так что больше ему терять нечего.  Пошли.  Не
замерзнет!
   Оставив скамейку со спящим телом позади, они углубились еще дальше  в
парк, казавшийся в это время зловещей лесной чащобой.
   - Я пробуду здесь еще два дня, - проговорил после пятиминутной  паузы
Рефат. - Будут новости -  получишь  письмом.  А  теперь  можем  обратно.
Чудесный здесь воздух. Даже влажность какая-то теплая, нежная. От  такой
и насморка не возникнет!
   Они еще  раз  прошли  мимо  спящего  на  скамейке  человека.  Впереди
расплывались на фоне темного неба желтые пятна фонарей.

***

   Уже два дня продолжался дождь, и  Ник  сидел  в  квартире,  сидел  за
передвинутым вплотную к окну столом, лицом к окну. Заканчивалась  вторая
бутылка "Абсолюта", купленная предыдущим вечером в местном супермаркете.
Он еще раз налил водки в стопку, а в стакан добавил пива из жестянки.
   Его красные и опухшие глаза смотрели на улицу, на сумерки,  стекавшие
ежесекундно дождем на землю. Там, за непрозрачной стенкой  дождя  горели
два окна в доме напротив. Но это было  словно  где-то  очень  далеко.  А
здесь, отгороженный от всего мира дождем и горем, сидел Ник. Отрешенный,
отлученный страшной новостью от реального мира.
   Он снова выпил водки и  запил  пивом.  Глаза  чесались,  но  он,  как
школьник, удерживал руки силой воли  на  столешнице.  Рукам  разрешалось
касаться только стопки, бутылки и стакана.
   Странное воспоминание заставило его  вдруг  обернуться  и  остановить
свой взгляд на магнитофоне, стоявшем на  подоконнике  окна  на  половине
Сахно.
   Нетвердым шагом он прошел туда. Включил магнитофон .и повернул  ручку
громкости. Сквозь шипение застучало записанное на  пленку  сердце.  Этот
звук вызвал у Ника дрожь, но он не выключил магнитофон и даже не  сделал
тише.
   Постояв пару минут, вернулся за стол, и теперь ему это сердце  словно
в спину стучало.
   Первый раз в душе родилась искренняя жалость к  Сахно.  Ник  вспомнил
его историю про жену или  невесту,  которую  беременной  сбила  насмерть
машина. Уже не  было  так  важно:  был  ли  это  несчастный  случай  или
наоборот. Была важна сама смерть, ее факт.  Ведь  и  у  Ника  сейчас  не
возникали никакие мысли о причинах этого пожара. Нет, конечно,  это  был
несчастный случай. Кому  бы  понадобилось  что-то  другое...  Кому?  Так
страшно и банально. Желание спастись от холода, приведшее к  огню...  Но
ведь там была эта старая буржуйка! От нее ничего не могло бы загореться,
если, конечно, топить аккуратно...
   Снова вернулся в мысли Сергей  Сахно,  постучал  в  душу  записанными
ударами сердца  никогда  не  родившегося  ребенка.  Между  ними  теперь,
кажется, не было никакой разницы: два человека, потерявшие самых близких
и ставшие ничьими, как бродячие псы.
   "Нет, - подумал Ник. - Не правда. Не ничьи, а  не  свои  собственные.
Хозяева есть. Корм есть... Только  теперь  как  бы  нету  смысла...  Нет
смысла идти дальше..."
   Наверно, они  знали,  как  он  будет  себя  чувствовать  после  такой
новости.
   Ведь недаром сказали,  чтобы  забыл  пока  о  всех  делах.  Пообещали
переправить назад. Только куда назад? В Душанбе? В  Саратов?  В  Киев?..
Домой? В дом, которого до сих пор нет...
   Ник еще раз выпил и почувствовал, что засыпает.  С  трудом  поднялся,
дошел до матраса и,  не  раздеваясь,  свалился  поверх  легкого  одеяла.
Заснул.
   Мутный неглубокий  сон  вынес  его  в  Саратов  трехлетней  давности.
Пыльные троллейбусы ехали по горбатому двух-трех-этажному центру. Он шел
вдоль булыжной мостовой, шел сначала вверх. Над ним горело  тысячеватной
лампой летнее солнце.
   Дойдя до перелома уличного горба, свернул левее, на маленькую улочку,
спускавшуюся к Волге. Если б эта улочка была прямая, Волга была  бы  уже
видна отсюда. Теперь минут семь, и вынырнет перед ним  набережная.  Если
пойти направо - выйдет к аквариуму-ресторанчику с вынесенными  на  бетон
столиками. Там можно сидеть прямо  у  парапета,  есть-пить  и  провожать
взглядом теплоходы и баржи.
   Смотреть на длинный мост, по  другую  сторону  которого  живет  своей
жизнью город Энгельс. Наверно, уже и не Энгельс,  а  переименованный  во
что-то старое.
   Последний раз они обедали в этом ресторанчике  вчетвером:  он,  Таня,
Володька - ему тогда было двенадцать или тринадцать" и  Коростов  -  его
бывшей сослуживец, вовремя успевший  перевестись  в  Россию  и  уже  там
уволившийся из армии.
   Головная боль стала туманом застилать сон. Ник перевернулся на живот,
подложил руку под щеку и провалился глубже, туда, где ни сна, ни  тумана
головной боли не было.
   Утром зазвонил телефон. Звонил долго, пока Ник не поднялся,  шатаясь,
и не снял трубку.
   - Напарник  не  приезжал?  -  спросил  голос  невидимого  телефонного
инструктора.
   - Нет, - хрипло ответил Ник. - Когда я уезжаю?
   - Подождите пока. Вы не можете  уехать,  оставив  здесь  напарника...
Надо его дождаться...
   - Да он не вернется, -  с  непонятно  откуда  взявшейся  уверенностью
сказал Ник.
   - Вернется, - не согласился с ним собеседник.  -  Ему  больше  некуда
возвращаться. А когда вернется - бросите ему  две  таблетки  в  чай  или
пиво...
   Тогда уже и вещи будете собирать...
   Ник молчал.  До  него  дошло  не  впрямую  поставленное  условие  его
отъезда.
   Значит,  надо  сначала  убить  Сахно,  и  только  потом  ему  помогут
вернуться!
   - Что вы молчите? Вы все слышали?
   - Да, - сказал Ник.
   - Я вам в почтовый  ящик  сегодня  свежую  газету  занес.  Почитайте,
тогда, может, поймете, в чем дело! Еще раз напоминаю: когда он  вернется
- подбросите ему две таблетки, а когда заснет - позвоните мне по  48-04,
и мы сразу вас забираем. Все!
   Голос телефонного инструктора  этим  утром  показался  Нику  особенно
неприятным и сухим.
   Взгляд Ника упал на пустое блюдце, стоявшее на полу. Он уже  три  дня
ничего не наливал туда, а значит, и черепаха ничего не пила.
   В холодильнике молока не было и  Ник  наполнил  блюдце  водой  из-под
крана.

***

   В голове все еще гудело и во рту было  сухо.  Эта  сухость  заставила
Ника остро почувствовать свою вину перед черепахой, оставленной без воды
на трое суток. Сам он тоже налил стакан воды из-под крана и выпил  одним
глотком.
   За окном светило вялое осеннее солнце.
   - Саратов, Саратов... - прошептал Ник, глядя в окно, за которым лежал
чужой, безразличный ему мир.
   Перед  домом  проехала  машина,  и  Ник  подскочил  к  окну,  тут  же
почувствовав, как его резкое движение отозвалось болью в голове.
   За дом напротив сворачивал красный "фольксваген гольф".
   Вздохнув с облегчением, Ник присел на свой матрас. Он больше не хотел
видеть Сахно, не хотел, чтобы тот возвращался. Не хотел его убивать.
   "Им все равно придется отправить меня назад, - думал он. - Ведь Сахно
не вернется, наверняка не вернется..."
   Захотелось есть, но холодильник был пуст - только три жестянки  пива.
В кармане оставалось двести марок.
   Ник сходил в магазин, купил две  консервные  банки  фасолевого  супа,
хлеб, колбасу. На обратном пути вспомнил о газете, оставленной для  него
в почтовом ящике.
   Уже дома развернул ее, просмотрел и  тут  же  наткнулся  взглядом  на
заголовок "Война мафии на улицах Кобленца".
   "Вчера вечером на набережной недалеко от памятника Бисмарку был  убит
Ференц Пергеди - венгр,  контролировавший  поставку  молодых  женщин  из
Восточной  Европы   в   подпольные   публичные   дома   земли   Северный
Рейн-Вестфалия. В последнее время, по данным полиции, он  пытался  взять
под свой контроль  торговлю  контрабандными  сигаретами  -  традиционный
промысел общины глухонемых. В прошлом году во  время  стычки  с  русской
мафией были убиты два его телохранителя  и  любовница-немка.  По  данным
свидетелей, в Ференца Пергеди  стрелял  невысокий  мужчина  лет  сорока,
скрывшийся на черном  ритуальном  лимузине,  за  рулем  которого  сидела
светловолосая  женщина  лет  двадцати  пяти.  Полиция   Кобленца   будет
признательна за любые дополнительные сведения об этом инциденте".
   - Ритуальный лимузин с блондинкой за рулем? - удивился Ник.
   На его лице появилась странная усмешка.
   Теперь он точно не вернется, думал Ник. Или не успеет вернуться,  раз
засекли автомобиль. Не очень-то много таких ритуальных  лимузинов  ездит
по дорогам.
   Стала более понятной решимость телефонного инструктора избавиться  от
Сахно. Но Нику на  эту  решимость  было  наплевать.  Он  пожевал  сухими
губами, выпил еще воды из-под крана. Подошел к столу, на котором  стояла
недопитая бутылка "Абсолюта". Рука потянулась к бутылке.  Ник  попытался
ее остановить, но не смог.

***

   Второй сеанс наблюдения за входом j штаб погранвойск оказался намного
интереснее первого. Буквально через три минуты после  того,  как  Виктор
подъехал и остановился на том же месте, что  и  вчера,  к  нему  подошел
человек в штатском и вежливо постучал в дверь машины.
   Виктор опустил стекло.
   - Вы кого-то ждете? - спросил мужчина в длинной кожаной куртке.
   - Да, - ответил Виктор.
   Мужчина пристально  посмотрел  ему  в  глаза,  обвел  взглядом  салон
автомобиля и, не сказав больше ни слова, отошел. Выкурил сигарету,  стоя
у дверей, за которыми наблюдал Виктор. Зашел внутрь.
   Еще несколько минут спустя Виктор заметил  движение  в  окне  второго
этажа.
   Занавеска отодвинулась и двое мужчин посмотрели  на  него  и  на  его
машину. Один из них, казалось, был именно тот, что подходил с вопросом.
   За полчаса из этого окна выглядывали в  его  сторону  еще  три  раза.
Виктор запомнил расположение окна. Отъезжая,  снова  развернулся  вокруг
клумбы с другой стороны штаба.
   Вот-вот должен был пойти дождь. Серое  небо  опускалось  все  ниже  и
ниже. Его "восьмерку" обогнала гаишная "тойота", за которой  тяжело,  но
быстро мчался шестисотый "мерседес" с зашторенными окошками.
   Виктор проводил взглядом умчавшийся куда-то вперед  правительственный
кортеж. Ему некуда было так  спешить.  Он  ехал  в  госпиталь  проведать
Занозина.
   Миша все еще был в коме. Рядом с его кроватью "посапывал"  громоздкий
аппарат на колесиках, дышавший за стажера. По другую сторону кровати  на
стуле сидела его мать. Сидела и дремала, уронив  голову.  Никого  больше
рядом не было.
   Виктор вспомнил, что приехал с пустыми  руками.  Сходил  в  ближайший
гастроном и купил колбасы, сыра, пакет апельсинового  сока.  Вернулся  в
госпиталь.
   Поставил пакет на тумбочку.
   Мать Миши подняла голову. На Виктора посмотрели  глаза,  уставшие  от
слез.
   - Ну как он? - спросил Виктор, хотя и так знал ответ на этот вопрос.
   - Так же. Врач сказал, что никаких изменений... Сказал, что если  еще
три дня так же, то  надежды  никакой  нет...  Еще  жаловался,  что  этот
аппарат - она кивнула на искусственные легкие - один на все отделение...
   - Кушайте, - Виктор показал взглядом на принесенный пакет.
   - Спасибо, - женщина тяжело вздохнула. -  А  сестричка  сказала,  что
если б был он депутатом или генералом, его б уже отправили куда-нибудь в
Германию или в Австрию и спасли бы...
   Виктор кивнул.
   Вечером ему позвонил Георгий.
   - Ну как наш штаб? - спросил он.
   - Сегодня мною заинтересовались. Теперь они следят за мной,  а  я  за
ними.
   - Отлично! Завтра,  наверно,  еще  интереснее  будет.  Добро,  завтра
перезвоню!
   - сказал Георгий. -  Да,  фотографии  у  тебя  в  кабинете  в  сейфе.
Спасибо!
   Положив мобильник на подоконник, Виктор только покачал  головой.  Как
это все легко получалось! Чтобы передать фотографии, надо было идти  под
дождем и подсовывать их под перегородку телефона. А  чтобы  получить  их
обратно, надо было всего лишь заглянуть в свой собственный сейф!
   Третий день наблюдения за штабом погранвойск дал понять Виктору,  что
он кого-то раздражает. Сначала все  шло  спокойно  и  никто  к  дежурной
"восьмерке"  не  подходил.  Из  окна  на  втором  этаже  тоже  никто  не
выглядывал. Но когда по прошествии получаса он крутанулся вокруг  клумбы
и поехал назад, за ним след в след  тронулся  зеленый  "газик"  с  лысым
скуластым  водителем.  Заметив  его,  Виктор  поначалу  не  придал   его
появлению  в  зеркале  заднего  вида  особого  значения,  но  уже  через
несколько  минут  ему  пришлось  наблюдать  за   "газиком"   более   чем
внимательно. Уже на перекрестке Владимирской и Прорезной "газик"  двинул
его "восьмерку" в зад, а когда Виктор обернулся, то вместо извиняющегося
выражения лица  увидел  наглую  ухмылку  лысого  водителя.  После  этого
"газик" попытался два раза вытолкнуть "восьмерку" на  встречную  полосу,
но это ему не удалось, как, впрочем, не удалось и Виктору оторваться  от
преследования. Было понятно, что  "газик"  пустили  за  Виктором,  чтобы
предупредить его о "плохом поведении". Минут двадцать повисев на  хвосте
и "мягко" похулиганив, он отстал.
   Виктор вернулся в райотдел задумчивый и злой. Хотел сначала позвонить
Георгию, но стакан свежего чая охладил его  пыл.  Георгий  сам  позвонит
вечером и тогда Виктор ему все расскажет.
   За окном вдруг засветило солнце и  одновременно  с  его  победой  над
облаками на столе зазвонил телефон.
   - Витя, - из трубки раздался голос Рефата. - Есть новости! Ты знаешь,
где находится Конча-Озерная?
   - Да?
   - Это далеко от Киева?
   - Нет, минут двадцать.
   - Возьми фотографии и съезди туда. Дом двадцать  восемь,  улицы  нет.
Там живет  Валентин  Тарнавский,  который  отправил  письмо  в  Саратов,
помнишь? Покажи ему фото, если он узнает четвертого, то расспроси его  о
знакомстве.  Саратов  уже  подтвердил  личность   четвертого.   Осталась
последняя проверка.
   Виктор спустился вниз.
   - Ну как "восьмерка" после "мазды"? -  с  легкой  ехидцей  спросил  у
входа дежурный милиционер с "акээмом" на животе.
   - Ничего, бегает, - спокойно ответил Виктор, садясь в машину.
   Уже подъезжая  к  Конче-Озерной,  он  обратил  внимание  на  вишневую
"девятку", которая уже минут двадцать, если не больше, висела у него  на
хвосте.
   Въехав через арку в писательский поселок, он  приостановил  машину  и
оглянулся. Вишневая "девятка" проехала дальше по шоссе.
   "Показалось", - подумал Виктор.
   Двери ему открыла высокая красивая женщина с заспанными глазами.
   - Извините, у нас гости из Запорожья, - сказала она. - Я сейчас  Валю
разбужу!
   Виктор удивленно глянул на часы - половина второго! Минут через  пять
появился сонный мужчина.
   - Вы заходите, - сказал  он,  протирая  глаза.  На  нем  были  старые
спортивные штаны с вытянутыми коленками  и  синяя  футболка  с  надписью
"Олимпиада - 80".
   Усевшись за столом в  просторной,  но  еще  не  обставленной  мебелью
кухне, Виктор почувствовал, что попал в место, где физическое  время  не
имело значения.
   Мало того, что ни одних часов в кухне видно не было,  но  и  движения
хозяина были настолько замедленны, что это даже немного раздражало.
   - Кофе будете? - спросил хозяин.
   - Нет, спасибо. Я хотел только поговорить...
   - Сейчас, - перебил его Валентин. - Я себе  Все-таки  сварю.  Знаете,
легли только в девять утра...
   Прошло  еще  минут  пятнадцать,  пока  хозяин  уселся   за   стол   и
вопросительно посмотрел на гостя.
   - A-а...вы от кого?
   Виктор достал конверт с фотографиями.
   - Помните у вас один человек оставил деньги и вы написали письмо  его
жене в Саратов?
   - А-а, - кивнул хозяин. - Помню. Вы от его жены?
   - Нет. Посмотрите,  вы  его  здесь  узнаете?  Валентин  посмотрел  на
снимки, взял их в руки и спокойно ткнул пальцем в одного из мужчин.
   -  Вот  этот,  да...  Николай  зовут.  Хороший  мужик.  ,  Расспросив
Валентина о его знакомстве с Николаем, Виктор поднялся, чтобы уходить.
   - Вы деньги возьмете? - спросил его хозяин. - Деньги?
   - Ну да, те, что он оставил... Вы разве не от его жены? -Нет.
   Валентин пожал плечами.
   - Так что с ними делать? - спросил он.
   - Дайте мне ваш телефон, я вам перезвоню и скажу, - пообещал Виктор.
   Выезжая на  Столичное  шоссе,  он  снова  увидел  ту  самую  вишневую
"девятку".
   Она опять поехала за ним, только  теперь  в  сторону  города.  Виктор
запомнил номер машины и теперь время от времени посматривал в зеркальце,
проверяя: на месте ли его "хвост". Беспокойства  по  данному  поводу  он
пока не чувствовал. Да и "хвост" этот был повежливее "газика".

***

   Два дня прошли, как в кошмарном сне. Деньги были на  исходе,  и  Нику
казалось, что и жизнь его уже на исходе. Несколько раз  звонил  телефон,
но Ник не поднимал трубку. Сначала не  хотел,  потом  уже  не  мог.  Под
столом  валялось  пять  пустых  бутылок  "Абсолюта".  В  голове  звенела
пустота, звенела тяжело, вызывая резкую головную боль. А за окном  висел
туман, густой, молочный. Ник никогда не видел  такого  прежде.  Он  даже
сейчас не был уверен, что видит  этот  туман.  Думал,  что  это  пьяная,
"абсолютная" усталость.
   Снова включил магнитофон, и  застучало  в  квартире  частыми  ударами
записанное сердце.
   Подсчитал оставшиеся деньги -  сорок  три  марки.  Как  раз  на  одну
большую бутылку и одну маленькую. А потом?
   Потом - его уже не  интересовало.  Он  смотрел  на  туман  за  окном,
вспоминая маршрут до супермаркета.
   Вышел на улицу и побрел в сторону центра  Ойскирхена.  Вокруг  ничего
видно не было. Даже тротуар с высоты взгляда был  виден  с  трудом,  как
земля, покрытая облаками, из самолета.
   Мимо по дороге проехала навстречу машина  с  двумя  желтыми  глазами.
Проехала медленно и почти беззвучно.
   Купив запланированные полтора литра  "Абсолюта",  Ник  зажал  в  руке
сдачу - монету в пять марок. Большая монета словно давила на ладонь.
   Остановился перед знакомым кафе. Кофе ему не  хотелось,  но  возникло
желание потратить остаток денег, освободиться  от  этой  монеты,  словно
только она создавала ощущение несвободы.
   Зашел. Поставил пакет с бутылками под столик. Заказал кофе и "мышку".
   - Вы болели? - спросила улыбчивая хозяйка, наливая кофе.
   - Я и сейчас больной, - ответил Ник;
   - А что с вами? Вы к врачу ходили?
   - Нет.
   Лицо  женщины  выразило  серьезную  озабоченность.  Она   пристальнее
всмотрелась в его лицо.
   - Это не инфекционное? - спросила, немного отклонившись назад.
   - Нет, - мотнул головой Ник. - Это нервы... Он едва сдержался,  чтобы
не рассказать, не поделиться своим горем. Но все-таки смолчал. Зачем оно
ей? Кто он ей такой?
   - Три марки шестьдесят, - сказала она.
   Ник, оставив сдачу на стойке, взял кофе и  "мышку",  сел  на  высокий
грибок-табурет.  Уставился  тупым  взглядом  в  прозрачную  стенку,  чью
прозрачность сводил на нет сегодняшний туман.
   "Самое время исчезнуть в тумане", - подумал он.
   Достаточно легко вернулся домой. Даже  сам  удивился  этой  легкости.
Видно, ноги хорошо изучили дорогу в центр и обратно.
   И снова включил магнитофон, перемотав запись на начало. Налил стопку,
открыл окно перед столом.
   Туман  не  уходил,  но  наступал  вечер.  Сверху,   с   неба,   туман
пропитывался темнотой. Медленно загустевал.
   Ник подремал час-другой на своем матрасе и снова  поднялся.  Шатаясь,
уселся за стол. Оставалась только "поллитровка". Во рту горчило.  Голова
раскалывалась.
   Из глаз потекли пьяные слезы. Он  уткнул  лицо  в  раскрытые  ладони.
Где-то с окраин сознания на него смотрели Таня и  Володька.  Смотрели  и
махали руками, звали. Куда звали? Туда, где они сейчас?
   Опять зазвонил телефон. Ник даже не обернулся.
   Выпив еще две стопки, он нашел листок бумаги и ручку.
   "Сергей! Если вернешься - сразу убегай. Тебя хотят убрать.  Я  выхожу
из игры, мне здесь  больше  делать  нечего.  Полиция  после  убийства  в
Кобленце ищет похоронный лимузин, так что брось  его!  Удачи  и  прощай!
Ник".
   Ник взял чашку, вылил в  нее  остаток  водки.  Достал  из  нагрудного
кармана упаковку с таблетками, полученными от Ивана Львовича. Бросил две
таблетки в чашку и проследил, как они с шипением растворились.
   На л