с ненавистью взглянул на Глеба. - А он просто не понимает, чего
от него хотят!
   - Ночью повезете? - поинтересовался дежурный.
   - А когда еще?
   Власенко втолкнул Глеба в одиночку и запер дверь.
   - Придурок! - снова повторил он. - Скотина! Дали б мне его, я бы... -
Он  даже  сжал  зубы,  представляя  себе  наслаждение  от  окончательной
расправы с "вампиром". - Такое чмо вообще  не  должно  небо  коптить,  -
глубокомысленно изрек Власенко.
   "Ночью Пуришкевича будут перевозить в "Кресты", -  стучало  в  мозгу,
пока Дмитрий ехал в переполненном метро. - Он же ничего  не  видит.  Еще
несколько дней, и ослепнет навсегда".
   Еще в начале следствия он  ознакомился  с  результатами  медицинского
осмотра и знал - у  подозреваемого  очень  плохое  зрение.  Такое  и  не
представить: минус двенадцать.
   Самарин знал, что  вина  Пуришкевича  не  доказана  и  обвинение  ему
предъявили без всяких на то оснований. Он верил, что Глеб невиновен.  Но
что  он  может  сделать?  Объявить  во   всеуслышание,   что   опознание
Пуришкевича свидетелями было подстроено?
   По совести так и  надо  было  поступить.  Равно  как  и  в  случае  с
подделанной экспертизой. Но кто его станет слушать? Разжалуют, уволят, а
то и пристукнут, если будет слишком мешать.
   Снова вспомнился Пуришкевич.
   "Что-то будет с ним  в  СИЗО?  -  мрачно  думал  Самарин,  выходя  на
"Петроградской".  -  Забьют  до  смерти,  а  потом   дадут   официальное
объяснение - "покончил жизнь самоубийством"  или  "убит  сокамерниками".
Сколько раз это уже бывало? А если все-таки выйдет, то  инвалидом,  и  к
тому же слепым".
   Дом был в пяти минутах от метро, но за это время Дмитрий  уже  принял
решение. Оно не красило сотрудника органов внутренних  дел,  но  другого
пути не было. Все слилось в один мерзкий, склизкий комок: сфабрикованная
экспертиза по делу Шакутина,  пропавшая  Вера  Ковалева,  погибший  Митя
Шебалин, слепнущий Глеб...
   - Все, - остановившись с ключом в руках перед дверью,  громко  сказал
Самарин, - начинается новая жизнь. Игра без правил!

Глава V

ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

8 ноября, продолжайся суббота

   За дверью радостно  скулил  Чак  Норрис  в  предвкушении  предстоящей
прогулки.
   Но хозяин только потрепал его по голове и тут же пошел к телефону.
   Чак никак не мог уразуметь, чем так привлекает  людей  эта  маленькая
красная вещица. Они разговаривали с ней часто и  подолгу,  куда  больше,
чем друг с другом. А штуковина временами издавала громкий  и  неприятный
визг, и тогда хозяева спешили к ней со всех ног, как никогда не  спешили
к своей собаке.
   Бывало, эта штукенция визжала, когда, кроме пса, никого не было дома,
и тогда он подходил к ней и внимательно ее рассматривал. Но его общество
было безразлично красному предмету, стоявшему на столике в прихожей,  и,
попищав, он обычно замолкал.
   Вот и сейчас, вернувшись  домой,  вместо  того,  чтобы  поговорить  с
собакой, погладить ее, приласкать, дать что-нибудь  вкусненькое,  хозяин
бросился к этому красному субъекту. А ведь он даже на ощупь должен  быть
неприятным - холодный, без единой шерстинки.
   Хозяин крутил диск красного мерзавца, тот удовлетворенно  заурчал,  а
потом ответил женским голосом:
   - Агентство "Эгида-плюс". Вас слушают.
   - Простите, мне нужен Осаф Александрович Дубинин.
   - Одну минуту, - ответил телефон все тем же голосом. Он  замолчал"  а
затем перешел на баритон с хрипотцой:
   - Дубинин у телефона.
   - Осаф Александрович, с вами говорит Дмитрий Самарин. Помните такого?
Я вам звоню в связи с нашим делом. Мне нужно с вами срочно встретиться.
   Дубинин не стал расспрашивать о цели встречи  -  не  стоило  доверять
лишнюю информацию телефонным сетям.
   - Хорошо, приезжайте сейчас. Или вы хотите, чтобы я к вам? Я ведь  на
колесах.
   - С нынешними  пробками  я  быстрее  доберусь  на  метро,  -  ответил
Дмитрий. - Выезжаю.
   "А погулять?!" - немой вопль был буквально написан на собачьей морде.
   - Не могу. Времени нет, понимаешь. - И хозяин захлопнул дверь.
   Чак Норрис уныло прошел к коврику, называвшемуся  словом  "место",  и
лег.
   Чувствовал он себя неважно. Наверно, от тоски, а может, от обиды.
   Стоял мокрый и промозглый ноябрьский вечер. В нормальных  учреждениях
и фирмах  все  уже  разошлись  по  домам,  но  окна  сыскного  агентства
"Эгида-плюс" светились вовсю. Похоже, здесь работали круглые сутки.
   Охранники   в   камуфляже,   внимательно   взглянув   на    Самарина,
беспрепятственно пропустили его внутрь. По-видимому, их  предупредили  о
визитере.
   - Вы к Осафу Александровичу? - спросила секретарша, очень  интересная
женщина.
   Посмотрев на нее, Дмитрий отметил про себя:
   "У них тут все на уровне".
   - Пройдите по коридору, вторая дверь налево. Он вас ждет.
   - Здравствуйте, молодой человек, - сказал  Дубинин,  когда  в  дверях
возникла высокая фигура. - Давайте сразу к делу.
   - Сегодня ночью его будут перевозить из Ладожского отделения  в  СИЗО
"Кресты".
   - Он не признался, я так понимаю... - проворчал Дубинин. -  Иначе  об
этом сейчас же раструбили бы все газеты: поймали  наконец  изверга  рода
человеческого.
   Да... - он запустил пятерню в остатки волос, - честно  говоря,  такой
стойкости я от Глеба не ожидал. Ведь его избивают...
   - Осаф Александрович, - сказал Самарин, - я  видел  его  сегодня.  По
чистой случайности  спускался  вниз,  когда  его  вели  с  допроса.  Мне
показалось, что он потерял зрение. Он шел как  слепой.  У  него  ведь  и
раньше было неважно с глазами...
   - Да, зрение плохое с детства, - махнул рукой Дубинин.  Он  вспомнил,
как Соня вечно таскала килограммами морковь - чтобы тертой  давать  сыну
по утрам.
   Она  где-то  слышала,  что  каротин  улучшает  зрение.  Вот  тебе   и
морковь...
   - Если его били по голове, - начал Самарин, а Дубинин продолжил:
   - То у него отслоение сетчатки. Как пить дать.  Еще  неделя,  да  что
там, дня три-четыре - и полная слепота. На всю жизнь.
   - Я почти уверен, что он не убийца, - сказал Дмитрий.
   - Вы почти, а я практически, - ответил старый криминалист. - И раз вы
здесь и я с вами разговариваю, это значит - мы с  вами  думаем  примерно
одно и то же. Я только хочу  вас  спросить,  молодой  человек,  так,  на
всякий случай, вы понимаете, на что идете?
   - Да, - спокойно ответил Дмитрий.
   - Больше вопросов не будет. Вы не первый год в милиции и прежде,  чем
прийти ко мне, думали. Вот уж не подозревал, что у  нас  остались  такие
люди. По крайней мере в этом ведомстве.
   Дмитрий молча смотрел на Дубинина. Тот встал:
   -  Не  будем  терять  время.  Спокойно  поезжайте  домой,   займитесь
домашними делами. Вам сообщат, когда вы понадобитесь.
   Самарин поднялся.
   - До свидания, - сказал он и вышел.

***

   Агния уже была дома.
   - Доела твой суп, - виновато сказала она. - Прибежала, есть хочу, как
из пушки. Сейчас картошки начищу, больше, кажется, ничего нет.
   Самарин обалдело смотрел на  сестру.  Уже  несколько  месяцев  он  не
слышал от нее подобных речей.
   - Тогда я выведу Чака, - предложил он. Пес давно  сидел  у  двери,  и
хотя не запрыгал, но всем своим  видом  выражал  восторг.  Пока  Дмитрий
пристегивал ошейник, он места не находил от радости.
   Агнесса вышла в прихожую и стала наводить марафет.
   - Так, я на презентацию, - скороговоркой  говорила  она,  быстрыми  и
ловкими движениями накладывая тушь  на  ресницы.  -  Вернусь,  возможно,
поздно.
   Агния выскочила за порог, а Дмитрий взял в  руки  насквозь  промокшие
ботинки и с сомнением покачал головой - не хотелось даже надевать их  на
ноги, не то. что ходить в них. Вспомнился рецепт Саньки Попова: обернуть
ноги газетой, надеть поверх крепкие полиэтиленовые мешки, далее носки  -
и можно вброд переходить Финский залив. Он вообще был такой  выдумщик  в
школе. Невозможно было поверить, что  из  него  вырастет  суровый,  даже
мрачноватый патологоанатом. Что ж, возможно, Штопка  сделала  правильный
выбор...
   Раздался телефонный звонок. Дмитрий поднял  трубку.  Голос  показался
смутно знакомым. Но только когда на том конце провода сказали:  "Дмитрий
Евгеньевич, Андрей Журба беспокоит", он вспомнил поездку на  серебристом
джипе.
   - Дмитрий Евгеньевич, по нашему делу ничего новенького не  появилось?
- спросил глава "тихвинцев".
   - Так... - начал  Самарин.  Голова  работала  быстро,  как  во  время
блицпартии в шахматы, когда стрелка часов неумолимо грозит упасть.
   - Что там слышно про нашего друга? -  спросил  Журба.  -  Счастливого
владельца нового кафе?
   - Кое-что есть, - медленно начал Самарин, понимая, что сейчас сделает
то, чего не только делать, о  чем  думать  не  имеет  права.  -  Мелочь,
пожалуй, но все-таки... Использование рабского труда, детского в  данном
случае. Поясняю. В кафе у дверей стоял негритенок. Да, самый  настоящий.
Его продал капитан  Жебров,  инспектор  по  делам  несовершеннолетних  с
Ладожского. Несколько дней назад этот мальчик пропал. Местонахождение до
сих пор неизвестно.
   - Хорошо. - Голос Журбы звучал сухо и по-деловому. - Что-нибудь еще?
   - Кроме того, в упомянутом  кафе  нет  лицензии  на  продажу  крепких
напитков.
   Оно считается, так сказать, полубезалкогольным. Но из-под полы  водка
есть. Это тоже может пригодиться.
   - Хорошо.
   - Будет что-то еще, дам знать. - Самарин выдержал паузу.  -  Тут  вот
еще какое дело, Андрей. Имеется один деятель, мелкая сошка. Спер он кейс
у одного бизнесмена. Где-то спрятал, ушел вглухую несознанку. Хочу с ним
поговорить по-хорошему - узнать кое-что. Ты не мог бы мне в этом помочь?
   - Базара нет, - хмыкнул Журба. - Где? Когда?
   - Диктую адрес...
   -  А  относительно  негритоса...  Какие-нибудь  доказательства  можно
получить?
   Самарин задумался.
   - Погосян официально на розыск не  подавал,  но  настоятельно  просил
найти.
   Отчего такая нелюбовь к официальным документам?
   - Хорошо, Дмитрий Евгеньевич. Посмотрим, что можно сделать.

***

   Чак думал, что хозяин тут же положит трубку и  наконец  вспомнит  про
то, ЧТО у него есть собака. Но не тут-то было.
   - Таня? Это Дмитрий. Простите, я обещал вам позвонить раньше, но меня
срочно вызвали на работу. Да вы сами понимаете. Поэтому хочу  предложить
вам вот что. Я скоро пойду гулять с собакой. Присоединяйтесь.
   - С удовольствием!
   "Сволочь ты,  Самарин.  Это  уже  ни  в  какие  ворота.  Использовать
влюбленную в тебя девушку! Подлость - вот как это называется".
   Прежний Дмитрий с отвращением отшатнулся бы, если бы ему сказали, что
он способен на  такое  -  хладнокровно  играть  на  чувствах  влюбленной
женщины. Которая ему совершенно безразлична.
   Одного Чак не мог понять - зачем тащить с собой эту особу. В целом  к
женщинам он относился значительно хуже,  чем  к  мужчинам.  Конечно,  он
любил и хозяйку, но разве она шла хоть в какое-то сравнение с хозяином -
большим,  сильным,  мудрым.  О  других  женщинах  уж   и   говорить   не
приходилось. Ни побегать, ни попрыгать - этого они не умеют.
   И вот теперь они гуляют в обществе  женщины.  Причем  самой  нелепой,
какую можно представить. Хуже всего то, что она ковыляла  на  высоченных
каблуках и едва передвигалась по дорожке. Хороша прогулочка!
   Хорошо еще, что хозяин спустил его с  поводка  и  Чак  мог  уноситься
далеко вперед до аттракционов, а потом мчаться назад, до самых ларьков у
метро.
   Вообще, с хозяином что-то творилось. Если бы Чак  не  был  так  занят
беготней, он бы  сразу  заме-,  тил  -  происходит  что-то  несусветное.
Во-первых,  существо  на  высоких  каблуках  взяло  хозяина  под   руку,
во-вторых, оно все время смеялось и болтало без умолку.
   Да и сама прогулка скоро закончилась.
   - Я провожу вас, Таня.
   Девушка вспыхнула.
   - Или, может быть, чаю... Чак, место!
   Такого в их семье не  бывало.  Чаще  всего  гости  сидели  на  кухне,
значительно реже в большой комнате, которую хозяйка называет "гостиная".
Но в жизни не случалось, чтобы собаку от  гостей  запирали!  Однако  это
произошло. Хозяин запер Чака у себя в спальне.
   Это было такое немыслимое унижение,  что  пес,  лишь  чуть  поскулив,
обиженно улегся у батареи и обреченно положил голову на лапы. Сейчас  он
был самым несчастным в мире.
   Хозяин чувствовал себя лишь немногим лучше. Но виду не подавал.
   - Таня! За знакомство! - Дмитрий поднял бокал шампанского.
   Агния всегда держала НЗ на случай внезапного  появления  какой-нибудь
музыкальной знаменитости.
   - Дмитрий Евгеньевич...
   - Ну что вы, Таня, все как на работе.  И  вообще,  давайте  на  "ты".
Выпьем на брудершафт, а, Таня?
   Девушка кивнула, опустив глаза. А когда подняла их, они светились  от
счастья.
   Дмитрий видел, как дрожит ее рука с бокалом.
   "Сволочь  ты,  Самарин",  -  успел  подумать  он,  разливая  пенистую
жидкость по бокалам.
   В следующий миг он почувствовал на шее прикосновение  мягких  женских
губ, шелковистые волосы защекотали  щеки,  и  он  уловил  тонкий  аромат
неведомых духов.
   И Дмитрий забыл о том, что рядом с ним секретарша Жеброва  и  что  он
совсем ее не любит, и  даже  о  том,  что  существует  на  свете  другая
женщина, единственная и неповторимая. Потому что сейчас не помнилось  ни
о чем. Только бы не отрываться от этих губ и только бы локон все так  же
касался щеки.
   - Таня.
   - Дима, - прошептала она и прижалась к нему всем телом.
   Самарина бросило в жар. Горло сжал внезапный спазм. Он  почувствовал,
как ее пальцы скользят по поверхности свитера вниз. Вот они проникли под
тяжелый вязаный слой, и от  его  тела  их  отделяла  лишь  тонкая  ткань
рубашки. Стало тяжело дышать.
   - Таня, Танечка...
   - Дима, - прошептала она. - Я мечтала об этой минуте.
   Он почувствовал, что ее пальцы расстегивают пуговицы рубашки. "Стоп!
   Нельзя!" - крикнул кто-то внутри, но  его  голос  заглушили  тяжелые,
пульсирующие удары крови. Мягкая ладонь  гладила  его  плечо.  Кружилась
голова, мысли туманились, и все желания слились в одно.
   Он чувствовал под своими пальцами тугое и одновременно нежное женское
тело. Округлую грудь, мягкий, соблазнительный живот, шелковистые волосы.
   Внезапно он почувствовал то, чего не  испытывал  никогда,  -  влажный
теплый язык быстро-быстро провел по  его  плоскому  напряженному  соску.
Провел дорожку через  мышцы  живота  к  органу,  готовому  при  малейшем
прикосновении извергнуться белой лавой.
   Дмитрий  никогда  не  думал,  что  его  тело  так  отзовется  на  эту
неожиданную ласку. Он подхватил женщину на руки  и  перенес  на;  диван,
Потом был  провал  во  времени.  Дмитрий  Самарин,  старший  следователь
транспортной прокуратуры, исчез. Был просто мужчина,  давно  не  имевший
женщин. В эту минуту он не помнил, как ее зовут, кто  она  и  зачем  она
здесь. Все это не имело никакого значения. Важны были  изгибы  ее  тела,
прикосновения ее губ, жар ее лона. Мир сузился до одной  точки,  которая
дико пульсировала, готовая взорваться.
   Внезапно свет померк, и  его  тело  перестало  существовать.  Небытие
длилось доли секунды, показавшиеся вечностью.
   Дмитрий открыл глаза.
   Первой его мыслью почему-то было: "Что скажет Агнесса?",  второй:  "А
как же Штопка?" И тут он вспомнил, что началась новая жизнь. Теперь он -
сорвавшийся с цепи пес, дикий зверь, для которого нет преград. А рядом с
ним, полузакрыв глаза,  лежит  не  женщина,  не  прекрасная  девушка,  а
секретарша полковника Жеброва Татьяна Михеева. И находится она здесь  не
потому, что нужна ему  как  женщина,  а  потому,  что  через  нее  можно
получить компромат на вечно небритого одутловатого  типа,  имя  которого
Завен Погосян.
   В прихожей зазвонил телефон.
   - Дмитрий, будьте готовы. Через полчаса машина.
   Самарин вернулся в спальню и потряс Таню за плечо:
   - Танюша, сестра звонила, через полчаса будет здесь.
   - Ой! - Сон сняло как рукой. Никакой ОМОН не навел бы столько страху,
как неизвестная старшая сестра. - А сколько времени?
   - Почти два, кажется, - был только первый час. - подвезу на машине. -
ответил Самарин, хотя Не беспокойся, я  тебя  Таня  оделась  в  рекордно
короткий срок - все-таки  она  была  не  просто  девушка,  а  сотрудница
органов внутренних дел.
   Дмитрию удалось уложиться в указанное время, Ровно через  полчаса  он
уже стоял у дверей своей парадной.

9 ноября, воскресенье

   С Ладожской до улицы Комсомола путь недалек. И пролегает он совсем не
по тем местам,  за  которые  Петербург  называют  Северной  Пальмирой  и
прочими лестными именами. Дорога с  Малой  Охты  на  Выборгскую  сторону
больше напоминает мрачные кварталы, в  которых  когда-то  обитал  Оливер
.Твист: темно-красные пыльные здания, постройки  без  окон,  бесконечные
бетонные заборы, - промышленная окраина старого Петербурга. Совсем рядом
начинаются  новостройки,  где  получили  квартиры  счастливые   новоселы
семидесятых. Но это чуть в стороне.
   Одинокий милицейский "воронок" держался самых безлюдных улиц. Свернув
с Уткина проспекта, он вывернул к Малоохтинскому  кладбищу,  свернул  на
Магнитогорскую, затем по Якорной выехал на набережную.  Он  петлял,  как
зверь, пытающийся запутать следы.
   После нескольких резких  поворотов  "воронок"  выскочил  на  разбитую
безлюдную  улицу,  по  обеим  сторонам  которой   тянулись   обшарпанные
кирпичные заборы. Звук мотора гулко разносился  по  каменной  кишке.  Ни
такси, ни любителей побомбить ночью здесь быть не могло  -  за  заборами
вздымались решетчатые фабричные окна.
   Тут никто не жил.
   Сидевший в "воронке" майор Гусаков злился на весь мир. В его практике
это был первый случай, когда он вез подозреваемого, не добившись от него
чистосердечного признания. Вот выкинуть бы этого Пуришкевича из  машины,
дать пройти пару шажков, расстрелять к чертовой матери - да и списать на
попытку побега...
   Гусаков посмотрел на двух конвоиров  с  "Калашниковыми",  которые  со
скучающими лицами сидели напротив перевозимого. Кто  они?  Вот  если  бы
свои, из отделения, да вот не положено... Эх...
   И  ведь  до  чего  удачный  случай  из  рук  уплывал.   Стопроцентный
преступник, и не воришка какой-нибудь, а вампир!  Маньяк!  К  стенке  бы
таких, да безо всякого следствия. Знаем небось,  как  они  выкручиваться
умеют! Всякое  бывает:  один  под  невменяемого  закосит  и  в  психушке
отлеживается, другой на такого крутого адвоката расстегнется, который до
второго пришествия ошибки в процессуальном кодексе будет раскручивать...
   Пулю им, сволочам, пулю. От нее хрен отвертятся...
   Капитан Гусаков был настолько поглощен своими мыслями, что  пропустил
момент, когда ЭТО началось.
   Непонятно откуда взявшаяся многоколесная фура, которая последние  две
минуты  маячила  перед  глазами,  внезапно  шарахнулась  влево   и,   не
вписавшись между поребриками, сипло застонала сперва  покрышками,  потом
тормозами - и наконец неподвижной глыбой замерла поперек дороги.
   "Воронок", как раз изготовившийся для обгона, оставил на асфальте два
черных резиновых следа и остановился у нее под самым бортом.
   - Что еще за херня? - ругнулся сквозь зубы Гусаков. - Суки!  Закусить
забыли?.. - И обратился к шоферу:
   - Объедем?
   - Да где ж такую дуру объехать, - пробурчал  тот  недовольно.  Маневр
тяжелого автомобиля случился так неожиданно, что водитель "воронка"  еле
успел затормозить и все еще судорожно стискивал пальцами баранку.
   Тротуары же здесь, как на грех, были такой ширины,  что  протиснуться
по ним мимо застрявшей фуры удалось бы только на мотоцикле. Да и то  без
коляски.
   Гусаков хорошо помнил инструкцию. Он выждал минуту и поднес  к  губам
рацию:
   - Я сорок седьмой. ЧП, - сказал  он,  -  улица  Панфилова,  выезд  на
Большеохтинский.
   Рука между тем легонько  поглаживала  кобуру.  ЧП  ему  не  нравились
никогда.
   - Сдай назад, - приказал он шоферу. - Метров на пятьдесят.
   Фура тем временем ожила,  попыталась  вывернуть,  дернулась  и