сился на Олега Борисовича.  Он  заметил  мой  взгляд.  Перестал
жевать.
   Потушил лежавшую в пепельнице и дымившую сигарету.
   - Фотоаппарат покажите! - сказал он.
   Я достал "Смену", протянул ему.
   Он расчехлил ее, внимательно осмотрел со всех сторон. Поднес объектив
к глазам. Потом отодвинул тарелку, положил фотоаппарат  на  стол,  а  из
кармана достал швейцарский карманный ножик. Вытащив  из  него  маленькую
отвертку, он поддел какой-то  рычажок  возле  объектива,  и  объектив  с
частью передней панели отошел от корпуса.
   Улыбаясь, Олег Борисович  показал  нам  фотоаппарат,  вскрытый  таким
странным образом.
   - Теперь это почти антиквартиат, - грустно  произнес  он.  -  Видите,
сюда  вставлялась  микрокассета  для  паралельной  или   самостоятельной
съемки. - Он показал на маленькую нишу. - Кто-то ее  вытащил...  Кто-то,
кто знал, где искать... Да, - Олег Борисович посмотрел на меня. Он хотел
было что-то сказать, но появившийся с подносом  официант  остановил  его
желание.
   Официант поставил перед нами тарелки с  отбивными  и  рисом.  Пожелал
приятного аппетита и чинно удалился,  словно  специально  замедлив  свои
движения.
   - А этот... полковник Тараненко, он знает о фотоаппарате?  -  спросил
он.
   - Нет.
   Олег Борисович довольно хмыкнул, взял в руки нож и вилку. Принялся за
мясо.
   "Спросить его про Киев или не спросить?  -  лихорадочно  думал  я.  -
Подождать, пока он сам не скажет? Но он может и не  сказать...  Кто  его
знает?"
   - У вас жена не болтливая?  -  спросил,  задержав  перед  ртом  кусок
отбивной, Олег Борисович.
   - Нет, она казашка, - сказал я и тут же подумал, что, может быть,  не
все казашки такие немногословные, как Гуля.
   - Казашка, - задумчиво повторил Олег Борисович и отправил кусок  мяса
в рот.
   Он жевал медленно и отвлеченно, словно это было каким-то  посторонним
действием. Главный действие происходило в его голове - он думал.
   Алексей Алексеевич снова наполнил рюмочки.
   - Как ее зовут? - спросил Олег Борисович.
   - Гуля.
   - За Гулю! - он поднял рюмку.
   Выпили. Снова  зависло  над  столом  молчание.  Свинина  была  хорошо
прожарена и щедро наперчена. Что нас точно объединяло, так это радостное
поедание вкусного мяса.
   Я вдруг подумал, что они так мало говорят о полковнике,  даже  делают
вид, что не знают его, потому что он  действительно  связан  с  каким-то
секретным отделом. Ведь и о песке они ни разу не  упомянули  и  меня  не
спросили. Я тоже о нем не говорил. Даже когда рассказывал про дорогу  от
Красноводска до Батайска, я умудрился несколько раз упомянуть и оружие в
ящиках, и наркотики. Но ни слова о песке.
   Олег Борисович  снова  полез  рукой  во  внутренний  карман  пиджака.
Вытащил обычный конверт, протянул мне.
   - Это ваши билеты в Киев. На завтра, - сказал он. - Где пленка?
   Я протянул ему коробочку с пленкой.
   - Послезавтра утром вы  будете  в  Киеве.  Домой  вам  пока  идти  не
советую.
   Остановитесь у знакомых. В одиннадцать перезвоните  мне.  Встретимся,
тогда и произведем расчет за ваши находки.
   Я был поражен. Видимо, мое лицо выразило такую смесь чувств, что Олег
Борисович не мог  не  ухмыльнуться.  Ему,  наверно,  нравилось  удивлять
людей.
   Я вытащил из конверта билеты, посмотрел на номер поезда, тип  вагона.
Два билета СВ!
   - Настоящие! - сказал Олег Борисович.  Когда  официант  принес  счет,
Олег Борисович и Алексей Алексеевич несколько минут  вежливо  спорили  о
том, кто будет платить за обед. Выиграл, как я и ожидал, Олег Борисович.
Он же аккуратно спрятал счет в свое портмоне.
   За дверью кафе нас всех ожидал сюрприз. Все четыре колеса  коричневой
"шестерки" были спущены. Алексей Алексеевич выматерился, поправил очки и
осмотрелся по сторонам. Олег Борисович тяжело вздохнул.
   Олег Борисович подвез меня на такси к  калитке.  Я  все  еще  был  во
вздернутом, немного озадаченном состоянии. На вопрос Гули: "Ну как?",  я
показал ей билеты. Впервые на ее лице я увидел одновременно и  счатливую
улыбку, и слезы в глазах.
   - Надо купить чемоданы, - сказала она. - Как-то неудобно с баулом...
   Я кивнул.

Глава 75

   Поезд опоздал в Киев на полчаса. Над вокзалом светило осеннее солнце.
Под вагоном толпились встречающие  и  носильщики.  Один  из  носильщиков
бросился  помогать,  увидев,  что  я  спускаюсь  на  платформу  с  двумя
чемоданами в руках и рюкзаком на спине.
   Сторговавшись, мы сгрузили вещи на его тележку и теперь шли  с  Гулей
за ним к остановке такси. Тележка поскрипывала.
   Вчерашний день, полный суеты, словно все еще продолжался.  В  рюкзаке
лежал пирог с капустой, испеченный Ольгой Мыколаивной  на  скорую  руку.
"Прыйидэтэ до Петра, а там пусто, нэма шо йисты..." - говорила она, стоя
с пирогом в руках над нами, пока  мы  набивали  вещами  купленные  утром
чемоданы. Она потом еще раз приходила и всякий раз  с  чем-то.  Подарила
Гуле вышитую украинскую сорочку.
   Потом принесла банку варенья.  Потом  еще  раз  написала  на  бумажке
киевские адрес и телефон Петра. "Цэ в иншый карман покладить, якщо  одну
адресу  вкрадуть,  по  ций  знайдетэ.  Пэрэдастэ  йому   прывит,   нэхай
прыйижджае!"
   Таксист содрал за пятиминутную поездку пять долларов, но  у  меня  не
было ни сил, ни желания с ним спорить.
   Петр и Галя встретили нас радушно, как родственников. Я на  минуту  и
сам вдруг почувствовал между нами это невидимое родство.
   Они дали нам в  распоряжение  свою  спальню.  Туда  мы  снесли  вещи,
переоделись.
   Потом, оставив Гулю  в  квартире  Петра,  я  вышел  на  улицу.  Купил
телефонную карточку и позвонил Олегу Борисовичу.
   -  Николай  Иванович,  с  приездом!  -  обрадованно   произнес   Олег
Борисович.  -  Давайте  в  половине  первого  у  могилы  патриарха,  под
колокольней Софиевско-го собора.
   - Хорошо.
   - До встречи, - произнес Олег Борисович и положил трубку.
   Я вернулся к Петру.
   За окном светило солнце. До встречи с Олегом  Борисовичем  оставалось
сорок минут. Снова оставив Гулю вместе с Галей, - Петр вышел куда-то  по
своим делам - я поехал на встречу.
   Олег Борисович подъехал к могиле патриарха на темно-синем  "БМВ".  Не
без труда он выбрался из машины, потом, наклонившись к  открытой  двери,
сказал что-то шоферу и направился ко мне.
   На нем был элегантный серый  костюм,  который  каким-то  таинственным
образом не то чтобы скрывал грузную фигуру Олега  Борисовича,  а  скорее
переключал внимание на себя, на свой покрой. В левой руке он нес кожаный
дипломат.
   - Ну как доехали? - спросил он, кивнув в знак приветствия.
   - Хорошо, спасибо.
   - Пойдемте, присядем на солнышке, - он  жестом  показал  на  открытую
дверь в монастырь-заповедник;
   Мы уселись на свободной скамейке. Он положил  дипломат  на  колени  и
скрестил руки на груди.
   Я осмотрелся.  На  территории  заповедника  несколько  молодых  мамаш
катали  коляски  с  детьми.  Через  скамейку  от  нас   сидела   парочка
пенсионеров. У  входа  в  собор  без  дела  стоял  фотограф,  обвешанный
аппаратурой. Рядом с ним на треноге висел стенд с образцами фотографий.
   - У вас пакет или сумка есть? - спросил Олег  Борисович,  обернувшись
ко мне.
   - Нет.
   - Да? - удивился он. - А вы что, деньги  в  карманах  понесете?  Хотя
вам, тут, конечно, недалеко.
   - Деньги? - переспросил я.
   - Ну да, я же сказал вам в Коломые. Олег Борисович смотрел на меня  с
улыбкой и, казалось, получал удовольствие от моего недоумения.
   - Скажите, -  снова  заговорил  он.  -  А  кроме  палатки,  газеты  и
фотоаппарата вы там ничего не находили?
   - Нет.
   - Ну ладно, здесь, - он  хлопнул  ладонью  по  лежавшему  на  коленях
дипломату, - десять  тысяч  долларов...  Пять  тысяч  за  фотоаппарат  и
пленку, три тысячи за то, что больше никто, кроме вас и вашей  жены,  не
будет знать об этой пленке.
   - А две тысячи? - спросил я озадаченно.
   - А две тысячи - это часть другой суммы, аванс, так сказать... - Олег
Борисович приоткрыл дипломат, наклонив голову, заглянул внутрь  и  снова
прихлопнул его крышку.
   - Вас, наверно, интересует, почему вы получаете так много денег?
   Я кивнул.
   Олег Борисович достал  из  внутреннего  кармана  пиджака  конверт.  В
конверте лежали только три отпечатка той старой  пленки,  те  самые,  на
которые первым обратил внимание покойный фотограф Витя.
   - Вот это - Иван Роговой,  -  Олег  Борисович  придавил  указательным
пальцем на фотографии с сидевшим  на  песке  пленником  первого  мужчину
слева. - Сейчас - депутат Российской Думы, этот,  он  перевел  палец  на
второго стоявшего. - Зампред акционерного общества "Саха-Алмаз-экспорт",
третий - сейчас в руководстве КГБ Белоруссии...  Тот,  что  справа,  был
директором Московского "Стройинвестбанка", два  года  назад  пропал  без
вести.
   - Там был еще один, - сказал я. - На других фотоснимках.
   - Да, да, -  кивнул  Олег  Борисович.  -  Про  того  пока  ничего  не
известно.
   - А это кто? - Я показал пальцем на связанного.
   - Это мой брат, майор Науменко, - голос Олега Борисовича задрожал.  -
Когда-нибудь я расскажу подробнее, а сейчас мне пора.
   - Майор Науменко? - переспросил я. - Но ведь его похоронили  рядом  с
могилой дервиша! То есть, значит, это не его похоронили... Он здесь? - Я
показал взглядом на фотографию с песчаной могилой.
   - Нет, он там. Здесь, - Олег Борисович посмотрел на ту же фотографию,
- никого нет. Могилку насыпали шутки ради.  Баловались...  А  майора  на
шхуне доставили на Мангышлак. Остается узнать, что произошло там.
   Я вдруг понял, что история,  расказанная  полковником  Тараненко,  не
совпадает с историей, которую рассказывают эти снимки.
   - Подождите, - сказал я Олегу Борисовичу. -  Но  если  он  шел  туда,
чтобы узнать что-то  о  материальных  проявлениях  духа,  то  зачем  ему
следить за шхуной?
   Олег Борисович ответил  на  мой  вопрос  немым  удрученным  взглядом.
Тяжело вздохнул.
   - Нельзя смешивать духовные поиски с оперативной работой, -  произнес
он после минутной паузы. - Или одно, или другое. Или смерть...
   Он раскрыл дипломат,  вытащил  оттуда  коричневый  бумажный  пакет  и
передал мне.
   - Не потеряйте, - сказал он, пытаясь улыбнуться. Мы шли к  выходу  из
заповедника. Сейчас он сядет в темно-синий "БМВ" и уедет. А так хотелось
бы задать ему еще пару вопросов. И, конечно, услышать ответы.
   Я покосился на него. Он это заметил. Мы уже подходили к машине.
   - А где сейчас полковник Тараненко? - спросил я негромко.
   Олег Борисович, удивленный вопросом, приподнял брови.
   - Думаю, что в Одессе, в санатории имени  Чкалова,  -  сказал  он.  -
Отдыхает... Ну всего доброго! Возьмите мою визитку. Если что - звоните!
   - А когда я могу перебраться домой? - поинтересовался я.
   - Завтра после обеда, - ответил он.
   Проводив машину взглядом, я посмотрел на  аккуратный  прямоугольничек
плотной бумаги. Прочитал: "НАУМЕНКО ОЛЕГ БОРИСОВИЧ, директор совместного
украинско-казахского предприятия "КАРАКУМ лтд".
   Озадаченный, я пошел напрямик через площадь к своему дому,  помахивая
в такт шагам коричневым  бумажным  пакетом.  Постоял  пару  минут  перед
входом в парадное. Оставались сутки и я снова буду жить у себя дома.

Глава 76

   На следующий день, собрав свои вещи и вежливо отказавшись  от  помощи
Петра, мы поймали частника и за троячку доехали до Софиевской площади.
   Внутри у меня все бурлило от радости. Я почему-то думал, что  Гуля  в
этот момент испытывает за меня настоящую гордость.
   Поднявшись на третий этаж, мы опустили  вещи  на  пол.  Я  достал  из
карманчика рюкзака ключ, вставил его  в  замочную  скважину  и  тут  мое
внимание отвлекла какая-то плакетка, привешенная слева от двери.  Сделав
шаг влево, я прочитал латунную вывеску и у меня отвисла челюсть.
   Вывеска сообщала, что за этими  железными  дверьми  находится  "Склад
детского питания благотворительного фонда "Корсар".
   После нескольких минут оцепенения моя рука механически  потянулась  к
звонку. Я нажал кнопку несколько раз. За  дверью  было  тихо.  Никто  не
спешил открыть вход в склад, ранее бывший моей квартирой.
   Взгляд мой сполз на торчащий в замочной  скважине  ключ.  Я  даже  не
попробовал еще открыть дверь, хотя было бы  глупо  думать,  что  хозяева
этого "склада" не поменяли бы дверной замок.
   К моему удивению замок был тот же и он охотно поддался моему ключу. С
опаской я открыл двери, сначала заглянул, потом шагнул внутрь,  попросив
Гулю обождать на площадке.
   Внешне квартира  была  той  же.  Никаких  очевидных  изменений  я  не
заметил. Все покрыто пылью.
   Подумав, что вывеской меня пытались припугнуть те, кого я  не  пустил
на настоящий склад, я  успокоился.  Прошло  уже  немало  времени.  Да  и
вывеску они вешали, думая, что я здесь, в Киеве. Потом, наверно, забыли.
Я позвал Гулю внутрь. Занес вещи в прихожую. Еще раз зашел в комнату.  И
тут же зацепился взглядом за что-то непонятное. В  единственной  комнате
моей  маленькой  квартиры  появилась  стандартная  двухметровая   дверь,
ведущая, судя по всему, к соседям.
   Озадаченный, подошел  и  остановился  перед  ней.  Вспомнил,  что  за
стенкой жил вышедший на  пенсию  адвокат,  с  которым  я  несколько  раз
сталкивался на лестничной площадке, но ни разу нормально не поговорил.
   Я потянул дверь на себя и она открылась. За ней находилась  такая  же
комната, как и моя. Только у ее  единственного  окна  стоял  современный
письменный стол с телефономфаксом, а под стеной - ряды картонных  ящиков
со знакомыми наклейками финского детского питания.
   Прикрыв за собой дверь, я быстро подошел к столу. Первое,  на  что  я
обратил  внимание,   была   полупрозрачная   прямоугольная   пластиковая
коробочка, в которой лежала пачка визиток. Я открыл  коробочку  и,  взяв
одну визитку, поднес ее к глазам.
   "Николай  Иванович  Сотников.   Директор   благотворительного   фонда
"Корсар".
   - Коля! - позвала меня Гуля.
   Я вернулся в свою комнату, все еще сжимая в руке визитную карточку  с
моей фамилией. В голове все перепуталось.
   Через полчаса в квартире было уже убрано. На плите закипал чайник,  а
содержимое чемоданов лежало  на  диване.  Отдельной  стопочкой  высились
цветные рубахи-платья.
   Мой рюкзак тоже наполовину был разгружен.
   - Надо куда-то все сложить, - немного растерянно сказала  Гуля.  -  И
вот это, - она подняла  с  дивана  подстилку,  на  которой  мы  спали  в
пустыне. Под ней лежал пистолет с глушителем,  о  котором  я  уже  успел
забыть.
   - В шкафу должно быть место, - сказал  я,  оглядываясь  на  массивный
старинный шкаф, занимавший почти половину прихожей. - Только сначала чаю
выпьем.
   Ее взгляд вдруг упал на бумажный пакет, торчащий из рюкзака.
   - Это ты что-то купил вчера?
   - Нет, скорее продал, - ответил я и,  подойдя  к  столу,  вывалил  из
пакета несколько плотных пачек зеленых купюр.
   Гуля уставилась на доллары удивленным взглядом.
   - Это за пленку с фотографиями, - объяснил я. - Только очень  просили
никому о ней не говорить. Понимаешь?
   Гуля кивнула.
   - Только это еще не все, - продолжал  я.  -  Кажется,  у  меня  новая
работа...
   - и я протянул Гуле визитную карточку, взятую со стола присоединенной
к моей квартире комнаты.
   Пока Гуля разглядывала визитку, я подошел к телефону и позвонил Олегу
Борисовичу.
   - Что это за склад у меня в квартире? - спросил я и голос мой  звучал
довольно раздраженно.
   - Это ваш склад, - спокойно ответил Олег Борисович. - Вы  же  на  нем
работали... За вынужденный прогул вам уже заплатили. Теперь вы пошли  на
повышение...
   Спокойный "олимпийский" тон моегособеседника окончательно  завел  мои
мысли в тупик.
   - Так что же мне делать? - спросил я его.
   - Ничего. Работать, работать и еще  раз  работать,  как  завещал  нам
великий Ленин...
   Теперь в голосе Олега Борисовича уже звучала ирония.
   - Да не волнуйтесь вы! - успокоил он меня посд паузы. - Если табличка
раздражает - можете  ее  снять.  Но  с  должности  директора  вас  никто
увольнять не собирается. Будут проблемы - звоните!
   В трубке зачастили короткие гудки. Я обернулся к Гуле.  Она  смотрела
на меня заботливо и взгляд ее не требовал никаких объяснений.
   "Боже мой, как мне с ней повезло", - подумал я.
   Выпив чаю и съев по куску пирога с капустой,  мы  вышли  прогуляться.
Солнце еще светило. Гуля постоянно останавливалась и  широко  раскрытыми
глазами рассматривала дома.
   - Красивее, чем Алматы! - сказала она. Я никогда не был ни в  Алматы,
ни в Алма-Ате, так что мне  трудно  было  сравнивать.  Но  я  охотно  ей
поверил. Трудно было представить себе город, красивее Киева.
   Солнце светило в глаза и не ослепляло. - Привет! - бросил мне  кто-то
на ходу. Я оглянулся, но со спины не узнал прошедшего мимо человека.
   Это  был  мой  город,  но   в   мое   отсутствие   он   словно   стал
самостоятельнее, убежал куда-то вперед, и мне  предстояло  догнать  его,
снова сжиться с ним, стать его маленькой частью, его воздухом.  Мне  уже
было знакомо из прошлого это ощущение временной отвергнутости,  чужести.
Пройдет несколько дней, и все будет, как раньше. Невидимая  связь  токов
между городом и мной восстановится.
   Восстановится и нормальная жизнь, только теперь все будет по-другому.
Все будет по-другому хорошо. Хорошо на двоих.

Глава 77

   На следующий день мы принимали первых гостей - Петра и Галю. С Петром
я созвонился предыдущим вечером и он,  казалось,  был  очень  рад  моему
звонку.
   Сказал, что у него есть, что мне показать.
   Нельзя сказать, что в тот момент его обещание меня  заинтриговало.  Я
был больше занят мыслью о снятии со стенки слева от своей двери  вывески
благотворительного фонда "Корсар". Да и вообще любопытство мое было  уже
насыщено на год вперед. К тому  же  вечером  за  нашим  первым  домашним
ужином - вермишелью  из  старых  запасов  -  меня  одолевали  мысли,  не
прислушаться к которым я  не  мог.  Я  вдруг  понял,  что  любое  знание
обязывает, любое утоленное любопытство оставляет тебя в долгу не  только
перед тем, кто его утолил, но и перед вновь  приобретенным  знанием  или
информацией. Я сам уже ощущал себя в долгу перед Олегом Борисовичем.  Не
из-за десяти тысяч долларов, из которых две тысячи  были  то  ли  частью
непонятной будущей суммы, то ли, как сказал Олег Борисович, компенсацией
за вынужденный прогул. А может, это был какой-то аванс?
   За что? Я еще не знал. Было ли это связано с его  очевидным  доверием
ко мне? Он ведь  рассказал  мне  про  людей  на  фотографиях.  Рассказал
немного, но достаточно, чтобы понять,  что  троица,  входящая  теперь  в
первый эшелон бизнеса и политики России,  двадцать  с  лишним  лет  тому
назад была замешана в убийстве. Олег Борисович, наверно,  знал  об  этих
людях гораздо больше. Должно быть, он знал, чем  они  тогда  занимались?
Сейчас  я  думал,  что  было  бы  легче  не  знать  ничего  о  людях  на
фотографиях. Но было уже поздно.
   На улице моросил дождь. Петр и Галя оставили раскрытые мокрые зонтики
сушиться в прихожей.
   Мы уселись за стол, налили женщинам вина, а себе водки. Закуска  была
скромной, но будь такая закуска у нас в Казахстане или потом, в товарном
вагоне, мы были бы просто счастливы. Малосольные  огурчики,  бородинский
хлеб, ветчина, голландский сыр. Даже когда я утром  просто  покупал  все
это  в  ближайшем  гастрономе  -  душа  запела.  Это  тоже  было  частью
возвращения домой, - возвращение к старые гастрономическим ценностям,  к
обыденному ритуалу закуски. Изъятие этого ритуала из  жизни  человека  -
серьезное наказание. Собственно тюремное наказание - это и есть  изъятие
человека из привычных ритуалов.
   Мы выпили за встречу. Рассказали Петру и Гале, как  крестили  Гулю  и
как венчались.
   - Ну, тэпэр трэба украйинську мову вчыты!  -  улыбаясь,  сказал  Гуле
Петр. Мы с ней переглянулись.
   - Хорошо, - сказала она. - Если Галя мне поможет... Так  полушутливо,
отвлек