четырнадцати,  который  жил  у   путевого
обходчика Гринько в Бабине?
   - Это у которого хата сгорела? - припомнил Жебров. - Щас проверю. Как
фамилия обходчика? Гринько? - Жебров  вынул  картотеку.  -  Тут  у  меня
зафиксированы все их художества. По-хорошему надо бы мне сюда компьютер,
да дядька все жмотничает. - Капитан некоторое время задумчиво  перебирал
карточки.
   - Нет, насчет обходчика ничего. Значит,  не  поступал.  Хотя  кто  их
знает, они про свои приключения или врут с три короба, или молчат. Народ
специфический. - Он многозначительно посмотрел  на  сидевших  перед  ним
детей, затем достал из портфеля сверток с пирожками:
   - Давай налетай, бесштанная команда. Пожрать вам принес.
   Дети подсели к столу.
   Капитан Жебров налил им чаю и снова вернулся к картотеке.
   - Значит, мальчишка? - спросил он Самарина. - Возраст, приметы, имя?
   - Лет от двенадцати до четырнадцати.
   - И это все? Негусто. А что за ним?
   - Собственно, ничего.  Он  несколько  месяцев  жил  в  доме  путевого
обходчика Гринько. Местный участковый  -  один  на  несколько  деревень,
путевым  обходчиком  интересуется  постольку-поскольку,  но  про  пацана
слышал. И даже видел его, когда Гринько вместе с ним приходил в  деревню
проведать мать. Я с ним связался по телефону со станции. Вот что он  мне
сказал: "Рост для  своего  возраста  средний,  сложение  щуплое,  волосы
темно-русые. Был одет в клетчатую рубашку  и  джинсы".  Со  слов  матери
Гринько: "Глаза темно-серые, нос небольшой, прямой, уши маленькие.
   Зовут Митей, фамилия и место рождения неизвестны". Жебров задумался.
   - Под описание примет, сам понимаешь, подойдут десятки мальчишек. Тем
более что среди них немного таких, у кого сложение не щуплое. Рубашка  и
джинсы тоже мало что дают. Дмитрий, говоришь? Имя тоже  можно  поменять.
Вон сидит такой Дмитрий. А сперва назвался Коляном. Проверили,  а  он  у
нас - Митяй. Так ведь, Шебалин? Мама и отчим ждут-пождут  его  в  Клину.
Между прочим, в этом городе Чайковский жил, - наставительно добавил  он,
как будто образ великого земляка должен был стать укором для  маленького
беглеца.
   - Никто меня там не ждет, - пробормотал Митя. - Я к ним не поеду.
   Самарин посмотрел на него с жалостью. Сколько таких убегает из  дому,
потому что чувствуют себя никому не  нужными.  В  конце  концов  кончают
приемниками-распределителями и "малолеткой", откуда  прямая  дорожка  на
взрослую зону. "И повторится все, как встарь"...
   - Все зависит от того, как ты будешь себя вести.
   Мальчишка равнодушно пожал плечами.
   - Вот ты говоришь, приметы, - продолжал рассуждать капитан Жебров.  -
Под твои приметы и Митя Шебалин подойдет. Но он ведь не жил  у  путевого
обходчика.
   А, Мить?
   По-прежнему глядя в сторону, Митя отрицательно покрутил головой.
   - Он у нас  лето  провел  на  Карельском  перешейке,  в  основном  по
курортным местам, там всегда можно выклянчить на кусок хлеба с маслом. А
холода начались, подался в город. А в городе где самое теплое  местечко?
На вокзале, естественно.
   Ну он и к нам.
   - А девочка? - Самарин показал глазами на девчушку, которая и пирожок
ела с каким-то безучастным видом, будто через силу.
   - С этой хуже. Полная заторможенность. Аутичность в крайней стадии.
   Непонятно, поддается ли это коррекции. Наверно, что-то можно было  бы
сделать, попади она в любящую семью. Но шансов на это мало, а так пойдет
в детский дом, если мама не  сыщется.  Сама  ничего  сказать  не  может,
фамилии не знает или не  говорит.  Заявления  о  пропаже  ребенка  с  ее
приметами не было, я  проверял.  Так  что  тут  тяжелый  случай,  верно,
Верушка? Придется определять в психиатрическую больницу,  с  такими  там
разбираются.
   Верушка продолжала сидеть, смотря прямо перед собой, словно  говорили
не о ней.
   - Ладно, занимайся своими. -  Дмитрий  поднялся.  Ему  было  тягостно
сидеть здесь рядом с этой Верушкой. - Короче,  если  узнаешь  что-нибудь
про пацана, который жил у Гринько, свистни.
   - Базара нет! - улыбнулся Жебров. -  А  что,  подозреваешь,  что  это
пацан будку спалил?
   - Трудно сказать, - махнул рукой Самарин. - Нет, вряд ли. Дом сначала
облили бензином. Канистра нашлась - в кустах брошенная лежала.  Основная
версия - Гринько поджег собственный  дом.  Темная  он  личность.  Что-то
хотел скрыть, то ли труп, то ли краденое. Или и  то  и  другое.  Короче,
следы преступления. Хотя есть и другие версии...
   - Думаешь, имеет отношение к кражам на товарном дворе?
   - Я же говорю - не знаю. Местный участковый ничего о нем сообщить  не
мог, тем более что дом путевого обходчика находится в зоне отчуждения, а
ты знаешь этих участковых - за пределами своего  района  хоть  трава  не
расти.
   - Это точно, - кивнул головой Жебров. - Ну ладно, успеха тебе.
   Самарин оглянулся на детей.  Верушка  смотрела  в  одну  точку,  Митя
безучастно глядел в окно.
   Пора спросить и еще кое о чем...
   - Ты видел у меня вчера свидетельницу? Говорит, вы знакомы...
   Жебров на миг замешкался  с  ответом.  Самарин  мог  поклясться,  что
буквально читает сейчас его мысли. Отрицать - мол, Лариса приняла его за
кого-то другого - бессмысленно. Очень просто проверить, в какой школе он
работал до того, как пришел в милицию.  И  соответственно,  за  что  его
оттуда выгнали. Так что лучше сказать правду.
   - Да, я тоже заметил, что лицо  знакомое.  Долго  ломал  голову,  кто
такая.
   Знаешь, бывает, вроде узнаешь человека, а кто, что - забыл.
   - Ну ты вспомнил в конце концов? - спросил Самарин.
   - Вспомнил, - сухо ответил Жебров. - Редкая стерва.
   Дмитрий хотел спросить о Марине Сорокиной, но передумал.
   - Ладно, я пошел.
   - Бывай. Кстати, а прошмандовку эту ты  по  какому  делу  вызывал?  -
невзначай спросил Жебров.
   - Ларису Мокроусову? Она сослуживица мужа убитой в электричке.
   Самарин внимательно следил за выражением  лица  Жеброва.  На  нем  не
отразилось решительно ничего.
   Дмитрий с Чаком вышли из трамвая у  "Горысовской"  и  направились  по
Кронверкскому.
   Внезапно в нескольких шагах перед ними резко  затормозил  серебристый
"гранд-чероки". Дверь распахнулась. Дмитрий сразу понял - это к нему.
   Поравнявшись с джипом, он увидел,  что  из  кабины  на  него  смотрит
собственной персоной Андрей Журба, глава тихвинской группировки.
   - Здоров, следак, - не очень-то любезно приветствовал он Самарина.
   - Здоров, - отозвался Дмитрий.
   - Может, покатаемся? Есть тема.
   - Я с собакой.
   - Собака - друг человека. Надо поговорить, Дмитрий Евгеньич.
   - Ну раз так, ладно.
   Чак не  понял,  зачем  он  оказался  на  мягком  бархатистом  сиденье
просторной машины, но он не был склонен  рефлексировать  и  стал  просто
наслаждаться жизнью, глядя, как снаружи мелькают улицы, мосты,  площади,
проспекты... Не очень-то он прислушивался и к разговору, который  хозяин
вел с одним из тех, кто сидел впереди.
   - Пойми ты, - говорил Журба, - такой  кореш  братве  не  нужен.  Этот
вурдалак действовал на нашей территории.
   - Ваших я ни секунды не подозревал, - усмехнулся Дмитрий -  Правильно
мыслишь, следователь. А ты прикинь, у нас бизнес. Нам, блин, мокруха, да
еще зверская, ни к чему. Мы, как говорится, мирные люди...
   - Но наш бронепоезд? - добавил Самарин.  -  Стоит.  Хорошо  стоит.  С
эрекцией порядок. Короче, нам этот вампир тоже ни к чему. Так что,  если
чего понадобится, предоставляем любые услуги.
   - Спасибо, буду иметь в виду.
   - Имей.
   Наконец "гранд-чероки" подрулил к парадной, где жил Самарин.
   - Хорошая собака у тебя, Дмитрий Евгеньевич. Только менту такая ни  к
лицу.
   Должен быть питбуль, ну хотя бы ротвейлер.
   - Это настоящая розыскная  собака,  -  серьезно  ответил  Самарин.  -
Специально выведена в штате Калифорния, на Беверли-Хиллз. Да что  далеко
ходить, сегодня Чак  нашел  важный  вещдок...  Следственная  бригада  не
нашла, а он - пожалуйста.
   - Да, - Журба уважительно посмотрел  на  пса,  -  и  красивый,  блин!
Ладно, покеда!
   - Вот так создаются легенды, - наставительно сказал  собаке  Самарин,
когда джип умчался в туманную  даль.  -  Хотя  при  чем  здесь  легенды?
Канистру нашел ты.
   К Коржавину привел ты. Какая, к черту, легенда!  Обычные  милицейские
будни.

***

   Новая закусочная под оригинальной вывеской  "Елы-палы",  несмотря  на
свое митьковско-славянское название, больше  напоминала  заведения  типа
"Макдоналдса",  но  с  пивом.  И  это  при  том,  что  ее  хозяином  был
небезызвестный Завен Погосян.
   Сам он наверняка предпочитал бы блюда  кавказской  кухни,  но  трезво
рассудил, что будущее в России, как и во всем мире, - за биг-маками.
   Расчет оправдался - в расположенное между вокзалом и  станцией  метро
заведение со смешным названием народ повалил толпой.
   Не обошли его вниманием и вокзальные завсегдатаи.  Однако  далеко  не
все были приняты с распростертыми объятиями.  Потому  что  одно  дело  -
приличные люди и совершенно другое - те, что приходят  в  расчете  найти
недоеденный  кусок,  разговорить  приезжего  лоха,  а   то   и   стянуть
что-нибудь.
   Многие оказались обиженными. Среди них - Потапыч. Узнав  о  появлении
на ближайшем горизонте нового  заведения,  он  на  правах  неформального
лидера бомжей счел себя обязанным  посетить  его.  Каково  же  было  его
возмущение,  когда  дюжие  парни  у   входа,   одетые   в   косоворотки,
подпоясанные яркими кушаками, взяли старика под  белы  руки  и  выкинули
прямо на привокзальную площадь, да при  этом  брезгливо  отряхивались  и
корчили злые мины.
   - На глазах у всех! - возмущался Потапыч. - Это меня!
   Он сидел на перевернутом ящике в подземном переходе и залечивал шишки
- как физические, так и моральные - портвейном "Три семерки", разлитым в
бумажные пакеты. Его вполуха слушали несколько  человек,  примостившиеся
тут же.
   - А Веньку пустили! - продолжал Потапыч, сделав большой глоток. - Ну,
конечно, он у нас барин, его хоть в мэрию!  А  кто  потом  кошелька  или
сумки недочтется, это уже не ихнее дело! Дураки! Ни  черта  в  людях  не
секут. Иначе Веньку бы на порог не пустили.
   -  А  тебя  на  руках  внесли,  -  хихикнула  критически  настроенная
Бастинда.
   - А хоть  бы  и  на  руках!  -  К  Потапычу  постепенно  возвращалась
велеречивость. - Потому что не худо было бы им знать -  Потапыч  никогда
не брал чужого!
   Последние слова  он  произнес  с  таким  жаром,  что  на  него  стали
оглядываться прохожие.
   - Ну уж прям, - снова не поверила  Бастинда.  -  Так  и  не  брал?  А
помнишь, мужик задрых на скамье, а у него в сумке колбаса лежала?  Сухая
такая, палки три?
   - Вспомнила, - хмыкнул Потапыч. - Это была  воспитательная  мера.  Не
дрыхни на вокзале, себя проспишь!
   - И чего там эта новая столовка? Выпивка  дорогая?  -  Это  проснулся
Ленька Косой.
   - Хрена! - рявкнул в ответ неформальный лидеp.  -  Только  входишь  -
прямо перед рожей перечеркнутая бутылка водки намалевана, мол, у нас тут
непьющие! Ну пиво еще туда-сюда.
   - А тогда пусть хоть под землю провалятся, - философски изрек  Ленька
Косой, - на хрена такая столовка!
   - И все в таких косоворотках, - не унимался Потапыч.
   - Завен под русского канает, блин, - фыркнула Бастинда.
   - Во-во,  даже  негритосика  твоего  в  косоворотку  одел,  -  кивнул
Потапыч. - А на нем она - как на корове седло.  Лучше  бы  ему  юбку  из
травы.
   - Замерзнет, - заметил Косой и перевернулся на другой бок.
   - Погоди, - навострила уши Бастинда, - какой еще негритосик? Тот, что
по буфету шлялся?
   - Кто его знает? Может, и тот, а может, и другой. Черные, они все  на
одно лицо.
   - Это дело надо перекурить. -  Бастинда  поднялась  на  ноги.  -  Эй,
сигаретки не будет? - окликнула она кого-то из прохожих.
   С  третьей  попытки  ей  удалось  разжиться  "беломориной".  Бастинда
закурила и погрузилась в раздумья.
   - Ты что такая смурная? Недопила, что ли?  -  по-своему  расценил  ее
состояние Ленька Косой.
   - Да, думаю, рвануть  отсюда,  с  вашего  вшивого  вокзала,  -  вдруг
сказала Бастинда. - Подамся в другие места.
   - Че это ты вдруг? - не понял Потапыч.
   - Да плохое тут место. Маньяк-то,  он  неспроста  здесь  завелся.  Не
успокоится, пока всех не передушит.
   - Ты че это маньяка вдруг испугалась?
   - Еще бы! Тебе, мужику, чего. Он только женщин грызет.
   - Кровь, что ли, вкуснее? - затрясся от смеха Косой. - Хабарик-то  не
бросай, дай докурить.
   - Он потому и зовется - "маньяк сексуальный", - объяснил  Потапыч.  -
Это ему заместо потрахаться.
   - Чуден, чуден белый свет, - покачал головой Ленька. - Так его  давно
уж тут нема. Так что ты не бзди.
   Бастинда была оскорблена.
   - Да я его своими глазами видела! Вот  как  тебя.  Вчера  вечером  по
одному делу зашла я за пустую трансформаторную будку, ну, знаете, там на
путях?
   Слушатели кивнули, а Ленька уточнил:
   - С мужиком, что ли?
   - Да какое с мужиком, пописать! Все тебе секс мерещится! Только штаны
сняла, слышу - в кустах сопит! Я говорю: "Кто тут?" - а сама  нежива  со
страху.
   А он как выскочит, прямо на меня. Штаны спущены, и  вот  такой  елдак
торчит. Мне так в голову и ударило: "Маньяк!" Ну дала я деру!
   - Пописать-то не успела? - сочувственно спросил Потапыч.
   - Какое! Пока бежала, обоссалась.

Глава III

МАНЬЯКИ ПОВСЮДУ

31 октября, пятница

   - Маньяк! Там! Там!
   Капитан Селезнев, прищурив глаз, смотрел на Вальку Самохину.
   - Ну, Валюха, так прямо  и  маньяк!  Может,  клиент  попался  слишком
страстный?
   - Да ну тебя! - отмахнулась Валька. - Я тебе дело говорю, а ты!
   Капитан  Селезнев  присмотрелся  к  Самохиной.   Похоже,   и   впрямь
испугалась. Ну и ну! Про ее бесстрашие ходили легенды.  Из  уст  в  уста
передавался сказ о том, как Валька гоняла по вокзалу одного азера!  Этот
малый, утолив свой  сексуальный  голод,  решил,  что  сумму,  о  которой
сговаривались, не худо бы уменьшить  раз  в  десять.  Рассказывали,  что
несчастный южанин как ошпаренный пронесся по всей привокзальной площади,
как был - спустив штаны, и только дико выл волком.
   Говорят, его первичные половые признаки посинели и  опухли  (как  это
заметили на бегу?) Та же Валька Самохина  в  одиночку  вытолкала  взашей
двух залетных красоток из хохляндии, решивших подработать на  Ладожском.
Не тут-то было! Самохина не потерпит "непрописанных" конкуренток. А  как
на День милиции она обслужила чуть не  все  отделение...  Всех  подвигов
Валюши не перечислишь.
   И вот сейчас эта бесстрашная  жрица  любви  стоит  перед  Селезневым,
бледная от ужаса.
   - Смотри, какого страху-то он  на  тебя  нагнал!  -  покачал  головой
Селезнев.
   - Значит, есть и на вас управа. Надо бы его взять  на  службу,  чтобы
баб в узде держал!
   - Ду-урак ты, Петька! - рассердилась Валентина.  -  Совсем  башка  не
варит!
   Если ты маньяка сцапаешь, тебе же повышение!
   К этому, пожалуй, следовало прислушаться. А вдруг  это  действительно
тот маньяк из электрички. И обезвредит его  не  кто  иной,  как  капитан
Селезнев, оперуполномоченный Ладожского отделения транспортной  милиции.
Да, звучит неплохо. Но...
   - А с чего ты взяла, что он маньяк? - продолжал  капитан.  -  У  него
что, на лбу написано? Или клыки торчат?
   - Ты бы увидел, сам понял, - Валька  немного  упокоилась,  -  я  сама
сначала подумала, что обычный этот эксгибиционист...
   - Кто-кто? - Селезнев не разобрал мудреного слова.
   - Ну, который показывает.  И  кайф  ловит,  только  посмотри  на  его
хозяйство - и всего делов. Безобидные, но и толку нет - не платят.
   - А, эти... чокнутые... - дошло  до  Селезнева,  -  по  ним  психушка
плачет. Как ты их назвала - экс-иби?..
   - Эксгибиционисты, - ответила Валька, - ну и дремучий ты!
   - Так это же по вашей линии. Ты в нашем деле  тоже  не  разбираешься.
Скажи, какая разница между  юриспруденцией  и  юрисдикцией?  Не  знаешь?
То-то.
   - Короче, Склифосовский! Иду я себе вон там, со стороны шестого пути,
там еще кустики такие...
   - А что ты там делала?
   - Клиента обслуживала, идиот! - рассердилась Самохина.
   - Ну ладно, ладно,  -  махнул  рукой  капитан.  -  Сейчас  свяжусь  с
кем-нибудь.
   - Он достал рацию м заговорил:
   - Тридцать второй? Где находитесь? Говорит дежурный по отделению. Что
у вас там? Все спокойно? Тут меня гражданочка Самохина беспокоит... Нет,
не тем, что ты думаешь. Какой-то дурик в кустах сидит  у  шестого  пути.
Проверьте там.
   Он повернулся к Самохиной, но в эту секунду в дежурке появилось новое
лицо. Селезнев так и расплылся:
   - Завен Сергеевич! Редкий гость у нас! Что-то стряслось?
   Завен был озабочен. Он хмуро взглянул на капитана и спросил:
   - Жебров Толя не появлялся?
   - Дежурство сдал, ушел, - развел руками Селезнев. -  Можно  позвонить
ему домой.
   - Не надо, - махнул рукой Завен, - я сам ему позвоню.
   - Завен Сергеевич! -  Валентина  сладким  голосом  окликнула  хозяина
вокзальных ларьков.
   Тот окинул ее презрительным взглядом и вышел.
   - Зазнался армяшка! - процедила сквозь зубы Валька. - А давно  ли  ко
мне подъезжал: "Девушка, ты не за-анята"?
   - Большим человеком стал, - покачал головой  Селезнев.  -  Вишь,  всю
вокзальную торговлю под себя  подмял.  "Елы-палы"  эти  открыл.  У  него
теперь вместо тебя модель с ногами от подмышек.
   - Скоро "тихвинцев" выбьет с базара.
   - А вот это вряд ли. Хотя  с  такой  "крышей"...  -  Селезнев  сделал
таинственный жест рукой. - Ладно, чеши отсюдова. А насчет  маньяка  наши
разберутся.

***

   С утра Самарин отправил Никиту Панкова в  "Домострой"  к  Константину
Сорокину, а сам сел на телефон.  Прежде  всего  позвонил  Дикуше  насчет
результатов экспертизы канистры.
   - Да толком ничего, - ответил криминалист. - Отпечатков  нет,  что  и
понятно, - сколько она под дождем на улице провалялась.  А  возможно,  и
несли ее в перчатках. Внутри остатки семьдесят шестого бензина. Все.
   - Спасибо, - привычно вздохнул Самарин. Он и сам не  ожидал  от  этой
экспертизы больших результатов, но  все-таки,  кто  его  знает...  Потом
позвонил в Бабино местному участковому. Тут разговор вышел поинтереснее.
Добросовестный участковый за несколько  дней  собрал  все,  что  мог,  о
личности путевого обходчика Гринько Николая  Степановича  и  даже  успел
переслать в транспортную прокуратуру его фотографию.
   Оказалось, беженца из Таджикистана в Бабине не особо  любили.  Прежде
всего за нелюдимость и мрачный характер.
   - Гринько жизнь ведет замкнутую, из дома отлучается  редко,  даже  на
праздники не показывается, - скороговоркой сыпал  участковый,  -  вот  в
прошлом году отмечали "проводы русской зимы", звали  его  -  не  пришел.
Потом, когда...
   - Так, - прервал его Самарин, - это понятно. А не ссорился  ли  он  с
кем-то в последнее время?
   - Так я к  тому  и  веду,  -  ответил  участковый,  и  в  его  голосе
прозвучала обида, - а когда он сошелся с Коржавиной...
   - С Альбиной? - переспросил Самарин. И сразу понял. Теперь все встало
на свои места. И странное поведение дочери Леонида  Пантелеймоновича,  и
ее враждебные взгляды, и даже это ее: "Не человек, а механизм  какой-то.
Такие свои дома не поджигают".
   - С Альбиной, - подтвердил участковый. - Она ведь из-за него от  мужа
ушла, все тогда на нее удивлялись. Не сложилось у них чего-то.  Что  там
вышло, толком никто не знает: она молчит, он тем более. Но она аж  лицом
почернела.
   - Я понял, -  сказал  Дмитрий.  -  Скажите,  Гринько  часто  ездит  в
Петербург?
   - В последнее время часто. Раньше, по мнению работников  станции,  он
практически не отлучался из дома, а в  последние  несколько  месяцев,  с
лета, стал ездить периодически. Каждую неделю как минимум.
   - Так, а что о мальчике?
   - Мальчик у него жил. Летом, это точно. Весной тоже. Потом пропал.
   - Когда это примерно произошло?
   - В сентябре, я так понял. Точнее узнать не удалось. Коржавина-то  со
мной отказалась г