лись  черные  точки,  которые
прыгали вокруг, мешая смотреть. Если вчера  Глеб  видел  окружающий  мир
пусть не четко и расплывчато, то сейчас черные точки,  множась,  грозили
окончательно заслонить его. Глеб очень хорошо понимал, что это значит  -
он слеп.
   - Ну что  вы  молчите?  -  повторил  следователь.  -  Давайте  вместе
подумаем, как вам быть.
   "Еще несколько дней, и я ослепну, - думал Глеб, -  и  тогда  уже  все
равно: убивал - не убивал..."
   - Поймите, стоит вам  признаться,  и  вас  переведут  в  тюрьму  ФСБ.
Условия там почти санаторные, - говорил Березин,  -  даже  телевизоры  в
камерax...
   "Телевизор... Какой прок от него, если можешь  только  ощупывать  его
руками". Такое уже было. Несколько лет назад, когда Глеб сдавал экзамены
кандидатского минимума. После этого он лежал в  больнице  и  ему  делали
уколы в троичный нерв.
   - Я бы на вашем месте признался, - задушевно говорил следователь, - а
ваша нынешняя позиция  -  это  просто  неумное  упрямство,  извините  за
выражение.
   "А может быть,  действительно...  Тюрьма  ФСБ...  И  бить  больше  не
будут... А потом простая и легкая смерть от пули..."
   - Ну давайте, Глеб Сергеевич, вот  видите,  я  уже  от  вашего  имени
составил заявление. Вам остается только подписать. Вот ручка. Ну?
   "И я навсегда останусь маньяком-убийцей. Навсегда. Что  такое  смерть
по сравнению с вечностью?"
   - Я не убивал, - тихо сказал Глеб.
   - Я составил список украденного. - В дверях появилась фигура в пальто
бутылочного цвета.
   - Присаживайтесь, Николай Георгиевич, - пригласил Самарин.
   Кол внимательно вглядывался в лицо следователя,  стараясь  понять,  о
чем тот сейчас думает. И как всегда, не угадал.
   - Приостанавливаем мы ваше дело, гражданин Шакутин,  -  огорошил  его
Самарин. - Вернее, дело будет переквалифицировано.  Теперь  Константинов
обвиняется не в краже, а в попытке использовать найденные  документы.  А
это уже совсем другая статья.
   - Год условно? - не поверил своим ушам Кол.
   - В лучшем случае. А так  -  штраф  в  размере  минимальной  месячной
оплаты труда. На сегодняшний день это восемьдесят три  тысячи  четыреста
тридцать рублей. Это, опять же, если суд вообще признает  его  виновным.
Что совершенно неочевидно.
   - Но как это может быть?! - вскричал Кол. - Бред какой-то!
   - Видите ли, существует презумпция невиновности.  По  нашим  законам,
если вина не доказана, человек не может считаться виновным.  А  доказать
вину Константинова невозможно. Тем более в хищении  кейса  с  ювелирными
изделиями.
   Проводник его с уверенностью опознать не  смог.  Сам  по  себе  билет
вообще ничего не доказывает: там  нет  ни  серии,  ни  номера  паспорта.
Фамилия только, и к тому же  довольно  распространенная.  Зато  родители
Константинова, равно как и друзья, твердо стоят  на  том,  что  двадцать
первое, двадцать второе и двадцатое третье он провел на даче.
   - Алиби?
   - Два свидетеля. Алиби, - кивнул Самарин.
   - Но бутылка! Отпечатки!
   - Вот показания  экспертизы.  -  Самарин  вынул  из  папки  несколько
скрепленных  бумажек,  одну  из  которых  Кол  узнал  -  это  были   его
собственные "пальчики". - На бутылке обнаружены  три  четких  отпечатка.
Все три не принадлежат ни вам, ни ему.
   - Кому же они принадлежат? - недоуменно спросил Кол.  -  Может  быть,
проводнику?
   - Неустановленным лицам, - холодно ответа следователь.
   - Но как это может быть?!
   - Не знаю. Но дело обстоит именно так. Теперь картина вам ясна?
   Шакутин соображал быстро. Картина  вмиг  действительно  стала  ясной.
Против Васи Константинова не оставалось ничего. Он не был  в  Москве,  а
значит, не мог возвращаться оттуда в одном вагоне с  Колом.  фамилия  на
билете  ничего  не  значила,  а  отпечатков  на  бутылке  не  оказалось.
Доказательств того,  что  обокрал  его  именно  Константинов,  не  было.
Напротив, у Василия было алиби. Дело разваливалось, как карточный домик.
   - И что же теперь? - спросил Шакутин у следователя.
   Тот развел руками:
   - То, что я вам сказал: штраф в размере минимальной  месячной  оплаты
труда.
   - Какая чушь!
   - Я буду держать вас в курсе. - Самарин поднялся, давая  понять,  что
разговор закончен. - Послушайте, вас  что  больше  интересует:  посадить
Константинова за решетку или найти пропавший кейс?
   - По правде говоря... - Кол было замешкался, но потом ответил:
   - Да, конечно, кейс. Бог с ним, с Васей. Он свое  все  равно  получит
рано или поздно.
   - Вы так уверены в  торжестве  высшей  справедливости?  -  усмехнулся
Дмитрий.
   -  А  вы  нет?  Вы  же  следователь.  Вы  осуществляете   эту   самую
справедливость.
   Как говорится, "карающий меч правосудия"?
   Дмитрий только махнул  рукой.  Это  выражение  касается  суда,  а  не
следствия.
   Но не место и не время обсуждать сейчас  эти  материи.  Тем  более  с
потерпевшим.
   Потому что у каждой профессии есть своя корпоративная этика. Ни  один
врач не называет  другого  коновалом,  машинист  защищает  честь  любого
Другого машиниста, и даже сборщики бутылок,  хоть  и  живут  в  условиях
жестокой конкуренции, не станут поносить свою профессию как таковую. Как
говорит народная мудрость, "не выноси сор из избы". Тем более когда  эта
изба - правоохранительные органы государства.
   Не дело критиковать их перед посторонними. А потому Самарин промолчал
и только кивнул на "До свидания".
   Когда дверь за потерпевшим закрылась, Дмитрий вернулся за стол и тупо
уставился  в  экран   компьютера,   где   по-прежнему   висел   протокол
перекрестного допроса. "Какая чушь!  Какой  чудовищный  маразм  все  эти
бумажки!  Имитация  кипучей  деятельности!"  Взгляд  Самарина  упал   на
материалы экспертизы. Этот идиот еще спрашивает, что все это значит! Как
будто это и так не ясно как день!
   Подделанная экспертиза - все проще пареной  репы.  Бедняга,  кажется,
столкнулся с этим в первый раз. Хорошо, если в последний.
   К сожалению, Дмитрий не мог сказать того же самого о себе.
   И сейчас его мучил не абстрактный  факт  ложной  экспертизы,  а  куда
более практический вопрос: кто это  сделал?  Вряд  ли  сами  эксперты  -
подходы к ним найти не так просто. Скорее сработал кто-то из  отделения.
Дело нехитрое.
   Изымаются снятые с бутылки отпечатки, а на их  место  кладутся  любые
другие.
   Первые попавшиеся. Вот и получаются пальчики "неустановленных лиц". И
теперь уже ничего не докажешь. Дмитрий вспомнил Мишу  Березина.  Неужели
он? В это верилось с трудом. Миша скорее просто проявил  халатность:  не
закрыл сейф с вещдоками, выходя из кабинета, оставил на столе ключи  или
еще что-нибудь в таком духе.  Это  происходит  постоянно.  Ну  и  кто-то
воспользовался этим.
   "Интересно, сколько ему заплатили?" - мрачно думал  Самарин-Почему-то
вспомнился Толька Жебров, приезжающий на работу в  новенькой  "девятке".
Все знали, что машину ему купил тесть. А  если  нет?  "Фу  ты,  черт,  -
попытался отмахнуться от этих мыслей Дмитрий, - не мое это  дело.  Пусть
этим занимаются те, кто проводит операции "Чистые руки"".
   И все же Жебров никак не хотел  идти  из  головы.  Дмитрий  попытался
сосредоточиться на деле Василия Константинова, но перед  глазами  стояло
улыбающееся лицо Анатолия. А ведь он знал Марину Сорокину по школе,  где
они вместе работали... И причина его ухода из школы была далеко не очень
красивой...
   А Завен? Что связывает Жеброва с Завеном? Где Вера? Пропала? Как Митя
Шебалин. Самарин вспомнил слова Гринько: "С дерьмом не знакомлюсь".
   Самарин встал и нервно заходил по кабинету.
   Вопрос не в том, станет ли Гринько отвечать, а в том,  будет  ли  его
кто-нибудь спрашивать. С какой стати? Нет и не будет уголовного дела  на
капитана Жеброва. А тогда с  какой  стати  старший  следователь  Самарин
вообще ломает над этим голову. Что, своих дел не хватает? Надо думать об
избиении Муравьева, о хищении с товарного двора.  А  думать  о  капитане
Жеброве его никто не уполномочивал.
   Точно так же: было у него дело Пуришкевича  -  думал  о  нем,  отдали
другому следователю - надо о нем забыть. Так и жить. И тогда  все  будет
хорошо. Найдется время и с собакой погулять,  и  с  сестрой  сходить  на
презентацию. Самарин подошел к окну и вопреки всему вспомнил "вампира" -
Глеба Пуришкевича таким, каким его увидел на  первом  допросе.  Говорят,
свидетели его опознали, а он все никак не  расколется.  Странный  тип...
Самарин не ожидал, что он окажется таким крепким орешком.
   "Стоп! - сказал себе Дмитрий. - Опять полез не в свое дело.  Ты  бери
пример с Мишки Березина"..
   Он вернулся к столу, и его взгляд упал на материалы экспертизы. "И на
это нечего обращать внимание. Данные как данные. Не надо думать.  Вредно
это".
   "Так и надо жить, - мрачно размышлял  Дмитрий,  продолжая  машинально
перелистывать  материалы  экспертизы,  -  и   никакой   головной   боли.
Начальство будет довольно. Очередное звание дадут,  и  на  личную  жизнь
время останется. Что у меня за идиотский характер? Почему я не могу жить
как другие? Все! Начинаю новую жизнь".
   Дмитрий вздохнул, убрал материалы экспертизы обратно в папку, а папку
обратно в сейф. На миг перед глазами возникло лицо этого  Шакутина.  Как
он сказал?  "Карающий  меч  правосудия"?  Да  пусть  он  скажет  спасибо
Константинову за то, что тот, как последний  дебил,  поперся  в  порт  с
накладными. Иначе Шакутину не видать их как своих ушей.  Теперь  остался
только кейс. Может быть, поговорить  с  Константиновым,  намекнуть,  что
если он вернет эти, как их  там,  рубины  или  гранаты,  то  дело  будет
закрыто? Так ведь он, сволочь, и так знает, что дело будет  закрыто.Либо
кончится штрафом в восемьдесят тысяч.

***

   "Интересно, сколько и кому он заплатил за подлог отпечатков? -  снова
подумал Дмитрий. - Если много, то расставаться с рубинами он  не  может,
не иначе, на эти денежки  и  расчет".  Самарин  видел  Васиного  отца  и
понимал, что у родителей денег нет. И все-таки... Может  быть,  найдется
какой-то подход и к Константинову? Чем бы его напугать?
   "Ты же собирался начать новую жизнь, - пропищал кто-то  внутри,  -  а
для этого тебе нужно забыть и про  Константинова,  и  про  Шакутина.  Не
говоря уже о капитане Жеброве. О нем  вообще  стоит  вспоминать,  только
когда его видишь перед собой. А про Глеба Пуришкевича надо забыть раз  и
навсегда, как будто и не видел такого человека. И  так  ты  уже  слишком
наломал дров. Полегче, дорогой, полегче.
   А то как бы тебе самому не попало".
   Интуиция не подводила Дмитрия Самарина. Он действительно впадал все в
большую немилость.
   "Все, - ответил внутреннему голосу Дмитрий, - с  сегодняшнего  дня  -
новая жизнь. Новейшая".
   Он встал, решительным жестом снял с вешалки куртку и  с  такой  силой
схватился за  пуговицу,  что  она  отлетела.  "Нет,  ты  безнадежен",  -
вспомнились слова Агнессы.
   - На Ладожский, Дмитрий Евгеньевич?
   -  Да  нет,  Катюша,  хочу  прогуляться.  Сестра  просила  посмотреть
микроволновки. Думает,  не  купить  ли.  А  потом  тут,  говорят,  новый
зоомагазин открылся. Хочу взглянуть на ошейники, на поводки... Да что ты
так смотришь?
   Катя Калачева действительно смотрела на старшего следователя  раскрыв
рот.
   - Что с вами, Дмитрий Евгеньевич?
   - Со мной все в порядке. Я в прекрасной форме. Кстати, думаю теннисом
заняться.  У  нас  на  Каменном   острове   прекрасный   корт,   хотите,
присоединяйтесь вместе с Никитой.
   Катины  глаза  округлились  еще  больше,  но  от   комментариев   она
воздержалась.
   - Поступил ответ на ваш запрос в Душанбе. Насчет Гринько.
   Самарин потер лоб. Кажется, действительно пора отдохнуть.  Впервые  в
жизни с ним случилось такое - он забыл о том, что отправлял  запрос.  Но
Кате об этом совершенно не обязательно знать.
   - Ну и что там?
   - Да, собственно, ничего. В противоправных действиях не  замечен.  Да
сами можете прочитать. Сын и жена погибли.
   - Вот как? Когда? При каких обстоятельствах?
   - В конце девяносто  второго.  Попали  в  зону  перестрелки.  Нелепая
смерть.
   Сколько лет сыну?
   - Сейчас, - Катя заглянула в бумагу, - Гринько Григорий,  восемьдесят
второго года рождения.
   - Спасибо, Катя.
   Вспомнился Митя Шебалин. Мальчик примерно того же возраста... А может
быть, он зря подозревает Гринько то ли в сексуальных извращениях, то  ли
в использовании детской рабской силы... Может быть, все гораздо проще...
   - Мне нужен старший следователь Самарин. -  В  дверях  стоял  пожилой
мужчина, которого Дмитрий видел впервые в жизни.
   - Я вас слушаю. По какому поводу? Ни слова не говоря, мужчина подошел
и положил перед Дмитрием документ. Катя тактично  вышла.  "Дубинин  Осаф
Александрович, -  прочел  Дмитрий,  -  агентство  "Эгида-плюс"".  Дальше
следовала печать учреждения, которое, как  к  нему  ни  относись,  умеет
внушить к себе уважение.
   - Я понимаю, что вы человек занятой,  и  скажу  сразу  -  я  по  делу
Пуришкевича. - Мужчина поднял руку:
   - Знаю, вас от этого дела отстранили.
   Потому я и пришел к вам.
   Дмитрию оставалось только смотреть на неожиданного гостя и ждать, что
он скажет еще.
   - Скажите,  Дмитрий  Евгеньевич,  -  Дубинин  задал  вопрос,  который
задавать следователю, отстраненному от дела,  было,  пожалуй,  не  очень
корректно,  -  какое  лично  у  вас  сложилось  впечатление   от   этого
Пуришкевича? Действительно он вампир или в этом есть сомнения?  Поймите,
я, с одной стороны, лицо заинтересованное:
   Глеб - сын моей подруги детства. Но  с  другой  стороны,  я  все-таки
криминалист...
   Ну, вы меня поняли...
   Дмитрий на минуту задумался, потом ответил:
   - Относительно Пуришкевича я вам ничего сказать не могу.  Впечатление
- это только впечатление. А вот то, что это дело  готовы  форсировать  и
довести до конца любой ценой, - это факт. Они...
   - Не будем называть имена, - махнул рукой  Дубинин,  -  как  говорили
мудрые римляне, "nomina odiosa sunt". Значит,  вы  считаете,  что  некие
силы намерены завершить дело любой ценой.
   -  И  поскорее,  -  добавил  Дмитрий,  -  да,  у  меня  именно  такое
впечатление.
   - В  этой  ситуации  вероятность  ошибки  существенно  возрастает,  -
задумчиво сказал Осаф Александрович. - Ладно, эмоции оставлю  при  себе.
Вчера  провели  опознание  Пуришкевича  свидетелями.  Вас  ознакомили  с
протоколом? Нет, конечно?
   Вот посмотрите.
   Самарин пробежал глазами документ. Что ж, Миша Березин  постарался  -
комар носу не подточит.
   - Похоже, теперь осталось только оформить дело для передачи в суд,  -
сказал Дубинин. - Четыре свидетеля опознали в Пуришкевиче  "вампира"  из
электрички.
   - Странно, что Савицкой на опознании  не  было,  -  задумчиво  сказал
Дмитрий.
   - Савицкая? - переспросил Осаф Александрович и вынул из  папки  копию
протокола. - Вы имеете в виду Селицкую? Она была.
   -  Бабулька  там  была,  старая  кадровичка,  -  Дмитрий   улыбнулся,
вспомнив, как создавался фоторобот, - у меня сложилось впечатление,  что
она одна там что-то видела.
   - Обижаете, Дмитрий Евгеньевич, - покачал головой Дубинин. - Какая же
она "бабулька"? Моложе меня на десять лет с гаком. Тогда я буду даже  не
"дедок", а вообще дряхлая развалина.
   - Как  на  десять  лет?  -  Дмитрий  поднял  голову  и  посмотрел  на
криминалиста.
   - Ей за восемьдесят. Маленькая старушка, сухонькая,  но  глаза,  если
всмотреться, глаза такие цепкие, все видят. Как она сказала - "сорок лет
в органах"?
   Странно, что ее не пригласили.
   - Ну мало ли, заболела, не смогла приехать. Тут ничего странного.
   - Странно другое, - заметил Самарин, - как остальные-то его вдруг так
четко  вспомнили.  Ведь  фоторобот  составлен  исключительно   со   слов
Савицкой, а остальные только мычали. - Дмитрий  снова  пробежал  глазами
протокол. - Надо же, память прорезалась... А когда фоторобот делали, так
эти Пронькины молчали в тряпочку, да и остальные не лучше. Вроде  что-то
видели, а что видели, неизвестно. Знаете, как это бывает: один говорит -
старичок в пижаме, а другой - пацан в телогрейке. Если бы не эта  старая
чекистка, черта с два фоторобот бы получился!,  -  Решили  не  тревожить
пенсионерку? - задумчиво отозвался Дубинин.  -  А  знаете  что,  Дмитрий
Евгеньевич, не дадите ли вы мне адресок этой бдительной бабули? Как,  вы
говорите, ее фамилия, Савицкая?
   Когда дверь за неожиданным посетителем закрылась,  Самарин  потянулся
было за копией протокола опознания, но  вовремя  спохватился:  "Не  твое
собачье дело, идиот! В каждой бочке затычка!"
   Нужно начинать новую жизнь. Это значит вовремя уходить домой, а выйдя
за двери прокуратуры, начисто забывать о маньяках, украденных  кейсах  и
уж тем более - о поддельных экспертизах и  сомнительных  опознаниях.  Не
его ума дело.
   Отработал свое - и домой. Так-то будет лучше.
   Войдя в парадную, Дмитрий  услышал  звуки  "Лунной  сонаты".  Значит,
Агния дома  и  у  нее  возвышенное  настроение.  Это  не  сулило  ничего
хорошего. Сестра будет  осаждать  его  разговорами  о  "высоком",  потом
начнет пилить за низменность, а может, сразу перейдет к пилению.
   "А ведь мама видела тебя  ученым,  художником,  музыкантом.  Самарины
всегда отличались..." Или "славились"? В общем, что-то такое с ними было
и они всегда были очень возвышенными.  И  никто  никогда  не  работал  в
милиции.  Дмитрий  иногда  пытался  возражать,  напоминая,  что   многие
Самарины служили в армии. "Может быть, они и в милицию бы пошли,  просто
ее тогда не было".
   Но сейчас мысли потекли по другому руслу. "Может быть,  Агния  права.
На черта все это? Что я там делаю? Нервы порчу себе и другим. Толку  все
равно . как от  козла  молока.  Никакой  пользы  я  никому  не  приношу.
Рыпаться бесполезно".
   - Дима! - Агнесса выскочила в прихожую. - Как хорошо, что ты  сегодня
не задержался!
   - Что случилось?
   - Я совершенно забыла тебе сказать... - глаза . сестры  светились,  -
еще вчера я получила приглашение на прием в американское консульство.
   - Опять какой-нибудь дирижер?
   - Нет, - победоносно посмотрела на него Агния, - это  будет  "Встреча
соотечественников".  Русские,   живущие   в   Америке,   встречаются   с
потомственными дворянами.
   Самарин застонал.
   - Я надеюсь, ты не хочешь сказать, что у  тебя  внезапно  разболелись
зубы. - Сестра была настроена по-боевому. -  Дмитрий,  надо  пойти.  Как
хорошо, что ты  в  кои-то  веки  раз  вернулся  пораньше.  Не  упрямься!
Вспомни,  ты  все-таки  потомок   генерала   Дмитрия   Самарина,   героя
наполеоновских войн!
   "Что ж, новая жизнь так новая жизнь", - уныло подумал Дмитрий.
   - А что, встречу  нарочно  назначили  в  канун  Великого  Октября?  -
все-таки поинтересовался он.
   - Это не принималось во внимание, - сурово отозвалась  Агнесса,  -  и
что это за праздник такой?
   - Выходной день, между прочим...
   - Дима, надо будет надеть галстук.
   "Ни за что!" - завопил внутри бывший Дмитрий, но начавший новую жизнь
только покорно кивнул и отправился в ванную бриться.
   - Кстати, ты знаешь, кого я сегодня встретила?
   - Понятия не имею.
   - К нам в редакцию приходил Николай Чернецкий. Помнишь его?
   Еще бы Дмитрий его не помнил. Это был  муж  Штопки.  Единственный  во
всем мире человек, которому он завидовал.
   - Представляешь себе, оказывается, они с Еленой развелись.
   Безопасное лезвие  дрогнуло  в  руке,  и  на  подбородке  образовался
длинный красный порез. Дмитрий смотрел на свое отражение в  зеркале,  но
ничего не видел.
   - У нас писали о художниках с Пушкинской, десять, и он принес  работы
- свои и товарищей. Я еще удивилась, что он там.  Говорит,  уже  полгода
как, - продолжала стрекотать Агнесса. - Ты скоро?
   Она заглянула в ванную.
   - Димуля! Ну ты как маленький! И  что  ты  смотришь?  Хоть  бы  кровь
остановил!
   И как ты будешь выглядеть со свежим порезом!
   - Все-таки не фингал...
   - Если это шутка, то мне она не смешна