бумажку.
   - Нет! - возмутилась Катя. - Зачем? Мадлен пихнула ее локтем:
   - Да возьми! Ты  же  время  потратила.  Небось  перлась  сюда  из  самого
Орехова-Зуева.
   - Возьми, Катя! - поддержал Саша, двумя руками зажимая  Катину  ладонь  с
начинкой из десятидолларовой купюры. - И приходи завтра опять! Ты  прекрасно
говоришь по-немецки. Мне понравилось! У тебя такое милое произношение.
   Катя слегка покраснела и быстро  спрятала  деньги  в  сумочку.  Александр
звонко чмокнул Мадлен в щеку, и через несколько секунд девушки оказались  на
залитом солнцем дворе. Охранник проводил  красоток  равнодушным  взглядом  и
отвернулся. Он стоял на посту, а зной и голые ноги девушек могли привести  к
нежелательным изменениям в организме, что осложнило  бы  дальнейшее  несение
службы.
 
*** 
 
   Мадлен притормозила Катю около мороженщицы. Они уже выбрались  на  шумный
проспект. В  утробе  фирменного  холодильника  с  прозрачной  крышкой  сияли
блестящими обертками  разноцветные  брикеты  мороженого,  а  бока  картонных
коробок с рулетами и тортами были покрыты белой пыльцой инея.
   - Возьмем! - предложила Мадлен и, не дожидаясь ответа  Катерины,  достала
десятку и отдала продавщице. - Мне "Сникерс"!
   Продавщица выжидательно смотрела на Катю, а та не знала,  что  делать:  у
нее была только тысяча рублей плюс полученные доллары.
   - "Марс"! - наконец-то ответила она продавщице.  -  Мадлен,  у  меня  нет
денег, - призналась она. - Только десять долларов.
   Они направились по проспекту, распаковывая мороженое.
   - Ничего, - махнула рукой Мадлен. - Я тебя угощаю. А  хочешь,  я  поменяю
тебе доллары? Давай по пять двести?
   - Хорошо, - согласилась Катя.
   Тут же на улице был произведен обмен долларов на российские рубли.
   - Вообще-то я не Мадлен, - призналась Мадлен. - Меня зовут Жанна.  А  это
так, сценический псевдоним. Я танцую в клетке.
   - В клетке?
   - Да, дискотека. Так и называется - "Мадлен". Вот я там и виляю попой три
раза в неделю с десяти вечера до трех утра. В  клетке.  Приходи  как-нибудь,
посмотришь. И потанцуешь. Там я и  с  Сашкой  познакомилась.  Понравился  он
тебе?
   - Милый. Сколько ему лет?
   - Шестнадцать. Пацан. У него проблемы с эрекцией.
   Катя замерла над своим мороженым.
   - Да, - спокойно продолжала Мадлен. - Не стоит. То есть сначала стоит, но
тут же падает. Очевидно, он сильно волнуется. В смысле, Саша волнуется.
   Катя сочувственно вздохнула.  Она  не  знала,  каким  образом  поддержать
диалог на столь ответственную тему.
   - Я, конечно, могла бы довести  его  до  финала,  -  спокойно  продолжала
беседу Мадлен, - но потом не смогу от него  отвязаться,  правда.  Зачем  мне
такой ребенок?
   - Действительно, - кивнула Катерина.
   - Инфантильный, неприспособленный к жизни, во всем полагающийся на  своих
родителей.  Больше  пары  недель  я  с  ним  не  протяну.   Потом   стреножу
какого-нибудь крутого мена. А у тебя проблемы с деньгами?
   - Да-а, - неуверенно ответила Катя. - Сейчас у меня финансовый кризис.
   - А я завтра иду к фотографу. Подруга  рекомендовала  меня  ему.  Знаешь,
пойдем вместе?  Ты  хорошенькая,  тебя  тоже  пригласят.  Он  нам  сразу  же
заплатит, правда, сумма символическая. А потом,  может  так  случиться,  что
снимки  попадутся  на  глаза   какому-нибудь   агенту   из   бюро   моделей,
представляешь, какой шанс? Вспомни историю с Брижит Бардо.  Случайно  попала
на обложку женского журнала - и пошло-поехало. Решила?
   - Давай, -  согласилась  Катерина.  -  Как  интересно!  Где  мы  с  тобой
встретимся?
   - Подходи прямо к его студии, у тебя есть куда записать адрес?
 
*** 
 
   Джим сидел на кухне, его голова была немного склонена набок, лапы обвивал
пушистый хвост. Джим задумчиво разглядывал мышь.
   Мышь была из новой генерации: нагловатая, жирненькая, с длинными усиками,
кокетливыми ушками и сообразительными блестящими глазами-бусинками.
   Джим разглядывал  и  размышлял.  Где-то  в  глубине  души  суровый  голос
инстинкта подсказывал ему, что это еда и надо  преследовать  ее,  хватать  и
есть. А голос предыдущих изнеженных поколений, которые провели  жизнь  среди
шелковых диванных подушек, останавливал: фу, как это вульгарно - мышь!
   "Или съесть?" - подумал  колор-пойнт  и  сделал  неуверенное  движение  в
сторону грызуна.
   "Не сметь!" - взвизгнула мышь и отодвинулась на полмиллиметра.
   Джим вздрогнул и переступил передними лапами. "Да, наверное, не стоит,  -
меланхолично подумал он. - Какой странный запах.  Еще  заражусь  чем-нибудь.
Буду болеть. Но как же хочется чего-нибудь пожевать!"
   "Да, у вас тут скудновато, - поддержала его мышь, удобно  располагаясь  у
ножки кухонного стола.  -  Бедно  живете,  господа!  Я  от  соседей  сверху,
облопалась до невозможности".
   "Что она там попискивает, - удивился Джим. - Надо же, еда  на  лапках,  а
туда же - писк, осмысленный взгляд, рассуждения какие-то... А вот  возьму  и
съем!"
   "А попробуй! - вызывающе ответила мышь. - Не  стошнит?  Небось  привык  к
паровым котлеткам! У, пушистый... Шерсть какая роскошная, мне бы такую.
   А то дрожишь  зимой,  словно  припадочная.  Постричь  тебя,  что  ли,  а,
лохматый? Вылупился. Глаза тупые-тупые!"
   "Пищит и пищит, - думал Джим. - Меня  начинает  это  раздражать.  Съесть,
чтобы замолчала? Жирненькая. Мягкая, должно быть. Вот если  бы  ее  хотя  бы
вымочить в уксусе с луком и перцем, а потом поджарить в сухарях..."
   "Меня в сухарях! - оскорбилась мышь. - Кощунство!"
   "Или в электрошашлычницу на десять минут..."
   "Кошмар!" - негодовала мышь.
   "А вот так живьем... Вульгарно. Нет, не буду".
   "Спасибочки!" - Мышь неторопливо прошлась  по  кухне,  обнаружила  крошку
батона, сгрызла ее, последний раз взглянула на кота и скрылась  за  кухонным
столом.
   А через секунду ее образ начисто  растворился  в  памяти  Джима:  щелкнул
замок, и в квартиру вошла любимая Катерина с пакетом.
   - Джимик! Что я принесла! Наконец-то  я  буду  тебя  кормить!  Сегодня  я
заработала десять долларов, это  получилось  совершенно  случайно,  я  их-не
заслужила, но все равно взяла.  Ты  у  меня  сидишь  голодный,  мой  бедный,
хорошенький Джим, и я тоже, честно говоря, ужасно голодная.
   От Катерины чудесно пахло сосисками.
 
*** 
 
   Вечером  того  же  дня  Кате  позвонила  Дина  Мищенкова,  двадцатилетняя
журналистка. "Маргарита" уже  опубликовала  несколько  ее  статей  (проблемы
студенчества, отдых в Швейцарии, любовь и  секс  в  общежитии)  и  заплатила
автору хороший гонорар, что резко сказалось  на  самоуверенности  и  апломбе
Дины. Она ощущала себя потенциальным сотрудником престижного  журнала  и  на
однокурсников, подвизающихся в мелких газетах, смотрела свысока.
   Девушки договорились о встрече. Катерина надела свой дневной красно-белый
наряд и целый час тряслась в метро, чтобы добраться до  назначенного  места.
Потом она еще добрых сорок минут утрамбовывала асфальт под  большой  красной
буквой "М" и каждые десять минут  меняла  дислокацию,  так  как  приходилось
спасаться от неравнодушных парней и мужчин. Всем почему-то  было  необходимо
обсудить  с  Катериной  вопросы  реинкарнации,  или  последствий  "валютного
коридора", или цен на персики.
   В конце концов около нее затормозила вишневая "девятка", оттуда выглянула
загорелая и черноволосая  девушка  и,  уточнив,  действительно  ли  Катерина
является  Катериной,  пригласила  сесть  в  автомобиль.  Дина  брала   уроки
хореографии для выработки царственной осанки именно в этом  районе,  поэтому
ей было удобно встретиться у станции метро. А  после  урока  псевдобалеринам
была предложена сауна, и Дина задержалась на целый час.
   "Если она на машине, могла бы приехать ко мне домой! Можно подумать,  она
мне нужна, а не я ей", - обиженно подумала Катя. Она опустила стекло дверцы,
но ветер, устремившийся в салон, был  жарким  и  не  спасал  от  зноя.  Катя
основательно взмокла на своем посту в ожидании Дины.
   Дина уверенно вела автомобиль, и только эта хамоватая уверенность спасала
ее от столкновений - она очень плохо водила машину, так как  получила  права
всего месяц назад.
   - Понимаю, почему у тебя возникли проблемы с начальником, -  сказала  она
Кате. - Ты симпатяшка, к тому же смотришься совершенным ребенком.  Наверное,
мужчины сразу же относят тебя в разряд забавных игрушек.
   Катю покоробило слово "симпатяшка" и выражение  "забавная  игрушка".  Она
промолчала.
   - А ты не носишь солнцезащитные очки? - продолжала Дина. - Смотри,  через
год появятся морщинки под глазами. Всего за двести долларов в  "Интероптике"
можно купить стильные очки  от  "Диора".  Да,  и  тебе  необходимо  побольше
увлажняющего крема - у тебя очень тонкая кожа.
   Подобные рассуждения о Катиной коже, бело-розовой и гладкой,  звучали  по
крайней мере странно из уст Дины, смуглое лицо которой, тщательно замазанное
тональным кремом,  было  испещрено  рваными  порами  и  следами  выдавленных
прыщиков. Катя снова промолчала.
   -  Сейчас  мы  припаркуемся  у  одного  тенистого  скверика  и  поговорим
где-нибудь  на  скамейке.  Я  почти  уже  написала  материал  о  сексуальных
преследованиях, но для некоторой живости  и  пикантности  повествования  мне
необходима реальная ситуация. Думаю, ты сможешь мне помочь.
   "Для пикантности! Фиолетовая шишка на  лбу  и  порванная  блузка,  страх,
обида, унижение - все, что я пережила на диване в приемной "Шелтера",  когда
мерзкий Виктор Сергеевич набросился на меня, будет пикантной  приправой  для
ее материала! Чтобы интереснее было читать", - мысленно возмутилась Катя.
   - Смотри, здесь, в этом парке, думаю, будет удобно. Выходи, Катерина.
   В тени деревьев дышалось свободнее и веяло  приятной  прохладой.  Но  все
скамейки были заняты.
   - Ты Хорошо одета, - продолжала серию монологов  Дина.  -  Скромненько  и
мило. Но такой каблук сейчас не моден.
   Катю передернуло. Белоснежная шелковая рубашка с оригинальным  воротником
и манжетами была  подарена  ей  Оксаной  Берг,  которую  никак  нельзя  было
упрекнуть   в   пристрастии   к   скромной   одежде.   Красная    юбка    от
восьмисотдолларового костюма идеально сидела на Катиных бедрах и  совсем  не
претендовала на звание "милой" - это была стильная, отлично сшитая  вещь.  А
"немодный" каблук вполне соответствовал наряду,  туфли  были  почти  новыми,
тоже красными, и Катерина не видела в них никаких недостатков.
   Дина Мищенкова,  конечно,  была  одета  вызывающе  шикарно  и  откровенно
дорого.
   - Так, я вижу киоск. Катя, сбегай возьми две бутылки  колы.  Вот  деньги.
Да, если не из холодильника, не бери. Я не хочу теплую.
   "Вот блин! -  выругалась  Катя.  -  Что  я,  девочка  на  побегушках?"  И
направилась к киоску. А Дина тем временем  начала  очистку  территории.  Два
парня, прилично осоловевшие от жары и пива (несколько пустых банок стояли на
скамейке рядом с ними), были безоговорочно выдворены  за  пределы  видимости
наглой Диной. Она властно и безапелляционно  заявила  им,  что  имеет  здесь
беседу с подругой, поэтому их присутствие на данной  скамейке  нежелательно.
Молодые люди немного подумали, оценивающе осмотрели Динину фигуру, встали  и
молча  побрели  прочь.  Осторожно,  ухватив  двумя  пальцами   и   оттопырив
остальные, девушка в  несколько-приемов  перенесла  в  мусорку  семь  пустых
банок, затем  удобно  устроилась  на  скамейке,  достала  из  кожаной  сумки
диктофон, изящный блокнотик и ручку фирмы "Паркер". Через, секунду появилась
Катерина с двумя запотевшими бутылками кока-колы.
   - Начнем, Катерина! Расскажи мне, как  ты  устроилась  на  работу  в  эту
фирму, как шеф начал оказывать тебе знаки внимания.
   Катя, не особо вдаваясь в  подробности,  начала  свое  повествование.  Ей
почему-то совсем не хотелось изливать душу настырной интервьюерше.
   - Катя, а что произошло дальше? Он тебя изнасиловал, верно?
   В глазах Дины зажегся огонек любопытства пополам с брезгливостью.
   - Ему это не удалась, - холодно ответила Катя.
   Дина разочарованно вздохнула. Очевидно,  для  красочности  и  эффектности
материала было бы лучше, если бы Катерину все же изнасиловали, желательно  в
извращенной форме.
   - О, у меня кончилась кола. Катя, сбегай, а потом мы  продолжим.  Я  пока
проверю, хорошо ли записывается пленка...
   Катя бросила на Дину уничтожающий взгляд и встала со  скамейки.  На  этот
раз резвая журналистка не предложила денег,  значит,  платить  была  очередь
Катерины.
   Она в задумчивости подошла к киоску.
   - Две бутылки кока-колы. Нет, одну. И не  колы,  а  "фанты".  И  батончик
"Стратос".
   Катя обернулась. Вдали на своей скамейке  Дина  что-то  быстро  писала  в
блокнот. Катя содрала голубую обертку с шоколадки, взяла ледяную  бутылку  и
пошла в сторону троллейбусной остановки.
 
*** 
 
   В  среду  утром,  смотавшись  в  больницу  к  Сонечке  ("умирающая",   по
утверждению настырной посетительницы из фирмы  "Забота",  Софья  Викентьевна
сидела в коридоре и, заткнув наманикюренными пальчиками уши и закатив  глаза
к потолку,  зубрила  итальянские  слова),  Катя  отправилась  на  встречу  с
Жанной-Мадлен, чтобы подзаработать немного денег, позируя фотографу.
   Фотограф устроился  в  подвале  гостиницы  "Русская  изба".  У  лестницы,
ведущей вниз, Катерину  поджидала  изменившаяся  до  неузнаваемости  Мадлен.
Возможно, она прочитала Катины мысли  о  шланге  с  водой  или  у  нее  была
привычка менять каждый день имидж,  но  сегодня  от  размалеванной  лохматой
девчонки, жующей жвачку, не осталось и следа. Около "Русской избы"  Катерина
обнаружила элегантную даму в длинном,  до  щиколоток,  обтягивающем  платье.
Залакированная челка  исчезла,  волосы  были  собраны  в  гладкую  прическу,
увенчанную маленьким пучком около шейного  позвонка.  Лаконичный  и  дорогой
макияж сегодня позволял разглядеть юное лицо во всей его прелести.
   - Привет, Катя, я тебя жду. Пойдем. Это внизу, - сказала  Мадлен,  и  они
спустились в подвал.
   В искусственно освещенном холле  за  железной  дверью  сидело  на  диване
несколько красивых барышень в халатах. Одна из них окликнула Мадлен.
   - Привет, Иринка. Вот я пришла. А это Катерина, знакомься.
   - Привет, Катя, ты тоже будешь фотографироваться? Какая ты  кукла,  Борис
будет в восторге. Ну, вы  пройдите  в  студию,  поздоровайтесь,  он  на  вас
посмотрит...
   Мадлен схватила Катю за руку и потащила к следующей двери.  Потенциальные
фотомодели оказались в огромном зале, погруженном в полумрак. Из  фиолетовой
тени выступали предметы реквизита, а  в  центре  студии,  в  круге,  залитом
светом от нескольких ламп, на  художественно  сморщенной  серебристой  ткани
позировали фотографу две девы. Фотограф Борис скакал со своей камерой, будто
норовистая зебра в загоне, он падал  на  пол,  корчился  в  судорогах,  ужом
подползал к освещенному кругу, забирался на стул,  в  общем,  вел  себя  как
настоящий мастер. Он подавал моделям отрывочные команды, и те беспрекословно
его слушались меняя позы. Рядом в тени стояло несколько  парней  и  девушек.
Борис щелкнул пальцами, отдал приказание, и  они  бросились  выполнять  свои
обязанности: кто-то пудрил моделям  носы  и  коленки,  кто-то  оттаскивал  в
сторону лампу и менял материю на полу. Включился верхний свет.
   Мадлен локтем толкнула Катю и кивнула в сторону мэтра.
   - Пойдем. У них пауза, - прошептала она.
   - Я не пойду! - отчаянно прошептала в ответ Катерина.
   - Почему? - удивилась Мадлен.
   В этот момент длинный и улыбающийся Борис сам подошел к ним.
   - Новенькие?  Прекрасно,  -  сказал  он,  разглядывая  претенденток,  как
разглядывают понравившийся кусок говядины в мясном магазине. Он взял  Мадлен
за плечо, повертел ее из стороны в сторону и удовлетворенно кивнул:
   - Иди в раздевалку, готовься.
   - А я просто  сопровождающее  лицо!  -  предупредила  Катерина,  в  корне
пресекая попытку Бориса дотронуться до нее.
   - Как? - хором спросили фотограф и удивленная Мадлен.
   - Да, - замялась Катя, - мне это не подходит...
   Мадлен демонстративно вздохнула, бросила на Катю укоризненный  прощальный
взгляд и испарилась.
   Если бы Катерина позволила фотографу проделать с собой тот же трюк, что и
с Мадлен, и  отправилась  следом  в  раздевалку,  она,  несомненно,  тут  же
превратилась  бы  для  него  в  обычный  реквизит,  красивый,  первоклассный
реквизит, без которого невозможно сделать качественную фотографию. Но сейчас
Борис посмотрел на Катю более пристальным взглядом.
   - Понимаю, - сказал он. - Тебя  не  предупредили,  что  фотографироваться
надо голышом?
   Катя покраснела и кивнула.
   - Тренированное око подсказывает мне, что тебе нечего стесняться. - Борис
уже начинал жалеть, что такой соблазнительный материал  покинет  его  студию
неиспользованным. Чем дольше он рассматривал Катерину, тем громче  звучал  в
нем голос профессионала, распознавшего настоящую удачу. - Чудесная фигура.
   - Я не стесняюсь, - соврала  Катя.  -  Просто  это  для  меня  совершенно
неприемлемо.
   - Возможно,  ты  боишься,  что  тебя  не  поймут  родители,  увидев  твои
фотографии в русском "Плейбое" или "Андрее"?
   - Я сама себя не пойму.
   - Но ты же видишь, это  не  порнография.  Это  высокое  искусство.  Самое
прекрасное, что можно запечатлеть, - женское тело. Ему поклоняются в  веках,
- разглагольствовал Борис.
   - Однако вы трудитесь  не  для  того,  чтобы  ваши  фотографии  попали  в
Третьяковскую галерею и соседствовали с картинами, которые веками  восхищают
публику, - резко ответила Катерина. - А для того, чтобы выгодно  продать  их
журналу, который будет  потом  мусолить  в  руках  какой-нибудь  напряженный
слюнявый юнец или галлюцинирующий  импотент.  Я  попала  в  вашу  студию  по
недоразумению. Вы не сможете меня переубедить.
   - Все, сдаюсь, - улыбнулся Борис. - Но позволь мне сфотографировать  хотя
бы твое лицо. На тебя хочется смотреть и смотреть, и я уже с тоской думаю  о
том, что ты сейчас исчезнешь навсегда из моей мастерской и я больше  никогда
тебя не увижу. Сядь вон в то кресло.
   Катя пожала плечами и уселась в кресло. Тут же к ней подлетела девушка  с
расческой, а  другая  попыталась  мазануть  по  Катиной  скуле  кисточкой  с
румянами.
   - Нет, не  надо  ничего!  Кыш!  -  прикрикнул  на  них  Борис,  установил
фотоаппарат на треногу, нацелился и начал щелкать затвором.
   Из раздевалки вышла счастливая, улыбающаяся Мадлен в чьем-то халате,  она
махнула Кате рукой и крикнула, чтобы та не уходила без нее. У двери Катерина
обернулась и увидела, как  сияющая  подруга  отбросила  в  сторону  ненужный
халатик и с торжественной гордостью явила миру то, что  принято  маскировать
от посторонних взглядов: две тугие круглые грудки и аккуратно  подстриженную
темную полоску в двенадцати сантиметрах ниже маленького, наивного пупка.
 
*** 
 
   - И представить себе не могла, что ты откажешься, - сказала  Мадлен.  Они
снова, как и в прошлый раз, ели мороженое - Мадлен с вдохновением облизывала
вафельно-изюмный рожок, а Катя работала с "Баунти". - Извини, если это  тебя
обидело, - продолжала Мадлен, довольно похрустывая вафлей.  -  Я  просто  не
подумала.
   - Ничего страшного, - успокоила ее Катя.
   - А я довольна. Во-первых, перед камерой повыделывалась.  Я  очень  люблю
свое тело, и горжусь им, и обожаю, когда на меня смотрят.
   - Да, у тебя отличная фигура, - кивнула Катя.
   - Во-вторых, возможно, мои  фотографии  попадут  в  какой-нибудь  дорогой
журнал, потом на глаза какому-нибудь  еще  более  крутому  фотографу...  Это
шанс. В-третьих, мне еще и деньги заплатили!
   - А я осталась ни с чем. А ты не боишься, что журнал с твоими  прелестями
попадется на глаза родителям?
   - О! Да они,  кроме  газетки  с  программой  передач,  другой  прессы  не
признают. А даже если и увидят. Я самостоятельная,  денег  у  них  не  беру,
будут вякать - и с квартиры съеду. Слушай, Катерина,  мне  в  голову  пришла
бле