пожелал удачи. Три раза.
   - Три раза? - переспросил я.
   Она кивнула.
   Я оглянулся, бросил взгляд на Амана, Юрия и  полковника,  спокойно  о
чем-то беседовавших, стоя между джипом и ангаром. Посмотрел на  Петра  и
Галю, молча сидевших на стальной ступеньке "лендровера". При  всем  моем
внутреннем напряжении  я  не  мог  не  ощущать  атмосферу  удивительного
спокойствия, царившую в порту. Я не мог не заметить холодное спокойствие
на лицах Петра и Гали и беззаботность троицы коллег.  Даже  погрузка  на
паром происходила как-то  слишком  спокойно,  без  спешки,  без  шума  и
криков. Пешие пассажиры терпеливо ждали, пока одна за другой  машины  не
заедут на палубу.
   Второй азербайджанец в синем комбинезоне принялся помогать первому  и
пошел на палубу, где стал следить, чтобы водители  ставили  свои  машины
ближе к середине плотными рядами, не оставляя незанятого пространства.
   Из-за ангара появился хвост автомобильной очереди, и вскоре  вся  эта
многоколесная  змея  вползла  на  палубу  парома,  заполнив  собою   все
пространство.
   Паром присел под тяжестью груза поглубже  в  воду,  и  граница  между
двумя ржавчинами исчезла.
   Еще через полчаса, уже погрузившись и сложив  вещи  в  одну  кучу  на
верхней  палубе,  мы  вчетвером  провожали  взглядом  удалявшийся   порт
Красноводска и постепенно превращающийся в темную  точку  на  коричневом
берегу "лендровер". Но джип так и не превратился в  точку  -  он  вскоре
уехал.
   Море   было   спокойным.   Грязная   темнозеленая   вода,    покрытая
перламутровой пленкой мазута, легко  колыхалась  под  неспешно  плывущим
паромом.
   Только чайки кричали, то обгоняя паром, то снова  возвращаясь  к  его
корме.
   Но никто не бросал им корма. Пассажиры, среди которых в основном были
казахи и кавказцы, молча сидели на своих сумках и чемоданах.
   - Пошли прогуляемся, - предложил я Гуле.
   Оставив Петра с Галей сторожить вещи, мы прошлись по  палубе,  обошли
паром вдоль бортов, с интересом изучая открывшиеся горизонты.
   Влажный воздух отдавал  солью  и  йодом.  И  солнце,  зависшее  между
берегом и нами, не казалось жарким.
   Обнявшись мы остановились у заднего борта, глядя на расползавшиеся за
паромом невысокие волны, на уходящий в прошлое берег.
   С  этого  расстояния  можно  было   рассмотреть   и   часть   города,
спрятавшегося справа от порта, за невысокими  желтыми  холмами.  Обычные
пятиэтажки.
   - Ты была в Красноводске? - спросил я Гулю.
   - Нет.
   - Я тоже нет, - усмехнулся я.
   Рядом  под  бортом  на  палубе,  постелив  верблюжье  одеяло,  сидела
казахская семейка - муж, жена и трое девчонок, младшей из  которых  было
годика три, а старшей лет восемь. Одеты они были по-городскому,  никаких
ярких цветов. Тусклые платьица. И родители, им  было  лет  по  тридцать,
одеты были скромно,  словно  специально,  чтобы  не  привлекать  к  себе
внимания.
   Вдруг рядом присела еще одна девочка лет десяти, и я понял,  что  она
тоже часть этой семьи. Она принесла двухлитровый бидончик - с таким я  в
детстве ходил за молоком. Над бидончиком поднимался пар.
   - Здесь есть кипяток, - сказал я Гуле, кивнув на бидончик.
   Когда я с котелком в руке  отыскал  наконец  место,  где  можно  было
набрать кипятка, оказалось, что на этом пароме за все нужно  платить.  В
котелок вошло два литра.
   - Один доллар, -  сказал  мне  азербайджанец,  руководивший  краником
титана. - Может хочешь растворимый суп? Или каша? Все есть, недорага...
   Пообещав принести доллар и по дороге подумать о растворимом  супе,  я
вернулся с кипятком к нашим вещам. Гуля с  Галей  уже  достали  пиалы  и
свертки с запасенной едой.
   Найдя в большом конверте, переданном нам полковником Тараненко, пачку
долларов, я вытащил самую мелкую купюру - десятку - и вернулся к титану.
   Сдачи у азербайджанца не  было,  и  мне  пришлось  взять  три  пакета
растворимого супа неизвестного арабского производства.
   Пообедав, мы устроились в два ряда на палубе под бортом. Задремали.
   Время шло медленно. Иногда я открывал глаза, проверяя, высоко ли  еще
солнце. Когда я очередной раз очнулся от дремы, солнце уже опускалось.
   Я поднялся на ноги, прилег грудью  на  борт.  Море  было  по-прежнему
спокойно, только  уже  почище.  Горизонты  приблизились.  Между  нами  и
горизонтом плыл по своим делам какой-то сухогруз,  плыл  в  направлении,
противоположном нашему.
   Какое-то время я следил за ним, радуясь возможности  хоть  за  что-то
зацепиться взглядом.
   Остальные спали. Петр посапывал во сне.  Я  оглянулся  и  увидел  еще
несколько групп спящих пассажиров.  Казалось,  что  почти  все  на  этом
пароме путешествовали семьями. И почти все вокруг спали, разложив одеяла
на палубе.
   Ветер усилился, колыхавшееся морское желе штиля разбилось на  широкие
ряды невысоких волн. Паром стал  покачиваться  -  море  словно  пыталось
усыпить его, как младенца в коляске. Я сразу вспомнил плавучий рыбзавод,
даже не из памяти он  вынырнул,  а  само  тело  вспомнило  эту  огромную
качавшуюся на волнах махину. Руки вспомнили дрожащее железо  бортов,  за
которое держались во время качки. И шторм,  единственный  шторм  в  моей
жизни, всплыл,  как  кинохроника  перед  глазами.  Ночной  грохот  волн,
скрежет железа под натиском бушующей воды, и я, удерживаемый от  падения
объятиями  привыкшей  к  штормам  Даши,  спокойно   проспавшей   буйство
каспийской стихии. Сколько времени прошло с  тех  пор?  Сколько  дней  и
недель?
   Казалось, что не так много-но все это было уже в глубоком прошлом,  в
прошлом, к которому не вернуться.
   Я опустил взгляд на Гулю. Она спала  на  боку,  подложив  под  голову
сумку Гали, лицом к борту. Джинсы шли ей больше, чем рубахи-платья.  Она
сразу, будто переодевшаяся  после  выступления  танцовщица  фольклорного
ансамбля, стала одной из нас. И все же,  помня  ее  отца,  сестру  и  те
несколько дней, проведенные в их кибитке, я понимал, что  ее  восприятие
жизни не может быть таким же, как мое.
   Только сейчас и только с виду она ничем  не  отличалась  от  нас,  от
меня, Петра и Гали. На самом же деле, думал я, ей,  должно  быть,  стоит
больших усилий умело скрывать свое  волнение  и  свои  мысли  по  поводу
нашего путешествия и нашего с ней будущего вообще. Я не очень-то верил в
ее восточную покорность. И при этом  я  полностью  доверял  ей,  доверял
больше, чем Петру, Гале или, тем более, полковнику. Она была из  другого
мира,  но  она  была  моей  женой.  Хотя  брак  наш  был  скорее  чем-то
мистическим, спущенным на нас с неба и нами принятым,  чем  реальностью,
за которой, как  за  каждой  реальностью,  прячется  подтверждающий  эту
реальность документ.
   За  моей  спиной  раздался  вдруг  тонкий  дребезжащий  звук,  и   я,
инстинктивно  обернувшись,  встретился  взглядом  с  невысоким   смуглым
мужчиной лет сорока. Он стоял метрах в десяти от нас  за  лебедкой.  Как
только наши взгляды встретились, он резко  повернул  голову  и,  быстрым
шагом пройдя метров десять,