вление  Ника  не
пришлось преодолевать: он и не собирался удерживать ее.
   "Вот и все, - подумала Катя. - Теперь я осталась совсем одна".
 
*** 
 
   Она проснулась в пять часов утра с твердым намерением не сдаваться.
   "Пройденный этап, как говорила Орыся. Часть моей жизни,  с  ее  печалями,
заботами и горем, уходит в прошлое. Я проведу черту и разделю свою жизнь  на
две половины. Там, за чертой, останутся и Олег, и Ник. И все мои неудачи.  И
отвратительный, лживый Виктор Сергеевич. Пусть все  остается  в  прошлом.  Я
начну жизнь сначала. Я стану богатой и счастливой. Не буду  больше  плакать.
Буду твердой и сильной. Я не вернусь в Краснотрубинск, я буду верить  в  то,
что меня ждет удача, а все проблемы и несчастья -  мелкие  недоразумения  на
моем пути. Я буду, буду, буду счастливой. Никто не посмеет мне помешать!"
   Целый  час  Катерина  просидела  в  нетопленой   квартире   на   кровати,
завернувшись в одеяло и прижав к груди спящего  Джима.  Потом  она  включила
свет, оглядела апартаменты ("Это все временное. Оборванные обои и тараканы в
раковине не смогут погрузить меня в уныние") и начала собираться на  работу.
Она примерила костюм, подаренный Андреем. Пиджак и юбка сидели  как  влитые.
"Хорошо, - подумала она, - брошусь на баррикады жизненных невзгод в костюме,
красном, как революционное знамя, -  ведь  в  моей  жизни  должна  произойти
революция".  На  кухне  Катя  зычно  рявкнула:  "Разойдись!"  -   распугивая
замешкавшихся  тараканов,  толстых  и  холеных  (в  родном  городе  она  без
промедления  падала  в  обморок,  завидя  случайно  приползшее  от   соседей
насекомое. Теперь стала менее чувствительной).
   В ванной  комнате,  накладывая  макияж,  Катя  отметила,  что  ее  взгляд
приобрел смелость и решительность. Не осталось и следа  от  вчерашних  слез,
уныния и тоски. Едва из глубины души выныривала обжигающая  мысль  об  Орысе
или тоскливое напоминание о разрыве с Ником, она  использовала  оригинальный
метод Скарлетт О'Хара: "Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю  об  этом
завтра".
 
*** 
 
   "Шелтер" затаился. Президент Виктор Терентьев  пропадал  в  Австрии,  его
заместитель Леонид Кочетков - в тюрьме. Командовать было некому,  сотрудники
занимались рутинными делами и ждали, что же произойдет дальше.
   Катерина жаждала действий. Решение  изменить  жизнь  и  измениться  самой
требовало  от  нее  какихто  энергичных  движений.  Она   рассортировала   и
пронумеровала текстовые файлы в памяти компьютера, навела порядок  в  столе,
выкинула ненужные бумаги и сделала из газет аккуратные подшивки.  Ее  бурную
деятельность прервал телефонный звонок.
   - Это Андрей.
   - Здравствуй, Андрей.
   - Звоню узнать, подошел ли тебе костюм.
   - Он словно сшит на заказ. Спасибо! Знаешь, я сегодня уже в  нем.  Решила
поднять себе настроение.
   - Я чувствую, что тебе это отчасти удалось. Как жаль, что я не могу  тебя
увидеть.
   - Ты можешь заехать, - разрешила Катя.
   - К сожалению, некогда. Представляю,  какая  ты!  Пиджак  красный,  глаза
синие, волосы черные...
   - Не черные, а темно-русые, - поправила Катя.
   - Все равно красавица...
   Удача сопутствует тем, кто не сомневается в ее неотвратимости. Когда Катя
резво маршировала по аллее, составлявшей последнюю стометровку на  подступах
к дому, откуда-то из мокрых, весенних деревьев вывалился прямо на  нее  Ник,
выкинул вперед руку с белой розой на  длинном  стебле  и  начал  дико  орать
итальянскую песню "Вернись в Сорренто":
   Не покидай меня,
   Не причиняй такую боль.
   Вернись в Сорренто,
   Не дай мне умереть!
 
*** 
 
   От неожиданности Катя рассмеялась, а Ник попытался упасть  перед  ней  на
колени в жидкую грязь.
   - Катерина, я многое понял. Мне без тебя не жить! Отныне  я  твой  верный
раб, буду следовать за тобой, куда прикажешь, и буду выть от  радости,  если
ты удостоишь меня своим вниманием.
   Катя взяла цветок. Ник не  хотел  оставаться  за  чертой,  где  теснились
призраки Катиного прошлого, он рвался в ее настоящее, хотел сопровождать  ее
по жизни. Его взгляд был жалобно-настойчив, он судорожно сжимал Катину руку,
и она снова улыбнулась и милостиво кивнула.
   Ник задел головой мокрую ветку дерева, и сотня хрустальных ледяных капель
сорвалась вниз.
   - Ого! - засмеялся музыкант,  вытирая  мокрую  от  воды  щеку.  -  Что  я
наделал! Вызвал дождь! Катя, я - повелитель дождя! Пригласи  меня  в  гости,
пожалуйста.
   - Пойдем, - просто согласилась  Катя.  -  Только  не  пугайся.  Я  снимаю
квартиру. А домохозяйка весьма практична и считает  верхом  глупости  делать
ремонт для временных жильцов.
   - Даже колхозный сарай показался бы мне великолепным дворцом, если  бы  в
нем, в стоге сена, спала ты. Слушай, а у тебя не будет проблем с  практичной
домохозяйкой? Вдруг соседи шепнут ей, что ты приглашаешь в квартиру мужчин?
   - Не мужчин, а мужчину! - возмутилась Катя. - У меня еще никого не было в
гостях! Но ты прав. Давай я войду первая, а ты поднимайся через пять  минут.
Как это унизительно! Почему я должна прятаться? Ну ладно, ерунда.
 
*** 
 
   Пяти минут Катерине хватило,  чтобы  проникнуть  в  квартиру,  прижать  к
сердцу колор-пойнта, окинуть скептическим взглядом интерьер, снять  свингер,
поправить волосы, заглянуть в холодильник и поставить на плиту чайник.
   Ник стоял на пороге, и интерьер комнаты его совершенно  не  волновал.  Он
смотрел на Катю остановившимся взглядом, видимо восхищенный и потерявший дар
речи. "Да, костюм просто блеск! - подумала Катерина. - Я в нем неотразима".
   Ник молча разделся, прошел в комнату и сел на скрипучий  диван.  К  жизни
его вернул Джим. Молнией  он  пересек  комнату  и  вцепился  зубами  в  ногу
музыканта. Катя изумленно вскрикнула и бросилась на помощь. Кот  чрезвычайно
трудно отделялся от ноги гостя, он рычал и вращал глазами. Лицо  Ника  стало
молочно-зеленого цвета.
   - Джим! Что за поведение! - Катя держала извивающегося кота на  вытянутых
руках. - Мне придется запереть тебя на кухне. Извини, Ник. Это Орысин кот. У
него психическая травма.
   - А я решил, что он проголодался, - хмуро сказал Ник, растирая ногу.
   Катя закрыла Джима на кухне.
   - Странно. Не думала, что он может быть таким агрессивным.  Ник,  у  тебя
интересный одеколон...
   По комнате распространялся тонкий, сладковатодревесный запах.
   - Мой любимый, - отозвался Ник.
   Он отбросил волосы назад рукой,  и  Катя  увидела,  что  его  лоб  покрыт
капельками пота, а глаза - в мелкой сетке кровеносных сосудов.
   - Мой любимый одеколон. "Фаренгейт".
   - "Фаренгейт"...  -  медленно  повторила  Катя,  словно  прислушиваясь  к
произношению слова. - "Фаренгейт"...
   Смутная догадка пронеслась в ее голове. Ник с каждой  минутой  становился
все более неузнаваем: его губы беззвучно шевелились, а  взгляд  цеплялся  за
Катину фигуру, облаченную в красный костюм, шарил по нему.
   Снежный ком беспорядочных мыслей  покатился  с  горы.  "Любимый  одеколон
убийцы! Тот, который купила Орыся! Джим был в квартире, когда маньяк... Джим
узнал его! "Фаренгейт"! Он подставил Леонида, свалил все на него! Сейчас  он
меня задушит! И никто не узнает, что это сделал он. Никто не видел,  что  он
пришел ко мне в квартиру! Никто не видел меня с ним вдвоем! В офисе  я  сама
попросила его держаться официально, чтобы не навлечь гнев Киры Васильевны, -
никто и не вспомнит! Точно так же он поступил и с Орысей: никто не знал, что
она встречается с ним! Но ведь если... Но  ведь  если  он  убьет  меня,  все
поймут, что Леонид ни при чем! Он ведь сейчас в тюрьме!"
   - Теперь я буду осторожен, - словно отозвался Ник на ее мысли. - Раньше я
бросал их где попало. А тебя я зарою  в  землю.  И  никто  никогда  тебя  не
найдет.
   Катя с ужасом глядела на Ника. Потом она перевела взгляд и  увидела  свои
руки. У Кати было богатое воображение, поэтому она тут же  представила  свои
изящные кисти с нежной белой кожей и блестящими  красивыми  ногтями  в  виде
полуразложившейся желеобразной гнили, облепленной  мокрой  землей.  К  горлу
подкатил комок. "Никто мне не поможет!  -  горестно  всхлипнула  она.  -  Ну
почему эта сволочь должна распоряжаться моей жизнью?!"
   - Я встретился с твоей подругой всего два раза. У нее дома. Она ничего не
рассказывала тебе о нашей встрече?
   - Нет, - честно ответила Катя и тут же раскаялась в своей поспешности.
   - Значит, ты ничего не знала, - удовлетворенно сказал Ник. - Прекрасно. И
наверняка ты никого не посвящала в историю наших отношений? Никто не  знает,
что мы с тобой встречались?
   - Почему же? Я говорила об этом и... -  Катя  попыталась  исправить  свою
ошибку, но Ник грубо перебил ее:
   - Не ври. Ты никому ничего не говорила. Ты не болтушка.
   Катя не смогла подавить вздох. "Лучше бы я была болтушкой!"
   Убийца  не  торопился  приступить  к  своим  основным  обязанностям.  Ему
захотелось поговорить.
   - Я давал интервью на радио, - сказал Ник.  Он  прохаживался  по  комнате
мимо напуганной Катерины, которая сидела в кресле  и  отрывала  завороженный
взгляд от композитора, только чтобы поискать  глазами  какой-нибудь  тяжелый
предмет для самообороны. -  Недоразвитая  ди-джейка  с  затрудненной  речью,
которой я давал интервью, спросила, что меня вдохновляет. Я ответил, что мои
музы - женщины. Я солгал. Моя муза - смерть. Когда я сожму руками твою шею и
почувствую,  как  под  пальцами  бьется  и  затихает  пульс,  она  прилетит,
неслышная и прекрасная, заберет подарок и щедро вознаградит меня за него. Ты
станешь,  Катерина,  самой  лучшей  данью,  которую  я  возложу  на   алтарь
вдохновения. Чем расплатится со мною смерть за тебя, я не знаю, -  симфонией
или новой песней, но это, несомненно,  будет  гениально.  Когда  твои  глаза
закроются и ты перестанешь извиваться в  моих  руках,  прилетит  она  -  моя
пленительная муза, которую  так  трудно  заманить  в  гости,  заберет  тебя,
Катерина, и оставит мне  чудесную,  неповторимую  мелодию.  Я  -  импресарио
смерти. О моем таланте будут говорить все, моя музыка покоряет...
   "Сволочь, гад!!! - твердила про себя  Катя,  чтобы  не  слышать  мягкого,
вкрадчивого голоса, который лишал воли, превращал в покорную жертву. - Я  не
дам себя убить!"
   - Музыка?! - перебила Катя. - Музыка?
   Ник остановился. Его взгляд нашарил девушку и  удивленно  замер  на  ней.
Музыкант готовился совершить жертвоприношение и входил  в  транс,  а  жертва
посмела раскрыть рот и что-то там пропищать.
   - Какая же это музыка?! - дрожа от волнения, спросила Катерина, стараясь,
чтобы ее голос звучал как можно более пренебрежительно.
   - Что? - не понял Ник.
   - Какая же это музыка? Три аккорда, проигрыш, кода.
   - Что ты говоришь? - заволновался Ник.
   - Я говорю, что все  твои  сладкие  песенки  не  стоят  и  мизинца  любой
девушки, которую ты угробил ради своего дешевого сочинительства.
   Ник тупо смотрел на Катерину,  ничего  не  понимая.  Очевидно,  она  была
первой  жертвой,  так  откровенно  выражавшей  свое  несогласие  умирать   и
посмевшей критиковать личность убийцы.
   - "Прости, Жозефина!" - говорила  Катя,  с  радостью  ощущая,  что  страх
уходит. - Я училась в музыкальной школе. Я все хорошо понимаю.  Схемы  твоих
гениальных находок стандартны до оскомины. Избитые гармонические вариации  и
слюнявые аккордики.
   "Сорванные цветы"! Конечно,  девочки  балдеют,  для  них  твоя  музыка  -
откровение, под нее так удобно вертеть бедрами на дискотеках! Самый  горячий
хит февраля? Конечно хит. Который забудут через месяц. И  стоит  ради  этого
душить людей?!
   Щеки Ника побледнели еще  больше,  глаза  остекленели,  губы  дрожали  от
возмущения, но он не мог вставить ни слова в обвинительную речь Катерины.  А
та раздухарилась:
   - Ну, скажи мне еще, что ты пишешь серьезную музыку. Это я тоже  слышала.
Во второй части твоего скрипичного концерта не знала, куда деться от  стыда.
Ты славно поживился в  закромах  и  Моцарта,  и  Бетховена,  и  Чайковского.
Знаешь,  плагиат  наиболее  удручает,  когда  плагиатор  о   нем   даже   не
догадывается. Ты искренне полагаешь, что начал новую  эру  в  музыке.  А  на
самом деле производишь на свет жалкое подобие того,  что  когда-то  услышал.
Твое рондо-каприччиозо пестрит цитатами из Тройного концерта, а ты  об  этом
даже не догадываешься, наверное. Да тебе придется передушить треть  женского
населения России, чтобы придумать нечто  равнозначное  первым  тактам  Пятой
симфонии  Бетховена.  С  такими  скудными  способностями,   мой   милый,   в
музыкальной истории ты себя не увековечишь. Ты сочинитель дешевых песенок  и
рекламных заставок - это твой предел. Хотя... Можешь предложить свои  услуги
программистам,  которые  производят  компьютерные  игры.  Там   тоже   нужно
музыкальное сопровождение, и это, я думаю, хорошо оплачивается...
   - Да как ты смеешь! - взорвался Ник. Слова девушки  причиняли  ему  боль,
было  необходимо  уничтожить  этот  источник  нравственного  страдания,   не
позволить Катерине безнаказанно издеваться над ним, но он не  мог  придушить
противную девчонку раньше, чем объяснит ей, как сильно она заблуждается.
   - Я гениален! Ты ничего не понимаешь в  музыке!  Я  гений!  Мои  творения
будут жить в веках!
   - Ты ошибаешься! - закричала в ответ Катя. -  Нет!  "Сорванные  цветы"  -
твой предел! Это лучшее, что ты сочинил, но это заурядная эстрадная песенка!
   - Замолчи!
   - Не замолчу! Мне тебя жаль! Ты взял на душу страшный грех. И ради  чего?
Ради чего ты убил Орысю? Сволочь!
   Ник собирался выдвинуть новый аргумент, но резко замолчал, закрыл  рот  и
холодно усмехнулся. Он внезапно понял, какую игру ведет Катерина, ему  стало
смешно, что он  глупо  попался  на  уловку  слабой  девушки,  которую  можно
придушить, словно котенка.
   Он подошел к окну. За окном стояла синяя тьма, в  небе  появились  первые
звезды, и где-то в высоте этого  тяжелого  весеннего  неба  уже  летела  его
драгоценная муза, закутанная в белый саван. Ник задернул штору.
   Катя замерла. На кухне протяжно завыл Джим, предчувствуя новую беду.  "Да
не хочу я умирать!" - раздраженно подумала Катерина и, не  дожидаясь,  когда
убийца замкнет у нее на шее обруч тренированных гаммами и арпеджио  пальцев,
бросилась на Ника. Она впервые  била  мужчину  в  такое  место,  но,  как  и
ожидалось,  эффект  впечатлял.  Ник  согнулся  пополам  и  задохнулся.  Катя
бросилась вон  из  комнаты,  была  настигнута  в  прихожей  и,  несмотря  на
отчаянное сопротивление - она цеплялась за деревянный косяк и стены, обдирая
обои и ломая ногти, - была водворена обратно в комнату.
   На кухне, помогая себе душераздирающими воплями, сражался с дверью  Джим.
Он не смог защитить Орысю и чувствовал себя  виноватым.  Теперь  в  соседней
комнате убивали Катерину, а он никак не мог открыть проклятую дверь!
   Возникла секундная пауза, в течение которой убийца  и  жертва  обменялись
ненавидящими взглядами, и  в  тишине  вдруг  явственно  щелкнул  открываемый
замок.
   - Помогите! - завопила Катерина, ощутив прилив сил.
   В квартиру ворвался... Андрей. На  его  голове  зачем-то  были  укреплены
наушники, а глаза горели в предвкушении кровавой битвы.
   Через мгновение Катерина и Ник были  разъединены  и  обрели  суверенитет:
Катя оказалась  на  диване,  композитор  -  на  журнальном  столике  в  роли
скатерти. Внешность музыканта претерпела серьезные изменения:  отвращение  и
ненависть, которые  испытывал  к  нему  Андрей,  материально  воплотились  в
разбитом глазе, окровавленных  губах  и  свернутом  набок  носе.  Еще  через
некоторое время и с  внутренними  органами  убийцы  произошла  бы  такая  же
метаморфоза, как  и  с  его  лицом,  если  бы  Катерина  слабым  окриком  не
остановила избиение...
 
*** 
 
   Хлопнула кухонная дверь, и в  комнату  ворвался  Джим.  Он  устремился  к
убийце, который сидел в кресле закованный в наручники, и азартно вонзил зубы
в его руку. В тот же момент  нервный  композитор  отбросил  кота-мстителя  в
сторону, и Джим, описав размашистую дугу,  приземлился  на  подоконнике.  Он
едва не выбил стекло, но тут же спрыгнул на пол и снова бросился в бой.
   - Джимик, пе-пе-перестань! - слабо позвала Катерина  с  дивана,  где  она
сидела рядом с Пряжниковым и тщетно  пыталась  унять  нервную  дрожь.  -  Не
пачкай зубы об этого урода.
   - Уберите кота, - прошипел Ник.
   Через секунду в прихожей распахнулась дверь, и на пороге появился  Максим
Колотов. Он бросил очумелый взгляд на разукрашенного Ника и заорал:
   - Андрей, ты почему так долго?! Он мог ее убить! Сонная тетеря!
   - Я не тетеря, - поправил друга Пряжников, крепче обнимая Катерину.  -  Я
как раз вовремя.
   - Он во-во-время, - всхлипнула Катя.
   - Катюша, бедная, - посочувствовал Макс, с завистью поглядывая на Андрея.
-  Что  ты  пережила!  Эндрю,  я  не  виноват,  ваша  техника  исключительно
обветшала.  Не  смотри  на  меня  так.  Я,  конечно,   умею   обращаться   с
магнитофоном. Но пленку заклинило.
   - Ничего не записалось. Не бей меня, пожалуйста.
   - Ладно, - махнул  рукой  Андрей.  -  Мы  слышали  его  признания,  этого
достаточно.
   Ник зло усмехнулся.
   - Какой магнитофон? Что  не  записалось?  Какие  признания?  -  удивленно
спросила Катя, высвобождаясь из объятий Андрея.
   - Девочка, мы были с тобой в трудный час, - живо откликнулся  Макс.  -  Я
сидел в автомобиле у  подъезда  и  пытался  с  помощью  какой-то  допотопной
аппаратуры записать откровения этого маньяка.
   - А доблестный сыщик стоял в наушниках - да сними же ты  их,  наконец,  -
под дверью твоей квартиры, готовый устремиться на  помощь,  едва  ты  будешь
атакована маньяком. Поверь, я едва не получил инфаркт,  услышав  твой  крик,
подлый Эндрю заверил меня, что до этого дело не дойдет, я понадеялся на  его
расторопность. Ты почему тянул?
   - Я не тянул, - пробубнил Пряжников. - Я ждал конкретных признаний.
   - Но он мог не прийти ко мне сегодня. - Катя ничего не могла понять.
   - Мы следили и за ним, и за тобой, - объяснил Андрей.  -  Я  принес  тебе
этот костюм в надежде, что  Ник  клюнет  на  него.  Красный  цвет  для  Ника
Пламенского - сигнал к началу боя. И он клюнул.
   Избитый  композитор  мрачно  смотрел  на  прелестную  компанию,   которая
говорила о нем словно об отсутствующем.
   - Значит, я была приманкой? - с тихой яростью спросила Катя.
   - Да! - хором  поддержали  ее  Андрей  и  Макс,  довольные  тем,  что  ей
наконец-то стало все понятно.
   Недолго они радовались. В следующее мгновение  Катерина  залепила  Андрею
сочную пощечину. Она рванулась в  сторону  ошарашенного  Максима  и  кулаком
врезала ему под дых.  Конечно,  рука  ее  была  слаба,  но,  по  счастливому
совпадению, удар пришелся как раз в необходимую точку: Макс выпучил глаза  и
начал живописно задыхаться.
   Для девочки, пять минут назад скромно умиравшей  на  диване  от  нервного
потрясения, Катерина  была  на  редкость  агрессивна.  Ободренный  резвостью
хозяйки, Джим с торжествующим воплем снова повис на Нике,  а  Катя  схватила
стеклянную вазочку и обрушила ее на голову убийцы. Череп Ника выдержал, ваза
не уцелела.
   - Дикая женщина, - восхищенно произнес Андрей. Одна его  щека  пылала.  -
Макс, кончай квакать. Уходим.
   Детектив взял под локоть убийцу и повел его к  выходу.  Максим  с  трудом
разогнулся и поковылял следом.
   - Ненавижу! -  крикнула  им  вслед  Катерина.  -  Я  вас  всех  ненавижу!
Проваливайте! Негодяи!
   Катя  защелкнула  два  замка  на  двери,  вернулась  обратно  и  оглядела
разгромленную  комнату.   "Завтра   придется   заняться   восстановительными
работами, - печально подумала она. - Но  это  завтра".  Она  взяла  на  руки
Джима, легла на диван, укрылась пледом,  подумала  о  том,  что  сейчас  она
полежит десять минут, а потом встанет,  смоет  с  лица  косметику  и  слезы,
снимет костюм и колготки, примет душ... и провалилась в темноту.
   Она  не  видела,  как  за  окном