- Ты мне деньги давал? - спросил он.
   - Какие?
   - Ну половину тех, что прислали...
   - Нет.
   - Давай пятьсот, - потребовал он негромко;
   - А на еду?
   - Потом разберемся, давай  половину!  Ник  достал  конверт.  Протянул
Сергею пять сотенных. Сахно медленно оделся. Выпил еще один стакан воды.
Открывая дверь, оглянулся. Сказал: "Буду вечером!". И ушел.
   Через пару минут мимо дома проехал их похоронный лимузин  и  исчез  в
конце улицы.
   Ник устало улыбнулся. Бессонная ночь уже давала о себе  знать.  Но  в
голове туман рассеялся, полегчало. Он снова прилег на  спину.  За  окном
было светло.
   Глаза закрылись, и он задремал.
   Проснулся уже с совершенно ясной головой. Вспомнил, что  Сахно,  взяв
пятьсот марок, уехал до вечера. Конечно,  будь  он,  Ник,  в  нормальном
состоянии, не дал бы он ему столько денег. Ведь ясно было, что к  вечеру
Сергей их успешно протратит. Еще неизвестно на что, но то, что к  вечеру
их у него не будет - Ник знал точно.
   Однако настроение от этого не испортилось. Наоборот, настроение  даже
улучшилось от осознания того, что напарника до вечера не будет. Уж очень
хотелось Нику побыть одному, попить  чайку  в  одиночестве,  подумать  о
жизни.
   Мысленно поговорить со своими, объяснить  им,  что  процесс  идет,  а
значит, может и окончиться в ближайшее время.
   Приняв душ, Ник глянул на часы - без десяти два.  Впереди  оставалось
еще полдня. Погода на улице была сумрачной, но без дождя. Хотя дождь мог
пойти в любую минуту - уж очень низкими и тяжелыми были тучи.
   Ник оделся и вышел. Хотелось прогуляться, подышать  чистым  воздухом.
Воздух в квартире  показался  спертым  и  все  еще  полным  сладковатого
гашишного дыма.
   Пустой  городок  навевал  романтические  мысли.  Спокойствие   внутри
гармонировало со спокойствием улочек Ойскирхена.
   Бродя наугад. Ник вышел на маленькую площадь, видимо,  центральную  в
городке. Церковь, три аптеки, кафе, супермаркет "Норма" и частный мясной
магазин, из-за витрины которого  на  улицу  выглядывал  мясник  в  белом
докторском халате. Конечно, не докторском, но у Ника почему-то  возникла
именно  эта  ассоциация.  Остановившись  на  автобусной  остановке,   он
уставился на этого мясника. А тот, казалось, улыбнулся в ответ.
   В пространство между Ником и мясником  въехал  автобус.  Перед  Ником
открылась его передняя дверь, и теперь он  поймал  на  себе  вежливый  и
ожидающий взгляд водителя.
   - Нет, я не еду, - сказал по-немецки Ник. И водитель,  кивнув,  повел
автобус дальше.
   Из  автобуса  кто-то  помахал  Нику.  Он  удивленно  поднял   голову,
посмотрел.
   Узнал старушку-соседку,  помогавшую  искать  черепаху.  Махнул  ей  в
ответ.
   Снова перед ним через дорогу был мясной магазинчик, но мясник  теперь
был занят обслуживанием какого-то старичка. Показывал  ему  кусок  мяса,
что-то объясняя.
   "Аптека, улица,  фонарь..."  -  вспомнился  Нику  Александр  Блок  из
школьной программы.
   Захотелось зайти в кафе, и Ник зашел.  Внутри  было  чисто  и  уютно.
Высокие круглые столики и высокие грибки-табуретки с мягкими сиденьями.
   Взяв чашечку кофе и понравившуюся ему белую конфетку-мышку за  десять
пфеннишек, он присел  за  столик  лицом  к  площади.  Конфета  оказалась
немецкой пастилой, сладкой и нежной.
   Посидев с полчаса, Ник вышел на площадь. Уже капал  дождь,  но  капли
показались Нику теплыми. Он пошел дальше и увидел желтый рожок почты.
   Захотелось написать письмо Тане и Володьке, и он зашел внутрь.  Купил
конверт и маленькую пачку почтовой бумаги, купил марку для России и стал
у высокого стола.
   "Дорогие мои Таня и Володька!
   Я все время думаю о вас, как вы там? Что делаете? Не холодно  ли  вам
на даче? Переезд немного затягивается, но я уверен, что через  месяц-два
буду встречать вас в Киеве. У  меня  все  в  порядке.  Не  болею.  Можно
сказать, что путешествую по Европе. Здесь интересно, но без вас  скучно.
Когда-нибудь мы вместе приедем сюда, и я поведу вас в кафе, где  полчаса
назад пил кофе и ел немецкую пастилу.
   Держитесь. Если станет холодно - одолжите у  родни  денег  и  снимите
где-нибудь квартирку. Как только смогу - отправлю вам деньги".
   Ник вздохнул и тщательно замарал ручкой последнюю фразу  про  деньги.
Даже при самом большом желании деньги отсюда в  Саратов  послать  он  не
мог.
   "Люблю, целую, привет всем, Ваш Ник".
   Подписал конверт, заклеил. Прошелся языком по обороту почтовой марки,
потом заметил, что рядом стоит специальная мокрая подушечка.
   Вышел на улицу с  письмом  в  руке.  Постоял  перед  желтым  почтовым
ящиком, вделанным в стену почты. Постоял и пошел дальше, держа письмо  в
руке.
   Капал дождь, монотонно и ненавязчиво, словно туча всерьез взялась  за
экономию дождевой воды.
   Пальцы сжимали письмо и словно ощущали идущее от  бумаги  тепло.  Это
было его тепло, которое  он  хотел  отправить  своим.  Хотел  и  боялся.
Понимая, что нельзя это делать. Понимая, но все-таки думая,  что  ничего
страшного не произойдет, если получат они от него весточку. Ведь  ничего
о своих делах в Германии он не написал,  вообще  ничего  конкретного  не
написал. Это, может, даже испугает Татьяну, заставит задуматься. Но зато
она узнает, что все у него в порядке, что он помнит о них.
   "Брошу в следующий ящик", - решил он.
   Но и мимо следующего почтового ящика Ник прошел, не остановившись.
   Уже и тепло от письма не ощущалось сжимавшими его пальцами. Уже капли
дождя запятнали голубизной тонкую бумагу конверта. Поднеся к глазам,  он
увидел сквозь полупрозрачность мокрой бумаги написанные им строчки.
   Тяжесть, возникшая в душе, заставила стиснуть  зубы.  Позади  остался
еще один почтовый ящик. Впереди оканчивался Ойскирхен и начинался лес.
   Ник повернул назад. Письмо уже почти полностью  промокло  под  редким
дождем.
   Оно вдруг выскользнуло  из  руки  и  упало  на  мокрый  асфальт.  Ник
остановился над ним, постоял пару минут и пошел дальше, оставив  его  на
асфальте.
   Сахно вернулся около десяти вечера. Ввалился в квартиру, едва стоя на
ногах, веселый и заторможеный.  Ник  заметил  из  окна,  что  машину  он
оставил прямо у парадного.
   - Ты что, не мог ее за дом поставить? - спросил он.
   - Мог, - сказал Сергей. - Какая разница?
   - А кому понравится, когда под парадным стоит катафалк?
   - Давай пятьдесят марок - и поставлю!
   - А что, ты уже все потратил?
   - Нет, не все. Но деньги нужны!
   - А за десять поставишь? - спросил Ник.
   - За двадцать Ник протянул напарнику двадцать марок.  Тот  взял  и  с
ухмылочкой, шатаясь, вышел.
   Выглядывая из окна. Ник рассмотрел в свете фонаря, что у  похоронного
лимузина разбита левая фара.

***

   Получив на прощанье от английского паспортного  контроля  треугольную
печать  в  загранпаспорт,  Виктор  прошел  на  посадку.  Ждать  пришлось
недолго,  и  уже  через  пятнадцать  минут  он,  прищелкнувшись   ремнем
безопасности к креслу, сидел  у  окна  "Боинга-737",  встречая  уставшим
взглядом заходивших в салон самолета пассажиров.
   Смотрел на их лица и словно не видел их. Усталость,  озадаченность  и
разочарование командовали его настроением. Это  все,  что  принесли  ему
последние два дня пребывания в Англии, два  дня,  на  которые  он  очень
надеялся.
   По салону прошла стюардесса, строго проверяя взглядом  прищелкнутость
каждого пассажира к своему креслу.
   Виктор выглянул в окно. Аэропорт Гэтвик стал  медленно  отъезжать  от
самолета. Самолет повернул налево, и здание аэропорта исчезло,  осталось
с другой стороны.
   Через три с половиной часа он будет  в  Киеве,  еще  через  два  часа
окажется в своем  кабинете  и,  должно  быть,  сразу  позвонит  Георгий,
которому рассказать будет почти  нечего.  Впрочем,  судя  по  тому,  что
все-таки  стало  известно  Виктору,  Георгий   сможет   гораздо   больше
рассказать ему.
   В Кембридж Виктор рискнул приехать сам. Проходя по улице, он  заметил
бюро туристической  информации,  на  стеклянной  стенке  которого  среди
прочего было  написано  "Говорим  по-русски".  Там  Виктору  и  объяснил
молодой парень с заметным акцентом, как проехать в Кембридж и где  найти
этот колледж. Выйдяиз поезда в Кембридже,  Виктор  почти  сразу  услышал
рядом русскую речь.  У  двух  молодых  женщин  он  и  спросил  о  нужном
колледже, и они быстро объяснили ему, как  туда  пройти,  а  потом  даже
предложили свою помощь. Ведь колледж  был  недалеко,  а  у  них  имелось
достаточно  свободного  времени.  Обе  были  аспирантки  в  Кембриджском
университете.
   Одна - химик, вторая - биолог. Виктор даже не спросил, как их звали.
   Проведя его в колледж, они нашли "стафф-рум"  -  учительскую,  где  и
подождали перерыва между занятиями. Дежурный по  учительской  -  молодой
парень в легком свитерке с какой-то эмблемой на  груди  -  налил  им  из
стоявшего там титана кофе и предложил печенья.
   После раздавшегося звонка в учительскую стали заходить преподаватели.
   Парень, которому женщины объяснили, кого ищет Виктор, подвел  к  нему
коротко постриженного высокого мужчину в круглых  очках.  Этот  мужчина,
оказавшийся профессором, и  объяснил,  что  вчера  за  Броницким-младшим
приехала машина из посольства и забрала  его  прямо  с  занятий.  Что-то
случилось с его матерью, и он срочно вылетел в  Киев.  Больше  профессор
ничего сказать не мог.
   Поблагодарив добровольных  помощниц,  Виктор  вернулся  на  вокзал  и
поехал обратно в Лондон. Из своего номера позвонил  Вике  в  посольство,
попросил о встрече. Украинское посольство оказалось  рядом,  тут  же,  в
районе Кенсингтон.
   Вика встретила его на улице возле  старой  почерневшей  церкви,  мимо
которой  он  ходил  на  заседания  конференции.  Прошлись  двумя  узкими
улочками, перешли еще одну авеню и снова углубились  в  район  невысоких
трех-четырехэтажных  домов  и  маленьких  магазинчиков.  Спустились   по
лестнице в подвальчик. Это был визовый  отдел  посольства.  Она  кивнула
пожилой женщине, сидевшей за приемным окошком. Та открыла двери.
   На втором этаже Вика предложила Виктору зайти в свой кабинет. Там  он
и  рассказал  о  своей  поездке  и  спросил,  что  случилось  с  матерью
Броницкого и когда вылетел в Киев сын.
   Вика вполне искренне пожала плечами, сказала, что первый  раз  слышит
фамилию Броницких и вообще ничего об этом не знает. Попросила подождать,
а сама на минутку вышла.
   Виктор сидел в ее маленьком кабинете минут пять. Успел осмотреться  и
даже заметил трещинку на  стекле  единственного  окна  в  этой  комнате.
Кабинетик был бедноват, ни  компьютера,  ни  современного  телефона.  На
стенке  -  портрет  Шевченко  и  большой  рекламный  календарь  какой-то
западной рок-группы.
   Вика вернулась вместе с невысоким плотным мужчиной лет пятидесяти.
   Недоглаженный черный костюм сидел на  нем  как-то  неуклюже,  верхняя
пуговица белой рубашки была расстегнута, а узел темно-зеленого  галстука
ослаблен, словно этот человек  страдал  от  астмы  и  ему  постоянно  не
хватало воздуха.
   - Никто у нас ничего не знает об этом Броницком, -  сказала  Вика.  -
Расскажите, пожалуйста, еще раз нашему сотруднику о том, что вам сказали
в  колледже.  -  Плачинта  Александр  Иосифович,  торговый   атташе,   -
представился мужчина.

***

   Виктор рассказал ему все, тот покивал и вышел. Вернулся через  десять
минут, за это время Виктор успел выпить чаю, предложенного Викой.
   - Виктор Николаевич, - официальным тоном заговорил торговый атташе. -
У нас к вам большая просьба: не распространять эту выдуманную версию про
участие нашего посольства в  отъезде  Броницкого.  То,  что  вам  кто-то
сказал в Кембридже, просто нереально. У нас  всего  две  машины,  и  они
постоянно  заняты.  Кроме  того,  в  случаях,  если  гражданин   Украины
зарегистрирован в посольстве  и  действительно  его  срочно  разыскивают
дома, мы только звоним ему или посылаем письмо. Сажать его на самолет  и
отправлять в Киев в наши обязанности не входит.
   - Но кто тогда мог его забирать из колледжа и отвозить в аэропорт?  -
спросил Виктор.
   - Есть масса служб эскорта, которым могут заплатить  из  любой  точки
земного шара, и они вышлют машину с сопровождающим и сделают все, о  чем
их попросят...
   Торговый атташе вспотел и еще больше ослабил  узел  галстука.  Виктор
обратил внимание, что в кабинете особенно жарко не было. Видно,  мужчине
было действительно нехорошо.
   - Извините, - поднялся атташе. - Очень много работы, надо  идти...  У
нас даже сотрудников свободных нет, чтобы посылать их за кем-то в другой
город!.. - сказал он на прощанье, добавив для убедительности  сожалеющий
взмах рукой.
   - Вот видите, - произнесла  Вика,  когда  дверь  за  торговым  атташе
закрылась.
   - А почему вы меня не попросили поехать  с  вами?  Я  бы  вам  охотно
помогла, могли бы прямо из  Кембриджа  с  посольством  связаться  и  все
узнать...
   - У вас же много работы, - совершенно искренне, сказал Виктор. - Даже
больные работают, - кивнул он в сторону двери.
   - Это мой муж.
   Глаза Виктора удивленно округлились.
   - Да, он больной, но если он начнет лечиться - нас отправят  домой  в
Киев, и мы никогда уже не попадем за границу... Ему  сразу  инвалидность
влепят, а я стану женой инвалида...
   Виктор понимающе кивнул, хотя на самом деле только в самолете до него
полностью дошел смысл ее слов.
   "Хорошая женушка", - подумал он.
   Рядом остановилась стюардесса с баром на колесах.
   - Что желаете выпить?
   - Красного вина, -  попросил  Виктор.  Она  протянула  ему  маленькую
пластиковую бутылочку и прозрачный одноразовый стаканчик.
   - Извините, а вы когда из Киева вылетели? - спросил Виктор.
   - Сегодня утром.
   - У вас свежих газет нет?
   - Сегодняшних нет, есть вчерашние "Ведомости".
   - Принесите, пожалуйста.
   Пролистав принесенную стюардессой газету, он ничего интересного в ней
не нашел, и пока другая стюардесса раздавала пассажирам  передних  рядов
подносы с "одноразовым обедом", смотрел в иллюминатор на  землю,  то  ли
голландскую, то ли немецкую.
   После обеда настроение немного улучшилось. Вспомнились Войчек и Рефат
и,  конечно,  полученные  от  Войчека  фотографии.  Господь  с  ним,   с
Броницким-младшим, думал Виктор. В Киеве все выяснится. Уже  часа  через
три ему Георгий все по телефону расскажет.  А  сам  он  еще  подумает  -
рассказывать ли Георгию обо всем,  что  стало  ему  известно.  Ощущение,
пускай  и  временное,  собственной  значимости,  которое  подарили   ему
лежавшие во внутреннем кармане пиджака фотографии, заставило  улыбнуться
снисходительно,  думая  о  "мобильном"  Георгии,  которому  всегда  было
известно намного больше, чем Виктору. Всегда, но, кажется, не теперь.

***

   Утром  Сергей  посмотрел  затуманенным  взглядом  в  окно  и,  увидев
солнечный свет, обрадовался. Но улыбка  на  его  помятом,  бледном  лице
выглядела довольно  болезненной.  Ничего  не  говоря  Нику,  он  оделся,
подхватил черепаху и вышел во двор. Ник и сам подошел к  окну  на  своей
половине. Проследил, как Сахно вышел из парадного и присел на скамеечке,
опустив Нину себе под ноги.
   "Опять убежит", - с иронией подумал Ник и отошел к плите.
   Осеннее солнце, казалось, дарило последнее тепло, пробиравшееся  даже
внутрь этой маленькой квартиры. Ник распахнул  окно  настежь.  Вспомнил,
что еще не умывался.
   Сварил себе кофе и снова подошел к окну.  Сергей  все  еще  сидел  на
скамейке, опустив голову вниз, видимо глядя на свою черепаху,  гревшуюся
на солнышке у его ног.
   Прошло еще полчаса. Ник успел побриться и позавтракать после  первого
утреннего кофе. День обещал быть  спокойным  и  солнечным,  но  внезапно
вернувшийся с улицы напарник нарушил настрой Ника на спокойствие.
   Сергей опустил черепаху на пол, подлил  ей  в  блюдце  молока,  потом
повернулся к Нику.
   - Слышишь, одолжи пару сотен! - попросил он, но голос его звучал не в
пример вчерашнему твердо.
   - А ты что, отдашь? - усмехнулся Ник.
   - Отдам, - пообещал Сергей.
   Ник видел, что Сахно полностью пришел в себя, пока сидел на солнышке.
И лицу его вернулся нормальный  цвет,  бледность  и  помятость  исчезли.
Портить себе настроение Ник не хотел.
   - Ты же опять все потратишь!
   - А для чего еще  бабки  существуют?  Для  того,  чтобы  их  в  банке
хранить? Да я отдам, завтра же!
   Ник первый раз слышал, чтобы Сергей так твердо что-то обещал. В конце
концов если не отдаст - а где  ему  их  взять,  чтобы  отдать?  -  то  в
следующий раз можно будет с ним разговаривать по-другому и короче.
   Получив две сотни, Сахно даже не сказал "спасибо". Молча сунул  их  в
карман джинсовой куртки, подошел к умывальнику, набрал чашку воды из-под
крана, выпил.
   Потом взял кожаный чемодан и вышел.
   Ник стоял оторопевший.
   - Эй,  -  подскочил  он  к  двери.  Открыл,  выглянул  на  лестничную
площадку. - Зачем тебе чемодан?
   - Не кричи! - донесся до  него  спокойный  громкий  голос  Сергея.  -
Вечером приеду.
   Проехал под домом и скрылся за поворотом улочки их похоронный лимузин
с разбитой фарой.
   Черепаха  окунула  мордочку  в  блюдце  с  молоком  и  чихнула.   Ник
оглянулся.
   Ничего хорошего от этого дня он уже не ожидал.  Наоборот,  представил
он себе, что вот сейчас зазвонит телефон  и  знакомый  голос  потребует,
чтобы они через час выезжали в Трир. И что ему Ник  ответит?  Что  Сахно
поехал до вечера кататься и прихватил  с  собой  винтовку  с  оптическим
прицелом и глушителем? Бред!
   Зачем он взял с собой чемодан?
   Ник вдруг связал воедино в голове  разбитую  вчера  фару  лимузина  и
сегодняшний такой мрачный и серьезный отъезд  Сергея.  А  что,  если  он
вчера сцепился с кем-то, а сегодня поехал расставить точки над "i"?  Или
просто врезался в кого-то на машине  и  не  считает  себя  виноватым.  А
сегодня решил поехать и доказать свою правоту? В любом случае Нику  было
ясно, что сегодняшний резкий отъезд Сергея связан с его вчерашним  днем.
Но с чем бы он ни был связан, ничего хорошего  из  этого  получиться  не
могло. Особенно, если позвонят и скажут срочно выезжать.
   Ник  прошелся  по  квартире,  остановился  над   пакетом   с   вещами
Погодинского.
   Вспомнил, что собирался выбросить куда-нибудь подальше его  кредитные
карточки и чековые книжки. Отошел к окну, вдохнул свежего воздуха.
   Ответ на возникшую проблему пришел сам  собой  -  надо  просто  пойти
прогуляться. Пускай звонят. Просто никого не  будет  дома.  Нет,  будет,
конечно.
   Черепаха Нина останется  в  квартире,  но  к  телефону  она  вряд  ли
подойдет.
   Приятный ветерок освежил лицо, отвлек. Пройдясь вчерашним  маршрутом,
он вышел на центральную площадь Ойскирхена, и ноги сами довели его к уже
знакомому кафе с высокими круглыми столиками и грибками-табуретами. Взяв
себе кофе и белую мышку-пастилу за десять пфеннишек, он уселся  лицом  к
прозрачной  стеклянной  стене   кафе.   Теперь   спокойствие   понемногу
возвращалось к Нику.  Он  был  вне  досягаемости  телефонных  звонков  и
команд, которые не мог исполнить. Ему и  не  хотелось  сейчас  исполнять
какие бы то ни было команды. Он был  временно  свободным.  Но  настолько
временно, что даже думать об этом боялся.
   Уставился сквозь стекло на площадь.
   "И чего здесь так много аптек? - подумал, пригубив крепкого  кофе.  -
Может, люди здесь чаще болеют? Или наоборот, живут дольше и поэтому им в
старости требуется много таблеток и витаминов?"
   Как-то сами собой  мысли  потекли  в  этом  направлении  и  от  аптек
перескочили  к  самому  городку,  маленькому  и  скучному,  в   котором,
казалось, делать было совершенно  нечего.  Разве  что  только  болеть  и
лечиться.
   Мимо прошла старушка с тележкой для покупок, наполненной  одинаковыми
пакетами с красной надписью "Норма". Лицо ее показалось Нику знакомым.
   Собственно, он здесь и видел только одну старушку.
   Она вдруг вернулась и помахала Нику рукой, тоже узнав  его.  Зашла  в
кафе,