т какой?
   - Логика.
   - И какие у вас были успехи?
   - Я завалил зачет.
   - Почему же?
   В ответ Робинсон только молча пожал плечами.
   - А как вы считаете, это было справедливо?
   Робинсон снова пожал плечами.
   - Ну а что вы все-таки скажете на это? - спросил Мейер.
   - Не знаю. Просто завалил зачет, и все тут.
   - Вы занимались?
   - Ну естественно, я занимался.
   - А предмет вам был понятен?
   - Да. Я считал, что я все понимаю, - сказал Робинсон.
   - И все-таки зачет вы завалили?
   - Да.
   - Как вы отнеслись к этому? - спросил  Мейер.  -  Вы  занимались,  вы
понимали предмет, и  все-таки  зачет  вы  завалили.  Как  же  это  могло
получиться? И как вы отнеслись к этому?
   - Состояние было паршивое... А как вы думаете? - отозвался  Робинсон.
- Послушайте, да объясните же вы мне наконец, к чему все эти  разговоры?
С каких это пор детективы?..
   - Мы просто проводим плановую проверку, - сказал Карелла.
   - Проверку чего? - спросил Робинсон.
   - Так как вы все-таки отнеслись к тому, что зачет у вас не приняли?
   - Отнесся я к этому препаршиво, как я уже сказал вам.  Так  все-таки,
какую это проверку вы проводите?
   - Да так, ничего  интересного  или  заслуживающего  внимания,  мистер
Робинсон. Единственное...
   - Нет,  все-таки  в  чем  дело?  Речь,  я  полагаю,  идет  о  заранее
условленных результатах... если кто-то увлекается махинациями...
   - О заранее условленных результатах?
   - Ага. Вы наверняка пришли  по  поводу  команды.  Что,  кто-то  хотел
договориться о счете?
   - Да? А вам кто-нибудь предлагал?
   - Нет, черт побери, никто и не  пробовал.  И  если  тут  имеет  место
что-нибудь  подобное,  то  знайте,  я  не  имею  к  этому  ни  малейшего
отношения.
   - А вы хорошо играете в баскетбол, мистер Робинсон?
   - Вполне прилично. Но предпочитаю, конечно, бейсбол.
   - Вы подающий в команде, так ведь?
   - Да, я подающий. Послушайте, вам почему-то чертовски много  известно
обо мне, разве не так? Для обычной плановой проверки...
   - А подающий вы хороший?
   - Да, - не задумываясь, ответил Робинсон.
   - А что было после того, как вас завалил Лэнд?
   - Меня перевели в запасные.
   - И на какой срок?
   - До конца сезона.
   - Это сказалось на игре команды? Робинсон пожал плечами.
   - Знаете, мне не хотелось бы тут перед вами пушить хвост... -  сказал
он.
   - Пушите, ничего страшного, - заверил его Мейер.
   - Мы проиграли восемь игр из двенадцати.
   - Вы считаете, что если бы вы были на подаче, то команда выиграла  бы
все эти игры.
   - Давайте скажем скромнее,  -  ответил  Робинсон.  -  Я  уверен,  что
некоторые из этих проигранных игр мы несомненно выиграли бы.
   - Но получилось так, что вы их проиграли.
   - Ага.
   - А как к этому отнеслась команда?
   - Ну, все чувствовали себя паршиво. Мы твердо рассчитывали на финал в
кубке города. Мы ведь никому не проигрывали, пока меня не отстранили  от
игры. А потом, даже проиграв эти восемь игр, мы все-таки вышли на второе
место.
   - Это совсем не плохое место, - сказал Карелла.
   - Но первое-то место всегда только одно, - отозвался Робинсон.
   - А команда  считала,  что  мистер  Лэнд  поступил  несправедливо  по
отношению к вам?
   - Почем мне знать, что они там считали.
   - А сами вы что думали по этому поводу?
   - Не повезло, да и все тут, - сказал Робинсон.
   - Да, ну а все же?
   - Я, например, считал, что неплохо знаю предмет.
   - И несмотря на это он засыпал вас? Почему бы это?
   - А почему бы вам  не  задать  этот  вопрос  ему  самому?  -  спросил
Робинсон.
   Вот тут-то и самое бы время объявить  ему:  "Потому  что  он  мертв",
однако ни Мейер, ни  Карелла  не  произнесли  этих  драматических  слов.
Вместо этого они внимательно наблюдали, как, щурясь от солнца,  Робинсон
поглядывает на них.
   - А где вы были вчера примерно в пять часов дня, мистер Робинсон?
   - А зачем вам это?
   - Хотелось бы знать.
   - А мне кажется, что это вас совсем не касается, - сказал Робинсон.
   - Боюсь, что на этот раз вам придется предоставить  нам  судить,  что
нас касается, а что - нет.
   - В таком случае вам лучше будет  получить  ордер  на  мой  арест,  -
сказал Робинсон. - Если дело настолько серьезно, что...
   - Никто ведь не говорит вам, что речь идет о серьезном  деле,  мистер
Робинсон.
   - Вы так считаете?
   - Именно так, - Мейер  помолчал  и  снова  задал  вопрос.  -  Так  вы
настаиваете, чтобы мы получили ордер на ваш арест?
   - Просто я не понимаю, с какой это стати я должен рассказывать вам...
   - Это просто помогло бы  нам  внести  ясность  в  некоторые  вопросы,
мистер Робинсон.
   - В какие именно?
   - Так где же вы были вчера примерно в пять часов дня?
   - Я был... Я был занят глубоко личными делами.
   - И какими же именно?
   - Послушайте, я просто не понимаю, зачем вам может понадобиться...
   - Так какими же делами вы были заняты?
   - Я был в это время с девушкой, - сказал Робинсон, обреченно вздыхая.
   - С какого и по какой час?
   - С четырех... нет, это было  немножко  раньше  четырех...  последняя
лекция закончилась без четверти четыре...
   - Итак, с трех сорока пяти и до какого?
   - И примерно до восьми вечера.
   - А где вы были?
   - Мы были у нее на квартире.
   - Где это?
   - В центре.
   - В центре, но где именно?
   - Ну чего вы пристали?..
   - Где?
   - На Тримейн-авеню. Это в Куортере, недалеко от "Навеса".
   - Ив четыре часа вы уже были в этой квартире?
   - Нет, мы добрались туда примерно в четверть или в половине пятого.
   - Но в пять часов вы находились именно там?
   - Да.
   - И чем вы там занимались?
   - Ну знаете ли...
   - Говорите, не смущайтесь.
   - Ничего я вам  не  обязан  говорить!  Неужто  вы  сами  не  способны
догадаться, черт побери!
   - Ну ладно, оставим это. Как зовут эту девушку?
   - Ольга.
   - Ольга? А дальше как?
   - Ольга Виттенштейн.
   - Это та самая девушка, что сидела с вами, когда мы подошли?
   - Да,  она  самая.  Послушайте,  неужели  вы  собираетесь  еще  и  ее
расспрашивать? Да вы ведь так все испортите!
   - Нам нужно только проверить  правильность  сообщенных  вами  фактов,
мистер Робинсон. Остальное - это уже ваши проблемы.
   - Послушайте, но ведь это очень порядочная девушка, скорее всего  она
просто пошлет вас с вашими вопросами к чертовой матери,  а  заодно  -  и
меня тоже. Я ничего не понимаю. Что происходит? Почему  это  вам  нужно,
чтобы кто-то подтверждал мои слова? А что, по-вашему, я мог там делать?
   - Вы вполне могли находиться на квартире в доме  по  Тримейн-авеню  с
пятнадцати минут  пятого  до  восьми  часов  прошлого  вечера.  Если  вы
действительно находились там в это время, то в  этом  случае  вы  больше
никогда не увидите нас, мистер Робинсон, на протяжении всей жизни.
   - Ну за всю жизнь я все-таки не стал бы  ручаться,  -  внес  поправку
Мейер.
   - Бросьте, вы непременно объявитесь тут в следующий же понедельник, -
сказал Робинсон.
   - С чего это вдруг? Вы что, не были на этой квартире?
   - Да был я там, был. Можете идти и проверить. Но  когда  в  последний
раз поднялся этот баскетбольный скандал, у нас  тут  толпами  шныряли  и
полицейские, и представители прокуратуры, и какие-то там особые  агенты,
которые расхаживали по общежитию несколько недель. Если  это  повторение
такой же истории...
   - Это совсем другое, мистер Робинсон.
   - Надеюсь, что так. Так вот, я чист. Я играю только честно.  В  жизни
своей я ни у кого не взял ни гроша и никогда не возьму. Так  что  можете
это зарубить себе на носу.
   - Мы это обязательно запомним, мистер Робинсон.
   - И еще одно, когда вы будете  разговаривать  с  Ольгой,  ради  всего
святого, постарайтесь проявить хоть какую-то  деликатность,  хорошо?  Не
портьте  дело,  это  ведь  серьезно,  понимаете?  Она  очень  порядочная
девушка, так вы уж сделайте мне такое одолжение.
   Они разыскали Ольгу Виттенштейн в студенческом буфете, где она сидела
за чашкой  черного  кофе.  Она  вела  себя  как  компанейский  парень  и
объявила, что еще ни разу в жизни не видела  ментов  так  близко.  Кроме
того, она сказала, что у нее и в самом деле есть хата на  Тримейн-авеню.
Она сказала также, что  ждала  Берни  вчера  после  занятий  и  что  они
мотанули к ней на хату и добрались туда минут в  пятнадцать  пятого  или
около того. Она сказала, что проторчали они там  весь  вечер,  часов  до
восьми, а потом пошли вместе что-нибудь  перекусить.  Кстати,  а  вокруг
чего это они подымают такой шум?
   Шум они  подняли,  собственно,  вокруг  убийства,  но  они  не  стали
объяснять ей этого.
 
Глава 6 
 
   В эту субботу Берт Клинг прибыл в участок примерно к двум часам дня и
сразу же ознакомился с заключением баллистической  лаборатории,  которое
срочно доставили из центра. Он был  небрит,  и  светлая  щетина  заметно
выделялась на его загорелом лице. На нем были тот же костюм с  рубашкой,
что и прошлым вечером, он снял только галстук, однако  одежда  выглядела
на  нем  так,  будто  он  в  ней  спал.  Приняв  на  ходу   в   коридоре
соболезнования встречных и отказавшись от  предложенного  Мисколо  кофе,
Клинг направился прямиком в кабинет лейтенанта. Он там  пробыл  примерно
полчаса. К тому времени, когда он вышел из кабинета, Карелла  с  Мейером
уже успели вернуться из университета,  где  одна  из  версий  безнадежно
провалилась. Берт Клинг подошел к столу Кареллы.
   - Стив, - сказал он. - Я подключен к этому делу.
   Карелла окинул  его  внимательным  взглядом  и  с  сомнением  покачал
головой.
   - И ты считаешь, что это хорошая идея?
   - Я только что переговорил на эту тему с лейтенантом, - сказал Клинг.
Голос его был каким-то бесцветным. - Он считает,  что  так  будет  лучше
всего.
   - Просто я подумал было...
   - Я хочу заниматься этим делом, Стив.
   - Ну что ж, хорошо.
   - Ведь фактически я... я  был  в  дежурной  комнате,  когда  поступил
сигнал, значит... значит, я и официально...
   - Берт, я ничего не имею против. Просто я думал о твоем положении.
   - Я буду в отличной форме, как только мы поймаем его, - сказал Клинг.
   Карелла и Мейер переглянулись.
   - Ну... ну что ж, конечно. Так... так может, ты познакомился  бы  для
начала с заключением баллистической лаборатории.
   Клинг молча принял конверт у Мейера и так же  молча  раскрыл  его.  В
конверте лежало два отдельных заключения. Одно касалось пистолета  сорок
пятого калибра, второе -  револьвера  двадцать  второго  калибра.  Клинг
внимательно прочитал оба заключения.
   Собственно, ничего сложного нет в определении системы  огнестрельного
оружия,  если  имеется  выпущенная  из  него  пуля.  Клинг  как  опытный
полицейский, конечно же, знал это. Он знал также, что  в  баллистической
лаборатории хранятся материалы по огромному количеству самого различного
оружия, что все имеющиеся там образцы классифицированы по  калибрам,  по
ширине нарезки и по полям между этими нарезками, по типам правосторонней
и левосторонней резьбы в канале ствола. В зависимости от системы оружия,
на пуле остаются характерные отметки после прохождения по стволу.
   Он  знал,  что,   когда   обнаруживают   пулю,   ее   отправляют   на
баллистическую  экспертизу.  Там  эту  пулю  обрабатывают  копировальной
бумагой, а затем сравнивают ее со всеми имеющимися в  архиве  образцами.
Когда находят подходящий образец, то его и пулю, обнаруженную  на  месте
преступления, рассматривают под микроскопом и самым  тщательным  образом
сравнивают. В остальных тонкостях этого  процесса  Клинг  разбирался  не
очень хорошо.
   Честно говоря, обычно он не очень-то  и  задумывался  над  этим.  Ему
достаточно было знать, что револьверы  или  пистолеты  одной  и  той  же
системы всегда будут иметь один и тот же калибр, одинаковое число следов
от  нарезки,  и  нарезка  эта  будет  идти  всегда  в  одном  и  том  же
направлении.  Поэтому  он  никогда  не  подвергал  сомнению   результаты
баллистической экспертизы.
   - Значит, у него было оружие двух различных  систем,  так?  -  сказал
Клинг.
   - Да, - отозвался Карелла. - Вот это-то  и  объясняет  расхождение  в
показаниях свидетелей. Ты еще не успел с ними ознакомиться, Берт. Можешь
посмотреть в деле.
   - А на какую букву вы поставили это дело?
   - Ну, на букву, - Карелла чуть смутился. - Мы поставили его на  букву
"К"... Клинг.
   В ответ Клинг только кивнул. Трудно было определить,  что  именно  он
думает в настоящий момент.
   - Мы тут пришли к выводу,  что  охотился  он  на  одного  из  четырех
убитых, Берт, - сказал Мейер. Он старательно подбирал слова. Ведь  в  их
числе была Клер Таунсенд.
   Но Клинг опять только кивнул.
   - Но пока мы не знаем, за кем именно, - добавил Карелла.
   - Сегодня утром мы взяли показания у миссис Лэнд, и она  сказала  нам
нечто такое, что можно было бы считать ниточкой, но при проверке ниточка
эта оборвалась. Сегодня и завтра мы собирались  опросить  близких  людей
остальных погибших.
   - К кому-нибудь из них я поеду, - сказал Клинг. Он немного  помолчал.
- Только, знаете, мне не хотелось бы допрашивать отца Клер, но остальных
я могу взять...
   - Естественно, - сказал Карелла.
   И снова воцарилось молчание. Как Мейер, так и Карелла  понимали,  что
им следует сказать кое-что еще и что  это  должно  быть  сказано  именно
сейчас. Мейер был старшим и по  возрасту,  и  по  стажу  работы,  но  он
умоляюще глядел на Кареллу и продолжал молчать.  Тогда  Карелла  неловко
откашлялся.
   - Видишь ли, Берт, я полагаю... я считаю, что нам нужно сразу же  все
поставить по своим местам.
   Берт только молча смотрел на него.
   - Мы очень хотим поймать этого типа. Мы приложим все силы...
   - Я это знаю.
   - У нас сейчас пока что нет  буквально  ничего,  никакой  зацепки  и,
конечно же, это никак не облегчает задачи. Но распутать это  дело  будет
еще труднее, если...
   - Если что?
   - Если мы не сможем работать над ним как единая команда.
   - Но мы ведь работаем именно как единая команда, - сказал Клинг.
   - Скажи, Берт,  а  ты  уверен,  что  ты  должен  участвовать  в  этом
расследовании?
   - Я уверен в этом.
   - И ты уверен в том,  что  сможешь  спокойно  допрашивать  кого-то  и
выслушивать все эти факты, касающиеся смерти Клер, и сможешь при этом...
   - Я уверен, что смогу делать все, что нужно, - перебил его Клинг.
   - Не перебивай, Берт. Я говорю с тобой об убийстве нескольких человек
в книжном магазине, и среди этих убитых была...
   - Я же сказал, что смогу делать все, что необходимо.
   - ...была Клер  Таунсенд.  Ну  как  ты  сможешь  при  этом  сохранять
спокойную голову?
   - Нечего придумывать всякие сложности, Стив. Я  могу  работать,  хочу
работать над этим делом и я...
   - Очень сомневаюсь.
   - А я не сомневаюсь! - с вызовом в голосе воскликнул Клинг.
   - Да ты даже не разрешил мне упомянуть ее имя сейчас здесь, у  нас  в
дежурке! Одумайся, Берт! А что будет,  если  тебе  придется  выслушивать
чьи-то показания, в которых будет идти речь о подробностях ее смерти?
   - Я уже осознал, что она убита, - тихо сказал Клинг.
   - Берт...
   - Я уже знаю, что она мертва.
   - Послушай, откажись от этого дела. Я очень прошу тебя...
   - Тринадцатого была пятница, - сказал Клинг. - Мать всегда  говорила,
что это - проклятый день. Стив, я знаю, что Клер умерла. И я  знаю,  что
смогу...  что  я  смогу  работать,  смогу  вести  расследование.  И   не
беспокойся: я буду работать как полагается. Ты даже представить себе  не
можешь, как мне хочется поймать этого  типа.  Ты  даже  не  можешь  себе
представить, что пока мы не поймаем его, я просто  не  смогу  заниматься
чем-нибудь другим, поверь - это правда. Пока он на свободе, я ни на  что
иное просто не буду годиться.
   - Но ведь не исключено и то, - сказал  очень  мягко  Карелла,  -  что
убийца охотился именно за Клер.
   - И это я тоже знаю.
   - А это означает, что могут вскрыться такие факты из  жизни  Клер,  о
которых тебе не стоило бы знать.
   - О Клер я не обнаружу в этом деле ничего для себя нового.
   - Расследование убийства, Берт, зачастую открывает много нового.
   - Так, к кому вы хотели направить меня сегодня? - спросил Клинг. -  И
что я должен буду там выяснить?
   Карелла с Мейером снова переглянулись.
   - Ну ладно, - сказал наконец Карелла. -  Прежде  всего  сходи  домой,
побрейся и переоденься. Вот здесь у  меня  записан  адрес  жены  Джозефа
Векслера. Мы  тут  пока  стараемся  выяснить,  не  поступали  ли  убитым
какие-нибудь письма с угрозами или еще что-нибудь... короче  говоря,  мы
хотим узнать, кого именно он собирался убить. Понятно, Берт?
   - Хорошо, - Клинг взял листок с адресом, аккуратно сложил его и сунул
во внутренний карман пиджака. Он уже направился к выходу, когда  Карелла
окликнул его.
   - Берт?
   - Да? - Клинг обернулся.
   - Надеюсь, ты понимаешь, как мы переживаем за тебя?
   - Думаю, что понимаю, - кивнул Клинг.
   - Ну хорошо.
   Некоторое время они молча смотрели  друг  на  друга,  а  потом  Клинг
быстро повернулся и вышел из комнаты.
 
*** 
 
   Странная  вещь  происходит  с  городами:  каждый  город  состоит   из
множества отдельных частей,  и  эти  части,  как  правило,  не  очень-то
подходят одна к другой,  хотя,  казалось  бы,  они  должны  образовывать
единое целое, подобно кусочкам, из которых дети составляют картинки.  На
деле же реки и каналы разъединяют, а мосты  и  туннели  тщетно  пытаются
собрать воедино город, отдельные районы которого  и  по  рельефу,  да  и
просто по внешнему облику могли  бы  свободно  находиться  где-нибудь  в
другой стране - настолько они отличны друг от друга.
   Айсола, конечно же, была чем-то вроде пупа земли для всего города,  а
территория Восемьдесят седьмого участка находилась в самом центре Айсолы
подобно ступице, находящейся в центре колеса и остающейся  там,  как  ты
это  колесо  ни  крути.  Айсола  представляла  собой   остров,   что   и
подтверждало ее  название,  которым  наградил  ее  лишенный  фантазии  и
романтизма итальянский бродяга, высадившийся на берега  Америки  хоть  и
давно, но все-таки намного позже своего соотечественника, который открыл
эти земли и объявил их  собственностью  королевы  Изабеллы.  Но  подобно
Колумбу, этот более поздний  открыватель,  оказавшись  на  берегу  столь
прекрасного острова, несомненно, был поражен  его  красотой  и  тихонько
пробормотал про себя одно-единственное слово:  "Айсола".  Он  не  сказал
"Исола белла" или "Исола беллиссима", он был простым человеком и  сказал
просто "Исола" - остров.
   Итак, остров.
   Поскольку он был коренным итальянцем, уроженцем  маленького  городка,
именовавшегося "Сан-Луиджи", он и слово это выговаривал  на  итальянский
манер. Данное им название,  если  не  говорить  о  самом  острове,  было
вульгаризировано  уже  в  ходе   прошлого   столетия   наплывшими   сюда
представителями более варварских народов, которые стали произносить  его
как "Айсола", а иногда даже  -  "Айслу".  Такое  произношение  могло  бы
огорчить крестного отца  острова,  доживи  он  хотя  бы  до  первых  лет
двадцатого столетия и окажись в  этих  краях.  Но  произойди  такое,  он
наверняка и вовсе  не  узнал  бы  этих  мест.  Айсола  оказалась  сплошь
застроенной огромными небоскребами, а под поверхностью ее были  вдобавок
прорыты туннели. Теперь она жила шумной жизнью крупного бизнеса. В порты
ее поступали товары из самых разных стран.  Прекрасный  остров,  ставший
деловым центром, соединяли теперь бесчисленные мосты, связывавшие его  с
другими, менее оживленными частями города. Да, Айсола успела далеко уйти
со времен прибытия сюда уроженца Сан-Луиджи.
   Маджеста и Бестаун отражали, в свою очередь,  английское  влияние  на
облик Нового Света, по крайней мере, это было заметно  в  их  названиях,
где прослеживалось почтение  к  членам  британского  королевского  дома.
Бестаун,  например,  получил  свое  имя  в  честь  королевы-девственницы
Ели